Глава сорок седьмая КАРЛОН

Из окна собственных дворцовых апартаментов Борнхелд смотрел на Карлон, не желая поворачиваться лицом к Джейму.

Брат-Наставник был в ярости и не хотел этого скрывать. Зачем только он подсаживал этого… этого олуха на трон, если тот сидит себе сиднем, в то время как братец оттяпал у него половину Ахара?

— Он захватил Скарабост, — клокотал Джейм. Обычно непроницаемое лицо исказила гневная гримаса. — И продвигается к Папоротниковым горам. На очереди Аркнесс и Тарантез. А ты сидишь и говоришь «пусть себе»?

Борнхелд, набрав в грудь побольше воздуха, смотрел на ворона, кружившего над стенами Карлона. Если потерпит еще немного, то, может, Брат-Наставник и оставит его наконец в покое. В последнее время Борнхелда все больше раздражал надоедливый монах. Минул год с тех пор, как Борнхелд стал королем, и темные манипуляции Сенешаля, позволившие ему занять трон, остались в далеком прошлом. Мир с тех пор изменился. Сенешаль утратил былую мощь. Вероятно, Джейм этого еще не понял.

— Верно, сижу и говорю «пусть себе», — огрызнулся Борнхелд, — потому что у меня — пропади все пропадом — нет никакого выбора!

— Я сражаюсь в Ихтаре и на севере Олдени столько времени, сколько и не припомню, а вот ты, Джейм, и в самом деле сидишь здесь, как паук, людей таскаешь, куда тебе хочется. Ты хоть понимаешь, чем мы все сейчас рискуем? Что поставлено на карту? Прости меня, Брат-Наставник, но я не представляю тебя на крепостной стене Горкен-форта в момент осады. И в Жервуа по колено в грязи и мокром снегу ты не вяз, когда на нас, в траншею, лавиной неслись скрелинги. Ты понятия не имеешь, что значит командовать армией, валящейся с ног от усталости и отчаяния!

Когда Борнхелд вскочил со стула и прокричал ему в лицо свою тираду, Джейм и глазом не моргнул. Высокий и прямой, в монашеской одежде, стоял он перед королем. Тяжелые синие складки скульптурно спадали вниз; на толстой золотой цепочке — украшенная драгоценными камнями эмблема Плуга.

— Верно, когда ты потерял Горкен-форт, меня рядом не было, — сказал он, — не при мне позволил и отверженным отогнать от Жервуа скрелингов. Ты, как я понял, потерял чуть ли не половину армии, когда рейвенсбандцы взяли да и ушли ночью. Извини, но я прежде всего поставил бы рядом с дикарями надежных часовых.

У Борнхелда сами собой сжались кулаки, и лишь огромным усилием воли он подавил желание пустить их в ход.

— Рейвенсбандцы составляли лишь треть от моей армии, — прошипел он, — и часовых я поставил. Но рейвенсбандцы так долго жили рядом с отверженными, что, должно быть, научились у них разным заклинаниям, иначе ни за что не прошли бы через окружение.

— Тогда, если у тебя все еще остается двадцать тысяч солдат, объясни мне, зачем они у тебя в Карлоне нагуливают жиры, в то время как Аксис занял и юг, и запад. Или тебе приятно наблюдать за тем, как отверженные занимают территории, которые тысячу лет назад завоевал для тебя Сенешаль?

Джейм потихоньку распалялся. Неужели Борнхелд согласен отдать Аксису эти земли? Плевать Джейму на то, что повести армию в Карлон посоветовал Борнхелду Гилберт. Брат-Наставник хотел одного: остановить Аксиса.

— Я не могу оставить Карлон на произвол судьбы. Он может достаться Аксису, — сказал Борнхелд, — а именно это и произойдет, если я пойду на восток, не представляя, где находится в этот момент проклятый ублюдок. Аксис так или иначе придет сюда. Должен прийти, если уж он вознамерился выдернуть из-под меня трон. Поэтому, — Борнхелд снова опустился на стул, — я и буду сидеть и ждать его. Когда он придет, войска его будут измучены сражениями, кровавыми мозолями на ногах и десятками ранений, которые, пробиваясь с боями в Карлон, они к тому времени приобретут. А я буду ждать их здесь с отдохнувшими и бодрыми бойцами.

Джейм, не спуская с Борнхелда глаз, медленно покачал головой. А они-то с Морисоном до сих пор думали, что Борнхелд — это их лучший шанс на выживание. Как же Сенешалю уцелеть, если Аксис со своей армией идет сейчас по долине Тэара?

— Должен ли я напомнить тебе, Борнхелд, что башня Сенешаля находится на противоположной от тебя стороне озера Чаша? Аксис уничтожит Братство, прежде чем ты выведешь свою армию из городских ворот.

— Пусть это тебя не тревожит, — сказал Борнхелд. — Ты ведь большую часть времени проводишь здесь, во дворце. И ты, и два твоих советника. Но будь спокоен. Я встречу Аксиса в долине Тэара задолго до того, как он приблизится к твоей белокаменной башне.

Джейм попытался собраться с мыслями. Все для них оборачивалось плохо. Он вспомнил время (с тех пор, казалось, прошла целая вечность), когда впервые услышал тревожные слухи о странных, похожих на привидения существах, которые за считанные минуты пожирали облаченных в воинские доспехи людей. Мог ли он предсказать тогда, что беда придет и в Ахар? Ихтар потерян, захвачен Горгрилом. Скоро все территории восточнее Нордры достанутся отверженным и тому, кто их за собой ведет. А что же останется на их долю? Относительно узкая полоска земли к западу от Нордры?

— Ночью, Борнхелд, — тихо сказал Джейм, — я слышу рыдания душ замученных несчастных людей. Убиты они Аксисом и ордами отверженных, которые он возглавил. Знаешь ли, что он с ними делает, Борнхелд? Знаешь ли, какую боль перенесло несчастное население Скарабоста, когда проклятая его армия уничтожала деревню за деревней? Летающим хищникам, которых он называет своими друзьями, приносили в жертву детей. Женщин насиловали, а потом убивали. Мужчин же сначала заставляли смотреть на то, как умирают их дети и жены, а потом им вспарывали животы и вешали за кишки на столбы и дверные косяки. Там они и умирали от боли и шока. Разве это тебя не тревожит, Борнхелд? Как же ты можешь сидеть и повторять «пусть приходит»? Артор тебя за это осудит.

Борнхелд нервно заерзал на стуле. С тех пор как вернулся в Карлон, он видел кошмарные сны. Чьи-то бледные руки протягивали ему заговоренный кубок, и кто-то шепотом просил из него выпить. Снилось, будто ходит он по залам и комнатам дворца, а за спиной слышит злорадный смех и шепот.

И еще снилась худая черноволосая и черноглазая женщина. Она сидела за столом с чашами, за спиной ее мерцал светлый прямоугольник. Когда он приблизился к ней, она подняла на него глаза и, засмеявшись, сказала: «Жду тебя к своему столу, Борнхелд, ихтарский герцог».

Будучи тщеславным, он пытался протестовать, уверяя, что он уже не ихтарский герцог, а король Ахара.

«Твоя кровь называет тебя ихтарским герцогом, Борнхелд, — прошептала она. — И эта же кровь тебя проклинает. Смерть идет к тебе с востока. Жди ее».

Борнхелд поежился и выглянул в окно. Ему показалось, что он видит Артора. Тот смотрел на него из скопившихся на севере туч.


Фарадей впала в полудрему, пока Ир расчесывала ей волосы. Приближение Аксиса и его армии она в отличие от Борнхелда и Джейма, рассматривала как подарок. Подарок от Всемогущей Матери, ведь Фарадей давно отреклась от жестокого Артора. Каждый день во дворец приходили все новые противоречивые слухи. Согласно одним, Аксис прошел через Аркнесс, одержав победу в Папоротниковых горах. Другие утверждали, что Аксиса и его армию окружили в Папоротниковых горах, сбросили в озеро и утопили. Над последним слухом Фарадей лишь посмеялась. Говорили, будто Аксис заявил о создании в Скарабосте новой страны и нового народа. Неужели он так скоро провозгласил Тенсендор? Фарадей думала, что Аксис подождет с этим, пока не придет в Карлон и не повстречает ее. Слухи эти Ир доносила до нее через капитана дворцовой стражи. Реальные факты относительно продвижения Аксиса по Скарабосту до нее доходили тоже, насколько можно было узнать о них здесь, в Карлоне.

— А о чем же ты задумалась, милочка? — промурлыкала Ир. Долгими плавными движениями щеткой она водила по роскошным волосам Фарадей.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я думаю. Об Аксисе, разумеется. Последнее время я редко думаю о чем-то другом.

Борнхелд вернулся в Карлон месяц назад. По прибытии устроил Фарадей аудиенцию и освободил ее от большинства дворцовых обязанностей. То, что во время его пребывания в Жервуа жена фактически управляла Ахаром, он проигнорировал. Сухо осведомился о здоровье и отпустил. Исполнения супружеских обязанностей от нее не потребовал. Фарадей слышала, что он взял себе любовницу, ту самую женщину, что сопровождала ее отца Айсенда на дворцовом приеме.

Освободившись от тягостных дворцовых обязанностей и супружеского внимания, Фарадей оказалась предоставленной самой себе, и время это она использовала на славу — в саду Ур и в волшебных лесах, окружавших Священную рощу. Каждый раз обнаруживала что-то новое: поляну, которая до той поры ей не встречалась, животное или птицу немыслимой красоты, таинственную гору. Все ее прогулки заканчивались одинаково: у калитки сада Ур. Старушка выходила из своего домика или махала ей рукой с залитой солнцем садовой скамейки, и Фарадей, улыбаясь, входила в сад и приступала к занятиям.

Уроки Ур состояли главным образом в заучивании имен и жизненных историй десятков тысяч женщин-шаманов. Все они перевоплотились в тонкие саженцы, покачивавшиеся на ветру в крошечных глиняных горшочках. Ур брала в руки горшок, подавала его Фарадей и сообщала имя воплотившейся в дерево шаманки.

Фарадей внимательно слушала Ур, повторяла имя и чувствовала, как между нею и саженцем устанавливается связь, дружба. Фарадей знала: она никогда не забудет имя и прошлое саженца, о котором говорила ей Ур. И значения не имело то, что саженцев этих было около сорока двух тысяч, ведь имя друга остается с тобой на всю жизнь.

Часы, что провела она в питомнике, были волшебными. Фарадей излечилась от душевной боли и запаслась силой, которая должна была ей пригодиться для преодоления будущих невзгод.


Низко надвинув на лицо капюшон, Раум тихо всхлипывал в покачивавшейся кибитке. Он еле сдерживался, чтобы не закричать от боли. За то, что пока не сошел с ума, он должен был благодарить троих блюстителей пророчества, которые часто садились рядом. Каждый, стараясь помочь, пытался вкачать в Раума свою силу. Вместо того чтобы пройти за считанные недели, перевоплощение длилось уже несколько месяцев.

Происходило все к тому же слишком далеко от Аваринхейма. «Что будет, — беспокоился Раум, — если окончательное превращение свершится вдали от деревьев? Вдали от Всемогущей Матери, от Папоротникового озера? Неужели меня сожжет безжалостное солнце и высушит ветер Плодородной равнины?».

— Почему я? — прошептал он однажды, когда боль его отпустила (случилось это, когда Фарадей покинула наконец-то Священную рощу). — Почему я привязан к ней? Почему превращение совершается, только когда она использует свою силу?

Ответил ему Джек:

— Ведь это ты связал ее с Матерью, Раум. И она восстановила твою связь с Всемогущей Матерью. Возможно, что именно это вас и объединяет.

Раум пожал плечами. Лицо его стало сейчас таким уродливым, что он постоянно держал его закрытым. Аксис поздним вечером часто сидел подле него, утешал, играя на арфе, чародейной музыкой старался погрузить его в сон. Рауму, однако, уже мало что помогало.


Фарадей знала о боли Раума. Чувствовала ее каждый раз, когда входила в Священную рощу и Волшебный лес.

Ей хотелось помочь ему, и она спросила Всемогущих Рогачей, что бы она могла для него сделать.

— Ничего, — ответил Серебристый Рогач. — Превращение Раума проходит по-другому, потому что между вами есть связь, потому что сила, которую ты черпаешь от Всемогущей Матери и волшебных лесов, очень велика. Чем бы ты могла ему помочь? Жди, пока Раум снова не войдет в Аваринхейм или хотя бы в уцелевшие перелески. Жди, пока он не будет готов ступить в Священную рощу, пока не подготовится к завершению своего превращения, тогда и притяни его к себе своей силой, помоги ему всем, чем сможешь. Раум не может приблизиться к тебе, покуда не напитается силой деревьев, а сейчас он от них слишком далеко. Подожди. Потерпи.

Фарадей пошла прочь, горюя о Рауме, сознавая, однако, что от нее сейчас ничего не зависит. Она знала, что он пытается отыскать ее, и надеялась, что для его же пользы произойдет это скоро.

Для того чтобы попасть в Волшебный лес, ей уже не нужна была деревянная чаша. Сила Фарадей возросла теперь настолько, что в любой момент она могла окружить себя изумрудным светом, который и переносил ее в Священную рощу. Она не знала, что делать с чашей, и сказала Всемогущим Рогачам, что возвратит ее.

— Ты найдешь ей применение, Фарадей, — сказали они. — Держи ее у себя.

Так она и поступила, довольная тем, что возвращать чашу не придется. Теперь она стояла у нее на туалетном столике. На посторонний взгляд выглядела она как простой деревянный сосуд, недостойный королевы, однако Фарадей она каждый день напоминала не только о будущей ее великой миссии, но и о счастливых мгновениях, проведенных рядом с Всемогущей Матерью.

Улыбнулась Ир, когда та отложила щетку.

— Аксис идет, Ир. Я это чувствую. Через несколько месяцев он будет здесь. Ох, Ир, я едва могу дождаться, когда мы снова будем вместе!

Загрузка...