Я вела себя хорошо и оставалась в комнате как хорошая маленькая Тринити, даже несмотря на то, что Миша ушёл после того как сопроводил меня сюда, потому что я плохо себя чувствовала после прошлой ночи. Я засиделась допоздна, ожидая его возвращения, но его не было, и я решила, что он столкнулся с Джадой или её парнем Таем.
И вот я оставлена в одиночестве, а это значит, что у меня было много времени на размышления, и я думала, ну… может, мне надо извиниться перед Зейном.
Он бы не схватил меня прошлой ночью, и возможно даже пытался окликнуть меня, но я не услышала его, и, вполне возможно, моя реакция была слегка неадекватное и импульсивной.
И, вероятно, я должна извиниться когда — если — снова его увижу. Не то, чтобы я собиралась искать его. Если Миша сказал, что не стоит с ним связываться, значит не стоит.
Но с другой стороны, я умирала от любопытства выяснить, почему Зейн был таким непозволительным табу.
И всё потому, что мне было очень скучно.
Закатив глаза, я опустила зубную щётку в держатель и посмотрела на своё отражение. Пряди мокрых волос прилипли к щекам. Я взяла очки с раковины и надела их.
Еле волоча ноги, я дошла до кровати и шлёпнулась на спину. Очки соскользнули на переносицу, и я уставилась на светящиеся в темноте звёзды, рассыпанные по потолку. Их было почти не видно, потому что уже наступил день.
Нетфликс, наконец, выложил полную версию «Принца из Беверли-Хиллз»[2], и я могу шесть сезонов наслаждаться Уиллом Смитом.
Я повернулась на бок, мой взгляд упал на фотографию в рамке на ночном столике и старую потрепанную книгу, лежащую рядом с ней. На фотографии были мы с мамой, её сделали два года назад. Двадцатого Мая. Мой шестнадцатый день рождения. Фото было просто пятном, но сердцем и в мыслях я знала, как она выглядит.
Тьерри сделал снимок в Яме, в тот день. Мы с мамой сидели на каменной скамейке, я опустила голову на её плечо, и держала розовую машинку Барби. Я в шутку попросила машину на день рождения. В шутку, по двум причинам: во-первых, ни у кого в общине не было машины. Все ходили пешком… или летали. И, во-вторых, я никогда не смогу управлять машиной. Из-за плохого зрения. Так что, мама есть мама, она вручила мне машину, в качестве одного из двух подарков.
Это было… так похоже на неё.
Книга тоже была от мамы. Её любимая. Старое печатное издание где-то конца восьмидесятых, на обложке изображена обнимающаяся пара, женщина с тоской смотрит на мужчину. Джоанна Линдсей «Пылающие сердца». Мама была большой поклонницей исторического романа и читала эту книгу сотню раз.
Я прочитала дюжину раз, прежде чем шрифт стал для меня слишком мелким, и я уже не могла читать его даже в очках.
Боже, я скучала по чтению, потому что читая, я неким образом чувствовала себя ближе к маме. Я скачала электронную версию на свой iPad, но это совсем не то, что держать книгу в руках.
Это никогда не было одним и тем же.
Сев, я поправила очки. Изображение на телевизоре было совсем расплывчатым, даже после того, как Тьерри заменил его с тридцатидюймового на пятидесятидюймовый. Я взяла пульт…
— Кто эти опасные незнакомцы в Большом зале? Один из них только что переехал в мою комнату, Тринити. В мою комнату.
Я подпрыгнула от вопроса, уронив на кровать пульт, когда Арахис вошёл в мою комнату через дверь — через закрытую дверь комнаты.
Имя Арахис было очень странным прозвищем, но он сказал мне, что так его называли друзья, потому что он был не выше пяти футов. Он предпочитал это имя, и я понятия не имела, как его звали по-настоящему.
Арахис… Ну, он умер при странных обстоятельствах — на концерте Уайтснейк, подумать только, где-то в восьмидесятых годах. Он умер после идиотской выходки — взобрался на одну из концертных башен во время шторма, доказав, что был не самой яркой лампочкой в группе. Из рассказанного им, молния ударила рядом с башней, испугав его, в результате чего он разбился насмерть.
Это был его семнадцатый день рождения.
Трагично.
Я увидела его впервые восемь лет назад, когда мама и Тьерри повезли меня к офтальмологу в Моргантаун, что всего в двух часах отсюда. Мне тогда было десять, я уже видела достаточно призраков и духов, чтобы понять кто он, когда я увидела его, стоящим на тротуаре со скучающим и немного потерянным видом.
Концертная площадь, где он погиб, была недалеко, и, одному Богу известно, как долго он бродил по улицам Моргантауна. Он привязался ко мне, как только понял, что я его вижу и могу говорить с ним, и он сделал то же самое, что и все призраки.
Арахис отправился ко мне домой.
Я пыталась помочь ему перейти черту, но он отказался идти дальше. А это значило, что он застрял в своём предсмертном состоянии и выглядел так же, как когда умер, и не был похож на других духов, здоровых и целых. На нём была винтажная футболка — с названием группы, написанным белыми буквами, и с изображением солиста. Он был одет в чёрные узкие джинсы и обут в пару красных конверсов Чака Тейлора.
Иронично то, что его прикид сейчас считался модным.
Волосы у него были лохматыми и чёрными, что было хорошо, потому что они скрывали вмятину на затылке, которую я однажды, к несчастью, увидела. Он получил приличную травму головы, упав.
Итак, да, Арахис был призраком — призраком, который застрял в восьмидесятых годах настолько, что половину времени я даже не знала, что он пытается сказать мне.
Он был редкостью — он знал, что умер и мог общаться со своим окружением, он умер десятки лет назад, так и не перейдя за великую черту, и всё ещё умудрялся оставаться порядочным и добрым.
Арахис был как сосед по комнате, которого могу видеть только я одна, который должен постучать, прежде чем проплыть сквозь стены или двери.
Без преувеличений, это было единственным правилом.
Ну, как и правило не трогать мои вещи, особенно с тех пор, как он узнал, как получить доступ к моим iPad и ноутбуку, и ещё у него была отвратительная привычка выворачивать наизнанку мою одежду.
Это было особенно странно.
— Ты должен стучать, — напомнила я ему, сердце успокоило свой бег. — Таковы правила.
— Извини, маленькая чувиха, — Арахис поднял прозрачные руки, показывая перевёрнутые вниз знаки «мира». — Хочешь, чтобы я вернулся в коридор и постучал? Я могу это сделать и сделаю отлично. Я буду стучать, пока весь дом…
— Нет. Теперь уже не надо, — я закатила глаза. — Где ты был?
— Остынь… злыдня.
Он заскользил к окну — заскользил, потому что его ноги не касались пола. Верхняя часть его тела скрылась за занавеской, когда он выглянул оттуда, но спросил:
— Что за чувак в моей спальне?
Я нахмурилась.
— И какую из комнат ты считаешь своей спальней?
— Все комнаты в Большом зале мои спальни.
— Эти комнаты не твои спальни.
Он отошёл от окна, уперев руки в бока.
— И почему это нет?
— Ты призрак, Арахис. Тебе не нужна спальня.
— Мне нужно место, где я могу бродить и жить, и дышать, и творить искусство…
— Тебе не нужно жить или дышать, и здесь есть временно пустые комнаты для гостей, — уточнила я. — Так что можешь проявлять свою креативность там.
— Но мне нравится комната в Большом зале, — заскулил Арахис. — Та, что с видом на сад. И в ней есть собственная ванная.
Я уставилась на него.
— Ты мёртв. Тебе не нужна ванная.
Арахис встретил мой взгляд.
— Ты не знаешь меня. Не знаешь мою жизнь, мои желания и нужды.
— О Боже, Арахис. Серьёзно, — я сползла на край кровати, поставив ноги на пол. — Другие спальни просто замечательные.
— Я с этим не согласен.
Я покачала головой.
— Кто в твоей комнате, которая на самом деле не твоя?
— Какой-то здоровенный блондин.
Моё сердце пропустило удар. Наверное, несварение желудка… хотя прежде у меня не было расстройства желудка.
— Зейн?
— Так его зовут? — Арахис подплыл ко мне, его ноги были сантиметрах в шести от пола. — Тьерри устроил нечто вроде обмена горячими иностранными Стражами?
Я фыркнула.
— Нет. Эти Стражи — гости из столицы.
— О, да. Это сильно меняет дело. Не так ли? Как будто он не принимает мелких на тренировки прямо сейчас.
— Нет, сейчас не время для новой группы и они здесь по другой причине, — я умолкла. — Я встретила одного из них прошлой ночью. Блондина. Зейна.
— Расскажешь? — он подпёр подбородок кулаком. — У меня есть всё время мира, но лучше начать заниматься тем же, чем занимается этот парень, чтобы заработать такой же пресс, потому что я только что видел его во всей красе…
— Погоди. Как это ты видел его во всей красе?
Моё лицо вспыхнуло, стоило подумать обо всей красе Зейна. Возможно, я находила его весьма раздражающим и поверхностным, но это не меняло того факта, что от парня бросало в жар.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не подглядывал за ним.
— Это вышло случайно! — он вскинул руки. — Я собирался в свою комнату…
— Это не твоя комната.
— И он вышел из душа, в одном полотенце, и я был шокирован. Шокирован, говорю тебе.
Арахис сел на кровать и погряз в ней на несколько сантиметров, отчего половина его туловища и ноги исчезли.
Создавалось впечатление, что моя кровать поглотила половину его тела.
— И вот, он стал одеваться, и я подумал «прижмись ко мне крепче, маленькая танцовщица»[3], это не та Америка, что была мне обещана, но это загробная жизнь, ради которой я здесь.
— Я даже не знаю с чего начать.
— Начни с 411[4] по его клану в Вашингтоне.
411? Я покачала головой.
— Я практически ничего о них не знаю. Они тут для подкрепления.
— Так скучно. И зачем они проделали весь этот путь из Вашингтона, спрашивается? — Арахис поднялся так, что стало похоже, будто он действительно сидит на моей кровати. — Я хочу сказать, привет Макфлай[5], у вас есть же «ФейсТайм» или «Скайп».
Я уставилась на него, и мне понадобилось время, чтобы сосредоточиться.
— Да, это странно, что они здесь… и что им дали разрешение приехать.
— Ха, — Арахис сплыл с кровати. — Может…
Стук в дверь прервал нас, и затем Миша позвал:
— Трин, ты проснулась?
— Он постучал, — заметил Арахис.
— Да, — я слезла с кровати. — Входи!
Дверь открылась, и Миша вошёл в комнату, одетый в чёрные нейлоновые штаны, футболку и сникерсы. Выглядел он так, словно только что вернулся с пробежки.
Он усмехнулся, закрыв дверь.
— На вид ты ужасно бодрая этим утром.
— Я просто рада видеть тебя — сказала я, и вздрогнула, когда Миша прошёл прямо сквозь Арахиса. — Эм…
Арахис рассеялся как дым на сильном ветру, и Миша резко замер, его светло-голубые глаза распахнулись.
— Я только что прошёл сквозь того призрака?
— Дааааа… — протянула я.
Собравшись в единое целое за спиной у Миши, Арахис скрестил руки на груди.
— Как грубо!
Миша пожал плечами.
— Это так странно и мне от этого как-то не по себе.
— А мне какого, как думаешь? — огрызнулся Арахис, даже несмотря на то, что Миша не мог услышать его. — Ты буквально побывал в моём теле. В каждой части меня. Каждой. Части.
Я сморщила нос.
— Что он говорит? — потребовал Миша.
— Ты не хочешь этого знать, — предостерегла я. — Он здесь, так как зол, что наши гости заняли «его» комнату, и я пыталась ему объяснить, что с тех пор как он умер, ему не нужна комната, но он не врубается.
— Тебе плевать на мои чувства, — раскинув руки, Арахис поплыл в сторону двери. — Пойду, посмотрю, не собирается ли Зейн снова раздеться. Пока-пока!
У меня рот открылся.
— Он всё ещё здесь? — спросил Миша, оглядываясь по сторонам.
— Нет. Он отправился заниматься извращениями.
Он сморщил нос.
— Ты права, я действительно не хочу знать. Я, если честно, удивлён.
— Чему?
— Не ожидал, что ты здесь, — он улыбнулся, когда я закатила глаза. — Ты и правда залегла на дно?
— Пока что, — пробормотала я. — Повеселился прошлой ночью вместе со всеми в Большом зале?
Он усмехнулся и отвернулся.
— Похоже, ты ревнуешь.
— Я не ревную.
— Правда?
Он подошёл к стулу и сел. Повернувшись ко мне, он одарил меня взглядом, который красноречиво говорит, что ему лучше было знать.
— Как угодно, — я сложила руки.
— На самом деле, я здесь, чтобы сказать тебе, что я наконец-то смог поговорить вчера ночью с Тьерри насчёт Клея.
— И что он сказал?
— Он собирается поговорить с ним и с его инструктором, — Миша неспешно крутился на стуле. — И думаю, его Чествование будет отложено на год, чтобы убедиться в его «зрелости» и «достоинстве» и что ему можно доверить назначение на один из постов.
— Ничего себе.
Я знала, что Тьерри что-нибудь сделает, но была удивлена, как далеко он зашёл. И все-таки крошечная часть меня переживала, что у меня могут возникнуть какие-нибудь проблемы. Это было глупо, но я ничего не могла поделать, даже зная, что не сделала ничего плохого. Проблема в том, что когда рождался мужчина, Стражи ставили его на пьедестал, и вся социальная структура была благодатной почвой для женоненавистничества. Почти такое происходит и в человеческой среде.
— Так держать, Тьерри.
— Удивлена? — уголки его губ опустились.
— Немного. В смысле, ты же знаешь, как всё тут обстоит, — я села на край кровати. — Я знала, он что-нибудь сделает, и рада, что он решил убедиться, что Клей не…
— Подонок, который слишком далеко зашёл? — помог мне он.
Я кивнула.
Миша стал крутиться в другую сторону на стуле.
— Будь начеку. Клей, вполне вероятно, будет злиться.
— Вероятно, — пробормотала я.
— Не то, чтобы ты не можешь постоять за себя, но…
— Знаю, — я вздохнула, откинув прядь волос с лица. — Видел наших гостей?
— Да, они были здесь и выглядели не особо довольными, — Миша улыбнулся, а я нахмурилась. — В общем, засовывай свою задницу в спортивную одежду, и мы покончим с тренировками на сегодня, — Миша поднялся со стула.
— Буду через десять минут, — сказала я.
Он остановился в дверях.
— Ох, готова через десять минут ты не будешь, но я подожду снаружи.
— Почему? — я моргнула.
— Я сказал Тьерри, что ты подслушала его встречу вчера вечером, — объяснил он, и у меня отвисла челюсть от потрясения. Миша усмехнулся: — Уверен, он захочет сначала поговорить с тобой.
— Ты — чёртов придурок! — заорала я, когда Миша закрыл за собой дверь.
Плюхнувшись обратно на кровать, я застонала. У меня будут большие проблемы.
Очень большие.
После того, как я выбрала пару чёрных штанов для бега и свободную белую футболку, которая постоянно соскальзывала с одного плеча, и это дерьмо наверняка будет раздражать меня весь день, в мою дверь постучала Джада.
Я собрала волосы в конский хвост, пока Джада сидела в ожидании на краешке кровати. Она была одета в красивое небесно-голубое платье с открытыми плечами и длинной пышной юбкой, которое очень подходило к её тёмно-коричневой коже. Её чёрные волосы были подстрижены «под ёжик».
Иногда, я ненавидела, что Джада без особых усилий выглядела сказочно.
— Поверить не могу, что Миша рассказал ему, что я была в холле, — бормотала я, затягивая свой хвост.
— Полагаю, он чувствовал, что должен так поступить, на тот случай, если кто-то другой расскажет об этом Тьерри, — рассуждала Джада.
А ещё, иногда я ненавидела, что она рассуждала логически.
Я вышла из ванной, натянув футболку так, что она оказалась на обоих плечах.
— Давай покончим с этим.
Джада засмеялась и поднялась на ноги.
— Прости. Выглядишь так, будто собираешься на казнь.
— Твой дядя ужасен в гневе, — я вышла из комнаты и закрыла дверь за собой.
Я оглядывалась по сторонам, пока мы шли по коридору, но Арахиса не было видно.
— Да, это так, — она подошла к лестнице. — Знаешь, я ожидала, что ты продержишься хотя бы день до того, как кто-то из них тебя увидит.
— Ну, ты меня знаешь, — мы пошли вниз по лестнице. — Я люблю превосходить ожидания.
Она фыркнула, когда мы обогнули площадку второго этажа.
— Ну, так, ты, в самом деле, замахнулась на Зейна?
— Откуда ты знаешь? Миша тебе рассказал?
— Да, — она усмехнулась, когда я застонала. — Значит, так и было. С чего вдруг?
— Ты встречалась с ним?
— Прошлой ночью, — она оглянулась на меня и улыбнулась. — Он… милый.
— Не уверена, что «милый» подходящее описание, и интересно, что Тай подумает о том, что ты находишь его милым.
Джада засмеялась.
— Я, быть может, и создам пару с Таем когда-нибудь, но это вовсе не значит, что я ослепла.
«Создать пару» — это значит очень архаичным и слишком вульгарным способом Стражей назвать то, что нормальные люди называли браком. У них была очень похожая церемония, только ритуал этот длился три дня, и создание пары было… Ну, у Стражей это было навсегда. Они не признавали такие вещи как развод или расставание, и я обнаружила, что они чертовски ужасно архаичны, потому что они все ещё воздерживались до создания пары.
Таю и Джаде повезло. По-настоящему влюбиться. Я не знаю, каково чувствовать это. Быть любимой или влюбиться так пылко, что хочется делать такие нелепые вещи, как посвящение своей жизни кому-то другому.
Я могу никогда и не узнать, каково испытывать такое, если останусь здесь.
— Тебе следует написать книгу о том, как произвести впечатление и понравиться новым людям при знакомстве, — сказала она.
— Заткнись, — я засмеялась, пихнув её в спину.
Она споткнулась на ступеньке.
— С чего вдруг ты вообще замахнулась на него? — спросила она, ведя меня сквозь лабиринт ярко-освещённого коридора. Тьерри оставлял свет включенным, не взирая день или ночь. — Он кажется очень даже классным.
— Что? — я вскинула брови. — Он вёл себя со мной как придурок.
— Это было после того, как ты накинулась на него?
— Ну, да, но… — я захлопнула рот, не желая говорить или думать о Зейне. — А знаешь что, мне всё равно. Ты в курсе мнения лидера их клана о том, что происходит в городе?
— Весь ужин они обсуждали только скукотищу, типа погоды, и о том, какими конгрессменами, по их мнению, могут манипулировать демоны, — сказала она, и по мне так, последнее звучало скучно. — Но позже Миша упоминал что-то об этом. Они думают, что нечто убивает Стражей и демонов?
— Что ты думаешь об этом?
Я несколько удивилась, мы как раз проходили мимо кабинета Тьерри. Видимо я была не по уши в проблемах, потому что когда он действительно злился, он любил сидеть за своим большим столом и читать мне нотацию.
— Не знаю, есть ли в этом что-то ещё, Трин. Кажется безумием — осторожно. Дверь, — она поймала мою руку и потянула меня к себе. Я так сосредоточилась на ней, что не увидела открытую дверь. — Скорее всего, это демон, но выставлять тела Стражей и демонов на общее обозрение? Звучит рискованно. Если люди узнают о демонах, все они окажутся мертвы. Альфы уничтожат демонов.
И уничтожат Стражей, и многие невинные люди погибнут вместе с ними.
Во всяком случае, так нам говорили.
— Ты реально думаешь, что такое может случиться? Я хочу сказать, демоны существуют потому, что необходим баланс между добром и злом, но если демоны знают, что Альфы могут их уничтожить, почему они подняли восстание десять лет назад?
Джада бросила резкий взгляд, как будто не могла поверить, что я сомневаюсь в правдивости этой давней веры.
— Многие демоны, которые участвовали в восстании, были демонами низшего уровня, слишком тупые, чтобы понимать, что сами себе подписывают смертный приговор. Они думали, что могут захватить мир и превратить его в их собственный идеальный апокалиптический пейзаж. Ты же знаешь это. Мы это изучали.
— Нас всегда учили, что есть Верховный демон, который манипулирует демоном нижнего уровня, — напомнила я ей.
Она посмотрела на меня, открывая кухонную дверь. Я знала, что говорю странные вещи, но мне всегда лезут в голову странноватые мысли, когда я заперта в доме.
Даже если прошло всего двенадцать часов.
— Привет, Тьерри, — сказала Джада.
Я бегло окинула взглядом светлую, просторную кухню и увидела его сидящим за кухонным островком, напротив него стояла чашка с кофе, а его загорелые руки лежали на мраморной столешнице.
— Привет, девочка, — он улыбнулся племяннице, и она наклонилась и поцеловала его в щёку, а затем подошла к холодильнику. — Не знала что ты здесь.
— Только что пришла. Мама попросила взять рецепт жаркого в горшочке у Мэтью, — сказала она. — Смотри кого я нашла.
Я застенчиво помахала, стоя в дверном проёме.
Выражение лица Тьерри смягчилось, он протянул руку и похлопал по барному стулу.
— Посиди со мной.
Я почувствовала себя так, словно мне шесть лет и меня только что поймали за поеданием зефира «Лаки Чармс», еле переставляя ноги, я подошла к нему и села.
— Привет, — сказала я, взглянув на него.
Кожа вокруг его глаз сморщилась.
— Привет.
— Хочешь пить? — спросила Джада, наливая себе стакан яблочного сока.
Я покачала головой и решила покончить с этим.
— Я сильно влипла?
Тьерри склонил голову набок.
— А как ты думаешь?
Подняв руки, я расставила их примерно на фут друг от друга.
— Вот настолько?
— Не уверен, что это значит, но прошлой ночью я даже было задумался, не заколотить ли твои двери и окна, — Тьерри поднял кружку. — Ты была в Большом зале, зная, что не должна там быть. Если бы остальные члены клана увидели тебя, что по-твоему, они бы подумали?
Я сложила руки на коленях.
— Что я… любопытная?
— Да, но важнее, что они могли бы задать вопрос, почему я не знаю о том, что девушка подслушивает очень важный разговор. Ты понимаешь, что это сказалось бы на моей власти здесь, на моём авторитете? Наши гости могли бы оскорбиться, что я не смог обеспечить приватность нашей встречи.
Посмотрев на Джаду, я увидела, что она усердно рассматривала свои ярко-розовые ногти.
— Я — Мастер, и ситуаций, когда кто-то подслушивает мои встречи, не должно быть, — продолжал он, и я почувствовала себя такой же высокой как банан, а я ненавидела бананы. — Тебе повезло, что тебя увидел Зейн и что, видимо, его это позабавило, а не наоборот.
Позабавило? Я его позабавила? Что…
— Знаешь, ведь мой авторитет может рухнуть в любой миг.
Я ахнула, пристально глядя на него. Я знала это, но неужели Страж, который обнаружил бы, что я подслушиваю, расценил это как огромный провал Тьерри? Одно это было уже настолько плохо, что его могли бы лишить звания Мастера?
Кажется, это уже излишняя реакция.
Его светло-голубые глаза нашли мои и задержались.
— Прямо сейчас, слишком много всего происходит, чтобы совершать ошибки или промахи.
Покусывая ноготь большого пальца — я всегда так делала когда нервничала — я перевела взгляд на кухонный островок.
— Ты знаешь, насколько важно для твоей же собственной безопасности, быть благоразумней, чем прошлой ночью, — он легонько коснулся моей руки, возвращая моё внимание обратно к нему. — Твой отец не обрадуется, узнай он об этом. Можешь не сомневаться.
Обычно, я бы засмеялась на комментарий про мою безопасность, но когда Тьерри упомянул отца? Это совсем другая история. Лёд разлился по моей коже. Мне не нужно было смотреть на Джаду, чтобы знать, что она чувствует тот же озноб. Я не смогла сдержаться и спросила:
— Ты… собираешься ему рассказать?
Тьерри посмотрел на меня поверх кружки. И тогда я увидела надпись «Сегодня я не могу быть взрослым». Мэтью. Мэтью частенько так говорил. Тьерри опустил кружку.
— Нет.
Облегчение пронеслось по комнате как летний бриз.
— Только потому, что я реально не хочу разговаривать сегодня с этим самодовольным сукиным сыном.
Я моргнула.
Губы Тьерри подёрнулись.
— Я бы предпочел, чтобы наши гости приехали и уехали, никогда не увидев тебя, но это уже невозможно. Они знают, что ты живёшь здесь, ну или только Зейн знает, и если ты внезапно пропадёшь, они могут подумать, что мы скрываем что-то. Это не означает, что я хочу, чтобы ты искала встреч с ними. Я знаю, как ты любопытна, а зачастую даже чересчур любопытна. Надо пресечь это в зародыше.
Я понимала, что это не лучшее время указывать на то, что мы скрываем что-то. Меня. Но это был один из тех редких моментов, кода я знала, что не стоит говорить первое, что пришло мне на ум.
Я сказала второе, что пришло на ум.
— Значит, я не должна искать встреч с ними, потому что Зейн плохой парень?
Тёмные брови Тьерри приподнялись.
— Что? Почему ты так думаешь?
Я посмотрела на Джаду.
— Я… не знаю?
Уголки его губ опустились вниз.
— Зейн… очень уважаемый для такого молодого парня. Он противоположность… плохому парню.
Ладно. Ну, это было полной противоположностью тому, что сказал Миша, что было странно. Как мог Миша знать что-то про Зейна, чего не знал Тьерри?
Я пока что откинула эту странность в сторону.
— Я не стану искать их или что-то вроде того, но… — я сделала глубокий вздох. — Если кто-то из них спросит обо мне, и что я здесь делаю, что я скажу?
— Скажи правду.
Джада подавилась соком.
— Повтори-ка? — пропищала я.
— Они почувствуют только твою человеческую часть, и ничего больше.
— А если они спросят, как она здесь оказалась? — спросила Джада. — Мы скажем, что её привела стая волков?
Я вкрадчиво посмотрела на неё.
— Если они спросят, как ты здесь оказалась, ты скажешь им правду, которую знают все, кто здесь живёт, — объяснил он, облокотившись руками на островок. — Мы с твоей матерью встретились, когда я был в Нью-Йорке, ты была совсем малышкой. Она подверглась нападению демонов, ранена так, что у людей возникли бы вопросы, поэтому мы привезли её сюда. Она осталась у нас. Ясно?
Это была… почти правда, но не совсем. Я, однако, кивнула.
Он снова встретился со мной взглядом.
— Мы не знаем, на что они способны, Тринити. Мы уже получили тяжёлый урок от людей, о которых думали, что знаем. Жажда власти не знает ни дискриминации, ни границ.
Лёд вернулся, пробираясь сквозь кожу в костный мозг, и я внезапно почувствовала тошноту. Я знала это. Боже, я знала.
Одной из расплат, которую нам пришлось заплатить за этот урок, стала… моя мама.
— Я знаю, — прошептала я.
— Хорошо, — ответил Тьерри. — Потому что они никогда не должны узнать, кто ты.