Я нашарил кнопку распылителя элементов — к сожалению, комнатный уничтожитель беглецов был далеко не такой мощный, как мобильная пушка, и нормально работал только под самым потолком, — и тот вяло приступил к работе. В результате сетка убралась быстро, а вот кольцо я выловил тем же способом, как учили при чистке хранилища, и начал подтаскивать его поближе к распылителю.
Всё это время за дверью орал Швед.
— Что вы там делаете? Что происходит? Быстро откройте!
— Не можем! — орал ему в ответ Оба. — Надо убрать элементы!
— Я помогу!
— А вдруг они вырвутся в коридор⁈
— Что вы создали, идиоты? Левиафана⁈
Оба подошел к двери и приступил к светской беседе.
— Швед, что ты орешь? Риц всё уберет и тогда откроем. Расскажи пока, кто такой Левиафан.
— Да ты издеваешься! Ты не можешь этого не знать.
— Я как-то пропустил. Я до восьмого класса не у вас учился, мы не проходили никаких левиафанов.
Тут ему удалось поставить Шведа в тупик достаточно надолго, за это время я дотащил кольцо от Обиного сита к распылителю. Как только я закончил уборку, Оба открыл дверь, и Швед немедленно ворвался внутрь.
— Ну и чего вы тут?
Я хотел пошутить, что мы тут, а ты там, ты там, а мы тут, но вспомнил, что Швед не только значимое лицо, но еще и мой ментор. И надо вести себя прилично.
— Мы изучали внезапно выросшие элементы у Обы.
— И что?
— И все подтвердилось, Оба почему-то больше не контролирует размер элементов, они слишком большие. Мы не поняли почему, уронили сито, а дальше я его уничтожал.
— Понятно, — вздохнул Швед. — Не могу вам сказать, что вы что-то неправильно сделали. А чего помощи не попросили?
— Красин его выпер, — кивнул я в сторону Обы. — Как только появились эти элементы.
— Но я сам нарывался, — вступился Оба за Красина. — Я тоже хочу сдавать экстерном.
Швед почесал голову:
— Непонятно, зачем тебе это? Сюда ходить и можно и без экстерна, а на практикуме узнал бы чего-нибудь полезное. Или ты торопишься? Чтоб сдать всё раньше всех?
— Типа да, — кивнул Оба.
— И доказать свою крутизну… В чем-то я тебя понимаю. Но только, знаешь что, тут все датчики зашкаливают от твоего перфоманса. Таких чудовищ порождать не надо.
— Да, ты не рассказал нам про Левиафана.
Я тихо фыркнул.
— Левиафаны потом. Сначала проверяем мою теорию.
Швед вернулся, закрыл дверь и скомандовал Обе:
— Снимай направляющие. Попробуй голыми руками, как он. Делай сито, как в прошлый раз.
Оба послушно снял направляющие, занес руки над планшетом и замер.
— Ну давай!
Наш восточный друг произвел сито стандартного размера. Оно аккуратно зависло над рабочей поверхностью.
— Я так и знал. Ты прокачался в хранилище и у тебя подрос органический балл. И теперь ты не справляешься с мощью, вливаешь слишком много. У твоей ролевой модели, — Швед кивнул головой в мою сторону, на что Оба даже глазом не моргнул, — те же проблемы. Пока мы это починим полным отказом от направляющих, а потом вы научитесь соразмерять усилия, и при дальнейшем росте таких монстров производить не будете. Вообще, конечно, это вы, ребят, рано выдали, обычно такие проблемы раньше третьего курса не проявляются. Ну да ладно. А какой у тебя был балл?
— 99.
— А! Сотня — важный барьер, и ты его перевалил. Поздравляю. Скажи мне, к какому ментору ты записался? Если еще ни к кому, я бы тебя взял в комплект к Рицу, вы одинаковые, буду вас оптом наблюдать.
— Я согласен, если ты организуешь мне повторный замер балла, хочу домой написать. Им это важно.
— Можно устроить прямо сейчас. Установка стоит, никого не трогает.
— И расскажешь, кто такой Левиафан.
Швед расхохотался.
— Пошли, хватит торговаться.
Довольный Оба смахнул нормализованное сито в хранилище, рассовал по карманам направляющие и очки и ушел со Шведом.
Из коридора донеслось.
— Ну так что с Левиафаном?
— Это морское чудовище.
— А выглядит-то как? Как дракон?
— Оно в разных формфакторах в зависимости от конкретного предания.
— Не, ну оно еще и разное! Ты даже не можешь его описать! И ты хотел, чтобы я о нем знал!
Тут они повернули за угол, и остального я не услышал. Оба все-таки редкая задница, зато какое упорство. И ведь нельзя сказать, что ему всё легко дается, приходится выгрызать. А что об этом думает его воображаемый друг? Эх, не успел спросить.
Вадим Караулов и Данила Корсак, командированные Северным Министерством внутренней связности на подмогу коллегам с Юга, откровенно скучали. Первую неделю после прилета они изнемогали от жары, но уже на второй акклиматизировались, поняли, кто виноват и что делать, но, не имея полномочий в регионе, могли только в режиме консультаций сообщать коллегам, что бы сделали они и с кем. Однако Юг в диффузных зонах, да и не только в них, привык вести дела неторопливо, предварительно взвесив все возможные последствия. Вадиму с Данилой это взвешивание было уже поперек горла. Очень хотелось домой, где их отдел уже обнаружил одного заказчика атаки на Приемную комиссию и ухватил за хвост второго. А здесь? Ну сколько можно выпить бутылок вина? До бесконечности и еще одну?
Проблемы со связью над морем были вызваны конкуренцией двух объединений, которые таким образом боролись с контрабандой — каждое на своем участке. Вывешенный на две тысячи километров экран, блокирующий связь, сбивал контрабандистов и их приборы с толку и принуждал жаться к африканскому побережью в поисках ясности, тут-то их и ловили. Не всех, конечно, но некоторых. Суда добропорядочных торговцев были оснащены лучше и не должны были подвергаться воздействию экрана. Но так было только в теории. На практике не все были оборудованы достаточно хорошо, а, самое главное, когда в дело вступала конкурирующая группа борцов и развертывала свой экран, а блокировки накладывались друг на друга, связи на море больше не было ни у кого.
Вадим для простоты разобрал всю эту толпу акторов в три блока: контрабандисты (контрас), борцы с контрабандой с западной стороны (западные антиконтрас) и борцы с восточной (восточные антиконтрас). От такого святотатственного упрощения у южных коллег подскочило давление, с целью борьбы с которым они выпили еще больше красного вина, чем обычно, и приступили к совещаниям. На деле, как объяснили Вадиму, в этой истории задействовано несколько десятков крупных групп, и никого нельзя сильно обижать, иначе… иначе может произойти нечто ужасное.
— А сейчас, вы считаете, у вас всё нормально? — в стопятидесятый раз интересовался Вадим.
— Приемлемо, — ласково отвечал ему Ангелос Костис, во внутреннем кругу известный как Профиль за выдающийся даже по местным меркам нос.
Этот ник был известен и за пределами служебного круга, что для государственных людей было скорее исключением, чем правилом, но Ангелос не возражал. Его персона была слишком известна в регионе, чтобы надеяться, что можно скрыть идентификатор, или пятерых любовниц, или самую большую в регионе винодельню, или страсть к скаковым лошадям.
— Тогда зачем мы здесь? — вопрошал Вадим.
— А это вопрос к вашему начальству, — парировал Агнелос.
— Был бы, если бы мы официально не поступили в ваше распоряжение. Они говорят, что готовы нас отозвать, если наша польза здесь исчерпана.
— О, нет! Она никак не может быть исчерпана! — Ангелос поднял бокал повыше. — Разве можно ее так легко исчерпать? У нас только танната еще два ящика. Ты посмотри, какой цвет! А вкус! Анна! Неси еще бутылку!
— Это я кончился, — жаловался Данила. — Отпустите нас, морской повелитель.
Ангелос смеялся.
— Нет, я вас никуда не отпущу пока. Пишите заключение. Оно мне понадобится, когда я наваляю Барке.
— Почему именно им?
— Потому что они самые наглые. Если с остальными мы договорились о постепенном сворачивании, то эти думают, что всех умней.
— Тебе какая польза от еще одного заключения? Разве мы недостаточно написали?
— Вы написали о технической причине нашего бардака, это неинтересно, а вот если вы намекнете, во что нам обходятся эти выпадающие куски реальности, мне будет что предъявить.
— Я понятия не имею, во что вам это обходится, — возмутился Вадим. — Ты же еще в конкретных цифрах захочешь!
— Ну напримеррр….
— Я могу скопировать тебе страницу из нашего руководства, которое предписывает всегда следить за непрерывностью и скоростью связи во имя блага территории, и сошлюсь на данные по грузовому обороту в центральном секторе с шагом в десять лет.
— Надо понимать, чем дальше, тем больше, — заинтересовался Ангелос. — А у нас есть такие данные? Сабоооо! Сабооо! У нас есть такие данные?
В дверь просунулся молодой Сабо.
— Есть.
— Так неси их сюда. Объединим усилия!
— Вам скажут, что данные — мусор, они не отражают, и вообще народное, то есть контрабандистское достояние, не зависит от глупых цифр. Мир, данный нам в ощущениях: когда контрабандисту хорошо, не надо убеждать его в обратном.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю дождаться первого инцидента, когда судно из-за помех не прибудет вовремя, раздуть историю по максимуму и показать пальцем на виновных. Пусть люди сами думают, как выскочить из-под подозрений. А кто не спрятался, я не виноват. Назначишь одного виновного, остальные разбегутся.
— Интересно, — нахмурился Ангелос. — Мне нравится. А что это должен быть за инцидент?
— Этого я не знаю. Надо смотреть вашу специфику. У нас бы сыграла несвоевременная доставка лекарства или сгенерированной крови.
— Да, ребят, вы свернуты на здоровье.
— Я знаю. Заметь, я не пиарщик, я понятия не имею, как это должно делаться. Что-нибудь символическое? Что для вас будет важнее? Рог священного быка опоздал к открытию плотины?
— Прекрати издеваться, найдем что. Но я понял. И, знаешь, я думаю, эта блестящая идея принадлежит мне. Полностью, от первого до последнего слова. Только я, как великий знаток региона, смог урегулировать проблему в кратчайшие сроки. Ты согласен со мной? Вадим?
— Да, абсолютно. А чтобы я не смог поставить твою экспертизу под сомнение, нас с Корсаком надо срочно отправить домой. Чтобы эта идея пришла тебе в голову в наше отсутствие. В результате размышлений в тишине.
— Да? А как же таннат?
— Придется нам обойтись. Мы будем сидеть дома и тосковать по солнцу, мягкому вкусу и чему там еще?
Вадим подхватил бутылку и уставился на этикетку:
— Нотам черной смородины и аромату кожи.
— Какой еще кожи? Чьей? — Ангелос отобрал у Вадима бутылку. — Да, действительно, кожа. Кожа-рожа, нет тут такого, напридумывают ерунды, потом люди пугаются. В общем, я решил. Езжайте в свои снега.
— У нас пока только листья желтые.
— Это одно и то же. Наливаем по последней и катитесь.
Ко второй половине сентября потоки студентов стали более упорядоченными, а мероприятия сместили фокус с организационых и терапевтичных на академичные и сплачивающие, прием новых студентов окончательно завершился, и все более-менее устаканилось.
Баклан благополучно перешел в кейтеринг и забил для себя на следующие недели по два вечерних заказа и один воскресный. По часам должно было получиться нормально, не хуже, чем в баре, а сегодня он был вообще свободен. Донес себя до лекции по теории принятия решений, чуть не умер там от тоски, но всё тщательно записал. Лучше все-таки ходить самому, конспекты Самсона — не панацея. Довольный собой, рано вернулся в общагу, постирал и высушил постельное белье. На удивление ажиотаж вокруг модной сушки еще не спал, и народ из других корпусов ежедневно умолял разрешить им прикоснуться к экспериментальному устройству. Их прачечные карточки за пределами своих корпусов не работали, поэтому в общаге царил сложный многоступенчатый бартер. Но в любом случае это даже рядом не стояло с историей вокруг пены и сломанной ноги Коркина с последующим выкладыванием тела.
Шанкс был очарован результатом вмешательства художников: к моменту, когда он вернулся из клиники, в душ уже никто не лез, потому что все остались снаружи — слушать лекцию декораторов о возможностях преображения силиконовой куклы. Шанкс застал самый конец, но успел снять фотку для отчета перед Аглаей о проведении культурного мероприятия. Он, помнится, собирался сделать что-то вместе с Бакланом и Рицем, но в результате заездил их так, что было неудобно обращаться еще и с культурой. А тут мероприятие само себя провело.
Декораторы были польщены вниманием и обещали зайти снова, рассказать про фальшивые бутылки и ножи. Когда прибыли хозслужбы, чтобы уничтожить проклятую пену, Шанкс был уверен, что справился с кризисом как нельзя лучше.
А Баклан грустил, что был занят и не увидел ни пенного Больеша, ни душевой инсталляции, но везде не успеть. Когда он вернулся в комнату с чистым бельем, там сидел один Риц и мучил планшет. Но на Баклана отреагировал живо.
— О, белье! Чего это ты вдруг решил?
— Понимаешь, — проникновенно сказал Баклан. — Каждый парень знает это чувство: когда постелешь свежее постельное и понимаешь, что следующие полгода будешь спать на чистом.
Риц проржался и сказал, что он тоже организует себе чистые полгода и начал снимать наволочку.
— Да ты стайный! — обрадовался Баклан.
— А то! — не стал отрицать Риц. — Еще как. Особенно когда такая аргументация.
Тут явился Дима и присоединился к бельевому флешмобу. А там и время ужина подошло.
На входе в столовую поставили большую корзину с яблоками и разрешили брать по два и с собой.
— Что это вдруг? — цапнул яблоко Риц. — О, хорошее, вкусное. А пироги будут?
— Время урожая, — басом ответил работник столовой. — Пироги будут позже, эти надо так есть.
— Они какие-то особенные?
— Просто мягкие. Это Штрифель, — объяснил повар.
— Осеннее полосатое, — заспорил Баклан.
— Штрифель.
— Осеннее полосатое.
— Не спорьте, это одно и то же, — сверился с сетью Дима.
— Ладно, — согласился повар. — Раз вы открыли мне глаза, можете взять по три.
— Спасибо! — парни распихали яблоки по карманам.
— Я чувствую, что ограбил сад, — задумчиво проговорил Баклан.
— А ты его грабил когда-нибудь? — заинтересовался Риц.
— Нет, но слышал, что так делали. Традиционное летнее развлечение в нашей полосе.
— А зачем?
— Для острых ощущений, я полагаю. Кому нужны немытые незрелые яблоки, да еще на деревьях?
— Какие у тебя проблемы с деревьями? — удивился Дима. — Ты же лазишь, как обезьяна? Вот если я полезу, возможно всякое.
— Думаешь, дерево сломается?
— Скорее я сломаюсь, когда упаду. В любом случае хорошо, что никуда лазить не надо, всё спелое и мытое, лежит себе в корзинке.
— Но не утрачиваем ли мы способность к добыванию еды?
— Ни в коем случае, я сегодня добыл зарплату, а от нее до еды рукой подать, — подключился Риц. — Мне понравилось то место, куда ты нас возил. Может, еще раз съездим на денек?
— Если в субботу, то можно, я свободен.
— Я тоже, — подал голос Баклан. — И Макса возьмем, он с семьей хотел. Там вроде есть что-то для детей. И можно еще кого-нибудь позвать. Что у тебя с Хмарью? Возьмем их с Олич?
— Ничего у меня с Хмарью, — нахмурился Риц. — Олич можешь взять.
— Но она идет только в комплекте с Хмарью. Ну или мне так кажется.
Риц закатил глаза.
Разговор от яблок свернул куда-то не туда, и Дима попытался вырулить обратно.
— Как у вас сложно. Мне вот звать некого.
— Дим, это потому что ты слишком много работаешь. Завалил себя чужими корпоративами и свадьбами, когда ты только учиться успеваешь? Я тут видел вашу стойку в библиотеке, там же ум за разум заходит. Какое-то миметическое желание, акторно-сетевая теория, и это всё на первый семестр.
— Это, между прочим, глубоко практические вещи. Вот я тебе про гребешков расскажу!
— Гребешки — это про желание?
— Это из акторно-сетевой теории.
— Нет, мне про желание! — потребовал Баклан.
— Ну чего вы тут застряли⁈ — возмутился Центурион, который устал ждать своей очереди к яблокам.
— Мы, уважаемый Центурионище, повышаем культурный уровень, присоединяйтесь, — ласково ответил Баклан.
Дима и Риц фыркнули, памятуя, как Центурион относится к версиям собственного имени. Но, на удивление, Центурион на реплику Баклана никак не отреагировал, протолкался к яблокам, положил одно на поднос и отправился за горячим.
— Какой-то он мирный сегодня, — задумчиво прокомментировал Риц.
— А чего б ему злиться? — улыбнулся Баклан. — Видел списки? Он в Студсовет прошел. У него праздник.