Брутфорс 2

Глава 11

Я сбежал вниз по лестнице и обнаружил, что индикаторы загрузки на входе в отсек с кухней и прачечной, сходят с ума. Вернее, кухонный в полном порядке, горит зеленым, показывает, что никого нет, а вот индикатор загрузки прачечной пробегает от зеленого через желтый до красного, а потом начинает всю петрушку с начала. Перегорел что ли?

Перегореть ему было с чего. Прачечная оказалась битком набита обитателями нашего корпуса. Народ сидел и стоял на всех свободных поверхностях, обсуждая новый девайс. Из глубины доносились крики желающих перекупить место в очереди. К косяку отсутствующей двери прислонился Шанкс, наш комендант, и лениво посматривал то внутрь, то наружу. Заметив меня, он слегка оживился:

— О, Риц, и ты здесь! А не войдешь!

— Я уж вижу. Что это у вас такое? Даже индикаторы перегорели.

В глубине прачечной стоял здоровенный прозрачный цилиндр, а внутри него плескалась та самая рубашка, видео которой мне прислал Дима. Рубашка танцевала внутри цилиндра — я пригляделся и понял, что на самом деле она белая, просто подсветка внутри цилиндра зеленая. Прозвучал сигнал, голоса зашумели «готово! готово!», рубашка упала куда-то вниз, а у цилиндра открылась передняя стенка. Больше я ничего разглядеть смог.

— А это у нас новая инфракрасная сушка. С обдувом снизу, — пояснил Шанкс. — Все пришли на нее смотреть. А индикатор у нас больной, не может понять, как может быть столько народу при одной сушке, когда никто ничего не не стирает. Скажу, чтоб отладили.

— Да уж. А сушка такая зачем?

— Для вещей, которые нельзя совать в обычную. Получаешь из нее вещь почти что глаженую, или, по крайней мере, не мятую. Экспериментальная модель.

— Прикольно, можно теперь экскурсии водить. Отсюда не очень видно, но понятно, что красиво. А сушит-то как?

— Вроде никто не жаловался, но она пока всего три вещи высушила. Только после обеда поставили.

Шанкс сел в проеме и пожаловался:

— Опять придется следить за очередью, только мы от нее избавились, разрешив ночные стирки. Ты-то я надеюсь, ничего в ней не собираешься сушить?

— Если только ради прикола, у меня всё и так нормально сохнет.

— Ради прикола там вон сколько народу собралось. Все твои там.

— Они меня и позвали, но я лучше тут постою.

— И правильно! Удавиться в очереди очень глупо.

Дверца цилиндра снова закрылась, и на этот раз внутри заплясало блестящее платье. Можно кино снимать про живые вещи, честное слово. Тут мой браслет выкинул сообщение на экран.

Группа «104»

Баклан:@Риц, ты где?

Риц: Здесь я, здесь. Не могу пробраться, снаружи постою

Дима: Ох ты, сколько народу набежало!

Риц: А я о чем. Но мне и отсюда видно

Баклан: Скажи, круто⁈

Риц: Гениально! Но тут скучно, я пошел

Дима: Подожди, мы попробуем выбраться

Риц: Жду

Минут через пять, отдавив десяток ног по дороге, наши пробрались к выходу. Баклан тут же заметил Шанкса:

— Скажи, эта штука ведь платная?

— Неа. Бесплатная. Поскольку без гарантий. Каждый, кто что-нибудь высушит, должен оставить отзыв и не должен жаловаться, если сушка вещь уничтожит. Сушим на свой страх и риск, так сказать.

— Логично. Я слышу, там народ в очередь пишется?

— Ну так! Я же эту очередь и создал, когда тут началась свара. На неделю вперед нет свободных мест. Ничего, потом надоест. А если сушка что-нибудь сожжет, то и желающие подразбегутся.

— А она у нас не насовсем?

— К счастью, нет. Тестовый экземпляр. С Аглаей изобретатели договорились на месяц, но если понравится, и люди будут готовы платить, то поставим предыдущую модель, без плясок.

— В смысле?

— Ну инфракрасные сушки и так есть, просто они без поддува снизу: заносишь вещь на вешалке внутрь и ждешь.

— То есть плясать она не будет? Жаль. А как же эта?

— А эта пока всего одна. Вот когда пойдет в серию, тогда попросим себе такую же. На правах первых испытателей.

— Ясно. Ты что, так и будешь здесь торчать?

— Еще часок постою… Посмотрю, чтоб никого не задавили, а потом начну разгонять.

— Ну смотри, а, может, чаю с нами?

— Пока нет, спасибо…

Шанкс снова повернулся к сушке, а мы двинули на кухню делиться впечатлениями от первого дня.

Первую неделю сентября кампус кипел, жужжал и клубился, уверенные косяки старшекурсников носились из корпуса в корпус, россыпь первокурсных потеряшек затыкала все узкие места, а старая профессура передвигалась тайными тропами за пределами главных направлений. Трудно было поверить, что три недели назад назад большую часть телодвижений на территории университета совершали белки.

На центральной поляне второй день проводили терапевтический мастер-класс по раздаче воображаемых друзей, практика, которую яростно осуждал Оба — уж что-что, а воображаемого друга ты должен создать себе сам, без посторонней помощи.

Около западного бара, где во второй половине дня трудился Баклан, проводилась акция с минимассажем, где кресло-мешок разминало шею желающим. Этот вариант был чуть лучше предыдущей версии, которая выкидывала из себя людей вместо того, чтобы помочь им встать, и пользовалась большей популярностью. Периодически, правда, креслу что-то вступало в кресельный мозг, и оно отказывалось отпускать массируемого, крепко прихватывая его за ноги. Тогда кто-нибудь из соседей бежал на помощь, вразумлял кресло ударом ладони по спинке, и то неохотно отпускало свою жертву. Противоядие для самостоятельного использования предложил Риц, который вечером заглянул к Баклану и вспомнил, что видел подобный дефект где-то у себя на побережье. Лечилось там это безобразие одновременным ударом двух локтей, вылечилось таким же образом и здесь. В том смысле, что захваченный теперь мог освобождаться и сам.

Специально для западного бара столовая теперь пекла душевную микропористую фокаччу, которую объединяли с чоризо, мортаделлой или сыром с соусами, и подавали в виде толстого сэндвича. Такой едой можно было разжиться в баре часов до восьми, ну а потом уже оставались только вяленые кальмары и сухое печенье.

— Баклан, а Баклан, — приставала к нему Олич, доедающая второй бутерброд с мортаделлой, других она не признавала, — а когда вы сделаете сэндвичи для веганов?

— Олич, отстань, никогда, — отмахивался Баклан, которому надо было быстро сварить четыре чашки кофе и налить два пива.

— А почемууу⁇

— Потому что фокачча на дрожжах, а дрожжи — это животные. А без фокаччи сэндвичей не будет.

— Они не животные, а грибы, поэтому сэндвичи для нас сделать не только можно, но и нужно, — вмешалась посетительница, получившая свой стакан с кофе.

— Что⁈ — отозвался взмыленный Баклан. — Тогда ладно. Я лично согласен, просто слышал от знакомого вегана, что дрожжи слишком живые, чтобы считаться грибами, поэтому эксплуатировать их подло, и он их не ест. Ну раз так, могу салат внутри хлеба проложить, больше ничего веганского нет.

— Давай! — согласилась посетительница.

Баклан выставил кофе на стойку и изобразил ей сэндвич почти с ничем. С другой стороны, хозяин — барин, хотят так есть, кто он такой, чтобы мешать. Так, а можно одну фокаччу-то посчитать без ничего? Баклан глянул в кассу. А, можно. Фокачча с ничем, салат не в счет. Осталось пиво.

— Всё! Всё! — помахал он рукой сердитым гостям, которые заждались своего пива. — Уже наливаю! У меня тут мир перевернулся, дрожжи снова не животные!

Тема гостям зашла, и Баклан смог спокойно доделать заказ.

Инкубатор набрал себе новых лаборантов, из наших взяли Варвару, Ворона, Хмарь, Олич, Питона, Килика и Бомберо, и анонсировали менторские программы.

Я просмотрел список возможных менторов, подумал, надо ли мне это, раз в списке нет ни Гелия, ни Марго, решил не выпендриваться и записаться к кому-нибудь. Может, мне это поможет. Из предложенного списка я не знал никого, кроме Антона и Шведа. Антона я сам подзадобал, пока возился с его медузой, и я решил, что от добра добра не ищут, и, закончив работу, направился к Шведу, который перенастраивал в задней комнате пушку для развеивания фрагментов программ.

— Что делаешь? — поинтересовался я, чтобы хоть как-нибудь начать разговор.

— Выставляю параметры на понедельник. У вас же будет практикум по созданию базовых элементов. А первокурсники такие первокурсники, ваша продукция, если по кампусу разбежится, таких дел наделает… Поэтому всё будем уничтожать на корню. Видел то кресло, которое за ноги хватает?

— Около бара? Ага, видел. Даже боролся.

— Вот. Его из какой-то несусветой шняги собрали, там самый дорогой элемент — обивка, если к нему что-нибудь из ваших поделок в мозг заселится, оно не то что за ноги будет хватать, оно кого-нибудь задушить попробует.

— Не хотелось бы. А что мы такое ужасное будем делать?

— Я точно не знаю, что вам зададут, но, понимаешь, у некоторых мегабомба сама собой получается.

— Хм. Ладно. Хорошо, что ты на посту. Я вот чего хотел тебя спросить, правда ли, что на первом курсе отчисляют 25% поступивших?

— Четверть, говоришь? Правда. Примерно так. Но их не то чтобы отчисляют, просто не рекомендуют оставаться. Ты поймешь почему буквально после первой лабы.

— Ммм, а кто в зоне риска?

— Да уж не ты, поверь мне, — усмехнулся Швед. — Ты останешься. Уйдут сомневающиеся, потому что с нашего пути невозможно будет свернуть через пару лет. Если человек хоть чуть-чуть не уверен, что хочет этим заниматься, то лучше не надо. У нас, видишь ли, очень специфическая профдеформация. Но в твоем случае она уже произошла.

— А не в моем?

— А не в твоем надо смотреть. Да все становится понятно очень быстро. И отчисляют людей ради их же блага.

— Понял. Тогда основной вопрос. Я тут увидел твое имя в списке менторов и пришел к тебе записаться. Возьмешь меня?

— Риц, зачем тебе ментор? — заржал Швед. — Ты же никого не слушаешь, просто прешь куда глаза глядят. На тебя только Гелий способен повлиять, но он менти тыщу лет не берет.

— Почему это? Я буду тебя слушать. Я же вижу, что ты часто дело говоришь, ну и потом ты же аспирант уже и видел в этой жизни всё.

— Риц, я сейчас умру. Ты эту речь специально что ли заготовил?

У меня загорелись щеки, потому что я и в самом деле эту фразу заранее придумал. Должна была сработать, но что-то пошло не так.

— Я понял, понял, ты готовился. Не надо меня уговаривать, я согласен, вобью тебя в список. Мне тоже надо план по валу выполнять. Кстати, я тоже хотел тебя кое о чем спросить — давно ли тебе захотелось общественного признания? — спросил меня Швед.

— Чего⁈ — вылезли у меня глаза на лоб.

— В Студсовет ты зачем баллотировался? Начнешь там работать, не успеешь ничего.

— Какой еще Студсовет?

Опять происки Центуриона, мелькнула у меня мысль.

— А, понял. Это называется «без меня меня женили», ты бы принял меры, чтобы такого не происходило. А то когда выберут, от заседаний не отмахаешься. Да сам посмотри, фотка с био зачетные, я бы за тебя проголосовал. Прямо сейчас возьму и проголосую!

Я нахмурился, достал свой планшет, залез в раздел «Голосования». И меня чуть удар не хватил. Действительно в списке кандидатов в Студсовет был и я. На фотке я сидел на траве с сосредоточенным видом над планшетом и что-то делал. Снято было около нашего корпуса, где мы с Бакланом частенько торчали, пока не началась учеба. Био гласило, что я поступил в университет после того, как окончательно определился со сферой своих интересов. За плечами у меня, согласно тексту, был опыт создания собственного бизнеса и ряда уникальных разработок. В Студсовете я, оказывается, собирался помогать вчерашним школьникам разбираться с поиском собственного пути, потому что важнее этого нет ничего на свете. От этой формулировки меня чуть не вырвало. При этом за меня уже было подано 153 голоса, такими темпами я мог и пройти в совет.

— Там кнопочка есть «самоотвод», маленькая, серенькая, чтоб никто сразу не нашел, — подсказал Швед.

Кнопочка и правда была, причем не факт, что я бы ее самостоятельно нашел, потому что она была шириной пикселей десять, я в нее даже пальцем не сразу попал. Разумеется, никакое слово «самоотвод» на ней не значилось, это был просто микроквадратик. Но как только мне удалось в него ткнуть, моя кандидатура благополучно исчезла.

— Слушай, а вот скажи мне как ментор ученику, нельзя ли эту проблему решить навсегда?

— Можно. Но не здесь, а в Администрации. Придется сходить ножками. Правда, тогда тебя нельзя будет без согласования с тобой никуда выдвинуть, даже на приятные вещи. На конкурс, например, межтерриториальный.

— Я переживу, — мрачно ответил я. — Тут, понимаешь, у меня личный хейтер образовался, он так и будет меня на всевозможные инициативы подписывать. И неизвестно, что еще ему в голову придет.

— В общем-то блокировка — это правильно. У меня тоже она стоит и примерно по той же причине. Твой хейтер — не девушка, случайно? А то будет совсем тяжелый случай, потому что погонится лично.

— Не, парень. Осознающий себя мужчиной в квадрате.

— Хорошо, что не в кубе, — хохотнул Швед.

— Он хочет всю нашу комнату строить, а дай-ка я посмотрю, не засунул ли он туда и Баклана с Димой?

Предсказуемо я нашел там и Баклана, и Диму, и Макса, причем фотографии были с того же места, видимо, снятые за один раз. И даже Обу нашел! Причем за Баклана было подано голосов больше, чем за меня: бармен — важный человек на кампусе. Самоотвод за них я сделать не мог, да и зачем, может, Баклан мечтает быть в совете? Скажу ему вечером.

— Знаешь, это забавно, — заметил Швед. — Чтобы подать твою кандидатуру, за тебя изначально должны были проголосовать три человека. Обычно претендент сам об этом договаривается. То есть, твой хейтер их где-то взял. Но зачем?

Я пролистал весь список кандидатур.

— Это странно. Насколько я знаю, он сам мечтает оказаться в этом совете. И его здесь нет. А нет, есть. Вот он в самом конце, за него подано десять голосов. Маловато будет. И фотка так себе, кто ж селфи ставит на такие вещи.

— Я бы предположил, что он вам предложит агитировать за него, а за это поможет вам снять ваши кандидатуры. Но это какой-то двадцатый век, честное слово, кто ж так делает, — пожал плечами Швед.

— Да у него и другие идеи были не сильно лучше. Спасибо, ментор!

Я поклонился Шведу как буддийский монах.

— Щас вычеркну тебя из учеников за такие выкрутасы!

— Всё-всё, ухожу! Без дураков — спасибо!

Швед фыркнул и вернулся к своей пушке, а я вернулся к столу, спрятал рабочий планшет и помчался в Администрацию. Последнее дело — и свободен. Пятница у меня или не пятница? Славно заканчивается неделя — к ментору записался, Центуриона сбросил с паровоза, а домашек еще не задали.

У корпуса я застал раздутого от гордости Центуриона и смертельно уставшего Диму, который только что вернулся с философских лекций, и вообще не понимал, что от него хотят.

— … и теперь вы должны агитировать за меня! Если только сами не хотите взять на себя весь объем работ! — донеслось за меня.

Дима этим выступлением ни разу не проникся, зато, увидев меня, оживился.

— О, Риц! Ты ходил на ужин?

— Нет еще, — ответил я.

— Тогда пошли есть. Центурион, отстань, я такой голодный, что не понимаю ничего. За агитацию отсыпешь мне по текущему прайсу, вот что, — ошарашил его Дима.

Центурион аж захлебнулся.

— Ты про что ему тут втираешь? Про выборы в Студсовет? — усмехнулся я.

— Да, и тебя это тоже касается!

— Тут ты пролетел сразу и навсегда, — заявил я Центуриону. — Некогда объяснять, но поищи себе других агитаторов.

Центурион зашипел, забулькал, попытался ткнуть мне в лицо свой планшет, но я от него отмахнулся, и мы с Димой ушли. Ужин сам себя не съест. А проблема Центуриона, считай, решена.

Вот только Хмари я обещал узнать про отчисления. И узнал. Но что ей сказать-то? Привет, я точно останусь, а ты — не факт? Фигово выглядит, чего ж написать…