Собрание по квесту никак не начиналось. К пяти вечера подошла едва ли половина заявленных участников, да и те немедленно уставились в окно, где летал учебный прототип дрона в форм-факторе ястреба. Однако методы ориентации в пространстве у дрона были хуже природного образца, и в конце концов он застрял в ветках ели напротив окон. Группа студентов, запустивших дрон, отправила за ним второй такой же, но и он застрял там же. За ними, страшно ругаясь, что было слышно даже через закрытое окно, прилетела хозслужба на платформе, посбивала дроны лопатой вниз, погрозила студентам и умчалась по своим делам.
Риц примостился на заднем ряду ближе к краю, надеясь убежать при первой возможности. Баклан опаздывал, и знакомых лиц в зале пока не было, если не считать раздувающегося от гордости Центуриона, который вышагивал вдоль стола президиума. От Студсовета была пока только Ника, восседавшая по центру стола. Лето у кого-то явно не закончилось, и студенты тянулись на встречу нога за ногу.
В дверях аудитории появилась Хмарь, которую Риц мгновенно опознал по рваной прическе. Он махнул ей рукой, Хмарь улыбнулась и моментально поднялась на последний ряд.
— Я смотрю, и тебя заловили?
— И меня. Не нашел в себе сил отказаться.
— Скажи мне, ты вроде знаешь этого персонажа? — Хмарь кивнула головой на Центуриона.
— О, да. Он живет на нашем этаже. Буду пристрастным, но мы его не любим.
— А за что? Мне он тоже не понравился.
— Он зануда и маньяк. Все время составляет какие-то списки и пытается раздать всем обязанности. Его поначалу хотели заселить в нашу комнату, но мы посрались в первые десять секунд, и комендант ему нашел отдельное жилище.
— Хм. Что-то не нравится мне такой вариант. Он меня определил себе в пару. Точка хорошая, почти в лесу, там тихо будет, я даже думаю, никто до нас и не дойдет, но сидеть там с ним вдвоем — радости мало.
— Мои соболезнования. Нас с Бакланом он поставил прямо к административному корпусу. На виду у начальства будем…
— Слушай! А эта его таблица не лежит ли в общем доступе?
Риц пошарил по платформе Студсовета и нашел Центурионовскую таблицу. Потыкал в нее с планшета, обнаружил, что от правок таблица не защищена, о чем немедленно сообщил.
— Вот и прекрасно, — обрадовалась Хмарь. — А давай мы сами займем лучшие места! Подальше от начальства, поближе к кухне, м?
Выражение лица Рица стало совершенно лисьим, идея ему определенно понравилась. Хмарь не хотелось напрямую напрашиваться ему в пару, но она надеялась, что Риц и сам сообразит, что она предложила ему именно это. И он понял ее правильно: собрал пару «Риц-Хмарь» и перенес ее к восточному бару. Баклана поставил в пару с Олич и отдал им место около западного бара, там, где Баклан и работал. А Центуриона оставил на прежнем месте, но только в паре с Обой.
— Оба меня убьет, — пробормотал себе под нос Риц, — пусть уж сразу за всё.
— А что, что? — заинтересовалась Хмарь.
— Оба — сосед Центуриона по комнате. Они друг друга терпеть не могут, но зато только Оба с ним и справляется.
— Мне Зима рассказывала, что у Обы есть воображаемый друг, и всё прям серьезно. Это правда?
— Правда. Насколько я понял, Оба состряпал себе воображаемого друга из какой-то своей субличности. Ему так удобней думать, ну и плюс, думаю, он наслаждается зрелищем, когда другие охреневают.
— А как он проявляется?
— Да никак. Никаких внешних признаков у этого друга нет. Просто Оба делает вид, что он есть. Чашку, например, для него ставит. Или говорит, идите отсюда, моему воображаемому другу вы не нравитесь.
— Ого! Вот это ход.
— Но со мной он так никогда себя не вел. Мы с ним пили чай пару раз на кухне, никаких воображаемых друзей не приглашалось. Видимо, это у него специфический инструмент, не для всех.
— А за что еще тебя убьет Оба?
— Он в легкой обиде на меня и на всю нашу смену, что нам достались все закладки. Ему не хватило. Только три двойных клубка. А он жаждал подвигов и теперь недоволен.
— Может победить Центуриона.
— Центурион для него, боюсь, пройденный этап. Так, так, а можем ли мы теперь защитить таблицу от изменений? Чтобы всё так и осталось?
Пальцы Рица заплясали на планшете, через мгновение он перехватил весь контроль за ней и закрыл правку.
— Хулиганство, конечно, — вздохнул он. — Ну да ладно.
Хмарь улыбнулась.
Тут на входе нарисовался Баклан, Риц поднялся и замахал ему рукой. Баклан поспешил наверх и вовремя. Собрание началось. К счастью, длилось оно недолго.
Ника обратилась к присутствующим с благодарностью, отдельно выразила признательность Центуриона за проделанную работу, не глядя утвердила расстановку людей по станциям, проинструктировала народ, что надо делать, назначила вечерние репетиции на четверг и пятницу, велела Центуриону завести группу для срочных вопросов и оперативно завершила встречу.
— Центурион, ты молодец, — пожала она ему руку. — Давай, пиши себе биографию и собирай голоса. Много не надо, чтобы попасть в списки претендентов достаточно всего трех. А дальше будет легко. Нам нужны такие люди в Студсовете!
Центуриону стало приятно. Нечасто ему приходилось слушать хорошее в свой адрес. Действительно надо написать биографию, ведь есть же у него хоть какая-то.
Когда аудитория опустела, он решил глянуть напоследок на утвержденное распределение, и тут его чуть удар не хватил. Какая-то гнида поменяла всю расстановку, и он опять оказался один на один с Обой и его воображаемым другом.
— О, нееееет! — застонал Центурион.
Он попытался внести изменения в таблицу, но обнаружил, что прав доступа у него больше нет, и таблица надежно залочена. И, судя по случившимся изменениям, без проклятой банды из сто четвертой дело не обошлось.
Квест оказался совсем не плохой идеей, мы перезнакомились с кучей приятного народу, и заодно сориентировали новичков что тут где. Приятно было чувствовать себя старожилом! На дурацкие вопросы, почему я такой взрослый только на первом курсе я придумал универсальный ответ — мало ел, долго рос, — и после него никто больше ни о чем не спрашивал. Все загадки придумала Хмарь, и у нее это получилось гораздо лучше, чем вышло бы у меня. По кампусу носились огромные веселые толпы, и всё было здорово.
К середине дня всё закончилось, и мы с чистой совестью отправились обедать. У входа в столовую меня догнал Центурион.
— Я знаю, что это ты, — прошипел он мне.
Я остановился, пропустив Хмарь и догнавших нас Баклана с Олич вперед.
— Ну чего тебе надо? — устало спросил я. — Тебе не понравился сегодняшний день? Ты же сам всё это придумал. Что не так-то?
Центурион набычился и уставился куда-то себе под ноги.
— Я знаю, что ты отредактировал таблицу.
— Ну я. А что?
— И залочил.
— Скажи, плохо получилось. У тебя был плохой напарник?
— Нет. Знаешь, больше всего хочется дать тебе в морду.
— Ну попробуй.
— Да ну тебя на хрен, — Центурион махнул рукой и ринулся в столовую вперед меня.
Месть его выразилась в том, что он подрезал последнюю жареную курицу, и мне достались рыбные фрикадельки. Ну и ладно, рыбу я люблю. Вот если бы Центурион отнял курицу у Баклана, мог бы и правда получиться скандал.
К моему удивлению, он сел вместе с нами, любезно спросив разрешения, и был вполне мил. Наверное, что-то задумал, но было пока непонятно что.
А второго сентября мы начали учиться.
Общий курс эволюции органики нам читал Рудник. Мы слушали его вместе со студентами с пятилетнего курса органики процессов, двумя группами с органических программных систем и маленькой группы с отделения тонких источников. Всего нас набралось человек сто, я даже не ожидал.
Рудник сразу объявил, что на этой лекции будет только теория, рабочие очки не понадобятся и можно их снять. Те, кто предусмотрительно их надел, завозились, пряча инструмент в карманы и сумки.
— Итак, я рад поздравить всех поступивших! Вы выдержали конкурс и достойно перенесли испытание с задержкой зачисления. Это очень хорошо, потому что крепкие нервы нам всем понадобятся и не только в этом году.
Аудитория зашушукалась, послышались смешки, а профессор продолжил.
— Предмет, который называется «органика процессов», эволюцию которого мы будем изучать, получил свое название из двух источников. Сам продукт, который мы с вами получаем в процессе работы, называется «программа», поскольку программирует и, если так можно выразиться, вразумляет платформу через которую он действует на неодушевленные предметы. Тем не менее, наш предмет называется по-другому. Слово «органика» обозначает природу программ, а она имеет самое что ни на есть органическое происхождение, ведь их источником являются люди. Передавая сигнал на рабочее поле, мы формируем отдельные элементы, либо соединяем уже существующие в единое целое. Но на этом история не заканчивается, поскольку полученный продукт способен эволюционировать дальше по своим собственным законам, и эта особенность отражена во втором слове нашего предмета — «процессов». Потому что это постоянно идущий процесс.
Смуглая студентка с косичками, переплетенными цветными лентами, подняла руку.
— Скажите, а мы будем изучать проблему единого источника программ?
Профессор улыбнулся.
— Вы, наверное, с отделения тонких источников?
Студентка кивнула.
— Я упомяну о существовании этой теории, но для общего понимания предмета она не нужна. Есть определенные разногласия по вопросам, как и когда появилась человеческая способность создавать и пересылать программы, и теория единого источника — лишь одна версия из многих. Очевидно, что человек обладал этой способностью многие века, но лишь разработки последних лет позволили поставить этот процесс под контроль. Не полностью, но хотя бы частично.
Отделение тонких источников нахмурилось в полном составе, но спорить никто не стал.
— Работа над контролируемой технологией началась около ста лет назад, и сегодня мы с вами имеем набор стандартных процедур, которые позволяют производить более-менее устойчивый результат. Я говорю, более или менее, потому что в работе со столь гибкими и изменчивыми вещами не может быть и речи о полном контроле. Однако дела сейчас обстоят гораздо лучше, чем, скажем, пятьдесят лет назад, когда тех же направляющих не существовало. Я начинал работать без них.
Рудник кашлянул и глотнул воды из стакана, заблаговременно принесенного ассистентом.
— А если мы заглянем в первые попытки освоения этой технологии, то мы увидим совершенно поразительные вещи. Первые специалисты по органике процессов, хотя тогда их чаще именовали возмутителями спокойствия, предпринимали попытки создания и переноса программ не в кристаллы, не на платформы, а непосредственно на неодушевленные предметы и в головы людей. Это были отчаянные времена, и большая часть экспериментов оканчивалась трагично. Хотя следы разработок, найденные на северо-восточных территориях, позволяют предположить, что нашим предкам гораздо лучше удавалось соединить воплощение намерения и человеческий организм. Лучше, чем получается сегодня с помощью имплантируемых кристаллов.
— А как же⁈ — воскликнул кто-то в зале. — Почему же мы не используем их сейчас?
— Ну, во-первых, потому, что наши предки подобными вещами в основном убивали. Мы не уверены, что успешных случаев позитивного воздействия было так уж много.
Народ в зале захмыкал. Да, вот такие мы люди, как кого убить, так это всегда пожалуйста.
— А, во-вторых, опыт применения этих технологий утрачен. Попытки восстановить потерянное знание ведутся, но, возможно, нам мешает существующая система обучения и дальнейшей работы, от которой никто не готов отказаться. Тем не менее, работы в этом направлении, хоть и неактивно, но идут. И это не то же самое, что поиск единого источника.
Профессор строго посмотрел на группу тонких источников. Те потупились.
— Сегодня специалисты предполагают, что для успешной работы по прямой передаче программы от человека человеку, нужна развитая интуитивная телесность, с которой у современных людей, прямо скажем, неурожай.
Зал грохнул от смеха. Профессор дождался, пока все отсмеются, и закончил мысль.
— Но, повторюсь, наблюдения не прекращаются, эксперименты ставятся, и в какой-то момент мы увидим результаты. Возможно успеха в этом направлении добьетесь именно вы…
Я задумался и вспомнил, что мне рассказывал дед о пользе размышления телом. Не исключено, что мне помогает именно это.
Когда мне было пятнадцать, и я еще учился в школе, а дед уже мощно укоренился на том самом побережье, куда в конце концов переехали и мы с родителями, он специально прилетел летом, во время каникул.
— Значит, так, — заявил он с порога. — Через год тебя выпустят из вашего питомника, и придется думать своей головой. Но голова думает плохо!
Общий смысл его выступления состоял в том, в особо важных случаях думать надо не головой, а телом. Потому что оно аккумулирует столько информации, что некоторые вещи знает лучше мозга. Только молчит, если его не спросить, или реагирует настолько неявно, что без практики эти сигналы можно и пропустить. Он уволок меня в сад, и мы славно потренировались в определении моих текущих приоритетов. Результаты оказались несколько предсказуемы, но сам процесс отслеживания собственных реакций меня позабавил. Честно говоря, мне казалось, что я нечасто с тех пор следовал его совету, но возможно что-то делал, не особо задумываясь. Может поэтому, мне и не нужны были никакие пальцевые направляющие?
Я отмахнулся от воспоминаний и сосредоточился на лекции. Подводку профессор уже закончил и приступил к перечислению наиболее значимых вех в развитии органики процессов — изобретению рабочего поля, которое мы чаще всего разворачивали на планшете, рабочих очков, направляющих, методов модификации, передачи и хранения программ. Я пометил себе основные даты, хотя они наверняка были в учебнике. Но про даты уж точно спросят на экзамене, не сомневаюсь.
Через полтора часа лекция закончилась, Рудник задал нам прочитать или переслушать соответствующий параграф, подтвердил мои подозрения, что значимые имена и даты придется выучить, чтобы знать откуда что взялось и почему так, и отпустил нас. Следующая лекция у нас была в инженерном корпусе и туда надо было уже бежать. Я собрался и вылетел из аудитории.
По дороге меня догнали Олич и Хмарь.
— Ну ты несешься как конь, Риц! — возмущенно заявила мне Хмарь.
— Но вы-то догнали, — ухмыльнулся я и замедлился.
— А у нас, между прочим, есть к тебе вопрос.
— Мм?
— Ты ведь в инкубаторе работаешь, да? Ты со многими старшекурсниками знаком?
— Хм, — я мысленно прикинул. — Человек пять знаю.
— А спроси их, а? Правда ли, что на первом курсе отчисляют 25% поступивших? Причем в основном за несданные лабы.
— Что⁇!! — у меня вылезли глаза на лоб. — Звучит жестоко… Спрошу…
Когда после лекций и инкубатора я добрался до общаги, на улице было уже темно. Но в комнате никого не было.
Группа «104»
Риц: А куда все делись?
Дима: Сушку смотрим
Баклан:@Риц! Приходи к нам!
Риц: Куда приходить?
Макс: Да в прачечную же
Риц: Сушку?
Дима: Просто приходи
Дима: [отправляет видео]
Видео прогрузилось, и на темном фоне проступил контур танцующей рубашки. За десять секунд рубашка успевала провернуться дважды вокруг своей оси. Рукава ее то вытягивались вверх, как будто рубашка молилась, то падали вниз, как если бы ее охватывало отчаяние. Странное было зрелище.
С ума они там все посходили? Зачем им такая рубашка?
Озадаченный, я спустился вниз.