Белый маг

Глава 4 Вниз по лестнице в лунном свете

От неожиданности я даже голову одернул, словно удар в лоб получил.

Шепелев подал в отставку? Как⁈ По какой причине⁈ И почему вместо него назначили меня⁈ Я ведь представления не имею, что следует делать! Это же совсем другой уровень!

Должно быть все эти мысли отчетливо читались на лице моем, потому как светлейший в очередной раз рассмеялся без всякой, казалось бы, на то причины и помахал в мою сторону рукой.

— Не стоит так переживать, голубчик ты мой Алексей Федорович! — заявил он. — Ничего нового для тебя не случится, потому как людей тебе в помощь я не дам и дела все будешь вести как прежде, вот только видеться мы с тобой станем гораздо чаще. Вместе теперь будем заботиться о здоровье Руси нашей матушки… Что скажешь, Алексей Федорович? Или это слишком хлопотно для тебя — заботиться о Руси-матушки?

Я моментально расправил плечи.

— Никак нет, ваша светлость! Подобные хлопоты нам по нраву!

— Молодца… — благосклонно кивнул светлейший. — Хороший ответ… Но есть у меня к тебе и другое дело, Алексей Федорович. И оно куда как важнее первого. Следуй за мной, покажу чего…

Светлейший двинул плечами, поправляя халат, и направился к дальней стене кабинета, задрапированной гигантскими темно-вишневыми портьерами. Я замер в нерешительности, но князь обернулся и сделал мне знак рукой: шагай, мол.

И я послушно двинулся за ним. Мы подошли к стене, светлейший отодвинул портьеру, и я увидел скрытую за ней дверь. Она не была какой-то особо высокой, мощной или же еще какой-то выдающейся — дверь как дверь. Светлейший достал из кармана халата желтый ключик, открыл замок и толкнул дверь внутрь, позволяя ей открыться самой.

Внутри я увидел каменные стены и каменную же лестницу, ведущую куда-то вниз, во мрак. Пахнуло оттуда на меня прохладой и пылью, отчего я подумал было: «Уж не в темницу ли меня хочет привести светлейший?», но тут же себя одернул. Дворец этот был личным домом его светлости, и сомнительно, что в повалах его он стал бы устраивать темницу. Или же и того хуже — пытошную. Это вам не Тайная канцелярия. Во дворце этом, между прочим, даже балы устраиваются, и частенько принимаются всевозможные иностранные послы.

А светлейший, вероятно, заметил мое замешательство, потому как глянул на меня хитро и подмигнул с улыбкой:

— Что, Алексей Федорович — струхнул? Не боись, не поведу я тебя в темноту, сейчас свет зажгу!

Услышав эти слова, я подумал, что достанет он сейчас откуда-то свечу или же целый подсвечник на несколько свечей, но светлейший вместо этого коротко и звонко хлопнул в ладоши, и над лестницей тотчас вспыхнули и засияли белым светом «лунные маяки». Их было много, и они длинной цепочкой уходили вниз вместе с лестницей. Один, другой, третий… Двадцать третий… Я спускался вслед за светлейшим по лестнице, и поначалу пробовал их считать, но очень скоро сбился со счета и плюнул на это дело. И мимоходом подумал, что сам никогда не смог бы сотворить такое безумное количество «лунных маяков» одновременно. Сил у меня на это не хватило бы, да и умение на то особое требуется. Здесь мало манипулировать одной единственной линией магического поля, здесь шел счет на целые куски пространства-времени.

Что и говорить, светлейший был мощным магом! Наверняка он был мощнее, чем куратор мой граф Амосов Петр Андреевич, да и все другие магистры. И возможно даже вместе взятые. Во всяком случае, при виде этой бесконечной череды «лунных маяков», уходящих вдаль, мне стало так казаться именно так. Но именно поэтому я все меньше понимал суть происходящего.

Для чего магу такого масштаба понадобилось возиться со мной, простым аспирантом, который лишь начинает постигать самые азы магии Синей Линии? Если он нуждается в сподвижниках, то мог бы привлечь на свою сторону более мощных магов, из тех, кто вынужден был ныне скрываться по лесам и долам, прозябать в далекой провинции или же киснуть в своих имениях. Я уверен, что среди них нашлось бы немало желающих пойти на службу к светлейшему князю Черкасскому.

Но тогда все равно оставалось непонятным, какой смысл был повсеместно запрещать магию на бескрайних просторах Российской империи, разгонять Академию магии и чародейства, карать ее преподавателей, чтобы потом начинать подыскивать для себя подходящих чародеев?

Было в этом что-то неправильное, нелогичное, но сам же светлейший совершенно не был похож на человека, лишенного логики. И потому я попросту не знал, что и думать, и послушно шел за ним следом, надеясь, что в конце этой длинной лестницы меня ждет нечто, что поможет найти ответы на мои вопросы. Пусть не на все, пусть только на часть из них, но все равно я уже не буду находиться в таком тумане неведения.

Мы шли долго. В какой-то момент я попытался представить себе, на какую глубину мы опустились за это время, но мои математические способности позволили мне вычислить какое-то совсем неправдоподобное расстояние, и я решил, что где-то ошибся.

Ну, ошибся и ошибся, бывает. Не столь уж это и важно. Тем более, что вскоре я заметил, что уходящая в глубину цепочка белых огней где-то там, внизу, изгибается и идет уже вдоль невидимого мне пола. А вскоре и лестница закончилась. Мы шагнули с последней ступеньки, прошли вперед еще с десяток шагов и остановились у самого последнего «лунного маяка».

Мы явно находились в каком-то большом помещении. Свет «маяков» не позволял видеть слишком далеко, но и его вполне хватало, чтобы понять, что помещение это ничуть не меньше «праздничного зала» императорского дворца. Обычно там проводились самые большие балы. Те самые, ежегодные, которые проходят, как правило, в конце мая. На них представляют новых девиц и юношей империи всех дворянских фамилий без исключения, без оглядки на знатность и состояние. На таких балах невесты ищут себе женихов, а женихи ищут невест, чтобы продолжить торжество жизни во славу государя-императора и России-матушки.

Светлейший хлопнул в ладоши, и «лунные маяки» тотчас погасли, оставив перед глазами лишь многочисленные белые пятна, мерцающие в абсолютно тьме. Но тьма эта длилась недолго. Я вновь услышал звонкий хлопок в ладоши, и в тот же миг зал, в котором мы находились, вновь осветился. Но теперь это было не то жиденькое белое свечение «лунных маяков», а яркий насыщенный свет, исходящий от огромного шара кипящего пламени, зависшего где-то под самым сводом.

Я сразу его узнал, хотя никогда прежде не имел возможности лицезреть в таких колоссальных размерах. «Комета гнева», которая сияла на ладони у Санечки, в сравнении с этой была как муравей перед слоном. И первой мыслью моей было: «Всё, это конец…» Потому что сравнить эту «комету» можно было разве что именно со слоном. Слоном, которого изваляли в жиру и перьях и подожгли, и теперь он пылал желтым пламенем, иногда исторгая из себя тонкие огненные языки.

Я так и замер на месте, и даже отступил на шаг, хотя понимал, что если эта «комета» сейчас рванет, то никакое бегство меня не спасет, потому что бежать уже будет некогда и некуда. И города Петербурга со всеми его окрестностями уже не будет на карте, а останутся от него одни лишь обгорелые руины.

Но светлейший, видя мое замешательство, придержал меня под локоть и покачал головой.

— Не стоит беспокоиться, Алексей Федорович, — сказал он. — Это всего лишь «комета гнева», как ее принято называть среди магов Синей Линии. Страшное оружие, и совершенно неуправляемое… в неопытных руках. Но я такие использую порой в качестве яркой люстры!

«Яркой люстры»! Люстры! Уж не знаю, насколько это рационально, но одно могу сказать точно: светила она действительно ярко.

Да-да, при таком свете был отчетливо виден и упомянутый уже высокий свод с нанесенными на него фресками, и далекие стены, прикрытые тканевой драпировкой, и высоченные колонны, устремленные от мраморного пола ввысь, к самому своду. Собственно, при таком освещении в зале было не менее светло, нежели в солнечный день у меня в беседке.

Я с натугой переглотнул.

— А если рванет? — спросил сипловато.

Светлейший презрительно отмахнулся:

— Ерунда, не рванет…

— Но все же? А если рванет?

Князь с глубоким вздохом всплеснул руками.

— Скажи мне, Алексей Федорович, ты чувствуешь здесь какой-то особый жар?

Едва светлейший это спросил, как я тут же понял, что при таком размере «кометы», заключенной в закрытом помещении, жара здесь должна стоять просто невероятная. Да что уж там — ад показался бы в сравнении с ней просто не протопленной банькой. И не только драпировка на стенах сгорела бы в таком пекле, но и от нас со светлейшим в мгновение ока остался бы только пепел.

Но ничего подобного в этом зале не происходило. И, честно признаюсь, здесь было даже прохладно.

— Нет… — я медленно покачал головой. — Не чувствую. Как такое может быть, ваша светлость?

— «Ваша светлость»… — недовольно хмыкнул князь. — Когда ты узнаешь, Алексей Федорович, то, что от тебя ныне скрыто, ты станешь гораздо проще относиться ко всем этим громким титулам. И все вот эти фокусы, — он мотнул головой в сторону «кометы гнева», — будут казаться тебе просто детскими шалостями. А жара от нее ты не ощущаешь, потому как ее здесь и нет вовсе.

Я немало озадачился.

— Да как же так-то? Как же нет ее, если вот она — висит в самом центре зала?

— Никакой «кометы» здесь нет, — поморщившись, повторил князь. — На самом деле она находится далеко в Запределье, за тысячи миров отсюда, летит в пустом пространстве уже миллионы лет, и будет лететь еще много миллионов лет, всегда одинаковая и неименная. Я же просто разместил здесь ее изображение, чтобы с ее помощью освещать этот зал. Весьма удобное решение, кстати! Рекомендую.

— Премного благодарен, Алексей Михайлович, — я вежливо поклонился. — Но вряд ли мне это пригодится.

— Как знать, как знать! Однако, мы слишком задержались здесь, у самой лестницы, а между тем все самое важное ждет вас впереди. Прошу следовать за мной.

И он направился вглубь зала, мягко шаркая по мраморному полу. Я двинулся следом, и стук моих подбитых каблуков звонко разлетался в безмолвной тишине огромного зала — цок-цок-цок-цок. Звук этот многократным эхом отражался от стен и витал по залу, заполняя собой все пространство. Мы дошли до середины зала и остановились под самой «кометой гнева». Задрав голову вверх, я рассматривал ее с открытым от удивления ртом, а она висела прямо над нами и казалась живой. Пламя так и кипело в это раскаленном шаре, оно бурлило, завивалось в спирали, исходило пузырями. Кое-где от него отделялись огненные сгустки и уносились прочь, но никакого вреда залу не причиняли — они просто исчезали из вида, скрываясь за пределами того участка чужого пространства, которое светлейший сделал видимым в этом зале.

Зрелище было поистине потрясающим. Меня не покидало ощущение, что я нахожусь в непосредственной близости от самого Солнца.

— Не советую тебе долго смотреть на «комету» незащищенными глазами, — одернул меня князь. — Она способна выжечь тебе глаза, даже находясь в других мирах и пространствах.

Получив такое предупреждение, я поторопился опустить голову. Глаза мои мне были дороги. Между делом тут же промелькнула мысль, что если бы меня собирались арестовать, отправить в острог, в ссылку, или же и того хуже — попросту убить, то вряд ли стали бы беспокоиться о сохранности моего зрения.

Это внушало надежду на благополучный исход данной аудиенции. Да и зачем назначать человека исполняющим обязанности руководителя Сыскного приказа, коли собираешься его тут же убить?

Не-е-е, что-что, а жив я точно останусь.

Мы снова двинулись вперед, но, дойдя до ближайшей колонны, опять остановились. Колонна была очень широкой, даже трое людей, взявшись за руки, вряд ли смогли бы ее обхватить. За колонной стояло нечто, скрытое от постороннего глаза большим отрезом красной материи. Ткань закрывала этот предмет полностью, до самого пола, так что видеть его не было никакой возможности, но очертания все же угадывались — под тканью находился какой-то прямоугольный короб в сажень длиной и чуть меньше аршина шириной.

— Догадываешься, что здесь? — спросил князь.

Предчувствуя нехорошее, я покачал головой. На самом деле, кое-какие догадки у меня все же имелись, но озвучивать их светлейшему я не собирался. Это он по какой-то причине решил сегодня со мной откровенничать, у меня же никаких предпосылок для этого не было. В конце концов, мы с ним представляли два противоборствующих лагеря, и если он этого по какой-то причине пока не знал, то я-то знал наверняка.

Вот только мой лагерь теперь не имел никакой внятной цели. Откровенно говоря, он был разгромлен и уничтожен. А я был просто беглым полководцем, скрывающимся от неизбежной кары за сотворенные деяния.

Не дождавшись от меня внятного ответа, светлейший прошел вдоль накрытого тканью короба и остановился у дальнего его края. Пристально посмотрел на меня, взялся за ткань и рывком откинул ее в сторону.

Собственно, все было так, как я и предполагал, и потому я ни одним движением, ни одним жестом и ни одним словом не выказал своего удивления.

Под покрывалом красной материи действительно находился деревянный короб. Если быть совсем точным, то это был гроб, который еще не закрыли крышкой. И в гробу этом, сложив на груди руки, лежало безголовое женское тело.

Изнутри гроб также был выстлан красной материей, так что если остатки крови из разрубленной плоти и натекли внутрь гроба, то ее заметно не было.

— Ты узнаешь эту женщину, Алексей Федорович? — спросил князь.

И в это самое мгновение я совершенно отчетливо понял, что сейчас не время и не место, чтобы врать и изворачиваться, да и не тот человек светлейший, перед которым стоит это делать. И еще я понял, что на самом деле ему известно абсолютно все обо мне, и может быть даже известно то, что я и сам пока о себе не знаю.

Он был откровенен со мной, и я не видел причин, чтобы и мне не вести себя точно так же.

— Узнаю, — не шелохнувшись, и даже не поведя бровью, ответил я. — Это государыня Мария Николаевна… упокой господь ее душу.

— Тебе известно, при каких обстоятельствах это произошло? — спросил светлейший.

Я поймал его пронзительный взгляд, стойко выдержал его и кивнул.

— Бесплотный демон в моем имении пытался увести ее «тайной тропой», — ответил я, немного подумав. — И ему это почти удалось. Но он не смог удержать проход открытым, а императрица оказалась на самом пороге.

Князь понимающе покивал и снова накрыл гроб тканью. И я был ему благодарен за это, поскольку лицезреть и далее мертвое тело государыни уже не мог.

— Надеюсь, голова ее было похоронена с должными почестями? — с легкой вопросительной интонацией сказал светлейший.

Я протяжно моргнул, что должно было означать согласие. Князь шумно выдохнул и несколько раз перекрестился.

— Значит, ты понимаешь, что вопрос с наследником решился сам собой, — заметил он. — Род Трубецких прервался вместе с гибелью еще не родившегося младенца, и произошло это волею господней, а вовсе не по злому умыслу мятежного камер-юнкера, бесплотного демона или же лица, направившего его на поиски государыни… Ты же со мной согласен, Алексей Федорович, или у тебя имеется на этот счет собственное суждение?

Не было у меня на этот счет никакого иного суждения. До сего мига я винил в смерти государыни кого угодно: самого себя за близорукость и нерасторопность, или же бесплотного демона за неумение держать проход «тайной тропы» открытым продолжительное время, или же самого светлейшего, за то, что объявил охоту на государыню, вследствие которой все это и произошло.

Но в этот миг я понял, что на все это действительно была воля господня, и если бы он желал принять мою сторону, то позволил бы мне вырвать Марию Николаевн из лап демона.

А, впрочем, кто я такой, чтобы судить о замысле господа? Может быть, он как раз и принял мою сторону, но государыня за это решение поплатилась головой. В самом прямом смысле.

— Никакого иного суждения на этот счет у меня нет, — глухим голосом отозвался я.

И решился наконец сказать то, что озвучить не смог бы при других обстоятельствах. Я понимал, что подобное может очень плохо кончиться, но сдерживать себя уже не мог.

— Однако мне кажется, что на сей раз воля господа удивительным образом совпала с вашими собственными желаниями, ваша светлость, — заявил я. — Не вы ли всеми силами стремились скрыть беременность государыни? Не вы ли отправили своего кривоглазого слугу в дом лей-медика Монсея, чтобы заставить его замолчать навеки? Не вы ли вложили пистолеты в руки камергера Лефорта, чтобы он очистил вам дорогу к престолу? Почему-то мне кажется, что за всеми вашими словами скрывается только одно: желание самому занять престол Российский!