Белый маг

Глава 11 Синее небо над Серой Русью и потусторонние сущности

Настя стояла всего в нескольких шагах позади меня, задрав юбки почти до колен, и продолжала орать. А за щиколотку левой ноги ее удерживала крупная волосатая рука израненного воина, целиком залитого кровью.

Тем не менее, воин этот был ее жив. Я видел, как пузырится пена на его распухших губах, как поблескивают белки глаз под кровавой маской на лице.

Я подошел к Насте и легонько тронул ее за плечо.

— Не кричи, — сказал я. — Здесь нельзя кричать.

Она посмотрела на меня полубезумными глазами, но орать при этом не перестала. И тогда я отвесил ей легкую пощечину — чтобы скорее привести ее в чувство.

Это сработало, она моментально замолчала.

— Убей меня… — с мольбой в голосе прохрипел воин у нее под ногами. — Сжалься, убей меня…

Говорил он по-русски, но как-то слишком протяжно, словно бы с неким неизвестным мне акцентом. Впрочем, это могло быть из-за крови, заполнившей его рот, из-за разбитых губ и полного обессиливания. Все, что находилось у него ниже пояса, превратилось в кровавую кашу, и он очень скоро должен был умереть и без посторонней помощи. И можно было только представлять, какие страдания он сейчас испытывал, находясь в полном сознании.

— Убей, прошу тебя…

У него не было больше сил удерживать Настю за щиколотку, пальцы разжались, и рука безвольно упала на землю.

— Убей… — с мольбой прошептал он, и его глаза уставились на меня. — Мой меч… — похоже, что он узнал оружие в моей руке. — Мне говорили, что я умру от своего меча… Я не верил… А теперь заклинаю тебя: убей меня!

Последнее слово он попытался выкрикнуть, но у него не получилось, он захлебнулся кровью и закашлялся, вздрагивая всем телом. Я поднял меч и примерился, куда лучше его воткнуть, чтобы покончить с несчастным одним разом. На воине была надета очень плотная кольчуга, и пытаться проткнуть ее мечом было делом бессмысленным. Так я мог только причинить ему новые страдания.

Самым правильным было отсечь ему голову и, решившись на это, я взялся за рукоять меча двумя руками. Встал над ним поудобнее и даже замахнулся, но, увидев его взгляд, потерял всякую решимость. Дважды глубоко вздохнул, чтобы приободриться.

— Что? — спросила из-за плеча Настя. — Что ты собрался делать?

Я не ответил и снова покачал поднятым мечом, собираясь ударить так, чтобы голова отделилась от туловища за один раз. Но вдруг замер. Изувеченный воин смотрел на меня неподвижно, взгляд его застыл, стал стеклянным. Я опустил меч, присел на одно колено и заглянул ему в глаза. Помахал перед ними рукой.

Никакой реакции. Воин был мертв. Его смерть избавила меня от необходимости проявить кровавое милосердие. Тогда я закрыл ему глаза.

— Царствия небесного тебе, воин, — сказал я. — Тебя обманули: ты погиб в бою, и твой собственный меч тут ни при чем.

Я сорвал пучок не перепачканной в крови травы, вытер клинок, а когда поднял голову, то замер в оцепенении. Взгляд мой снова скользнул по воину, которого я только что хотел избавить от мук, и мне показалось, что он пошевельнулся. И не просто пошевельнулся — такое порой случается даже с мертвецами, когда их мышцы начинают непроизвольно сокращаться — а оперся на локти, приподнялся и осмотрелся.

Я в удивлении отпрянул. Зажмурился на мгновение и потряс головой. Да нет, быть такого не могло! Это просто наваждение!

Я видел, что тело воина все так же лежит на земле, но в то же время от него отделилась тонкая почти прозрачная оболочка и внимательно осматривала поле боя. Я видел, что это все тот же воин, вот только был он цел, и даже следов крови на нем нигде не было заметно. Кольчуга его сверкала, а светлые волосы ниспадали на широкие плечи. Мне подумалось, что он похож на одного из тех древних витязей, о которых в детстве мне рассказывал батюшка перед сном. Было ему немногим более двадцати, телом был крепок, а выражение загорелого лица казалось каким-то детским, слегка обиженным.

Осмотревшись, призрак мертвого воина с удивительной легкостью поднялся на ноги, одернул кольчугу, поправил на поясе ножны с мечом. И похоже, что это был тот самый меч, который я сейчас сжимал в своих руках. Ростом витязь сей достигал мне почти до бровей.

Затем он переступил через собственное тело, взглянул на него с сожалением и покачал головой.

— Вот незадача, — сказал он. — Как нехорошо я умер. Очень плохо выгляжу, очень…

Он взглянул на меня и сделал шаг навстречу.

— Я-то полагал, — продолжал он, — что если погибну в этом бою, то буду лежать в траве с мечом в руке, он будет перепачкан в крови врага, а на губах моих застынет мрачная улыбка… А оно вон как вышло! — Он не глядя мотнул головой на собственный труп. — Ниже пояса все раздавило в кашу, елдык вообще оторвало… Не так я хотел погибнуть, совсем не так!

— Господи! — испуганно прошептала Настя, схватив меня под руку. — Сумароков, ты тоже это видишь?

Вместо ответа, я только кивнул, тяжело сглотнув.

— Спасибо, добрый человек, что хотел помочь мне, — призрак прижал к груди ладонь и коротко поклонился. — Странно, что предсказание не сбылось. Этот меч я добыл в честном поединке. Крысомор, вождь племени кипчаков, сам предложил мне сразиться, когда мы встретились в чистом поле, отряд на отряд… Мы начали с ним биться, едва только солнце встало над верхушками деревьев, а когда обломок моего меча вонзился ему в глаз, оно уже висело у нас над головами. Крысомор умер не сразу. Он напоследок взял меня за затылок, притянул к себе и прошептал на ухо: «Ты славно сражался… Назови свое имя, воин». «Тихомир Светловолосый», — назвался я. «Возьми мой меч, Тихомир», — сказал вождь и сам вложил его мне в руку…

Призрак тронул рукоять висящего у него на боку меча, а потом указал на клинок в моих руках. Я поторопился его опустить. Отпихнулся от Насти, которая сжала мою руку столь сильно, что она у меня онемела.

— Сумароков, я сплю? — тихо спросила Настя.

— А потом Крысомор рассмеялся, — продолжил призрак, которого при жизни, оказывается, звали Тихомир Светловолосый. — И от этого смеха действительно могли передохнуть все крысы в округе. Закончив смеяться, он прошептал: «Даю тебе свой меч, воин. Он много раз спасет тебе жизнь, но помни: однажды ты от него и погибнешь!»

— Обманул, мерзавец, — качая головой, сказал я.

Какой разговорчивый призрак, однако, нам повстречался! Раньше я слышал рассказы о встречах с подобными сущностями, но самому видеть их никогда не доводилось. И сказать честно, я считал эти рассказы выдумками.

Ну какие призраки, право слово⁈ Это вам не бесплотные демоны Запределья, которые способны существовать в самых разных ипостасях. Я неоднократно видел, как умирают люди, и часть из них даже погибала от моей собственной руки, однако еще никогда ни один из них не являлся ко мне не то чтобы воочию, но даже во сне.

Но полностью их существование я, конечно же, не отрицал. Всякое возможно в подлунном мире! Силовые линии магического поля вполне способны создавать и такие вибрации, при которых ослабленное сознание умирающего человека может отделиться от тела и вселиться в некую эфемерную оболочку, по облику своему похожую на предыдущего владельца.

С точки зрения мага, в этом нет ничего необычного. Если можно подсадить свою сущность в тело живого человека, то почему она не может существовать в какой временной оболочке? Если взглянуть на это по-философски, то наше собственное бренное тело тоже является лишь временным пристанищем для души…

— Что ж, приятно было пообщаться с тобой, Тихомир, — сказал я. — Но нам пора идти… Ты не подскажешь, где найти скалу Арабойра, на которой находится Зеркальный храм?

Туманный облик призрака колыхнулся, на краткий миг сделавшись совсем невнятным, размытым. Похоже было, что мой вопрос оказался для него достаточно волнительным.

— Зеркальный храм… — повторил он задумчиво. Я только сейчас понял, что голос исходит вовсе не изо рта призрака, а из какой-то точки, находящейся рядом с ним. Причем, точка эта всякий раз находилась в разных местах. — Зачем тебе нужен Зеркальный храм, добрый человек?

— Меня зовут Алексей, сын Федора Сумарокова, — уточнил я.

— Зачем тебе Зеркальный храм, Алексей Сумароков, сын Федора? — настойчиво спросил Тихомир.

— Есть у меня дело личное к его жрецам, — пояснил я. — У меня, и у моей спутницы. Ее имя Анастасия Алексеевна Романова.

И вновь облик призрака на мгновение колыхнулся. Я обратил внимание с каким неподдельным интересом он взглянул на притаившуюся за моей спиной Настю.

— Из тех самых Романовых? — спросил он уважительно. — Московитских?

— Новгородские мы! — пискнула из-за спины Настя.

Я пихнул ее локтем в бок. Вот же девка неуемная! Ну кто ее просил рот открывать?

— Новгородских⁈ — совершенно изумился Тихомир. — Вот-те на! Выходит, ты в родстве с самим князем Истиславом?

— Э-э-э… — протянула Настя. — М-м-м-да… Он мой дядя по материнской линии!

Я снова пихнул ее локтем.

— Даже так! — воскликнул Тихомир. И тут же поклонился ей в пояс. — Как-то раз был представлен вашей матушке. Очень рад встрече, княжна. Я даже не удивлен, что вы осмелились отправиться вслед за дядькой своим на эту битву. О храбрости Романовых ходят легенды, и даже девицы в их роду владеют мечом наравне с мужчинами. Был бы счастлив увидеть ваше мастерство, княжна… — он снова поклонился.

Хотелось бы мне увидеть, как Настя будет выкручиваться, но жалко было тратить на это время.

— У каждого свое умение, а слухи порой бывают сильно преувеличенными, — сказал я. — Однако ты не ответил на мой вопрос, Тихомир. Далеко ли до Зеркального храма? Как его отыскать?

Тихомир не стал более настаивать на том, чтобы Настя демонстрировала перед ним свои навыки владения оружием, и сразу перешел к делу:

— Путь к замку не близкий, на словах трудно объяснить дорогу к нему. Но вам сегодня повезло, ведь мне и самому нужно попасть туда. Я провожу вас до самого порога. Добудьте себе лошадей. Это не сложно, их здесь много осталось… А мой меч оставь себе, Алексей сын Федора. Твой собственный похож на тростинку, в добром бою он сразу пополам переломится.

Разумеется, он имел в виду мою шпагу, и мне даже как-то обидно за нее стало. Но разубеждать призрака я не стал. Он сам отстегнул от пояса мертвого себя ножны и вручил их мне. Приторочить их на перевязь мешала шпага, и потому я просто завязал кожаный ремешок петлей и повесил меч через плечо за спиной.

Добыть здесь лошадь и впрямь оказалось делом несложным. Правда, первая, пасущаяся поблизости, оказалась пугливой и сразу же убежала, едва я к ней приблизился, но зато следующая, черная как уголь, оказалась вполне себе покладистым животным.

Тихомир немного постоял над трупом гнедого жеребца, с которого не так давно, по всей видимости, сам же и упал на землю-матушку, а потом вскочил на второго такого же, замершего в сторонке над убитым хозяином.

— Княжна Анастасия, я бы на вашем месте не раздумывал, — заявил он. — Вон та белая кобылка очень бы вам подошла…

Но Настя, к моему удивлению, заартачилась. Ей приглянулась та сама лошадь, которую мы увидели первой, серая в белых яблоках. Пришлось нам возвращаться. И уже там выяснилось, что Настя понятия не имеет, как запрыгнуть в седло, будучи одетой в платье.

Пока я размышлял, как ей помочь — ведь найти женское седло здесь вряд ли было возможно — Тихомир, недолго думая, завязал ей юбки узлом между ног и усадил на лошадь.

— Вам удобно, княжна? — поинтересовался. — Вы сделали правильный выбор. Это добрая лошадь, когда-то она принадлежала вашему брату Ратмиру. Уверен, что он и сам покоится где-то неподалеку…

Тихомир как в воду глядел. Обогнув заросли можжевельника, он увидел того самого воина со стрелой в горе. Он так и лежал, схватившись за стрелу двумя руками, только еж из его шлема уже куда-то убежал. Тихомир торопливо перекрестился.

— Настигла его стрела вражеская! — зашептал он громко. — Не успел отступить вместе с остальным войском… Похоронить бы его по-человечески надобно. Негоже зверью оставлять, растащат его по кускам. Вот к завтрему уже и растащат.

Я подумал, что у зверья местного нынче будет славный пир, да не на один день. С помощью меча Тихомира я срезал дерн в стороне от древесных корней, углубил яму на полтора аршина и перенес в нее тело убитого воина. Руки у него успели закоченеть, и я с трудом оторвал их от стрелы и кое-как уложил на груди. Постояли втроем над могилой, а потом забросали ее выкопанной землей. Нарезанный на пласты дерн я уложил поверх получившегося холмика. В изголовье положили шлем, а в ноги воткнули крест, изготовленный из двух веток и скрепленный обрезком веревки, найденной в одном из вещевых мешков на Настиной лошади.

Еще раз перекрестившись на прощание, мы тронулись в путь. Идти через поле боя, полное убитых и раненных, никто не пожелал, но путь наш лежал на север, и хотели мы того или нет, но поле следовало перейти, чтобы оставить его за спиной и двигаться дальше. Огибать его лесом было неудобно — неизвестно еще какой крюк пришлось бы для этого сделать. Да и заплутать недолго в незнакомом-то лесу.

Поэтому мы пошли самым краем поля, по кромке гигантского «блюда», которое его образовывало. Воронья становилось все больше, всевозможного зверья из леса тоже повыходило немало. На нас они, впрочем, внимания не обращали — их интересовала более простая добыча, коей полным-полно было на том поле.

Мы с Настей то и дело поглядывали на своего странного спутника, ехавшего в задумчивости, которую скорее можно было бы назвать печалью. Лошадь его не пугалась и не шарахалась, а шагала совершенно спокойно, словно для нее подобные всадники были привычным делом.

Но сам Тихомир в седле смотрелся достаточно странно. В ярком солнечном свете, сияющем в синем небе этой незнакомой земли, называемой Серой Русью, он смотрелся как человек, с головой погруженный в прозрачную воду игривого ручья — и виден вроде бы полностью, совершенно отчетливо, но в то же время образ его был размыт, пробегала по нему то и дело мелкая рябь. Порой лучи солнца пронизывали его насквозь, и тогда через него, как через бутылочное стекло, с разной степенью отчетливости можно было различить некоторые предметы: деревья, камни, человеческие и лошадиные трупы.

Некоторое время у меня язык не поворачивался спросить его о самом главном, но когда наше молчание стало невыносимым, я все же поинтересовался:

— Уважаемый Тихомир, ты не возражаешь, если я задам один вопрос?

— Спрашивай, Алексей сын Федора, — разрешил призрак, всматриваясь при этом вдаль.

— Я прибыл издалека и не знаком с вашими традициями. И потому, если мои слова покажутся тебе нелепыми или обидными, прошу меня понять… Тем не менее, я несколько удивлен видеть тебя в таком виде. А сам же ты, похоже, нисколько не поразился, когда твой дух покинул тело, и ты стал… привидением. Неужели ты знал, что так оно случится?

К моему удивлению, Тихомир рассмеялся.

— Я долго ждал, пока ты задашь мне этот вопрос! — ответил он. — И даже стал бояться, что ты уже никогда меня об этом не спросишь… Из каких земель ты прибыл в Серую Русь, Алексей сын Федора?

— Из города Святого Петра, — немного подумав, отозвался я.

Я ничем не рисковал. Вряд ли здесь был город с названием Санкт-Петербург. Судя по всему, этот мир исходил из одного корня с нашим, и возможно когда-то мы были с ним одним целым. Но в какой-то момент в магическом поле случилась сильная флуктуация, и мир распался на две ветви. А может и на три. Или даже больше — на неисчислимое количество ветвей, каждая из которых зажила собственной жизнью. И если и суждено здесь было когда-нибудь появиться прекрасному городу Санкт-Петербургу, то случится это еще очень нескоро. Много столетий спустя.

А впрочем, что такое несколько столетий для Запределья? Ничто! Просто некая условность, придуманная людьми для отсчета собственного пребывания в этой Вселенной. Вселенной, в которой все возможные события происходят одновременно и постоянно…

— Ничего о нем не знаю, — ожидаемо признался Тихомир. — Должно быть, он находится где-то очень далеко, потому что я изъездил много земель, но никогда о таком не слыхал.

— Но ты же еще очень молод! — заметила Настя. — Когда же ты успел объездить много земель?

По тому, как она держалась в седле, было заметно, что ездить верхом ей доводилось не особо часто. Возможно даже, что сегодня это было впервые. Время от времени она начинала заваливаться то на один бок, то на другой, так что мне порой приходилось подводить своего вороного к ней вплотную и поправлять ее в седле.

Однажды я зазевался и не успел сделать это вовремя, и она в абсолютном молчании рухнула вниз — только ноги мелькнули. Каким-то чудом я умудрился схватить ее за платье едва ли не у самой земли, и одним рывком усадил обратно в седло. Она же только сдула со лба рыжую прядь и сказала невозмутимо в пятый раз:

— Спасибо.

Однако, постепенно я стал замечать, что она приспособилась-таки к своей лошади, и держаться стала на ней вполне сносно. Выглядела она настоящей красавицей. Я имею в виду лошадь, разумеется, эту серую красотку в белых яблоках. У самой же Анастасии свет-Алексеевны вид был такой себе… Весьма средний. Растрепанная, юбки между ног завязаны, волосы торчат, лицо кое-где все еще перепачкано, хотя я и пытался его оттирать. Когда доберемся до реки, нужно будет посоветовать ей хорошенько умыться.

— Я очень молод⁈ — весело воскликнул Тихомир в ответ на Настино замечание. — Как ты думаешь, княжна, сколько мне лет⁈

Настя всмотрелась в него, вытянув шею. Долго думала.

— Ну, не знаю, — сказала наконец. — Двадцать два?

Тихомир самодовольно захохотал, и даже лучиться начал при этом чуть голубоватым светом.

— Сто тридцать три! — торжественно объявил он. — По весне стукнуло, как снег сошел. А точный день я уж и сам не помню, потому как родителей своих не знал никогда, а те люди, что меня растили, так они по-разному говорили. Маги в нашей земле живут долго… если их, конечно, преднамеренно не пришибить!

— Так ты маг⁈ — вырвалось у меня непроизвольно.

Тихомир покосился на меня недоуменно.

— А, по-твоему, кто я? Удивляешь ты меня, Алексей Федоров сын! Простому человеку не дано после смертии привидением обращаться. Только маг способен сущность свою духовную переместить в бесплотную оболочку, сотканную из силовых линий магического поля!