Белый маг

Глава 23 Лесная дорога и участь покойного чародея

Поначалу дорога была широкая, и двигались мы одной шеренгой. Неторопливо и даже с некоторой сонливостью. Облака тонкой пеленой затянули все небо, угрожая дождем, но солнце где-то за этой пеленой поднималось все выше, воздух прогревался, и вскорости пелена порвалась в клочья.

Как-то в одно мгновение небо очистилось, засияло синевой. Свежий утренний ветерок сразу потеплел, но почему-то принес собой с юга легкий запах дыма.

— Чую я, беценеки там похозяйничали нынче ночью, — хмуро сказал Тихомир. — Больше и некому.

— Не скажи, чародей, — возразил ему Кушак. — В наших местах завсегда и без беценека спокойно не жилось. Если не беценек, то татарин какой придет избы жечь до головы рубить без разбора. Да и своих лиходеев хватает. Сам видишь: не вовкулак, так шмыга объявится, или же просто разбойнички какие. Военным ребятушкам они не страшны, а вот простому люду, кто за себя постоять не способен, кровушку сильно портят. Мы с воеводой Добруней Васильичем частенько их по лесам отлавливаем. Кого на месте не порубим, того в Лисьем Носе на веревке за шею прилюдно вешаем. Боятся нас душегубы эти, но меньше их оттого не становится. Только одного сушиться повесим, так двое новых появляются, как головы у змея Горыныча. Двоих повесим — так на утро четверо объявляются. А уж если троих — так и вовсе… — Кушак принялся торопливо загибать пальцы, но быстро сбился со счета и в сердцах сплюнул. — Много, в общем, тут их у нас!

Но Тихомира он не очень-то убедил. Призрак терпеливо выслушал его, не перебивая, однако несогласно покачал головой, когда тот закончил.

— Где беценеки проходят, там никаких разбойников не остается, — возразил он. — Намедни там битва большая была, и хотя пришлось Истиславу к Суздалю отступить, но и он беценека потрепал изрядно, часть войска его рассеял. Не все за Истиславом в погоню смогли пуститься. Думается мне, что многие отряды где-то поблизости остались, и теперь грабежом занимаются в окрестных поселениях… Так что ты, Кушак, когда назад из храма Зеркального в Лисий Нос отправишься, то поезжай с оглядкой. Нас с тобой уже не будет, один ты останешься. И даже если Настасью Алексеевну уговоришь вместе в обратный путь ехать, то проку от этого выйдет немного. Беценеки по одну не нападают. И даже по двое-трое не нападают. Они скопом наваливаются, и давят, давят, давят, покуда всю силушку не выдавят из богатыря нашего…

Вскоре дорога сузилась, двигаться в шеренгу стало несподручно, и мы разбились на пары. Впереди шли Кушак с Настей, а за ними — мы с Тихомиром. Настя с Кушаком о чем-то вполголоса спорили, но я старался не прислушиваться. И без того было ясно, что Настя мотает богатырю душу за то, что тот позволил Марьице вселиться в себя. А Кушак и не знал, как возразить на ее обвинения. К спорам с женщинами он был явно не приучен. Да тут еще любовь у него приключилась, а спорить с тем, в кого влюблен — вообще последнее дело. В таком споре ты заранее обречен на проигрыш.

Через пару часов пути дорога вывела нас к густому лесу. Огромные мрачные ели так высоко задрали здесь свои макушки, что солнце до сих пор не продралось сквозь них, и лучи его лишь изредка тонкими полосами пересекали нам путь.

Судя по всему, дорогой этой пользовались не особо часто. То и дело ее преграждали упавшие деревья, и не было это происками местных разбойников, которых мы до сих пор не встретили, а падали деревья от старости и гнили, поразившей их стволы. Через куцые стволики наши лошади попросту перешагивали, а вот перед густыми и разлапистыми приходилось спешиваться и оттаскивать в сторону. И только потом мы дальше продолжали свой путь.

Зверья здесь хватало, и было оно какое-то непуганое. Местные жирные зайцы не перебегали дорогу, а неспешно переходили ее, по-утиному переваливаясь. Один раз прямо перед нами из чащи вышел здоровенный лось с окровавленными рогами и с интересом уставился на наших лошадей. Никакой агрессии он не проявлял, но и страха в нем не было. Он чувствовал себя здесь хозяином, и было ему любопытно, что это за гости такие пожаловали в его владения.

А как-то среди ближайших деревьев по левую руку раздался такой страшный треск, что мы все замерли в оцепенении, а лошади так и шарахнулись в сторону — насилу Кушак успел подхватить выпавшую из седла Настю.

Мы с Кушаком немедленно обнажили мечи, приготовившись встречать по меньшей мере медведя, но из чащи так никто и не вышел. Некоторое время оттуда доносилось громкое дыхание, иногда прерываемое легкой хрипотцой, но потом ветви снова затрещали, захрустели, и кто бы там ни был, но он снова удалился вглубь леса, так и оставшись неопознанным.

Тихомир спрыгнул с лошади и, оставляя за собой размытые фантомы, подошел к самому краю дороги. Крутя головой то так, то эдак, попытался что-то рассмотреть за ветвями. Потом пробормотал негромко какое-то ругательство и шагнул в самую чащу. Отсутствовал он недолго, и уже вскоре вернулся столь же бесшумно, как и исчез. Ни ветка при этом не дрогнула, и даже сучок не хрустнул. Один из быстро таящих фантомов повис на ветвях, а мгновение спустя осыпался голубыми хлопьями.

Тихомир подошел ко мне, протянул руку и разжал ладонь. На ней лежал клок длинной белой шерсти. Кушак с Настей тоже глянули с интересом. Кушак недоуменно пожал плечами.

— Впервые такое вижу, — сказал он. — Шерсть белая, как у овцы, но прямая и грубая… — Он взял ее и понюхал. — Странно. Не припомню я такого зверя лесного, чтобы шерсть подобную имел.

— Леший это, — сухо ответил Тихомир. — Изучает. Думаю, не увидел он в нас угрозы для своего леса, вот и отпустил.

— А если увидел? — спросил я.

Просто так спросил, из любопытства. В леших я не особо верил.

— А если увидел, — невозмутимо ответил Тихомир, — то уже не выйти нам из леса никогда. День за днем плутать тут будем, ночь за ночью, покуда травы и деревья не высосут из нас всю силушку. Потом еще зверь лесной довершит это дело, а болота затянут наши останки, и их уже никто никогда не найдет.

— Такое и без лешего случается, — с усмешкой заметила Настя.

— Случается, — охотно согласился Тихомир. — А потому здесь следует быть вдвойне осторожнее. В лесах этих никогда заранее не знаешь, что ждет тебя за поворотом дороги. Самый тихий шорох может обернуться злобным зверем, а то и лешаком. А уж если лешака встретил — жди беды.

— Хватит уже нас пугать! — без особой уверенности возмутилась Настя. — Заладил как попугай: зверь лесной, лешаки… И без тебя знаем, что в лесу опасно!

Какое-то время мы двигались молча — с четверть часа, а может и побольше. Потом дорогу нам в очередной раз перегородило поваленное дерево, и перескочить через него или же обойти вкруг не представлялось возможным.

Пришлось нам с Кушаком снова спешиться и вдвоем ухватиться за ствол. Но толстые ветви упирались в землю и мешались, так что пришлось Кушаку вооружиться топориком и — тюк-тюк-тюк — пообрубать лишнее, чтобы сподручнее было тянуть. Но как только Кушак опустил топор, я снова услышал «тюк-тюк-тюк», но в этот раз со стороны леса, в значительном отдалении.

Но это не был стук топора, и он не прерывался, а звучал монотонно: тюк, тюк, тюк, тюк.

— Чего задумался, Лексей⁈ — весело прикрикнул на меня Кушак. — Беремся за ствол и тащим. Нам и отодвинуть-то его всего малость нужно, чтобы проход открыть. Хватайся!

Но я, не глядя на него, приставил к губам палец и медленно помотал головой. Потом пальцем потыкал в сторону чащи: там! Кушак сразу же перестал улыбаться и уставился в самую гущу сцепившихся ветвями деревьев. Прислушался.

— Похоже, верховые, — шепотом сказал он немного погодя. — Приближаются. Должно быть, там где-то дорога…

Я вытащил шпагу, подумал немного и достал еще и меч из-за спины. Кушак плюнул в левую ладонь, перекинул в нее топорик и тоже извлек из ножен меч. Мы прошли вперед шагов двадцать, и только когда увидели, что слева к нашей дороге примыкает еще одна, то сразу остановились.

Кушак сделал знак Насте с Тихомиром укрыться за поваленным деревом, и мы отошли к обочине.

— Судя по шагам, там двое конных, — шепотом сказал Кушак. — Если приблизятся, то рубим сперва лошадей, а потом добиваем всадников. Ты знаешь, Ляксей, как правильно убить лошадь?

Я не знал. Не доводилось мне участвовать в конных сражениях и губить несчастных животных.

— Тогда и не пытайся, — махнул рукой Кушак. — Не ровен час, затопчут тебя. С лошадьми я сам разберусь, а ты уж верховых на себя возьми. Как только наземь грохнуться, так сразу и руби их в капусту.

— Как же так — в капусту? — удивился я. — А ежели и не виноваты они не в чем? Ежели не за что их рубить-то?

— Господь сам разберется, было за что или нет, имелась на них вина или же не было ее. А если мы с тобой разбираться зачнем что да как, тогда не мы их, а они нас в капусту порубят. Потом помолятся и дальше поедут, а косточки наши зверье вмиг по лесу растащит.

Кушак дело говорил. Вдоль обочины мы скользнули к примыкающей дороге и остановились всего в нескольких шагах от перекрестка. Замерли, укрывшись за низко свесившейся еловой лапой. И в то же мгновение из-за поворота показалось двое конных.

Это были призраки. Нет, лошади, на которых они сидели были самыми настоящими, живыми животными. Но всадники совершенно точно являли из себя призраков, охваченных таким же легким голубоватым свечением, какое порой бывало и у Тихомира. Если хорошенько приглядеться, то сквозь них можно было увидеть деревья с той стороны дороги.

При жизни они определенно были воинами — их кольчуги, остроконечные шлемы и мечи с топорами на поясах намекали именно на это. Но к войску Истиславову они вряд ли имели какое-то отношение. Узкие, чуть раскосые глаза и коренастое телосложение говорили о том, что были они скорее противниками князя Истислава. А то, что души их не упокоились, как полагается приличным душам обычных людей, а приняли призрачный облик, означало, что в прижизненном своем воплощении эти двое были магами. Такую уж особенность имели чародеи в мире Серой Руси: после смерти души их не отправлялись в ад или рай, в зависимости от совершенных при жизни грехов и принесенного покаяния, а надлежало им явиться в Зеркальный храм, чтобы оставшаяся после их смерти магическая сила воссоединилась с общей энергией местного магического поля. Это и было окончательной гибелью мага, его бесповоротной кончиной.

Оставался лишь открытым вопрос, что произойдет с призраком, если он по какой-то причине не пожелает явиться в Зеркальный храм, или же какие-то независящие от него обстоятельства не позволят ему сделать этого. Но ответа на сей вопрос я пока не знал. Да и нужен ли он мне — этот ответ? Что бы там ни было, а как-то повлиять на мою собственную судьбу в этом мире он не мог ни коем образом…

Пусть и укрывались мы с Кушаком за еловой лапой, но призраки нас сразу почуяли. Остановились на пересечении дорог, замерли на мгновение, а потом одновременно повернули головы в нашу сторону. И хотя мы были прикрыты густой хвоей, но у меня не возникло ни малейшего сомнения, что они нас видят. Так же как видят и притаившихся за стволом поваленного дерева Тихомира и Настю.

Не находя причины и дальше скрываться, мы с Кушаком вышли из-за еловой лапы и остановились на обочине. Кушак потрясал зажатым в обеих руках оружием, готовый в любой момент кинуться в схватку. И только тот факт, что сражаться с призраками — затея не самая разумная, удерживал его на месте.

Я же просто с интересом рассматривал этих необычных всадников. По какой-то причине я сейчас видел силовые линии местного магического поля, которые свивались над головами призраков в замысловатые узоры. Они слабо светились и дрожали, похожие на струны гитары после завершающего аккорда. Линии эти были белыми и очень тонкими, и мне подумалось даже, что они сильно напоминают мне волосы Катерины.

Призраки не казались готовыми к нападению, да и не было у них на то причины. Призрак беценека — это уже не сам беценек. И если на первых порах какие-то чувства и воспоминания в призраке еще сильны, еще способны поддерживать в нем невидимую связь с прежней личностью, но вся эта память очень быстро тает, расплывается, исчезает. И уже скоро не остается от нее ничего, лишь некие смутные образы и ощущения.

Призраки обменялись друг с другом фразами на незнакомом мне птичьем языке, потом равнодушно отвернулись и тронули своих лошадей. Те послушно двинулись вперед, но вовсе не по дороге. Они пересекли ее, протиснулись промеж елей и вскорости исчезли из вида. Только мохнатые лапы поколыхались еще немного и замерли.

— Фух-х! — Кушак сунул за пояс топор и утер со лба пот. — Кажись, пронесло на это раз. Нам повезло, что эти беценеки были убиты некоторое время назад. Скорее всего в битве с Истиславом. Связи с прежней личиной у них уже почти разрушились, и они теперь не проявляют особой злобы на русский люд. Сейчас они, так же как и мы, направляются в Зеркальный храм. Но если бы они были убиты недавно, то наверняка напали бы на нас.

— Двое против двоих — мы бы сдюжили, — ответил я. Без особой уверенности, впрочем.

Кушак хмыкнул, качая головой.

— Ты когда-нибудь сражался с призраками, Ляксей? — поинтересовался он.

Я честно признался:

— Не доводилось. С демонами, бывало, зацеплялся, но то ведь скорее необычные звери, нежели призраки. Как же можно сражаться с призраком, если он и тела-то не имеет?

— В том-то и дело, что не имеет! Как же его убить-то, если и мечом ткнуть некуда? Как же ему голову с плеч срубить, если шея у него что воздух — такая же неосязаемая?

— Что верно — то верно, — вздохнул я. — Пытаться убить уже и без того мертвое — то еще занятие. Это как воду в решете таскать.

Кушак вдруг вздрогнул, выпучил глаза, и лицо его приобрело какое-то детское выражение. Сперва я не сообразил, что это может означать, но потом смекнул: это Марьица вышла из забытия.

— Это не помешало вам убить меня во второй раз! — сказал Кушак высоким голосом. — Несчастной девице меч в грудь по самую рукоять воткнули, к земле сырой пригвоздили, ироды!

И тут же, поучительным тоном, он возразил девке внутри себя:

— Ты была не призраком, а самым что ни на есть подвижным мертвяком! Шмыгой проворной, которая не прочь отведать человечинки! Потому и пригвоздили тебя к земле… А теперь помолчи, девка глупая, когда мужи бывалые о делах важных беседу беседуют!

К нам подошли Тихомир с Настей, ведя своих лошадей в поводу. Должно быть, Тихомир услышал наш разговор, потому что сходу сообщил:

— Простому смертному нелегко расправиться с призраком, если он не маг, конечно, и не обучен специально подобным деяниям. А вот призрак вполне способен доставить человеку неприятности. И убить его сможет, ежели нужда взбредет. Если бы они на вас напали — беда могла бы случиться. И я не смог бы вам помочь, ведь мой призрачный меч покоится в могиле дочери кузнеца. И другого оружия у меня не осталось.

— А весело у вас тут, — заметила Настя. Несмотря на то, что она старалась выглядеть спокойной, щека у нее нервно подергивалась. — Не соскучишься! То шмыги шмыгают, то призраки по лесу шастают… Кстати, если они тоже в Зеркальный храм направляются, то может и нам за ними следует идти?

Она подошла к краю дороги, как раз к тому месту, где только что исчезли в чаще лесной призраки беценеков. Но теперь там даже следов не осталось, и ветви деревьев уже не шевелились. Даже хруста сучьев под копытами скакунов слышно не было. Наверное, они успели отойти достаточно далеко.

Тихомир подошел к Насте, поднял руку и провел ею прямо по еловой лапе — вправо-влево, вправо-влево — но она при этом даже не шелохнулась. Обрывки голубого свечения остались висеть на иголках, но очень быстро истаяли.

— Идти в Зеркальный храм напрямки — плохая затея. Только бестелесному созданию она по плечу. Я думаю, что и коней своих они вскорости потеряют. Утопнут они в болоте каком-нибудь, или ноги в овраге переломают, и дальше призраки направятся уже пешим порядком. Впрочем, их это не страшит. С каждым мгновением они будут все ближе к Зеркальному храму, и это будет давать им силу. Направляйся я в Зеркальный храм в одиночку, то поступил бы точно так же. И возможно, я уже был бы там. И сила моя соединилась бы с силой тысяч других чародеев, а вскоре влилась бы в какого-то нового человека.

Я тоже подошел к ним, и хотел дружески похлопать Тихомира по плечу, но рука моя прошла через его тело насквозь, без всяких усилий, почти не задержавшись. Было такое ощущение, что я провел рукой в тазу с теплой водой. Но Тихомир все же почувствовал мой жест, взглядом проследил за рукой и кивнул.

— Мне все тяжелее становится удерживать себя во плоти, — пояснил он. — Близость Зеркального храма будет придавать мне силы, но если мы изрядно задержимся в пути, то их может и не хватить.

— И что тогда? — задал я вопрос, который уже давно меня волновал. — Что случится с призраком чародея, который не пожелает после гибели своего тела отправиться в Зеркальный храм? Что с ним станется?

Тихомир слабо улыбнулся и вдруг воспарил над землей. Он приподнялся на целую сажень, потом перекинул ногу через шею лошади (хотя, на мой взгляд, в этом и не было особой необходимости) и очень мягко опустился в седло.

— Если призрак чародея в положенное время не явится в Зеркальный храм, — ответил он, — то оболочка его развоплотится, а неупокоенная душа будет испытывать такие страшные муки, в сравнении с какими страдания в аду покажутся детским развлечением. Такие души часто вселяются в различную нечисть. Но и там они не смогут обрести покой, и вынуждены вечно метаться по миру, пытаясь хоть как-то облегчить свои ежеминутные страдания. Но этого уже не случится никогда. Именно поэтому каждый чародей в нашем мире после своей смерти так торопится в Зеркальный храм!