Белый маг

Глава 14 Воевода из Лисьего Носа и его помощники

Хмуро кивнув на прощание крестьянам, мы отправились дальше. Здешним местам в какой-то степени повезло — армия беценеков прошла стороной, и поля остались несожженными, скот никто не угнал, дома не разорил и девок не попортил. Но как бы в оплату за это, чтобы жизнь местным крестьянам не казалась слаще сладкого сахара, напустил на них господь другое наказание — в виде вовкулака.

Рассказы об этих чудовищах я слышал с самого детства, еще в нашем имении в Светозарах. Ребятня деревенская рассказывала, что местный гончар Прохор каждое полнолуние превращался в волка. Он уходил к Ижорскому пруду к одинокой березе, садился там на пригорке и принимался выть. Тоскливо и протяжно, как воет голодный пес лунной ночью. Он выл, и выл, и выл, доводя себя до исступления, а потом вдруг в один миг оборачивался волком. Огромным матерым волком, вот только ходил он теперь на двух задних лапах, а передними мог легко схватить кого угодно, потому что отрастали у него человеческие пальцы с длинными звериными когтями. И тогда возвращался Прохор в волчьем обличии в Светозары и воровал там овец. Мясо поедал, а внутренности на ветвях развешивал. А мужики говорили: «Вовкулак балует. Надо бы попа пригласить, чтобы по улицам прошелся, да молитву прочел…» Считалось, что есть специальная молитва от вовкулаков.

И нас, мальчишек, нисколько не смущало, что громче всех к этому призвал сам гончар Прохор. Мы только загадочно улыбались друг дружке, подмигивали и шептались: «Внимание от себя отвлекает… Следы заметает, вовкулак проклятый!»

Впрочем, молитва обычно помогала, и стоило приглашенному попу пройтись по улочкам Светозар со специальной молитвою, как воровство скота немедленно прекращалось. До поры до времени…

Но в наших местах не бывало случаев, чтобы вовкулак нападал на человека. Мальчишки рассказывали, что это от того, что наш Прохор очень добрый, и вовкулак из него тоже получается незлобивый. А вот в других селах, они говорили, сплошь да рядом случалось, когда вовкулак пожирал кого-нибудь из односельчан. Бывало, что даже молитва от этого не помогала, и тогда приходилось складываться всем селением и собирать в общий котел некоторую сумму денег, чтобы пригласить к себе специального охотника на всяческую нечисть.

Брали такие охотники дорого, но дело свое делали справно, без дураков, а в доказательство своего успеха всегда предоставляли труп нечисти. Будь то вовкулак, кикимора какая или лешак-шатун. А уж как с трупом обойтись — это уже дело селян было. Это они сами решали, подвесить ли его сушиться на ветке, сжечь прилюдно, или же закопать поглубже с осиновым колом в груди. Для каждой нечисти свой собственный ритуал полагался.

Пока я рассказывал об этом своим спутникам, мы въехали в Соломянку. Деревенька эта была небольшая, и вся в основном вытянулась вдоль дороги, ведущей к городу. С одной стороны дороги располагалась сама деревенька, а с другой — хлебные поля, иногда сменяющиеся зарослями подсолнуха и небольшими березовыми рощицами. За рощицами порой проблескивала речка, вода в которой казалась золотой в лучах клонящегося к закату солнца. Когда последние домики Соломянки остались позади, потянулось местное кладбище, которое трудно было спутать с чем-то иным — возвышающиеся повсюду кресты говорили сами за себя. Располагалось кладбище на пригорке, чтобы по весне его не затопляло, не размывало могилы, и отравленные трупным гниением воды не шли в реку.

Пока шли через Соломянку, нам никто не повстречался. Наверное, уже все жители ушли в город вместе со своим скотом. Кто с коровой, кто с козочкой, кто с овцами. Слышно было только, как кое-где квохчут куры, да сухо лают псы на привязи, которые вовкулаков никогда особо не интересовали. По заборам до по крышам лазали коты, но ни одного человека заметно не было. Трубы не дымили. Никто не готовил ужин и не отпил баню, чтобы обмыться после тяжелой работы.

Тишина, порой нарушаемая упомянутыми звуками, казалась неприятной, напряженной. Когда вдалеке уже показались стены Лисьего Носа, на дороге нам повстречались трое всадников, неспешно бредущих навстречу. Все они были при оружии, и мы замедлили ход. Я положил руку на эфес шпаги, мельком заметив, что Тихомир тоже сжал рукоять своего оружия.

— Только не лезьте в драку первыми, мальчики, — негромко прошептала нам Настя. — Кто знает, может они мимо проедут.

Но они не проехали. Эти трое занимали всю ширину дороги и уступать ее нам явно не собирались. Когда же мы поравнялись, они остановили своих скакунов и изучающе принялись нас осматривать. Продолжалось это достаточно долго, и я подумал, что шпага в бою с этими людьми мне вряд ли пригодиться. Разумнее будет использовать меч Тихомира, учитывая, что у каждого воина перед нами точно такое же оружие.

А это и в самом деле были воины. Одеты они были в кольчуги, за спинами висели круглые щиты и сильно гнутые луки, явно не предназначенные для стрельбы на дальние расстояния, но вблизи обладающие, я уверен, хорошей убойной силой. На боку у каждого висел меч шириной в ладонь, да еще увесистая булава с длинными острыми шипами.

Все трое на нас смотрели хмуро, изучающе, и мне показалось, что наш вид им не особо понравился.

— Кто такие и куда путь держите? — с хрипотцой в низком голосе спросил один из воинов, тот, что находился в центре. Он был самым грузным из всех, имел черную бороду квадратной формы и пышные усы. Они были такими густыми, что рот потерялся в них, отчего голос этого человека казался каким-то потусторонним.

Из-за этой бороды возраст человека определить было трудно, но судя по проседи на висках, да и в самой бороде, было ему уже за сорок. Двое его спутников тоже выглядели серьезно, хотя и казались более молодыми. Но это могло быть из-за того, что у одного из них борода была небольшой и светлой, а у второго отсутствовала вовсе, ее заменяла лишь не очень густая щетина.

— Мое имя Тихомир, я из войска Истиславова! — ответил ему Тихомир.

Рябь на нем уже улеглась совершенно, и угадать в нем призрака можно было лишь тщательно к нему приглядевшись. Кое-где он все еще просвечивал насквозь, но нужно было иметь очень острое зрение, чтобы это увидеть.

— На Утином поле нынче большая битва состоялась, — продолжал Тихомир. — Я один из магов Ратмира, сына Истиславова, но не смог я пережить битвы. Войско Истислава было разбито, Ратмир убит вражеской стрелой, а сам Истислав с остатками своих людей отступил к Суздалю. Беценеки пустились в погоню, но их тоже потрепало изрядно, так что я уверен, что князь успеет укрыться за суздальскими стенами.

Лицо старшего воина даже потемнело от этой новости. Видно было, что не такого исхода ждал он от битвы на Утином поле.

— Опечалил ты меня, маг, — сказал он. — Я воевода из Лисьего Носа, Добруня сын Василия. А это мои помощники, Беляк с Кушаком, — он кивнул в обе стороны. — Дружина наша третьего дня отправилась на подмогу к Истиславу, и мы наделись, что вскорости они вернутся с победою. Но теперь завоют бабы, когда я им вести печальные принесу… Но не сегодня это будет, не сегодня. Пусть еще один день в надежде поживут бабоньки наши. А мы нынче в Соломянке ночь проведем, дела у нас там неотложные.

Мы с Настей переглянулись. После рассказа Игната, сложно было представить себе неотложные дела в Соломянке в ночь на седмицу. Но Тихомир даже бровью не повел при этом.

— Уж не вовкулака ли вы ловить там собрались, богатыри? — спросил он.

В голосе его мне почудилась легкая насмешка. Впрочем, я мог ошибаться. А вот Добруня тот усмехнулся в открытую, и с довольным видом утер огромным кулачищем нос.

— Его, родимого, его, — ответил он. — А ты, как я посмотрю, уже наслышан о делах наших, маг? Неужто мужики в Соломянке нашептали?

— Они самые. Игнат с братом своим Малютой, да бабы ихние. За нами по пятам они на телеге катят, коль пойдете дальше, так повстречаете их.

— Обязательно повстречаем, — согласился Добруня. — Игнат с Малютой не из тех, кто одни во всей Соломянке останутся в ночь на седмицу. Там хоть окна досками заколачивай — все равно вовкулак найдет лазейку и проберется в дом. А уж тому, кто с ним повстречается, ни за что не уберечь своей печенки. Вот мы с Беляком и Кушаком и хотим эту тварь изловить, да головушку ей и отсечь. А уж что с туловом дальше делать, так то пущай местные крестьяне сами решают. На костер, так на костер. А кол в грудь, так кол в грудь. Нам все едино, лишь бы вовкулак этот воду в Соломянке больше не мутил и людей не мертвил!

Вот тут я и решил вставить в их разговор свое слово.

— Сомнения меня терзают на этот счет, Добруня Васильевич! О вовкулаках я наслышан, но никто никогда не говорил мне, что они печенью человечьей питаются. Да и рога вовкулакам ни к чему, потому как они и когтями прекрасно обходятся.

Добруня сызнова меня осмотрел всего с ног до головы и причмокнул, дернув щекой.

— Что-то не похож ты на витязя Истиславова, — заметил он с прищуром. — Одежка на тебе не нашенская. В такой на битву не ходят. Да и меч у тебя на поясе больно странный. Тощий какой-то, с таким много не навоюешь… Из каких земель ты к нам пожаловал, княже, вместе с боярышней своей?

— Из города Святого Петра, что на Варяжском море, — ответил я не задумываясь. — Алексей я, Федоров сын. А это Настасья, сестрица моя.

— Далече живешь, Лексей, — понимающе кивнул Добруня. — Так далеко, что я никогда о таком городе и не слышал… И куда путь держите?

— Направляемся мы в Зеркальный храм, что на скале Арабойра. Дело у меня важное к тамошним жрецам.

— Ясно, — сказал воевода. — Магом хочешь стать?

— Навроде того, — не стал отнекиваться я. Тем более, что к теме разговора это не имело никакого отношения. — Но сейчас меня больше интересует вовкулак, что в Соломянку на каждую седмицу захаживает… Как же вы втроем его изловить собираетесь?

Тут вдруг рассмеялся помощник Добруни Васильевича, которого тот назвал Беляком. За светлые волосы, должно быть.

— С превеликим трудом ловить собираемся! — заявил тот, продолжая смеяться. — Без труда, Лексей, и рыбов из пруда не вытащить!

— Все хаты нынче там будут пустовать, — деловито пояснил Кушак. — Вот мы втроем в любой из них и останемся на ночь. Вовкулак почует добычу и ворвется к нам в дом, вот тут мы его и порубаем в капусту.

— Он ожидает встречи с простыми крестьянами, и будет не готов, когда на него выйдут сразу три богатыря! — добавил Беляк. — Спорить не стану — кому-то из нас, возможно, и туго придется. Все-таки с волкулаком дело иметь будем, а не с зайцем. Но троих нас ему не одолеть.

— Знатно придумано! — похвалил я. — Только что ж вы для этой цели не наняли бывалого охотника за нечистью? У него и опыта побольше вашего будет.

— Опыта побольше, — тут же согласился воевода. — Да вот только и берет за свою услугу бывалый охотник столько, что всей Соломянке не потянуть, а в Лисьем Носе никто им помогать в этом деле не возьмется. В Лисий Нос волкулак не суется.

— Это пока не суется, — сказал я. — А как проголодается вконец, как смекнет, что люди из Соломянки от него за стенами Лисьего Носа прячутся, так и нагрянет к вам без всякого приглашения. Вот только поздно уже тогда будет охотника искать. Своими силами разбираться придется.

По хмурому виду воеводы было понятно, что слова мои задели его за живое. Он поглядывал на меня время от времени исподлобья — коротко, но совсем без злобы, скорее с одобрением. Потом скользнул взглядом по Насте с Тихомиром и ответил:

— Ты думаешь, Лексей, что я этого не понимаю? Думаешь, что Беляк с Кушаком этого не понимают? Все мы понимаем, и уже давным-давно, с того самого дня, как вовкулак в Соломянке впервые полакомился человеком… Но как только я начну просить людей собирать деньги на услуги охотника, они меня сразу же и спросят: «А для чего тогда мы тебя, Добруня Васильевич, воеводой выбрали? Жалование выплачиваем, тебе и помощниками твоим? Для чего нам нужон ты, если деньги платить постороннему охотнику за нечистью приходится?» И они будут правы, Лексей. Вот потому мы и идем сейчас втроем в Соломянку, что служба у нас такая!

И тогда я сказал ему то, что совсем не ожидал от себя, чего еще мгновение назад говорить не собирался, и даже в голову мне подобное не приходило. А сказал я следующее:

— Тогда возьми и меня с собой, Добруня Васильевич! Если уж вы и втроем с вовкулаком справиться собираетесь, то впятером мы и подавно его одолеем. А Настасья Алексеевна нас покуда в Лисьем Носе обождет.

Собственно, слова мои если кого и удивили, так это Настю. Она вскинулась в седле, да столь резко, что опять едва не рухнула наземь. Но я снова успел ее поймать.

— Сумароков, курва, ты чего мелешь⁈ — так и взвилась она. — Ты куда собрался⁈ Оборотню прямо в пасть? Чтобы я здесь навечно одна осталась?

— Навечно одна ты не останешься, Настасья Лексеевна, — добродушно пообещал ей воевода. — Ежели с братцем твоим чего случится, так мы тебя живо замуж пристроим. Вот хотя бы за Кушака. Он у нас холост пока, не успел женушкой да приплодом обзавестись… А, Кушак? Возьмешь Настасью Лексеевну в жены, коль нужда взбредет?

Кушак с каким-то новым выражением лица принялся осматривать Настю, да внимательно так, словно и впрямь женихом себя почуял.

— На лицо, конечно, девица хороша, — выдал он наконец свое заключение. — Тут спору нет. Вот только тоща больно. Боюсь, не померла бы.

— Эта помрет — другую найдем! — заверил его Беляк. — У Марусеньки моей подружайка задушевная имеется, вот она тебе как раз в пору! Та ежели к скамье тебя грудью прижмет, то уже не отобьешься, Кушак…

— Эй! — возмущенно закричала на него Настя. — Ты чего моего жениха раньше времени каким-то там подружайкам сватаешь⁈ Пусть себе своего найдет, а на чужих рот не разевает!.. Так! Никуда я одна не поеду, ясно вам⁈ — она указала пальцем на каждого из нас по очереди. — В Соломянку пойдем либо все вместе, либо не пойдет никто! Понятно⁈

Мне стало очень интересно, что она будет делать, если кто-нибудь ей возразит. Но проверить не решился. Да и другие тоже вступать с ней в спор не пожелали. А воевода тот и вовсе сразу же согласился.

— Вместе так вместе, — сказал он. — Сказывают, что на девичий дух вовкулак вернее приходит. Вот и проверим. А тебе бояться нечего, девица красная. Тебя сразу пять воинов сторожить будут, один из которых чародей убиенный, а убиенные чародеи, я слышал, страх какие смертоносные становятся. Верно говорят, Тихомир?

— Вот нынче ночью и проверим, — сумрачно ответил ему призрак и сразу поворотил коня.

Я тоже развернулся, а следом на за мной и Настя. Мне снова пришлось придержать ее, потому что она в очередной раз удумала выпасть из седла. И скорым шагом мы двинулись в обратный путь.

Раскрасневшееся солнце уже коснулось горизонта и сразу принялось истекать вечерней зорькой. Вскорости на пути нам повстречались Игнат с Малютой — с бабами своими, коровой, да несколькими овцами. Завидев нас, они поторопились съехать на обочину. Снова, как и в первый раз, поклонились в пояс и не разгибались, пока мы не проследовали мимо.

Соломянка встретила нас тишиной. Песок на дороге искрился в лучах заходящего солнца, а листья на деревьях поникли в полной неподвижности, и не беспокоило их ни малейшее движение воздуха. Пару раз нам встретились перебегающие дорогу коты. Где-то — я так и не понял, где именно — кудахтали куры.

Остановиться на ночь решили в доме старосты. Соломянка не была зажиточной весью, так что это дом являлся единственным, в котором могли бы разместиться пятеро дюжих мужчин, и выделить при этом отдельное помещение для девицы.

Ворота во двор были закрыты изнутри, и пока я высматривал калитку в ограде, Тихомир спрыгнул с лошади, встряхнулся, подернувшись мелкой рябью, и легко прошел прямо сквозь ворота. Изнутри загремел засов, затем створки медленно раскрылись. Дом старосты смотрел на нас черными глазами окон, затянутых бычьими мочевыми пузырями, в которых красными зрачками сверкало множество отражений заходящего солнца.

Снова закрывать ворота на засов мы не стали. Во-первых, толку от этого было немного — ни одна ограда не могла остановить вовкулака, будь она высотой хоть с городские стены. Вовкулак мог легко цепляться за любые поверхности и передвигаться по ним, как по ровной земле. А через обычные заборы запросто перемахивал в один прыжок.

Во-вторых же, перед нами не стояла задача спрятаться от вовкулака. Совсем наоборот — нам нужно было, чтобы он легко понял, в каком доме остались люди, и нагрянул туда с целью поживиться свежей печенью. Вот тут мы его и встретим. Тепленького.

Или какими там бывают вовкулаки…