Белый маг

Глава 15 Увлекательная ночь на седмицу в Соломянке

Хлев, где мы привязали наших лошадей, пришлось запереть крепко-накрепко. Подпускать вовкулака близко к лошадям желания не было никакого. Если бы и не сожрал он их, то мог запросто задрать, тем более что особого труда это для него не составило бы. Достаточно ему было лапой махнуть своей когтистой, чтобы кишки лошадиные вывалились на землю.

Тихомир нарисовал углем на воротах хлева защитный знак в виде трех лежащих на боку крестов, с летящим копьем над ними. Остатков его магии не хватило на то, чтобы наложить на ворота настоящее заклятье, а потому он просто рассыпал перед порогом соль, которая нашлась в доме. Всем известно, что вовкулаки не любят соль и почему-то ее боятся. Это не означает, конечно, что если осыпать солью всю землю вкруг дома, то вовкулак испугается и сразу убежит. Соль, конечно, неприятна для него, но не настолько, чтобы отказаться от свежей человеческой печени.

Комнат в доме старосты хватало. Мы расположились в горнице. Это была самая большая комната в доме, да и два окна ее выходили во двор, на ворота. В остальных комнатах, а их я насчитал всего четыре штуки, все ставни пришлось закрыть. Если вовкулак примется их выламывать, нам легче будет понять, где он находится.

В любом случае, встретить его лицом к лицу, — а точнее, лицами к морде — нам предстояло именно в горнице. Здесь было достаточно просторно для того, чтобы размахнуться мечом или булавой. А вот вовкулак, в силу огромного роста, потеряет здесь большую часть своих преимуществ. И это сильно облегчит нам задачу… Наверное. Хотя, я могу и ошибаться. И если это так, то все может обернуться достаточно грустно для всех нас.

Думая обо все этом, я поглядывал на воеводу с его помощниками, которые с невозмутимым видом подтачивали камнями свои мечи.

— Вовкулак кольчуги не носит, — негромко объяснял Добруня. — А потому заточку нужно делать «на бритву», чтобы резало лучше. А вот если супротив беценека идти, тогда точить следует «на топор» — так кольчугу лучше прорубает, и клинок не портится…

Подобные премудрости мне не были известны. Я выложил на широкий обеденный стол широкий меч Тихомира, а рядом положил свою шпагу, которая рядом с этим большим грозным оружием казалась какой-то детской игрушкой. Да и сам я ощущал себя в некотором роде ребенком, которого взрослые дяди взяли с собой на охоту.

Эти огромные богатыри были теми самыми витязями, о которых мне в детстве сказывал отец. Теперь, когда они слезли со своих крепких скакунов и сняли с головы боевые шлемы, я видел, что возрастом постарше меня выглядел только сам воевода Добруня Василевич, да и то не намного, на несколько годков всего. Беляк же с Кушаком может и помладше меня были, да только жизнь их не особо баловала, так что повзрослеть им пришлось куда как раньше. Наверняка, как только меч в руках держать силушек стало хватать, так и отправились в войска.

В доме нашлись свечи. На столе в горнице оставили одну, прямо напротив окна, чтобы со двора ее огонек заметен был, а вторую я отдал Насте, которая устроилась в небольшой комнатке рядом с горницей. Должно быть, некогда эту комнату использовали в качестве кладовой, но потом жильцов в доме по какой-то причине прибавилось, и тут поселили кого-то из детей. Во всяком случае, на большом сундуке с плоской крышкой лежал овчиной кверху огромный тулуп, а на нем — связанные узлом какие-то одежки. Узел этот, как я понял, служил в качестве подушки.

Окна в комнате отсутствовали вовсе, но для нас это было только к лучшему. Почуяв девичий дух, вовкулак не станет ломиться к Насте в комнату через окно, а наверняка попытается ворваться через двери, и тогда ему не миновать горницы. А мы с воеводою и его помощниками — тут как тут. С мечами, «на бритву» заточенными…

Ох, не знаю уж чем тут дело закончится! Магия моя в этом мире по-прежнему не желала никак себя проявлять, хотя я и чувствовал ее присутствие. Малоприметное, но постоянное, неотступное. Но так было даже хуже, чем не чувствовать ее вообще. Это похоже на то, когда у тебя чешется место на спине где-то промеж лопаток, но дотянуться до него, чтобы почесать, ты никак не можешь, как не стараешься.

Вот если бы ее не было вовсе, если бы не чуял я магии своей, то и не прислушивался бы к себе всякий раз, не пытался бы вызвать ее, и не проверял бы то и дело ее наличие. А надеялся бы только на свою шпагу, да на меч Тихомира.

Кстати, весьма интересно: будет ли работать в этом мире заклинание, наложенное на мою шпагу? Оно неплохо работало в моем мире, всякие там демоны очень не любили моего клинка. Но как дело с этим будет обстоять здесь, в Серой Руси? Как отнесется к этому местная нечисть?

Похоже, что очень скоро я это узнаю. Из первых рук, так сказать…

Вскорости за окном совсем стемнело. Последний красный лучик опустился за горизонт, и бычьи пузыри на окнах погрузились во тьму. Теперь поблескивал в них лишь размытый огонек свечи.

Я в очередной раз прислушался. Было очень тихо, лишь изредка где-то далеко начинала тявкать оставленная хозяевами собака, фыркали порой в амбаре лошади, да шумно дышали воеводины помощники. Они сидели у стола, положив мечи на колени, а булавы перед собой. Луки и колчаны со стрелами лежали тут же. Сам воевода сидел на скамье у окна, опираясь на обнаженный меч, как на посох. Тихомир же стоял в углу, прямо и неподвижно, похожий на стража у дверей дворца высокочтимого господина.

Пройдя через горницу, я заглянул в комнату к Насте. Она сидела на сундуке, свесив ноги, держала горящую свечу перед собой и смотрела на ее огонек как завороженная. Когда я вошел, она глянула на меня лишь мельком, а потом снова уставилась на свечу. Огонек над ней был почти неподвижен.

— Не страшно тебе? — спросил я шепотом.

— Страшно, — отозвалась Настя, и огонек тут же вздрогнул, забился во тьме. — Очень страшно. Оттого, что вовкулак убьет тебя, подлеца, а мне придется за Кушака замуж идти, чтобы не сгинуть здесь одной, среди этих дикарей… А что — детей мужу нарожаю, медицине обучу. Великими знахарями они станут! Почет и уважение им будет. Кушаковыми зваться начнут!

— Отличный план, — согласился я.

— Отличный⁈ — громко прошипела Настя, резко ко мне развернувшись. Отблеск свечи сверкнул в обоих ее глазах дьявольским огоньком. — Отличный, говоришь⁈ Ты зачем здесь остаться решил, башка твоя дурья⁈ Для чего тебе этот вовкулак чертов сдался⁈ Из шкуры его себе шубу пошить решил?

— Нет… — растеряно отозвался я. — Даже не думал об этом… Но мысль, кстати, хорошая. Шуба из вовкулака! В Петербурге такую за хорошие деньги продать можно было бы.

— Да подавись ты этой шубой! — сказала Настя обижено. — Ну зачем тебе этот вовкулак, Сумароков⁈ Это чужой мир! А у тебя в своем собственном проблем полная глотка! Сидели бы сейчас в Лисьем Носе, чай с пряниками попивали, так нет — ждем здесь в потемках, пока за нами оборотень явится…

Я неуверенно пожал плечами.

— Ну так… помочь людям надо! Зверюга опасная, много народу еще пожрать может.

— Это не твои люди, Сумароков! Это чужие люди!

— Ну так люди же… А домой мы завсегда успеем вернуться, сколько бы здесь времени не прошло. Беспокоиться нечего. Не родился еще тот зверь, который Лешку Сумарокова на тот свет приберет!

Не успел я договорить эту фразу, как где-то наверху, на самой крыше, что грохнуло. Это было похоже на то, как если бы на нее уронили что-то очень тяжелое.

Или же кто-то очень тяжелый прыгнул на нее.

Настя сильно вздрогнула, едва не выронила свечу. Мне показалось, что она собирается вскрикнуть, и тут же приложил к губам палец: тише, мол. Уставившись на меня округлившимися глазами, Настя медленно кивнула.

Я шагнул вон из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь и быстро вернулся в горницу. Все воины уже вскочили на ноги и сжимали в руках оружие. Задрав головы, они шарили глазами по потолку, как будто вовкулак мог провалиться в горницу прямо через крышу. Хотя… Я не знал его вес, и тем более не знал, в каком состоянии находится крыша старостиного дома, так что подобные опасения могли быть вполне оправданы.

Я мельком глянул на Тихомира. Он все так же стоял в своем углу, спокойный и неподвижный, и только призрачный меч его, слегка отсвечивающий голубым, был уже обнажен.

Быстро подойдя к столу, я взял в правую руку подлинный меч Тихомира, а в левую — свою шпагу. Пятясь, отступал от стола, пока не уперся спиной в стену, и только тогда замер. Прислушался.

— Наверху… — громким шепотом сказал Беляк очевидное, потыкав мечом в потолок.

Я кивнул. С крыши тут же послышался мелкий цокот, как будто козочка по камням пробежала. Пробежала и притихла, притаилась.

— Что это? — так же шепотом спросил Кушак. — Не похоже на вовкулака. Может птица какая?

— Знаю я, что это за птица такая! — с довольным видом сообщил воевода. — Эта птица так тебя клюнет, что на ногах не устоишь…

Наверху раздался глухой удар, что-то зашуршало, а затем послышался отвратительный рвущий душу визг. Я не сразу понял, что он может означать, и в воображении моем появилось морда отвратительного чудовища со слюнявой раззявленной пастью, из которой и вылетал этот самый звук. Но воевода вдруг кивнул на потолок и сказал коротко:

— Гвозди визжат. Доски рвет…

Отвратительная морда в моем воображении тут же пропала, место ее заняла безликая серая тень, отрывающая доски с обрешетки крыши.

Кушак подкинул в левой руке булаву, в правой поиграл мечом и проговорил сквозь зубы: «Ну давай… Давай!» И медленно двинулся через горницу, не отводя глаз с полотка.

— Что ж ты такой неповоротливый? — приговаривал он. — Иди уже к нам, иди… Мы ждем тебя, скучаем можно сказать… Зачем же заставлять ждать хороших людей? А мы ведь и впрямь хорошие, ей-богу. Не веришь? А вот ты приди и проверь…

Он нес и нес всякую чепуху, и мне казалось уже, что он никогда не заткнется. И как только я об этом подумал, Добруня Васильевич окликнул его:

— Кушак!

Тот замер у самых дверей и, не отводя глаз от потолка, спросил:

— Ась?

— Закрой рот.

— Ну дык ведь…

— Цыть, я сказал!

— Тш-ш-ш-ш! — зашипел вдруг на них Беляк. — Кажись, смолкло…

И действительно — пока Добруня с Кушаком спорили, шум на крыше и в самом деле притих. Я затаил дыхание, чтобы не пропустить ни звука, но ничего больше слышно не было.

А затем мимо одного оконца промелькнула невнятная тень, и все взгляды устремились туда. Рванувшись к окну, я попытался хоть что-нибудь рассмотреть сквозь мутный бычий пузырь, но тщетно — даже ярким днем это сделать было бы непросто, а сейчас я смог увидеть лишь свечной отблеск да собственное размытое отражение.

— Лексей! — негромко окликнул меня Добруня. — Отыть оттуда. Он могёт тебя прямо через окно за харю лапой схватить, и опомниться не успеешь, как головенку из плеч вырвет!

Я отшатнулся. Воевода дело говорил: может я и не видел своего противника, притаившегося где-то снаружи, но он-то меня наверняка уже заметил. Вовкулаки превосходно видят в темноте, и тем более им не составит труда рассмотреть человека в комнате, в которой горит яркая свеча.

— Здесь! — вскрикнул вдруг Беляк, мечом указывая на второе окно.

Все дружно развернулись туда же. Что-то темное и длинное проскользнуло за окном, громко хрустнула ветка, прошелестела трава. В амбаре заржали лошади. Затем на некоторое время все стихло, но продолжалось это недолго — грохот, похожий на раскат грома, заставил нас вздрогнуть. А следом раздался протяжный крик со стороны амбара, и от этого крика кровь стыла в жилах. Наверное, так кричит ребенок, когда с ним случается какая-то внезапная обидная неприятность.

— Что за чертовщина? — прошептал Кушак. — Там дитенок? Откуда там взяться дитенку?

— Тихо! — шикнул на него Добруня. — Никакой это не дитенок. Во всей деревне никого, кроме нас не осталось. Это он, это вовкулак… Он хочет, чтобы мы вышли из дома, вот и выманивает.

И снова послышался длинный детский крик. Но в самом своем завершении он вдруг захлебнулся, перешел в хрип и наконец переродился в самый настоящий волчий вой, после чего внезапно смолк.

Добруня рассмеялся. Подошел к окну и крикнул:

— Эй, мы здесь! Иди к нам, волчара, туточки и посмотрим, кто кому печенку вырвет!

И громко постучал рукоятью меча по стене. В ответ что-то с силой ударил в стену с той стороны, да так увесисто, что со стен и потолка полетела труха. Добруня отпрянул, и сразу же снова рассмеялся. Точнее, он оглушительно захохотал.

— Напугать нас хочешь, нечисть поганая⁈ — крикнул он. — А нам не страшно! Ух! — он с силой стукнул мечом по стене, даже щепки полетели. — Ух! — и снова стукнул.

— Ух! — к нему моментально присоединились Кушак с Беляком, и их мечи тоже застучали по стене. — Ух! Ух! Ух!

Тень скользнула сперва мимо первого оконца, затем мимо второго и на какое-то время исчезла, и ни единого звука пока вовкулак не издавал. И тогда я тоже врезал мечом по стене и выдохнул шумно:

— Ух! Ух!

Тень вновь накрыла второе оконце. И уже больше не пропадала. Я не видел, кто стоит там, по ту сторону бычьего пузыря, но он явно присутствовал и никуда уходить не собирался. Мне показалось, что он увидел меня и теперь внимательно изучает, пытаясь понять из каких неведомых миров попал сюда этот человек и почему от него так сильно несет магией, но он не может ее использовать.

Я чувствовал его. Он был совсем рядом, и каким-то своим вторым потусторонним зрением я видел, как силовые линии местного магического поля пронизывают его, искажаясь при этом, но все же прорисовывают силуэт некого существа, стоящего по ту сторону стены.

Сложно узнать того, кого ты никогда не видел воочию. А впрочем, не было никакой разницы в том, чем отличались местные вовкулаки от тех, что водились в моем мире. В любом случае, и те и другие были опасными тварями, которых надлежало уничтожать.

Вовкулак — это вам не демон Запределья, которого может убить только другой демон, а простой же смертный способен лишь развоплотить и отправить прочь из своего мира обратно, туда, откуда он был призван. Вовкулак — это простая нечисть, порождение твоего же собственного мира. Местная живность, так сказать, которой с человеком очень тесно на одной местности.

— Ашметра! — проговорил я громко.

Я понимал, что заклинание, пригодное для усмирения нечисти в моем мире, здесь вряд ли будет работать. Надеялся, правда, что вовкулака может одолеть сонливость, он станет вялым и менее активным, что может облегчить нам задачу в предстоящем сражении с ним. Но я и предположить не мог, какое действие на самом деле возымеет это короткое слово.

Дико заверещав, вовкулак метнулся куда-то ввысь, а мгновение спустя наверху, на крыше, послышался грохот. Вновь завизжали вырываемые доски, а затем дом содрогнулся, и на нас с потолка посыпалась пыль. Резко колыхнулся воздух, свеча тут же погасла, и перед глазами у меня поплыл отблеск от ее пламени, но не успел я схватить со стола огниво, как в углу горницы засветился силуэт Тихомира. Его голубого свечения было вполне достаточно, чтобы видеть все, что происходит в комнате.

Собственно, здесь ничего особо не поменялось. Все находились на своих местах, держа оружие наготове, а меч Тихомира так тот вообще был охвачен живым пламенем, и я в первый момент даже немного испугался, что одним неверным движением он может сжечь весь дом.

А потом взгляд мой остановился на дверном проеме, и дыхание у меня перехватило. Весь проход загораживало лохматое тулово такого размера, что она с трудом смогло бы протиснуться в комнату. Чтобы видеть нас, этому чудищу пришлось пригнуться и склонить набок волчью морду, и только потому я смог рассмотреть рога на его голове и ряды клыков в его слюнявой пасти, похожие на частокол.

Из всех его лап я увидел только одну — ту самую, которой он держался за дверной косяк, и была она такой огромной, что легко могла бы ухватить мою голову и зажать ее в кулаке, словно сливу или небольшое яблоко. Длинные изогнутые когти с неприятным звуком проскребли по стене, горящие красным глаза поймали мой взгляд, и тут же вовкулак разразился тем самым пронизывающим криком, очень похожим на детский. Из раззявленной пасти летели пенные клочья, от которых воняло, как мне показалось, протухшим мясом. Какой-то сладковатый трупный дух.

— Получи, тварь! — завопил Беляк и с силой швырнул в чудовище свою булаву.