Бастард Александра 2

Глава 7

Сатрапия Сузиана, конец ноября 317 года до н. э.

Отпущенный караван-баши, не уставая почтительно кланяться, скрылся в темноте, а я продолжаю сидеть и смотреть на тающие язычки пламени в гаснущем костре.

Разрушая мой настрой на внутреннее уединение, Экзарм сунул палку в угли и разворошил их. Воздух вокруг в момент наполнился едким дымом, заставив меня зажмуриться.

Бросаю на массагета недовольный взгляд, а тот лишь непонимающе разводит руками.

— А чего⁈ Зябко ж! — Он бросил взгляд на вспыхнувший с новой силой огонь.

Объяснять массагету про настроение и особые струны души — дело неблагодарное, и я с безнадегой машу на него рукой, мол, делай что хочешь! Экзарм — дикий сын степей и фаталист до мозга костей. Размышлять о будущем, думать о завтрашнем дне — это не для него. Что будет, то будет — на все воля Великого Неба! Главное, чтобы сегодня была еда, вода и четкое осознание своего места. В его понимании, он — командир конницы будущего царя, и ему этого вполне достаточно. Других вопросов ко мне у него нет.

Совсем другое дело — Эней. Грек всегда смотрит в завтрашний день, анализирует все мои поступки и слова. Вот и сейчас он наверняка пытается понять, к чему это я так настойчиво выспрашивал купца.

Скосив взгляд в сторону Энея, вижу застывший в его глазах вопрос, но не тороплюсь пояснять. Раньше времени никто не должен знать, куда конкретно мы движемся и что собираемся делать. Во-первых, потому что я сам еще не определился, во-вторых, — в целях конспирации, в-третьих, — я, как и всякий моряк, немного суеверен.

Всё сказанное вслух, считают нынешние греки, слышат Олимпийские боги, а они, как известно, завистливы и коварны. Им страшно не нравится, когда смертные строят планы на будущее, и нагадить возгордившимся людишкам считают за должное.

В прошлом, или в будущем — сейчас даже трудно определиться, как сказать лучше, — я был атеистом, но теперь поневоле приходят в голову совсем другие мысли. А кому не придут в моем положении? Ведь я уже почти шесть лет нахожусь в чужом теле, в далёком и чуждом мне мире. Хотя нет, насчёт чуждого слегка приврал!

Конечно, в первый год было нелегко, и если бы мне тогда предложили вернуться, то рванул бы не задумываясь. Сейчас уже такой уверенности нет. То ли привык, то ли глобальность цели захватила сознание, но спроси меня сегодня: «Хочешь вернуться?» — и я как минимум задумаюсь. Да, я оставил в своём времени дом, семью и очень скучаю! Порою бывает так невыносимо тоскливо, что хоть вой, но кризисы проходят, а каждодневная рутина засасывает. С каждым днём здесь я всё больше и больше обрастаю привязанностями и обязательствами. К амбициозным замыслам прибавляется чувство долга. Как я могу всё бросить в одночасье, когда тысячи людей поверили мне, поставили на меня всё, включая и свои жизни? Это же предательство!

А Великое царство, как быть с ним⁈ Я уже свыкся с мыслью, что это мой уникальный шанс, дарованное именно мне право сделать что-то великое, что никому и никогда не удавалось! Объединить народы и страны Европы и Азии в одно государство, прекратить бесконечные войны, сделать жизнь людей в этом времени если не счастливей, то хотя бы безопасней!

Шаг за шагом посторонние мысли занесли меня так далеко от реальности, что я даже разозлился на себя.

«О чём ты вообще⁈ Тебе кто-нибудь предлагает вернуться? Нет! Тогда нехрен и мозги себе засирать! Займись лучше делом, а нет — так спать иди, завтра вставать чуть свет!»

В унисон с моей мысленной экзекуцией в реальности звучит голос Энея.

— Я вот внимательно слушал твой разговор с купцом и так и не понял: ты узнал от него что хотел или нет?

Молча киваю, мол, да, узнал, но Эней не отстает.

— Не хочешь поделиться своими планами? — Его взгляд уперся мне в лицо. — Раньше ты доверял моим советам, может, и сейчас что дельное подскажу.

Я понимаю, Эней обижается на меня. Ему, как и всем, известно только одно — мы идём на помощь Эвмену, и у него масса вопросов, на которые я не отвечаю.

Услышав слова грека, Экзарм тоже навострил уши и напрягся. Он хоть вопросов и не задаёт, но любопытства никто не отменял.

Пока я раздумываю, как бы мне усидеть на двух стульях — и Энея не обидеть, и не рассказать ничего, — тот продолжает допытываться.

— Со слов этого перса я понял, что с лета Эвмен с Антигоном уже два раза встретились на поле боя. — Не спуская с меня глаз, грек начал говорить, словно бы рассуждая с самим собой. — Если в первом бою победа явно осталась за Эвменом, то во втором случае непонятно. Я всё ждал, что ты спросишь: кто же вышел победителем? Но нет, ты даже не поинтересовался. Почему?

Эней смотрит на меня с ожиданием, а я думаю в этот момент о том, что лопухнулся.

«Надо было беседовать с караван-баши тет-а-тет, тогда бы и вопросы неудобные никто не задавал!»

Я молчу, а грек всё накручивает и накручивает.

— А вдруг Эвмен уже разбит! Тогда мы лезем прямо в пасть льву. У Антигона войско в десять раз больше, он нас раздавит как муху!

Вижу, отмолчаться не удастся, и останавливаю грека.

— Ну, хватит, а то ты сейчас совсем нас похоронишь! — Пытаюсь улыбкой смягчить резкость слов и продолжаю. — Не спросил, потому как знаю доподлинно: Эвмен жив, войско его не разгромлено, а в последнем сражении явного победителя не было.

Я произнес это с такой уверенностью, что даже Экзарм не утерпел:

— Откуда ты знаешь?

В тон ему звучит и недоумение Энея:

— Если ты всё знаешь, тогда зачем пытал перса?

Нахмурившись, понимаю, что без тени «отца» из этой ситуации не выпутаться. Сначала изображаю небольшую стеснительную заминку, а потом, словно решившись, выкладываю:

— Вы знаете, что дух моего отца, Великого Александра, ведет меня к трону. Предупреждает и направляет! Еще в Пергаме, в самом начале пути, он указал мне, что в сражении при Паретакене Эвмен не сумеет удержать победу и потому в следующей битве проиграет. Случится это на севере Персиды, в местечке Габиена.

Смотрю на ошарашенные лица своих товарищей и добавляю:

— Поэтому мне так важно было узнать место сражения. Теперь слова отца подтвердились, и значит, нам следует идти в эту самую Габиену.

— Ух ты! — Это всё, что смог выдавить из себя Экзарм.

А Эней после минутного молчания недоуменно воскликнул:

— Хорошо, что тень Великого Александра посещает и наставляет тебя. Только мне непонятно! Если ты всё знал, то почему мы сейчас здесь? Разве не следовало поторопиться и успеть к сражению в Паретакене, когда Эвмен, по словам твоего отца, был близок к победе? Возможно, наш маленький отряд стал бы той каплей, что позволила бы ему разгромить Антигона. Ведь ты этого хотел⁈

Не дожидаясь моего ответа, он продолжил так же эмоционально:

— А сейчас что, ты ведешь нас в Габиену, где Эвмена ждет поражение? В чем смысл, объясни?

— Да…! — поддакнул греку Экзарм и уставился на меня прорезями своих узких глаз.

Вздохнув, я поднял на Энея усталый взгляд.

— Мне не нужна победа Эвмена, — четко впечатываю каждое слово. — Мне нужен сам Эвмен и его войско! Чувствуете, в чем разница?

Грек задумчиво наморщил лоб, а Экзарм простодушно выпалил:

— Не! Не чувствую!

Массагет даже повел носом, и я не могу сдержать улыбки.

— Вот помогли бы мы Эвмену победить при Паретакене — и что? Получили бы от него спасибо, а плоды этой победы достались бы сыну Роксаны и Олимпиаде. Он дал им клятву верности и воюет за их интересы! Воюет не за меня, а за малолетнего царя Александра IV!

Экзарм вновь не сдержал возмущённого недоумения:

— Если он против тебя, Геракл, тогда зачем нам вообще ему помогать?

В повисшей на мгновение тишине впечатываю каждое слово:

— В случае его победы — незачем! — Сказав, медленно перевожу взгляд с Экзарма на Энея. — А вот в случае поражения — есть смысл!

Грек пытается возразить, но, опережая его, я продолжаю свою мысль:

— И смысл есть только в одной ситуации: если мы появимся в тот роковой момент, когда Эвмен будет уже отстранён от командования, но ещё не казнён! Придём, подавим бунт и спасём его от предательства и смерти! После этого у него не останется другого пути, как объявить меня царём и единственным наследником Великого Александра.

Эней молчит, а Экзарм возмущённо забубнил:

— Уж больно ты мудрено задвигаешь, Геракл! Я совсем запутался! Кто там кого отстранит, кто казнит, непонятно! — Он бросил взгляд на молчащего грека, а потом вновь на меня. — Может, вообще плюнуть на этого Эвмена! На кой ляд он нам сдался⁈

Вижу, мои слова лишь внесли путаницу в головы ближайших соратников, но разжёвывать им всё до деталей мне не хочется. События могут не совпасть в точности с тем, что я знаю из истории, и тогда мой авторитет провидца сильно пошатнётся уже на начальном этапе. Мне это не нужно, и слова массагета дают мне прекрасную возможность закончить разговор, ничего более не объясняя.

Хмурю брови и надеваю на лицо гневную маску.

— На кой ляд он нам сдался! — зло бросаю я Экзарму и с сарказмом обвожу рукой спящий лагерь. — Действительно, у нас же здесь стотысячное войско, чего нам бояться! Всех разгоним, разгромим! Эй, Антигон, Птолемей, Кассандр! Прячьтесь по норам, я иду!

Массагет сразу же стушевался.

— Да чего я сказал-то? Чего! — забубнил он, но я не унимаюсь.

— А может, Экзарм приведет нам своих земляков? Сотни тысяч свирепых степных воинов, что пройдут победным маршем по Ойкумене и посадят меня на трон! — упираюсь взглядом в поникшего степняка. — Так что, приведешь земляков-то?

Тот совсем смущенно прячет глаза, стараясь не смотреть на меня.

— Как я могу! Я простой воин, не царь и не вождь!

— Не можешь, так и не лезь! — полностью отрезаю я. — Иди за своим царем и верь, что он приведет тебя к победе! Что он знает, как лучше!

Моя последняя фраза вдруг обрадовала Экзарма, и он радостно ощерился.

— Так я и верю! Я за тобой и в огонь, и в полымя! Чего ты расшумелся! — В отсвете костра блеснули его белые зубы. — Ты только скажи, кого рубить, я за тебя не пощажу ни своей жизни, ни чужой!

Это как раз то, что мне сейчас нужно, и с довольной улыбкой я хлопаю массагета по плечу.

— Верь мне, и победа будет за нами, а ты станешь самым известным массагетом во всей Ойкумене!

Тот радостно лыбится мне в ответ, и мы оба поворачиваемся к греку. В наших взглядах столько ироничной подначки, что тот растерянно разводит руками.

— А чего вы на меня смотрите? Я же не спорю, да и громких слов говорить не умею. Прикажет Геракл идти на Габиену — пойду! Прикажет спасать Эвмена — спасу или погибну! — Он смущённо взмахнул рукой. — Да ты и сам знаешь, Геракл, чего говорить!

Я впервые вижу Энея таким эмоциональным и, скажу честно, меня этот момент тронул до глубины души. Ведь только что два самых близких мне человека без пышных слов и апломба, но с впечатляющей искренностью признались, что готовы идти за мной до самого конца.

Словно прочувствовав торжественность момента, мы втроём замолчали, но эту величественную минуту неожиданно испортило бесцеремонное вторжение Ареты.

— Я вам тут вина горячего принесла, — появившись из темноты, она прошла к костру и подала мне чашу с разбавленным вином.

Никто её не звал, вина не заказывал, и проявлять инициативу в её обязанности не входит, но втолковать это Арете просто нереально. С той памятной ночи, когда она в одиночку справилась с вывалившимся на неё Тевтамом, она при мне — кем-то вроде адъютанта, прислуги и заботливой мамаши в одном лице.

Как так случилось? Да всё просто! Тогда, обрадованный тем, что беглец не поднял тревогу, я захотел наградить девчонку, но та повела себя странно.

Отведя мою руку с серебряной монетой, она вызывающе заявила:

— Денег мне не надо, а хочешь наградить — так возьми к себе!

Экзарм было цыкнул на неё за наглость, но мне в тот момент хотелось быть великодушным, и я остановил его.

— Да кем же я тебя возьму? — с ироничной усмешкой спросил я, и Арета сразу обрадовалась, будто я уже согласился.

— Да кем угодно! Я всё могу! За лошадьми могу ходить, готовить, стирать! Писать умею, Эней меня научил! — она вскинула умоляющий взгляд и добавила: — У тебя же только этот твой дурачок бесполезный! Возьми, а!

Удивительное смирение Ареты меня тогда слегка удивило. Раньше за ней такого не замечалось. Чаще хотелось дать ей по загривку или прищемить излишне длинный язык, чем похвалить за покладистость. Потом уже я спросил у Энея, что случилось с его протеже и какое чудо превратило её из чудовища в пай-девочку. Грек улыбнулся и раскрыл тайну.

— Она просила меня взять её в войско, а я отказал, — он тяжело вздохнул. — Не бабье это дело — война!

Помолчав, Эней всё же добавил:

— Ты уж извини, но чтоб она не доставала меня, я на тебя всё свалил! Мол, я всего лишь слуга государев. А брать или не брать в войско решает только царь!

Я тогда даже вскипел про себя: «А предупредить меня недосуг было!» Вслух же выговаривать Энею не стал, тот уже и сам понял свой промах. Арета — девушка упорная и отступать не любит. Она поняла всё по-своему, а то, что Эней впервые назвал меня царём, сильно впечатлило девушку. Её активная и деловая натура тут же наметила для себя новую стезю для самоутверждения.

Этот разговор случился чуть позже, а той ночью я этого, конечно же, не знал. После всплеска адреналина и нервного стресса хотелось быть добрым и щедрым. К тому же мне, пожилому человеку, трудно отказать ребёнку в незначительной просьбе. Поэтому я взял да и согласился.

— Ладно, — бросил я ей, — будешь при мне адъютантом!

Кто такой адъютант, естественно, никто не знал, но это было и неважно. Ключевыми словами там были «ладно» и «при мне». Если честно, то я и сам плохо представляю, в чём заключаются обязанности адъютанта! Это немедленно вылилось в склоку. Круг обязанностей Ареты не был чётко очерчен, и она не преминула этим воспользоваться. С самого первого дня она начала расширять круг своих прерогатив и влезать на «территорию» Гуруша. Тому с наглой девицей, конечно же, было не справиться, но на его сторону неожиданно встал Софос. Обычно смирный и философски настроенный конь отказался менять привычного ему неторопливого Гуруша на слишком уж шуструю Арету. Он заартачился и даже куснул девушку, не подпуская к себе. Тут уж до меня дошло, что пора вмешаться. Софос для меня больше чем конь, он мой друг, и его предпочтения мне куда важнее человеческих страстей. Поэтому Арета была немедленно выдворена из конюшни, а Гуруш вернулся туда триумфатором.

После этого я провёл жёсткий водораздел. Канцелярия, оружие, одежда — это Арета. Всё остальное — за Гурушем. Проведённая мною граница на время притушила экспансию неугомонной девчонки, но, как я вижу сейчас, ненадолго.

Подача еды и напитков — обязанность Гуруша, и то, что делает сейчас Арета, — это нарушение статус-кво. Я понимаю, чего добивается девчонка. Чем больше её вокруг меня, тем выше её статус у окружающих. С её точки зрения — разумно, а вот мне это зачем?

Я всё понимаю, но разбираться сейчас мне неохота! Только что закончился непростой разговор, и уставший организм требует покоя.

«Да бог с ней! — мысленно машу рукой на Арету. — Гуруш сам виноват! Нечего спать, когда господин ещё бодрствует!»

Думаю, на это и делает расчёт Арета, появившись сейчас с подносом и бокалами. Ночь, после эмоционального разговора промочить горло — самое то, а тут она… В нужное время и в нужном месте! Не то что этот увалень Гуруш!

Я почти уверен, что она так и думает, ставя своей задачей сначала оттеснить от меня слуг, а потом уж и… Кто знает, какие высоты ей снятся!

«Вот только одна неувязочка, милая дама! — с улыбкой иронизирую про себя. — Все твои шалости шиты белыми нитками, потому как на них смотрит не шестнадцатилетний юнец, а уже повидавший жизнь дядечка!»

Вздохнув, смотрю, как Арета, поставив поднос на землю, нагнулась за бокалами. Её короткий хитон в этот момент задрался, оголив стройные загорелые ноги почти до самых трусиков, если бы они на ней были. Чувствую, что я пялюсь на её ноги, и ничего не могу с собой поделать, а пробудившаяся эрекция доказывает мне, что в этот момент гормоны и тестостерон юного организма берут верх над моим стариковским сознанием.

«Чёрт! — понимаю, что краснею и от этого злюсь ещё больше. — Хорошо, что хоть ночь и никто этого не видит!»

Выпрямившись, Арета подала бокалы Энею и Экзарму. Уважительно поклонившись, она подняла поднос и степенно, как воспитанная девушка, удалилась. И всё бы ничего, но, прежде чем исчезнуть в темноте, она обернулась и стрельнула в меня лукавыми глазками, словно бы говоря: «Я знаю, что ты пялился на мой зад!»

Большое спасибо всем, кто купил подписку!