Бастард Александра 2

Глава 6

Сатрапия Сузиана, конец ноября 317 года до н. э.

Прикрыв ладонью глаза, смотрю в даль. До самого горизонта стелется бескрайняя равнина, и лишь где-то там, на самом краю, в парящей дымке высится горная гряда.

Словно услышав мой невысказанный вопрос, проводник Сердар тычет в ту сторону.

— То горы Загрос, за ними Мидия и Персида, а там…! — Он махнул рукой на юг. — Город Сузы.

Провожу взглядом за его рукой и кроме бесплодной голой равнины вижу лишь горный хребет в туманной дымке жаркого марева. Проводник же, погладив длинную седую бороду, поясняет:

— Отсель Сузы не увидишь. Дня три-четыре пути.

Похлопав Софоса по холке, уже собираюсь тронуться дальше, как замечаю появившиеся на горизонте едва различимые черные точки. Щурясь, пытаюсь их рассмотреть и через несколько секунд уже могу различить растянутую цепь лошадей и верблюдов.

Показываю на них Сердару.

— Кто это там?

Прищурившись, тот долго всматривается в даль и наконец выдает:

— Купец! — изрекает он безапелляционно и тут же уточняет: — Торговый караван идет.

Молча соглашаюсь с его мнением и, глянув на клонящееся к горизонту солнце, определяю, что караван движется с юго-востока.

Получается, что купцы идут с тех мест, куда мы направляемся, и в голове сразу же появляется здравая мысль:

«Хорошо было бы пообщаться с караван-баши и узнать новости!»

Мы в пути уже чуть больше трех месяцев, позади почти две тысячи верст. Идем скрытно, большие города обходим стороной. Поэтому с информацией у меня не очень хорошо, а услышать новости о последних событиях было бы весьма кстати.

Повернувшись к дремлющему в седле Экзарму, тыкаю его в бок камчой. Вздрогнув, тот вскидывает на меня испуганный взгляд раскосых глаз.

— А…! Чего⁈

Выглядит он в этот момент крайне забавно, и, с трудом сдержав улыбку, показываю ему на караван.

— Пошли десяток бойцов, пусть пригласят купцов к нашему очагу.

Массагет понятливо кивнул и резко развернул своего коня. Вижу, как он подъехал к иларху первой сотни, и уже через мгновение группа стрелков помчалась в сторону каравана.

Хранивший до этого молчание Эней многозначительно глянул на заходящее солнце.

— Скоро вечер! Караван доберется до нас уже в сумерках. Если хочешь их дождаться, то надо вставать на ночевку уже сейчас.

Тоже бросаю взгляд на светило и прикидываю, что часа два можно было бы еще двигаться. Я спешу, и терять время зря не хочется, но своевременная информация дорогого стоит.

«Ничего, потом нагоним!» — решаю про себя и даю добро.

— Хорошо! Пусть разбивают лагерь, будем ночевать здесь.

Ткнув кобылу пятками, Эней тронулся к стоящей в ожидании войсковой колонне, и там сразу же началась привычная суета. Таксиарх указал место каждой синтагме, и вырастающие как грибы палатки начали выстраиваться в четкие линии, а весь лагерь — укладываться в почти идеальный прямоугольник. Конница расположилась чуть в стороне от пехоты, и в их лагере такой строгости в линиях уже нет. Не до того! Там все внимание — лошадям: расседлать, накормить, напоить, а затем стреножить и пустить на вольный выпас, чтобы к утру лошадки были готовы к новому дневному переходу.

С удовлетворением отмечаю, что Эней, как всегда, первым делом озаботился безопасностью. Конные разъезды ушли вперед, а по периметру выставлены дозоры.

«Это правильно! — отмечаю про себя. — Береженого бог бережет! Есть ли противник поблизости или нет, а расслабляться нельзя никогда».

Глядя на четкие действия своей маленькой армии, я невольно вспоминаю, каких сил и нервов мне стоило собрать ее.

Тогда, после нашего разговора на ступенях ареопага, Шираз три дня хранил молчание, и эти дни прошли в томительном ожидании. Лишь только когда в лагерь приехал «мой сводный братец» Фарнабаз, я вздохнул с облегчением.

Прошло уже больше года с того момента, а я все еще помню, как подумал, увидев его:

«Пусть глава семейства не пожаловал собственной персоной, но раз хоть кого-то прислал, значит, предложение принято; вопрос только в цене!»

Чего хочет Шираз за финансирование теперь уже моих наемников, мне еще предстояло выяснить, но уже было ясно — торг начался, и первый ход моим оппонентом сделан. Прислав не принимающего решения, но любимого племянника, Шираз словно бы говорил: твое предложение мне мало интересно, но из уважения к моей сестре и твоей матери я не отказываю сразу.

«Восток — дело тонкое! — довольно усмехнулся я, встречая Фарнабаза. — Ничего, я готов поторговаться!»

Исходя из той же восточной хитрожопости, «мой сводный брат» начал издалека, мол, ему интересно, как тут у нас всё устроено, и, если что, то никто его не посылал, а приехал он сам по своей инициативе. Я тоже торопить события не стал, принял его со всем почтением и с совершенно искренней радостью. Поводил по лагерю, дал поглазеть на тренировки наёмников, на отработку слаживания пехотных синтагм с конными илами.

Тут надо сказать, что Фарнабаз ненамного старше меня, ему около двадцати одного. Я никогда не интересовался у Барсины, сколько точно, но уверен — не больше. Юноша он неглупый, но один существенный недостаток у него есть — он молод и плохо контролирует свои эмоции. Рассматривая упражнения пехотинцев и всадников, он даже не попытался скрыть тот восторг, что испытывает, глядя на воинов и их боевое искусство.

С первого взгляда мне стало ясно, что он, как и любой юноша всех времен и народов, мечтает о воинских подвигах и славе.

«Почему же тогда он до сих пор трётся в Пергаме, а не скачет в составе гиппархии гетайров при каком-нибудь диадохе?» — спросил я себя и сразу же вспомнил высказывание Шираза о том, что война — дело неблагодарное, и умные люди самоутверждаются не на поле брани, а на политическом поприще. Ещё я вспомнил, что у Шираза нет своих детей, и, по сути, он воспитал «подброшенного» ему племянника как родного сына.

«Вот как? — сделал я однозначный вывод. — Налицо конфликт поколений. Шираз любит Фарнабаза как настоящий отец, и он против того, чтобы тот встал на военную стезю».

Быстро прикинув, как можно это использовать, я повел Фарнабаза на поле, где тренировалась полусотня — тетрархия — катафрактов. Огромные лошади и сияющие бронированные всадники могли произвести впечатление на кого угодно, а уж мечтающего о подвигах юношу так просто заворожили. Пока он, открыв рот, смотрел, как те сбивают копьём нанизанные на колья тыквы и рубят на полном скаку плетёные чучела, я заронил в его голову опьяняющую идею.

— Ты прекрасно смотрелся бы в строю этих героев, — шепнул я ему между делом. — Мы все будем только рады, если ты присоединишься к нам!

Потом я ещё долго расписывал ему, каких высот мы обязательно достигнем, если будем держаться вместе, и какая неземная слава ждёт каждого из героев, вставшего под мои знамёна. Это решило дело, и я получил Фарнабаза со всеми потрохами. Он так увлекся, что даже забыл, зачем, собственно, его посылали ко мне. Пришлось напомнить.

Он уже уезжал, когда я поинтересовался:

— Так чего же хотел твой дядя и наставник?

— Ааа! — чуть растерянно улыбнулся Фарнабаз и, чуть замявшись, добавил: — Он просил ненароком сказать тебе, что его устроит двадцать пять процентов.

Это обычный процент для банков этого времени, но я рассчитывал на намного меньший. Как-никак родня! В тот день я немного расстроился. Деньги, конечно, всего лишь деньги, но и без этих расходов у меня долгов хватало. Правда, расстраивался я недолго. На следующий вечер приехал уже сам Шираз, и по его рассерженному виду я сразу понял, что любимый племянник устроил дома акт неповиновения.

Мой план сработал на все сто. Фарнабаз категорически заявил своему опекуну, что хочет пойти ко мне в гетайры, и никакие доводы, угрозы и мольбы не смогли изменить его решения. В конце концов Шираз уступил и, приехав ко мне, сразу начал с того, что у Фарнабаза всё должно быть самое лучшее.

— Лучший конь, лучшее оружие, доспех тоже самый лучший! — начал азартно перечислять Шираз, сразу напомнив мне моего армянского друга из прошлой жизни.

Сдержав улыбку, я произнес серьезно и убедительно:

— Всё будет, как скажешь, но за пять процентов!

Шираз нахмурился, грозно поиграл бровями и всё-таки сбросил свой процент в половину.

— Пятнадцать, и ты лично гарантируешь мне, что с мальчиком ничего плохого не случится!

«Вообще-то мальчику лет больше, чем мне!» — иронично подметил я, но вслух продолжил играть по правилам:

— Шесть процентов, и можешь считать, что Фарнабаз даже со двора не уходил.

В общем, потратили еще часа два, но все-таки сошлись на девяти процентах на три года! Цифра меня вполне устроила, и уже на следующий вечер в поместье прибыл караван из пяти мулов, гружёных золотом. Как-никак почти двести тридцать пять килограмм в звонкой монете и слитках.

После этого уже ничто не мешало исполнению моего плана, и первым шагом на этом пути был переход из Пергама на восток, к границе Мидии и Персии, то есть в юго-западный район современного Ирана. Путь неблизкий, и к нему надо было подготовиться.

В первую очередь требовалось узаконить то, что уже де-факто состоялось. Так что я пригласил в лагерь жрецов храма Зевса, и перед походным алтарём Громовержца и Вседержателя каждый воин принёс мне присягу на верность. Торжественно и соблюдая все формальности ритуала, жрецы громогласно пообещали кару небесную и гнев всемогущего бога тому, кто предаст клятву. По лицам своих бойцов я прочёл, что потратился не зря и церемония произвела нужный эффект. Одно дело — дать клятву человеку, кем бы он ни был, а другое — богу; тут ответственность совсем другого порядка.

После ритуала присяги перед строем всего войска я назначил Патрокла таксиархом пехотного таксиса, Экзарма — гипархом всей моей конницы, а Энея — соматофилаком, то есть другом и телохранителем. Знаю, звучит сложно и для русского уха неприятно, но не генералом же его назначать. Не поймёт мое греко-македонское воинство! Кто-то может подумать: а не пожадничал ли я чина для своего лучшего друга, ведь он, вроде бы, и так был телохранителем! Сразу скажу — нет! Соматофилаков в македонской армии Великого Александра числилось всего семь, а позже — восемь. Все они были не просто телохранители, а высшие чины армии, по-нашему — не ниже командующего корпусом. Я же оставлял Энея возле себя не только главой службы безопасности, но и начальником своего штаба, то есть вторым после меня человеком в армии. На этом новом посту я первым же делом поручил ему закупить провиант, гужевых лошадей, верблюдов и всё прочее, что понадобится для перехода в несколько месяцев.

И вот чуть больше трёх месяцев назад я во главе корпуса из одной тысячи семисот девяносто двух бойцов пехоты и пятисот пятидесяти всадников выдвинулся на восток. В кратчайшие сроки я намеревался достичь района Габиена, что где-то на юге сатрапии Мидия. Там, исходя из того, что я помнил по фильмам «Войны диадохов», должна была разыграться финальная сцена борьбы между армиями Антигона и Эвмена. По моим весьма приблизительным прикидкам выходило, что надо преодолеть почти две с половиной тысячи километров. Соответственно, кратчайшие сроки выливались в месяцы непростого марша по пустынной и гористой местности.

Поход длится вот уже три месяца, и пока график движения выдерживается и запас времени еще есть. Та дата трагической гибели Эвмена, что отложилась в моей памяти, приходится на конец зимы — начало весны будущего года. Точного числа я не помню, но даже если считать по минимуму, то у меня есть еще три месяца. Правда, впереди горный хребет Загрос и около пятисот километров пути, но после пройденных двух тысяч это кажется не таким уж и страшным.

У меня как не было тогда, так и нет до сих пор четкого плана действий. Что я буду делать, где, как? Все детали размыты, а есть только цель — спасти Эвмена и заполучить его войско в своё распоряжение. На все прочие вопросы я отвечаю себе одной фразой:

«Не паникуй раньше времени! Упремся — разберемся!»

Поэтому сейчас, глядя на медленно приближающийся караван, я тешу себя надеждой, что новая информация поможет мне разобраться в обстановке и принять правильное решение.

Костер еле теплится желтовато-оранжевыми языками пламени. Дров мало — тут вам не бескрайние русские леса! Пустыня, мать её!

За своё предыдущее путешествие из Вавилона в Пергам и за нынешние три месяца я притерпелся к суровым условиям этого времени, но, честно скажу, постоянное ощущение песка на зубах и немытое месяцами тело не доставляет мне никакого удовольствия.

Рядом со мной, с одной стороны, сидит Эней, с другой — Экзарм. Напротив — наш гость, караван-баши, и с ним юноша лет семнадцати. Все мы молча смотрим на огонь, и со стороны кому-то могло бы показаться, что люди просто собрались погреться перед сном.

Подбросив дровину в костер, поднимаю взгляд на старшего из гостей. Карие, уставшие глаза на высохшем, как у мумии, лице, давно не стриженая седая борода и торчащий орлиный нос. Намотанный на голову платок, явно, был когда-то белым, но сейчас серовато-грязный, как и длинная, до пят, рубаха, в которую он одет.

Все ступени восточного гостеприимства уже пройдены. Гостей расположили на отдых, накормили, напоили и спать уложили! Только после этого караван-баши позвали к моему костру.

Сейчас, глядя ему в глаза, я вижу, что он немного успокоился и осознал: грабить и убивать его здесь не собираются. А то, когда караван только входил в лагерь, у него был вид человека, уже попрощавшегося с жизнью.

Я тогда ещё подумал:

«Видать, бойцы Экзарма перестарались с приглашением!»

Ещё несколько секунд сидим в тишине, а потом я задаю первый вопрос:

— Как зовут тебя, достопочтенный караван-баши?

В ответ тот приложил ладони к сердцу и склонил голову.

— Моя мать дала мне имя Джамасп, хотя люди уже давно называют меня Самум.

Прозвище никак не вяжется с деятельностью караван-баши, и я высказываю недоумение.

— Самум — это шквальный ветер пустыни. — Впиваюсь в лицо гостя подозрительным взглядом. — Такое прозвище больше подходит воину, чем мирному купцу.

В глазах гостя вспыхнуло уважительное удивление.

— Юный стратег не только мудр, но и образован! Он видит то, что невидимо глазу.

Я никак не реагирую на лесть, и тот добавляет:

— Да, когда-то я был воином, служил царю Дарию, но после поражения у Гавгамел попал в плен. Там, в числе многих персидских воинов, я дал клятву не поднимать оружие против Македонии, и Великий Александр помиловал меня. С тех пор я мирный купец, а прозвище осталось прежним, хотя теперь я сажусь на коня только чтобы провести караван от Персеполя в Сузы и дальше на запад. Три дня назад мы вышли из города Сузы и идем на Вавилон с грузом шерстяных тканей, слоновой кости и пряностей. — Тут он бросил на меня заинтересованный взгляд. — Не желает ли юный стратег приобрести что-нибудь?

Не отвечая, перевожу разговор на интересующую меня тему:

— Что слышно в Персеполе и Сузах о войне между Антигоном и Эвменом?

Мой гость тут же попытался отвертеться:

— Я мирный человек и давно уже не интересуюсь войной и политикой. Кто такие эти Антигон и Эвмен? Я не знаю, меня больше волнует цена на…

Обрываю его на полуслове:

— Я тоже человек мирный, если меня не злить. — Упираюсь в лицо купца жестким взглядом. — Всем будет лучше, если я не буду повторять свои вопросы дважды.

— Не надо, не надо повторять! — опустив глаза, купец сразу же начал отрабатывать назад. — Я все понял и готов услужить юному господину!

Он нервно сглотнул слюну и начал говорить:

— Пусть юный стратег не серчает на меня, если что не так! Я не могу отвечать за правдивость чужих слов, но раз господину интересно, то расскажу все, что слышал на базарах и улицах городов.

Он на мгновение задумался, а потом сразу продолжил:

— На рынке Персеполя был слух об одном сражении, но не знаю, то ли это, что интересует тебя, господин?

Молча киваю ему, мол, рассказывай, и гость продолжает.

— Говорили, что где-то в середине этого лета войско одноглазого македонца хотело переправиться через реку Копрат, что в четырех днях пути от города Сузы. Когда значительная часть воинов была уже на восточном берегу, вдруг появились отряды грека и напали на них. Нападавших было намного больше, и они перебили всех переправившихся воинов на глазах у одноглазого и его войска.

Замолчав, Джамасп посмотрел на меня, чтобы оценить реакцию. Жестом показываю ему: «Продолжай!» — но тот разводит руками:

— А что ещё… По слухам, не сумев переправиться, одноглазый повёл своё войско на север, в Мидию. Это всё!

Сведения купца совпадают с тем, что я знаю из истории, и это хорошо. Это значит, что всё идет так, как должно, а значит, и то событие, к которому я стремлюсь, тоже должно произойти в положенном месте и в положенное время.

Купец продолжает молчать, настороженно посматривая на меня, мол, мне нечего больше добавить. Это странно, потому что к этому времени, согласно моим данным, уже должно было состояться еще одно сражение.

Утаивать от меня эту информацию купцу вроде бы ни к чему, поэтому я вновь давлю взглядом на гостя:

— Напряги память, Джамасп! Ведь не может быть, чтобы ты знал о том, что было полгода назад, и ничего не ведал о совсем свежих событиях.

Вижу, что мой гость действительно напрягся и пытается вспомнить. Его чуть растерянное выражение лица говорит, что память ему ничего не подсказывает. Это странно, ведь должно было произойти первое генеральное сражение между армиями Антигона и Эвмена. Если его не было, то это повод напрячься!

«Неужели изменения истории таки начались? — в голове вспыхнула тревожная мысль. — Тогда надо пересматривать всю концепцию моих действий и не лезть так оголтело головой в петлю!»

В моих глазах гость читает скрытую угрозу, и на его лице вновь появляется выражение с трудом сдерживаемого страха.

— Я прошу юного стратега поверить мне, — начинает он оправдываться, — но я действительно ничего больше не…

В этот момент юный спутник караван-баши вдруг наклоняется к его уху и начинает что-то быстро шептать. При этом напряженные черты лица Джамаспа расслабляются, и у него непроизвольно вырывается вздох облегчения.

Еще пара мгновений, и, удовлетворенно кивнув, тот вновь прижал ладони к сердцу.

— Ради Великих богов, прости меня, юный стратег! — Склонив голову, он изобразил глубокое раскаяние. — Последние дни перед выходом из города Сузы я приболел, и всеми делами заправлял мой сын Оксатр.

Затем он рассказал мне, что буквально за день до того, как они покинули Сузы, в город примчался гонец с печальной вестью. По слухам, он привез второй жене сатрапа Антигена трагическую новость о гибели ее сына в бою.

«Антиген, Антиген…! — Напрягаю память, вспоминая все, что я о нем знаю. — Это тот самый диадох, что первым нанёс Пердикке предательский удар кинжалом, за что был одарен победителями сатрапией Сузиана. В идущем сейчас конфликте он на стороне Эвмена!»

Прокрутив все это в голове, бросаю требовательный взгляд на замолчавшего перса:

— Что еще слышал твой сын?

— Еще раз повторюсь, что это всего лишь слухи! — Джамасп решил лишний раз подстраховаться. — Я не ручаюсь за их правдивость, но люди говорили, будто сын сатрапа получил смертельную рану в бою между полководцами Великого Александра.

— Где это случилось? — задаю самый интересующий меня вопрос.

То, что это бой между армиями одноглазого Антигона и Эвмена, у меня нет сомнений. Значит, время и действующие игроки согласуются с той Историей, что я знаю. Осталось выяснить только место.

Караван-баши обернулся к сыну, и тот вновь склонился к его уху. Пара мгновений, и Джамасп неуверенно произнес:

— Где-то на границе Мидии и Персиды. Мой сын слышал упоминание области Паретакена.

Прозвучавшее название вмиг сняло с меня напряжение и сомнения последних дней. Место и время первой битвы между Антигоном и Эвменом полностью совпадало с известной мне Историей, и это означало, что я могу рассчитывать на то, что нужное мне событие обязательно произойдет вовремя и там, где ему и положено случиться.

Следующая глава открывает платный раздел второй книги. Буду искренне благодарен каждому, кто решит поддержать мое творчество и продолжит чтение. Ваша поддержка очень важна для меня! Спасибо, что читаете!