Сатрапия Сузиана, город Сузы, июнь 315 года до н. э.
После слов Патрокла все с удивлением повернулись в его сторону. Подобной бравады можно было ожидать от Экзарма, но от обычно рассудительного и осторожного Патрокла…
Не удержавшись, я растянул губы в ироничной улыбке.
— Что случилось, Патрокл? Это Экзарм на тебя так плохо влияет? Куда делась твоя прежняя трезвость мышления?
— А я при чём⁈ — тут же воскликнул массагет. — Я с Патроклом не говорил, но считаю так же, как он. У нас сейчас такая сила, что пусть хоть все соберутся — нам только проще будет. Одним махом со всеми управимся, и не надо будет бегать за каждым!
Распалившись, Экзарм глянул на Патрокла и Энея, ища поддержки, и одноглазый македонянин вновь меня удивил.
— Я с этим, — он ткнул пальцем в массагета, — редко соглашаюсь, но сейчас готов подписаться под каждым его словом.
Тут он посмотрел на меня.
— Ты знаешь, Геракл, говорить я не мастак, но сейчас всё-таки скажу. Я прошёл через сотни сражений, служил под началом твоего отца и твоего деда, видел в бою и греков, и фракийцев, и персов, но мне ни разу не приходилось видеть такого отлаженного организма, каким является сейчас наше войско. Ты, мой царь, создал за этот год такую силу, что нам, реально, всё равно, сколько против нас встанет врагов. Всех одолеем, и это я говорю тебе как человек, прошедший с твоим отцом от Пеллы до Экбатан.
Слова Патрокла так неожиданны, что я не сразу нахожусь с ответом. Такая непробиваемая уверенность моих соратников в наших силах мне нравится, но собрал-то я их совсем не для этого. Вопрос, ради которого созвано совещание, Эвмен еще даже не озвучил.
Несколько секунд тишины, и я все-таки решаю ответить Патроклу.
— Не я один создал наше войско. Усилиями каждого из вас, друзья мои, крепло и обучалось оно. Вы все вложили в него свои знания, опыт и навыки! Без вас у меня ничего бы не получилось!
На это Патрокл одобрительно зыркнул на меня своим единственным глазом, а Экзарм расплылся в довольной улыбке. Оба грека постарались скрыть эмоции, но я вижу, что мои слова пришлись им по душе.
Выдержав паузу, возвращаю всех на грешную землю.
— То, что вы уверены в своих силах, — это хорошо, но и умалять угрозу противника не стоит. Даже один Антигон сможет выставить против нас не меньше сорока тысяч, а если ему помогут Птолемей и Кассандр, то и все шестьдесят. Это немалая сила, но сегодня я пригласил вас не по этому поводу.
Патрокл, Эней и Экзарм вопросительно уставились на меня, а я перевел взгляд на Эвмена.
— Продолжи свой рассказ, мой друг!
Тот чуть склонил голову, фиксируя поклон, и лишь затем начал говорить.
— Мои друзья пишут мне также, что Птолемей предложил Кассандру и Антигону отправить послов к царю Гераклу, но не от своего имени, а от имени единокровного брата Александра. Там будет содержаться предложение о разделе отцовского наследства.
— То есть…? — из всех вновь не сдержался Экзарм. — Какого наследства?
Назидательно посмотрев на него, Эней поясняюще добавил:
— Они хотят разделить Великое царство. — Тут он бросил вопросительный взгляд на Эвмена. — И по какой же границе?
— По реке-границе Вавилонии и реке Тигр, — сразу ответил тот. — Всё, что к западу, — Александру, а всё, что к востоку, — Гераклу.
— Да хрен им! — тут же возмущённо взорвался Экзарм. — Ишь че удумали, царские земли делить!
— В том-то и хитрость, — немедля поправил массагета Эней, — не царскую землю предлагает делить Птолемей, а землю между царями!
Грек, как всегда, зрит в корень и видит всю опасность подобного предложения. Если не вдаваться в подробности, в коих простой народ и войско разбираться не будут, то на поверхности лежит честное предложение одного брата к другому: мол, давай разделим доставшееся наследство поровну. Тот, кто не согласится, станет для всех алчным эгоистом и злодеем, только о себе и радеющим, а другой сразу заблистает всеми красками великодушия и доблести. А самое плохое в этом то, что какой бы путь я ни выбрал, в любом случае я проигрываю.
В наступившей тишине успеваю поиронизировать над ситуацией:
«Прям как в сказке: направо пойдешь — полцарства потеряешь, налево — доброе имя и честь!»
Именно поэтому я и созвал совет, дабы понять, как отреагирует войско на такое предложение и какого решения будут ждать от меня воины и сатрапы.
Первым тяжелое безмолвие нарушил Патрокл.
— Я так понял, Птолемей предложил Антигону и Кассандру посадить на престол Македонии куклу, а за ее ширмой править самим, как и раньше. — Он перевел свой единственный взгляд с Эвмена на меня. — Да и пусть, это их игры, нам-то что до них! Сынок этой дикарки Роксаны ни для кого не авторитет, и нашему войску плевать, кого бить — Антигона, Александра или всех разом.
Кивнув Патроклу, поворачиваюсь к Энею.
— Точка зрения Патрокла мне ясна, а ты что скажешь?
На миг задумавшись, грек все же ответил:
— Птолемей хитрец и хочет выбить из-под нас главную опору. Наш призыв сейчас прост — истинного царя Геракла на трон! Царь против мятежников. А откажет Геракл брату своему, получится уже другая война: брат против брата, царь против царя!
— Так ты что же, — Экзарм от возмущения аж вскочил, — предлагаешь Гераклу им полцарства подарить!
Эней тут же резанул его жестким взглядом.
— Не глупи! Я лишь говорю о том, что большинство сатрапов поддержит такой мирный договор. Им эта война ни к чему, у них в сатрапиях все трещит по швам. Они предпочли бы, чтобы войско вообще развернулось на восток, да врагов их вновь разогнало бы по норам.
Это как раз то, чего я опасаюсь, и Эней прав. Птолемей знал, чем мне досадить. Моим сатрапам такой договор понравится. Им абсолютная власть царя не нужна, а так — и мир вроде бы есть, и угроза на западе сохранится, а с ней и зависимость царя от сатрапов.
Обдумав это про себя, говорю так, словно бы обращаюсь ко всем сразу.
— Ну, с сатрапами все ясно, а как вы думаете, войско отреагирует?
Экзарм ответил на вопрос сходу.
— Я вам прямо скажу: моим парням все равно, с кем воевать! С Антигоном, с Кассандром или со всеми сразу! Против мятежников или против какого-то там царя — без разницы. Для них важна только сила, и они видят ее в тебе, мой царь! Они верят в тебя, Геракл, и пойдут за тобой хоть в царство мертвых!
Кивнув ему, перевожу взгляд на Эвмена и Патрокла.
— А что пехота? Что скажут македоняне и греки?
Чуть замявшись, Патрокл все же ответил, но не без горечи:
— Македоняне свой долг исполнят и в бой пойдут, но споры и недовольство будут точно. Должен признаться, тут Птолемей нам занозу подсунул знатную.
Поднимаю взгляд на Эвмена.
— Ну, а ты что скажешь? Греки кого поддержат?
Тот отрезал безапелляционно:
— Если поставить вопрос ребром, то все за тебя встанут, но споры непременно разгорятся, и за мирный раздел выскажется немало.
— Значит, тоже «но»… — мрачно ставлю окончательную точку.
Тут Патрокл прав. Идея вытащить из забытия моего единокровного братца и от его имени потребовать раздела царства — заноза еще та! Самое плохое, что она режет без ножа мою концепцию истинного справедливого царя, идущего войной на мятежников и расхитителей отцовского наследия. Откажусь — и получится, что никакой я не справедливый царь, а такой же жадный упырь, как и все. Воины в большинстве своем поймут, сами бы так поступили, но, как говорится, осадочек-то останется.
Конечно, это все лирика, отдавать полцарства я не собираюсь. И ладно бы еще действительно «братцу», а то ведь этим хитрожопым Птолемеям да Кассандрам.
«Кассандр! — вдруг вспоминаю карлика. — А ведь он убить меня пытался. Может, эту карту как-нибудь разыграть?»
Едва подумав, сразу же отбрасываю такой вариант. Киллер помер, подтвердить участие Кассандра невозможно, да и он-то тут лишь краем. Ведь они дележ от имени брата будут предлагать, а сами диадохи вроде как и не при делах, в сторонке стоять останутся.
Задумавшись, отбрасываю одну за другой возникающие идеи, и тут вдруг слышу голос Энея:
— А что по этому поводу говорит дух твоего отца, Геракл?
Едва он это произнес, как у меня в голове все разом прояснилось.
«Ай да Эней, ай да умница! — чуть не вскрикиваю это вслух. — Как я сам-то мог забыть о папаше-то о своем родном, о воле его руководящей и мудрой!»
Поднимаю взгляд на грека, смотрю ему прямо в глаза и не нахожу в них ни тени улыбки. Сомневается он в моем контакте с духом Великого Александра или нет, но внешне он выглядит абсолютно искренним.
Чувствую на себе заинтересованные взгляды всех остальных и на радостях уже собираюсь выложить им, что отец видит на троне только меня, но уже въевшаяся мне в кровь осторожность останавливает.
«Подожди, подожди, тут не стоит торопиться! — разом охватываю масштабность задачи. — Не надо разбрасываться такой прекрасной возможностью консолидации войска вокруг себя. Тут надо обставить все соответствующе и красиво. Сцена должна быть по-голливудски масштабной, яркой и убеждающей, чтобы ни у кого не возникло сомнений в истинности моего контакта с „отцом“».
Все четверо моих соратников по-прежнему вопросительно смотрят на меня, а в моей голове уже родился прекрасный план.
Поэтому я надеваю на лицо торжественное выражение и обвожу всех серьезным, чуть опечаленным взглядом.
— Едва сегодня Эвмен передал мне эту неприятную новость, как я немедля обратился к отцу. Он не ответил мне сразу, ибо трудно родителю предпочесть кого-то из детей своих. Он сказал, что хочет подумать и посоветоваться с богами, а ответ даст мне в древнем храме Ану, что в городе Аузара.
Я сделал паузу, давая возможность дополнить меня, и Эней тут же включился.
— Не тот ли это город, где Великий Александр в одном из древнейших храмов основал святилище своему истинному родителю, Зевсу Вседержателю?
Еще раз отмечаю про себя, что никто не понимает меня лучше, чем Эней. На пути из Вавилона в Пергам мы оба прожили в этом городе несколько месяцев, и оба видели древний храм аккадского бога Ану, в котором Александр устроил алтарь Зевсу. Лучшего места для получения ответа от духа умершего «отца» и Зевса-Громовержца не найти, тем более что город лежит на берегу Евфрата, а значит, на пути моей армии на запад.
Кивнув, мол, все верно, я заканчиваю свою мысль.
— Я выслушал вас, друзья мои, и понял, что одного моего решения в этом случае будет недостаточно. Мы должны услышать волю моего великого отца и отца всех олимпийских богов, Зевса Вседержателя. Свое решение они объявят мне в святилище Зевса города Аузара, и потому я объявляю о начале большого похода на запад. Готовьте войска к выступлению; через две недели мы начинаем движение — сначала на Вавилон, а потом вдоль реки Евфрат на Аузару. Мы должны достичь этого города раньше, чем там появится армия Антигона.
Вижу в глазах своих ближайших соратников одобрение своему решению, а Экзарм, не сдержавшись, даже выдохнул с облегчением.
— Ну слава богам, а то уж я было испугался, что похода не будет!
С вершины холма смотрю на то, как моя армия переходит вброд реку Керхе, а затем сворачивает на север и начинает движение вдоль ее западного берега. Рядом со мной — лишь Эвмен, Эней да знаменосцы с конной тетрархией охраны.
Отсюда сверху мне хорошо видно, как первыми переправились легкие отряды из бактрийской гиппархии Клита. Он хоть и гиппарх уже, но разведка по-прежнему на нем, поэтому именно его всадники отдельными тетрархиями отрываются от основного войска и уходят далеко вперед. Следом за ними уже идет остальная конница.
В колонну по два всадники движутся пестрой бесконечной лентой. Река здесь неглубока, лишь в нескольких местах — по колено, так что лошади шагают без страха, уверенно разбрызгивая воду копытами.
Бактрийцы Клита уже переправились, а следом за ними в реку вошла персидская гиппархия Андромена. Несмотря на одинаково стандартное вооружение, каждое подразделение хорошо различимо, потому что впереди, кроме гиппарха и трубача, едет еще и знаменосец. Легкий ветерок полощет развернутые красные знамена, на которых вышито золотом название гиппархий.
Развлечение дорогостоящее, но, я считаю, необходимое. Любому подразделению нужен ориентир, и флаг отлично им служит. Я лично вручил каждой конной гиппархии и каждому пехотному таксису знамя, так сказать, за прошлые заслуги, а вот значок в виде золотого двуглавого орла им еще предстоит заслужить. Им я собираюсь отмечать те подразделения, что сумеют отличиться в бою.
Софос подо мной стоит смирно, наслаждаясь свежей травой, еще не успевшей сгореть от иссушающего летнего зноя, а я слежу за тем, как гиппархия за гиппархией переходят реку. Всего таких новообученных и стандартно вооруженных подразделений у меня пять, общей численностью восемь тысяч четыреста пятьдесят всадников. Это с учетом того, что в командный состав этих гиппархий влился весь мой Пергамский отряд, да за год еще набралось немного добровольцев. К этому также следует добавить двести тяжелых катафрактов и три сотни их оруженосцев. Итого выходит без малого девять тысяч всадников.
«Чутка не дотянули до тумена!» — иронично реагирую на свой собственный подсчет и вижу, как за конницей уже пошла пехота.
Первыми вступили в воду отдельные отряды лучников и арбалетчиков. Последних можно отличить по притороченным к спинам большим щитам. Их немного, всего две сотни, тогда как лучников почти восемьсот. Их всех набрали буквально за последние полтора месяца из тех войск, что привели сатрапы. Выбирали лучших из лучших, так что это, можно сказать, моя стрелковая гвардия.
Вслед за стрелками к реке подошли таксисы фалангитов. У брода дорога расширяется, и они идут в колонну по четыре. Обвешанные щитами, оружием и прочим скарбом воины едва просматриваются под горой того добра, что они тащат на себе. А куда деваться⁈ Грузовиков для снабжения тут нет, телег и тех наберется едва ли с сотню, остаются только вьючные лошади, ослы и верблюды. Этих груженых животных идет вслед за нами столько, что похоже на еще одну армию, но все равно оружие, амуницию и личные вещи воинам приходится тащить на себе.
Таксиархи знают, что я сейчас слежу за переправой, и потому подходят к реке под барабанный бой и с развернутыми знаменами. Со входом в воду, правда, парадный марш обрывается — там уже не до форса. Воды хоть и немного, но течение сильное, да и дно полно мелких камней, так что надо смотреть под ноги.
Таксисы фалангитов вместе с аргираспидами и греческими гоплитами переправляются довольно долго, хоть и идут сразу в две колонны. Как-никак почти двадцать тысяч бойцов — сила немалая.
Вот так, не заморачиваясь долгим счетом, уже с первого взгляда можно сказать, что вся моя личная армия насчитывает почти тридцать тысяч воинов. Еще двадцать привели все сатрапы вместе взятые.
«А вот и они! — Усмехнувшись, смотрю на пышную свиту сатрапа Арахосии Сибиртия. — Помяни, как говорится, черта!»
Личная агема Сибиртия не больше полутора сотен, но выглядит она довольно колоритно: пышные султаны на шлемах, сияющие формованные панцири и неплохие лошади, но, по-прежнему, без седел и стремян.
Следующая за ними хилиархия пехоты выглядит куда беднее: линоторексы вместо панцирей, на головах половины — кожаные шапки вместо шлемов. Замыкающими идут с полсотни лучников и пращников, но эти вообще в одних хитонах и даже без шапок.
Следом за Сибиртием к реке выходит агема Стасандра, сатрапа Дрангианы. У этого лошади помельче, но в целом его войско и по качеству, и по количеству — практически копия предыдущего.
Так, один за другим через реку переходят войска всех девяти «преданных» мне сатрапов. Их маленькие армии мало отличаются друг от друга, разве что количеством. Больше всех привел сатрап Мидии и Парфии Фратаферн — почти пять тысяч пехоты и около тысячи всадников. Ему по-другому и нельзя, чай, единственный чистокровный перс среди всего греко-македонского командования, — хочешь не хочешь, а надо быть, как говорится, святее папы римского.
Софосу уже надоело стоять, и он скосил на меня свой карий глаз, мол, не пора ли закругляться. Похлопав его по гриве, соглашаюсь:
— Вот глянем на последнего — и поедем.
Я имею в виду войско сатрапа Гандары Эвдама. Оно отличается от всех прочих тем, что он привел еще пятьдесят боевых слонов. Слоны, как я уже говорил, — звери капризные, и потому их лучше держать подальше от всех. Если кто взбесится, то потерь будет меньше. Поэтому Эвдам идет замыкающим, а вслед за его слонами идет и сотня моих.
Вот, трубя и толкаясь, это огромное стадо вышло к реке и сразу бросилось пить. Им никто не мешает, и только когда эти гиганты напились, погонщики двинули их дальше.
Проводив слонов взглядом, я невольно уперся в далекий горизонт бескрайней равнины.
«Еще один этап завершен, — мысленно ставлю точку на долгом стоянии в Сузах, — сделано немало, а вот достаточно ли — это покажет только время!»
Впереди еще долгий путь с огромным по нынешним временам войском. Его еще надо довести, и желательно с наименьшими потерями. Для этого мы долго обсуждали маршрут следования и тщательно прорабатывали каждый участок. Хотя, если честно, вариантов было немного. Войску, а особенно огромному числу лошадей и других животных, нужна питьевая вода, запасти впрок которую практически невозможно. В кожаных мехах еще можно везти воду для людей, а для лошадей — никак. Другой тары просто нет. Керамические амфоры тяжелы и непрочны, бочек тут нет в принципе, да и колесного транспорта еще кот наплакал. В общем, любое большое войско намертво привязано к реке, поэтому было принято решение двигаться на северо-запад вдоль горного хребта Загрос, где достаточно много мелких речушек и склонов с еще зеленой травой.
Так планировалось дойти до городка Мехран, что на западных отрогах гор, а оттуда уже совершить бросок через пустыню к реке Тигр и дальше — к Вавилону. От Вавилона дорога известна — вдоль западного берега реки Евфрат прямо до Аузары.
За этот горизонт пока заглядывать бессмысленно. Там, в Аузаре, я рассчитываю дождаться послов моего единокровного братца с предложением о разделе. Там уже будет и ясность, какова армия наших противников, где она концентрируется и кто из диадохов решил оказать реальную помощь Антигону. Исходя из этого и, конечно же, из того, что скажет тень «моего великого отца», будем выбирать и направление главного удара.
Конец Второй Книги