Бастард Александра 2

Глава 15 // Часть 2 Короля играет свита!

Сатрапия Сузиана, город Сузы, конец июля 316 года до н. э.

Ослабляю повод, и Софос тут же, выгнув шею, потянулся к кустикам жесткой травы, дабы со всей своей философской мудростью насладиться их свежим вкусом. Не мешаю ему набивать свой лошадиный живот и, подняв голову, обвожу взглядом раскинувшуюся вокруг равнину.

К востоку в серовато-голубой дымке высятся вершины горного хребта Загрос, а на запад расстилается бесконечная зеленая равнина.

«Вот она, колыбель человеческой цивилизации! — мысленно проговариваю про себя. — Элам, Шумеры, Аккад!»

Мой взгляд смещается дальше к югу и упирается в видимые издали городские стены. Это город Сузы, или, по-местному, Шушан, — бывшая столица Элама, затем третья столица персидской державы Ахеменидов, а ныне главный город сатрапии Сузиана. Сатрапии, что теперь входит в мое царство, полные границы которого я еще и сам не могу четко представить.

Сейчас, маясь от безделья и щурясь на беспощадное солнце, я смотрю то на город, раскинувшийся между двух рек, то на величественную бескрайнюю долину и невольно отвечаю себе на незаданный вопрос — почему человеческая цивилизация зародилась именно здесь.

Да потому что тут идеальное место для выращивания чего-либо, но при этом ничто не растет само по себе. Воткни голую палку, неустанно поливай ее — и в ней проснется жизнь, зацветут цветы и созреют плоды; а не будешь поливать — дерево засохнет и погибнет. Я это к тому, что сия земля Обетованная — далеко не райские острова Океании! Там можно жить в шалаше под пальмой, ничего не делать, а питаться бананами и кокосами, что растут сами по себе. На этой земле надо трудиться в поте лица, чтобы вырастить урожай, но при этом на любое вложение эта земля ответит сторицей, и один человек с крохотного надела способен прокормить десяток, а то и больше.

«То бишь, — развиваю дальше свою мысль, — Господь Бог умышленно привел человека в такое место, где без борьбы и усилий тот погибнет, но за тяжкий труд будет ему достойное вознаграждение!»

Глядя на бесконечные квадратики полей, разрезанные голубыми артериями каналов, не могу удержаться от пафосной иронии.

«И сказал он им: трудитесь, человецы, и да воздастся вам за труды ваши!»

— Кажись, вона едут!

Слышу за спиной ворчливое восклицание Экзарма и не чувствую в нем ни капли радости. Что ж, вполне его понимаю. Сейчас на этой дороге мы встречаем «мою дорогую мамочку», и не все рады этой встрече так, как я. Экзарму, например, радоваться нечему, ведь Барсина с самого первого дня не испытывала к нему теплых чувств и никогда не считала нужным это скрывать.

Смотрю на показавшихся всадников и ползущие за ними многочисленные повозки. Число их все растет и растет, и я почти с умилением вспоминаю те три скрипящие арбы, на которых мы когда-то покидали Вавилон.

«Да уж, — не могу удержаться от сарказма, — растет благосостояние народа!»

Впереди каравана неспешным шагом едет большой отряд охраны, и в его рядах я различаю фигуры моих дядьев. За ними тянется цепочка из более десятка самых разномастных повозок, за которыми топают слуги и рабы. Дальше — небольшое стадо вьючных лошадей, а уж за ними — арьергард из десятка всадников.

Слышу за спиной насмешливый голос своего «единокровного братца»:

— По всей видимости, госпожа Барсина забрала с собой все свое имение! — Развеселившись от собственной шутки, Фарнабаз довольно крякнул, и его тут же поддержал Экзарм.

— И половину Пергама в придачу!

Поворачиваюсь к ним и награждаю обоих красноречиво говорящим молчанием, мол, угомонитесь оба и не вздумайте брякнуть что-нибудь подобное при Барсине!

Фарнабаз и Экзарм тут же замолкают, а я прохожусь взглядом по лицам остальных членов почетной делегации. Это Эвмен, Эней, Патрокл и полусотня охраны из илы Клита во главе со своим илархом. Все серьезны и излучают торжественность с умеренной долей показной радости!

«Сойдет!» — удовлетворенно бормочу про себя и трогаю коня навстречу подъезжающему каравану.

Кто-то может спросить, зачем я вообще вытащил сюда Барсину? Сидела бы себе в Пергаме — всем было бы спокойней! Всем, кроме меня! Еще покидая Пергам, я понимал, что в любом случае — как успеха, так и поражения — Барсину в покое не оставят. Насчёт порядочности своих нынешних противников я иллюзий не питал. Ради того чтобы досадить мне, они пойдут на любую подлость, и захват Барсины будет меньшим из того, на что они способны. Поэтому у нас с «мамочкой» был уговор: как только я покину Пергам, она тоже начнет собираться и тронется в путь так быстро, как только сможет. Торопиться Барсина не умела в принципе, и сборы продлились почти месяц; еще семь понадобилось ей, чтобы добраться до Суз.

И вот я встречаю всю свою родню живой и здоровой! Всю, включая даже Шираза. Этот родственничек держался за место архонта сколько мог, но после сражения при Габиене это стало практически невозможно. Антигон с остатками войска бежал на запад, а его гонцы неслись по всем городам Малой Азии, требуя от наместников срочного набора нового войска и искоренения измены. Конечно же, в первую очередь земля загорелась под ногами моих дядьев. Родной город им пришлось покидать в спешке и налегке, поэтому они смогли нагнать свою сестру еще на полпути в Сузы. Их, в отличие от Барсины, я не звал, но родня все же; придется принять. К тому же, как ни крути, людей, коим я могу доверять, у меня не так много. Шираз, конечно, тот еще фрукт! Веры ему особой нет, но одно бесспорно: он кровно заинтересован в моей победе, а это уже стимул!

Пока Софос неспешно шагает навстречу каравану моей «мамочки», невольно вспоминаю о том, что я здесь, в Сузах, уже почти три месяца, и сделано за это время уже немало.

Начинать же пришлось практически на следующий день после победы. Как ни парадоксально это прозвучит, но первой и самой серьёзной проблемой стало то, к чему я так долго и упорно стремился, — а именно войско! Другими словами, там, в долине Габиены, под моим началом скопилась уж слишком большая армия. Вместе с перешедшими на мою сторону бойцами Антигона у меня набралось больше сорока тысяч пехоты и около десяти тысяч конницы. Для нынешнего времени это даже не трудности, это катастрофа! Финансовая, продовольственная, эпидемиологическая, да ещё бог знает какая! Армия таких размеров не может стоять в принципе, она может только двигаться широким фронтом, уничтожая страну противника как саранча. В тот момент, когда она остановится, она немедленно начнет пожирать своих создателей.

Я это понял, едва ознакомился с отчетностью, в которой яснее ясного читалась угроза всем моим планам. Достаточно было взять минимальную оплату воина в моем войске — это три обола в день! Значит, тысяча воинов в год обойдется в тридцать талантов серебра, а пятьдесят тысяч — уже в полторы тысячи талантов. Эта сумма практически равнялась тому, что я рассчитывал найти в царской сокровищнице в Сузах. В таких условиях ни о каком перевооружении и реорганизации и речи быть не могло. Какие уж тут проекты, если финансов едва хватает на жалованье и жратву, а ведь в некоторых подразделениях договора предусматривали оплату по пять-шесть оболов в день!

«Ну вот и как Олимпийским богам угодить тебе! — съеронизировал я тогда. — То плачешь, что у тебя слишком маленькое войско, то жалуешься, что его слишком много!»

В общем, в тот момент я встал перед неразрешимой дилеммой. Преследовать Антигона так же самоубийственно, как и не преследовать! Причины разные, но суть одна: и тот и другой путь несут в себе очень высокие риски провала.

Я все-таки выбрал тот, в котором останавливаюсь на год, а может и побольше, для организации устойчивой вертикали власти и реформирования войска, и это значило, что значительную часть армии нужно было срочно распускать. На этом пути тоже имелись скрытые угрозы. Основная из них заключалась в опасности не собрать это войско вновь в момент острой необходимости, но это были задачи уже завтрашнего дня.

Однако их решение следовало закладывать с первого же дня, и голова у меня просто пухла от тяжелых мыслей. В общем, я не нашел ничего лучше, как прикомандировать к каждому отъезжающему сатрапу своего комиссара.

«Времена меняются, а методы те же! — вздохнул я тогда. — Какая революция без комиссаров в пыльных шлемах!»

Поскольку идеологической составляющей не существовало, то сам по себе комиссарский чин веса не имел. Всем моим представителям требовалась солидная должность. Обмозговав всё как следует и посовещавшись с Энеем, я выбрал из своих стрелков десять десятников и всучил их сатрапам в ранге гиппархов особых подразделений конницы, которые ещё предстояло нанять в их сатрапиях.

Таким ходом я убивал сразу двух зайцев! Приставлял к каждому сатрапу своего человека, дабы иметь глаза и уши среди моих «верных соратников», и, создавая новую должность, избегал конфликта интересов с прежней служилой аристократией.

Каждый десятник для большего веса прикомандировывался со своим десятком, на базе которого им следовало формировать новую конницу. Я понимал, что без денег они никого там не наймут и ничего не создадут, но это уже было вторично. Главная их задача заключалась в слежке за тем, чтобы сатрапы не забывали, что они всего лишь сатрапы, и не уклонялись от основного своего долга — верности царю! Решение вопроса с деньгами я оставил на тот момент, когда они появятся у меня самого.

За всеми этими желаниями минимизировать расходы я всё же не забывал о главном. Я царь ровно до тех пор, пока у меня есть армия! Поэтому о роспуске всего войска речи не шло. Я всё-таки не сумасшедший! Финансы финансами, а безопасность — прежде всего!

Распуская войска сатрапов, я оставлял у себя те подразделения, которые распускать было нельзя ни при каких обстоятельствах. Я говорю о тех двенадцати тысячах пехоты и около шести тысячах конницы, что перешли ко мне от Антигона.

Это уже само по себе было немалым войском; правда, из этого числа пришлось выдать вновь назначенному сатрапу Мидии Фарнабазу четыре тысячи мидийской конницы и столько же пехоты с целью выдворить из Мидии и Парфии ставленников Антигона и навести там порядок.

Другим сатрапам я подкреплений не давал, а наоборот, даже состриг с них немного шерсти. Так, Эвдам, отправившись со всем своим войском домой, в Гандару или Индию, как еще называли эту сатрапию, оставил мне своих боевых слонов с погонщиками и обслугой. С сатрапов Бактрии и Согдианы я взял по две тысячи всадников. Со всех остальных набралась еще тысяча. Так что вместе с персидской конницей Феспия у меня в Сузах набралось десять тысяч самой разной кавалерии, не считая моей личной агемы. Пехоты оказалось еще больше — почти шестнадцать тысяч. Причем я забрал себе лучшие соединения из тех, что сражались под Габиеной, такие как аргираспиды, греческие наемники, персидские фалангиты и доставшийся от Антигона македонский таксис.

Переход через горы Загрос прошел без потерь, и уже к концу апреля мое войско подошло к Сузам. Бывший сатрап Сузианы Антиген был убит мною в лагере аргираспидов, и вот уже месяц в городе царил паралич власти. Какой бы ни был порядок, он всегда лучше хаоса, и потому горожане встретили меня, что называется, хлебом-солью. За это я одарил их своей милостью и не допустил войска в город. Армия встала лагерем севернее городских ворот, на равнине между реками Керхе и Дез.

Именно тогда я ввел новый чин — префект лагеря — и наградил им хилиарха аргираспидов Леонида. Его задача включала в себя не только разбить идеально правильный прямоугольник, но и привить всем подразделениям такую же неукоснительную тягу к порядку, как и у аргираспидов. То есть: ров, вал, сторожевые башни и круглосуточная охрана периметра. Внутри же — строгие линии палаток, центральный плац и отхожие места в строго отведенной зоне. Всё остальное, включая кузни, другие ремесленные мастерские, харчевни и бордели, — только за пределами лагеря. Для исполнения этих мер я наделил должность префекта почти неограниченными полномочиями, подчинив его непосредственно себе.

Первый месяц ушел чисто на организационные мероприятия. Постоянно чего-то не хватало, кто-то чего-то просил, и по всем вопросам все лезли прямо ко мне. К счастью, царская казна осталась нетронутой, и македонские части, охранявшие её в цитадели, не оказали сопротивления. Весь гарнизон города присягнул мне как царю и влился в мое войско.

Побарахтавшись в этой круговерти каждодневных проблем, я понял, что свихнусь, если сам со всем буду разбираться, и повысил Эвмена с поста военного министра до премьера, то есть, говоря нынешним языком, назначил его главой своей канцелярии. Такая должность Эвмену была не в новинку: он, как-никак, у двух царей этот пост занимал, и оба остались довольны. Сам Эвмен воспринял это повышение так, словно никогда не покидал царскую канцелярию, и сразу же взялся разгребать «авгиевы конюшни», то есть валящиеся потоком каждодневные дела.

Следующим шагом я приказал Феспию прекратить преследование Антигона и занять Вавилон. Сатрап Вавилонии Селевк был сторонником Антигона, а я не собирался отдавать им этот крупнейший город античного мира. В двадцать дней Феспий с двумя таксисами пехоты и своей персидской конницей преодолел расстояние до Вавилона, не дав Селевку шанса организовать сопротивление. Городская верхушка отказалась садиться в осаду и тихо саботировала все начинания Селевка. В результате, узнав о приближающейся армии врага, тот попросту бежал из города.

Феспия я оставил в Вавилоне сатрапом, приказав организовать новый набор фалангитов до полноценных четырёх таксисов. Кто-то скажет, мол, зачем было распускать одни войска, чтобы потом нанимать другие? Это будет человек, не понимающий тонкости местной финансовой политики. Войска тех сатрапов, что я уводил из родных мест, ложились тяжким грузом на мою казну, а вот армия, набранная на месте, становилась проблемой местного сатрапа и той территории, на которой собрана.

Я понимал, что такая система крайне порочна и несёт в себе первопричины всех гражданских войн и мятежей, что сотрясали когда-то персидскую державу Ахеменидов, но на тот момент такой баланс меня устраивал. У меня были деньги на содержание армии в ближайшие полгода, и за это время я планировал как-то разрулить эту проблему.

Решив на первое время проблему с финансами, я сразу же столкнулся с другой. Теперь, будучи царём, я издавал в день десятки указов, распоряжений и прочее. Всё это необходимо было записывать и вести постоянный учёт всего, что исходило от меня, ибо в такой круговерти я был не в состоянии удержать всё в голове. Требовался грамотный секретарь, а попытка усадить за эту работу Арету закончилась весьма плачевно. Писала она так медленно, к тому же постоянно переспрашивая и прося повторить, что я не выдержал и получаса. Вскипел, разорался и выгнал её с глаз долой!

Пришлось обратиться к Эвмену. К счастью, Сузы — большой город с огромным наследием, и здесь можно найти грамотных людей, владеющих как фарси, так и греческим. Так что, как только я озвучил своё желание, Эвмен тут же нашёл мне сразу двух писцов: одного грека, а второго — эламца, владеющего персидской грамотой.

Едва нашли писцов, как тут же вскрылась другая беда — в городе не осталось папируса. Никто в Сузах не рассчитывал на такую бурную канцелярскую деятельность, а раз нет спроса, то нет и предложения. Заказ новой партии из Вавилона мог прийти только через полтора-два месяца, и я решил, что это, видимо, Небеса дают мне знак, что пора заняться бумагой.

Ко всем прочим проблемам в городе возникла острая нехватка муки. Причём зерна было в достатке, но вот местные мощности по помолу явно не справлялись с резко увеличившимся количеством едоков.

Для решения как первой, так и второй задачи я решил построить мельницу с водяным приводом, благо для этого в Сузах были все условия. В первую очередь — люди, обладающие знанием и мастерством. В рытье каналов местные были большими мастерами, но, к моему удивлению, водяное колесо здесь практически не использовалось. Доискиваться причин этому я не стал, а вместе с местным архитектоном Абиссаром нашёл подходящее место для строительства в районе порога на реке Дез. Перекрывать всю реку было делом весьма трудоёмким, и я приказал вырыть там обводной канал. Роют тут, как я уже говорил, быстро, и на днях мне докладывали, что строительство уже подходит к концу.

Требовалось колесо, привод и прочее. В общем, необходимо было заняться этой задачей плотнее, но тут пришла весть, что Барсина на подъезде, и вновь всё пришлось отложить.

Первые всадники каравана уже в трёх шагах, и я, спрыгивая на землю, бросаю поводья подскочившей Арете, а навстречу мне уже торопятся дядья. Растопырив руки во всю ширь и изобразив на лице безграничную радость, Шираз норовит стиснуть меня в объятиях, но между нами тут же вырастает Эней.

Его строгий взгляд останавливает дядю.

— Достопочтенный Шираз, ты хорошо осознаёшь, что делаешь? — глаза грека сверкнули ледяной искрой. — Пред тобой царь! Склони голову и изъяви почтение и покорность!

«Дядюшка» на миг замер, но уже в следующее мгновение он и Мирван склонились до земли.

— Позволь мне, верному слуге и рабу твоему, Ширазу, — забубнил старший из дядьев, вскидывая на меня глаза, — приветствовать тебя, Великий царь! Да пошлют тебе всемогущие боги здоровья и процветания!

Такая мгновенная смена поведения говорит мне, что слухи о стремительном возвышении его племянника до Шираза таки дошли, но он не был бы Ширазом, если бы не попытался прощупать, на какой бонус он может рассчитывать за свои прежние заслуги!

— Полноте, дяди! — милостиво разрешаю им выпрямиться. — Мы же с вами не чужие!

В этот момент Барсина уже спустилась с повозки, и я вижу, что она остановилась в нерешительности. Пример братьев показал ей, что перед ней уже не её малыш, не её Геракл, а какой-то новый, совсем другой человек, к которому она даже не знает, как обращаться.

«Ну нет! — ощущаю неловкость из-за этой ситуации. — Мамочка, она и для царя мамочка!»

Порывисто шагаю вперёд и обнимаю прильнувшую к моей груди женщину. Слышу её всхлипы и причитания и иронизирую про себя:

«Ну не родная, так что ж теперь, не любить её, что ли⁈ Бывают же приёмные дети, а у меня вот приёмная мамочка!»