Патио, не в силах отвести взгляд от уплывающего по течению тела, передёрнул плечами:
— До сих пор поверить не могу. Вижу, но не могу поверить, что...
И замолчал.
Узир огладил бородку и закончил за него:
— Не можешь поверить, что идар может так легко умереть?
Нумеро хмыкнул:
— Все размякли, забыли, что, даже если твоя кожа прочней стали, то дышать тебе нужно точно так же, как простолюдину. И да, я, Денудо Нумеро, очень хорошо это помню.
Патио наконец сумел отвести взгляд от мертвеца и переспросил:
— Это со времён крестьянского восстания шестьсот лет назад? Когда простолюдины сумели разрушить ваш главный алтарь?
Нумеро поправил:
— Шесть сотен и ещё семьдесят пять лет, — качнул головой. — Нет. Тогда всё было по-другому, не так, как пишут в хрониках. Я говорю о том, что время, когда я выполнял грязную работу для Ирмая, закончилось, а память осталась при мне.
Патио поднял руку:
— Давай без этого. Мне это совершенно неинтересно.
Узир буркнул:
— Ну и зря. Мы собираемся сломать всё, что поколениями выстраивал Дом Хонесто. Одной причиной больше убить нас, одной меньше. Зато ты теперь знаешь, что не всегда меч на поясе спасёт тебя.
Патио невольно вновь глянул на реку, белый ханбок было отчётливо видно даже в темноте. В голове его мелькнула мысль: «Почему, Безымянный его побери, он не тонет?». Но он выбросил её из головы, спросил другое:
— Предателя мы нашли, но теперь не успеваем с тюрьмой.
Нумеро отмахнулся:
— Я и не собирался. Это полное безумие, нападать в сердце его силы, — неприятно ухмыльнулся. — Зато позволило вывести на чистую воду...
Замолчал не договорив. Патио снова передёрнул плечами, едва удержавшись от того, чтобы повернуть голову к реке.
Узир ошарашенно переспросил:
— Что? Но... Тогда.
Зато Патио справился с собой и понимающе кивнул:
— Так вот почему молчал наш двинутый законник. Ты всё же надеешься, что сына оправдают.
— А он разве разбирается в чём-то, кроме уложений Игр? — Узир поправился. — Вернее, он разве интересуется чем-то другим?
Нумеро вздохнул:
— Разбирается, но нет, законами мы сумеем лишь потянуть время. Ирмай сумеет вывернуть всё в свою пользу, он не простит мне ни шахты, ни моих знаний, ни ухода от него, ни... — жест Нумеро в темноту, туда где продолжала звенеть река, на которой стоял Грандор, сказал всё без слов. — Всё в силе, а ваша помощь, друзья, как никогда мне нужна. Мы освободим Лиала, но по дороге, когда его повезут в столицу.
Узир хмыкнул, внезапно спросил:
— Нумеро, неужели за всё это время он не пытался договориться с тобой о шахте?
Нумеро неприятно усмехнулся и не ответил, махнув рукой:
— Идёмте, пока стража не заметила тело в реке или ночной патруль не наткнулся на остальных.
Нумеро выдохнул:
— Ты в своём уме?
Голос Терсии был полон желчи:
— Есть сомнения? А ты? Думаешь, так много желающих напасть на людей Хонесто и освободить нашего сына? Безумие, считать, будто Ирмай не сможет доказать твою вину.
— А превратить нашего сына в простолюдина — это не безумие?
— Так вот что тебя беспокоит? Сила и больше ничего?
— Терсия, не начинай.
— Не начинай что? Тебе нужен живой сын или только тот, кто поможет тебе в твоём плане возвышения Дома?
Нумеро рявкнул:
— Там хватит и меня!
Терсия не осталась в долгу:
— Так значит, не смей называть меня безумной!
— Лучше иметь сына могучего идара, чем сына, который не сумеет за себя постоять!
— Конечно, ведь ему по твоей милости придётся бежать из королевства!
Нумеро тяжело вздохнул:
— Твой план тоже опасен. Очень опасен, — осторожно добавил. — Ещё более опасен, чем мой.
— Я уверена в нашем сыне.
— Терсия...
Она прищурилась и предупредила:
— Не думай даже ляпнуть, будто я безумна в своём желании сделать из него адепта внешних техник. Я увидела шанс и я им воспользовалась. Ты не был там, а я была. Я хотела дать нашему сыну шанс, а вместо этого он дал шанс всему нашему Дому.
Нумеро нахмурился:
— О чём ты?
— Он наглядно показал главе Академии, что даже сейчас он может использовать внешние техники.
Нумеро потрясённо выдохнул:
— Что?
Терсия же, словно не слыша его, торжествующе закончила:
— Он выбил из главы обещание, что Вораз будут расколоты, а Академия станет поддерживать наш Дом.
— Академия? Для чего... — Нумеро прикрыл глаза, вздохнул. — Слёзы. И сколько... — оборвал сам себя. — Неважно, — открыв глаза, спросил. — А ты вообще уверена, что он сумеет выполнить обещание о Вораз? Судьи едят из рук Ирмая и достаточно умелы, чтобы по закону объявить ничью между нашими Домами.
Терсия пожала плечами:
— Если главе Виру так хочется забрать нашего сына, то ему придётся справиться.
— Негусто.
— Тогда ты всегда можешь использовать мечи своего Союза, не так ли, Нумеро?
Владетель Ирмай медленно протянул, стараясь удержать в узде свой гнев:
— С чего вы решили, что мне вообще нужны советы в этом деле, уважаемый? Я пошёл навстречу вам и безутешной матери, позволив это свидание, а вы...
Вир с интересом переспросил:
— А я что?
Ирмай стиснул зубы, но всё же сорвался, процедил:
— Беседа окончена, прошу меня простить, но меня ещё ждёт много дел, а время, которое я мог уделить вам, уже истекло.
Ирмай встал, поднял руку, готовясь жестом сопроводить гостя к дверям, и застыл, обнаружив, что гость и не подумал встать.
Напротив, откинулся удобней на спинку кресла, вытянул ноги, словно невзначай поправив меч, и улыбнулся:
— Вы спросили, с чего я решил, что вам нужны советы? На самом деле, если знать, куда смотреть, то это было понятно любому идару. Вы так увлеклись прикармливанием судей, что стали забывать даже о внешних приличиях.
— Вы несёте какой-то бред!
— Так ли это? А как же приказ, которым король запретил казни идаров на местах?
Ирмай опустил наконец руку, осторожно заметил:
— Разумеется, как только судьи вынесут приговор Лиалу из Малого дома Денудо, я тут же отправлю его в столицу, где приговор и приведут в дело.
— Тогда к чему была эта ваша сегодняшняя жаркая речь перед его родителями и прочими? Та самая, где вы намекали на казнь перед храмом? Перед храмом Грандора, верно? Вы так красочно описывали горы, которые вместе с Хранителем станут свидетелями казни.
И снова Ирмаю пришлось давить из себя оправдания:
— Я немного сгустил краски. Но какое вам до этого дело?
Вир усмехнулся:
— Не могу пройти мимо, когда забывают о том, что вся власть идаров в королевстве идёт от милости короля.
— Не слышал, что глава Академии ещё и королевский судья.
— Мало ли о чём вы не слышали в своих горах? Я, например, слышал, что Малый дом Вораз проиграл две из трёх схватки и должен быть расколот. А вы?
Ирмай вновь стиснул зубы. Это больше походило на приказ, а раз так... Ирмай спросил:
— И что же заставило вас поверить в то, что этот слух правдив? Королевские судьи не так уверены в этом.
Вир с насмешкой ответил:
— Судьи? Мои глаза острей чем у них, а ведь я был на том поле и всё видел сам, — не услышав ответа, ухмыльнулся уже откровенно. — Недостаточно, да? Тогда...
Он поднял руку, позволил спрятанной до этого пластине выпасть из ладони и качнуться на белом шнуре.
Ирмай с бессильным гневом глядел на чёрную пластину. Серый, зелёный, синий, алый, золотой, белый жетоны были символами рангов в королевстве. Хённам, гаэкуджа, хёнбен, хоу, гонган, куккун. Где-то, например, в Домах, где все и так всех знали в лицо, гаэкуджам, хёнбенам и прочим владетели Домов не вручали жетонов.
В армии и среди судей они должны были висеть на поясах, зримо показывая значимость их слов и приказов.
Но мало кто помнил, что над этими шестью рангами был ещё один. Чёрный. Граер.
Во всём королевстве было лишь четыре таких чёрных жетона. Сейчас их владельцев называли голосом короля. Раньше... Раньше эти четыре жетона принадлежали владетелям четырёх Первых домов. Сильнейших, правящих от имени короля четырьмя сторонам королевства. И никто, кроме самого короля и, быть может, Предка, которая внезапно снизошла бы до подобных мелочей, не смел пойти против их воли.
Но однажды Первый дом севера отказался от чёрного жетона, вернув его королю. Ублюдки. Денудо, вы слабые и безвольные ублюдки, уничтожившие Первый дом и сделавшие его не первым, а лишь равным среди прочих. Вы заслужили все, что с вами произошло. Всё!
— Не слышу.
Ирмай склонил голову:
— Я всё понял, господин.