Агнесса

И баночку чернил в подарок

В гости к брату Вольдемару Агнесса заскочила не просто так. Отчет — это повод. А главное — у монаха можно было втихую утащить несколько исписанных листов из пачки на углу стола. Все, что не удовлетворяло взыскательные вкусы архивариуса по готичности выведенной надписи, гравюрам с мордами тварей или еще каким-то одному ему известным проблемам — набело перелицовывалось и убиралось в очередную папку. А «испорченный» лист водружался на верх пирамиды. На растопку ценную бумагу не тратили, раз в месяц относили в мастерскую и там перерабатывали.

Для Повитухи исчерканные листы представляли особую ценность. Именно из них получалось скатывать плотные бумажные шарики, которыми так приятно расстреливать через бронзовую трубочку охрану на плацу. С закованными в железо бугаями у женщины шла перманентная вялотекущая война. Нет, будь что-то серьезное, разговор получился бы очень короткий. Сложила бы из отрубленных голов пирамиду на утоптанном песке и дело с концом. Но за мелкие пакости на куски рубить — это все же чрезмерно. Агнесса не монстр какой-нибудь. А вот попасть комочком в обнаженную шею, когда на утреннем разводе капитан идиотов строит — здесь уже настоящее коварство, детальный рассчет и тайная мстя. Потому что заорать от неожиданности в момент «я вас научу маму Церковь любить» — однозначный залет. И будешь в свободное от службы время нужники чистить.

Повитуха иногда ловила мрачные взгляды и догадывалась, что ее проделки порождают недобрые подозрения у охраны. Но за руку и трубку не ловили, доказать ничего не могли и косились больше по привычке. Ведь кто у нас самая главная оторва среди Сестер? Ответ известен. Поэтому — будем подозревать и думать, как поквитаться.

— Это чего такое расчудесное? — спрятав несколько листов в безразмерном кармане, Агнесса отвлеклась на интересную картинку. Неизвестный с изрядной долей достоверности изобразил, как рыцарь в мятом шлеме тыкает кривым мечом в пузо кабану. Кабан был явно с болот — выше человеческого роста в холке. И меч, судя по крестовине, ковали в Линце. Учитывая, насколько паршивое железо плавили местные кузни, чудо еще, что оружие просто погнулось, а не свернулось в штопор.

— Эрвин выкаблучивается. Скучно ему раз в месяц выписку по монстрам оформлять, вот и занимается художествами.

О том, что Вольдемар не особо силен в художественных экзекуциях, Повитуха знала. Как и о том, что архивариус недолюбливает более одаренных художников. Потому что отрисованные им лично морды с большим трудом можно было опознать. Но для этого под каждой гравюрой монах делал подпись для потомков. А здесь — кабан, как живой.

— Что за Эрвин?

— Знакомый мой, из Пизы. Мы там на переписчиков обучались. Я потом сюда был отправлен, а его за неусидчивость отрядили в Северную Марку. Сейчас в Хафельберге сидит. Собирает у караванщиков все о монстрах, что в дороге узнали, делает выписку и дальше уже по отцам-настоятелям копии переправляет.

— А, точно. По этим письмам на карте Империи смотрят, где и сколько зубастых успело отметиться. Помогает будущие прорывы предсказывать и в проблемные герцогства наемников на усиление перебрасывать…

— Вот, даже ты знаешь… Но Эрвину все мало. Все чего-то хочет интересного, мечтает в веках след оставить. То картинки рисует, то еще чего пытается придумать. Хотя не мальчик уже.

Подумав, Агнесса забрала листочек, уточнила детали и корявыми буквами изобразила сбоку от бедняги рыцаря: «Эрвин Эрдаффель — шило в заднице». Вроде надо было в Мекленбург посылку доставить, так нужный монастырь будет как раз по дороге. Интересно познакомиться с человеком, кто не только в официальных талмудах ковыряться умеет.

Любителя рисовать ожившие кошмары Агнесса нашла вечером в таверне. Монах ужинал. Или постился. Потому что кружка воды и небольшой кусок хлеба на ужин походили мало.

Сев за стол, гостья сгрузила на пустой край тяжелую сумку с громыхнувшим железом, латные перчатки, сверху водрузила клювоносую маску. После чего поманила мальчишку-разносчика и строго спросила:

— У вас что, давно продуктовых караванов не было?

— Как можно, госпожа! Городской совет такое не допускает. Все кладовые полны!

— Отлично. Тогда, давай-ка нам колбасок перченых, как только у вас умеют делать. И сыра настрогай… Во, в палец толщиной. Чтобы глаз радовался… Еще похлебку чечевичную со шкварками. И пива. Два… Так, перченые… Не — три кувшина! Это мне. И брату Эрвину.

Грустно подняв глаза, монах попытался отказаться от неожиданного угощения:

— Мне оплатить нечем, Сестра.

— Девица Агнесса. Или можно просто — Чумная Повитуха… Вот это ты рисовал? — выложив листок на стол, женщина дождалась осторожного кивка и заявила: — Хочу услышать интересную историю про бедолагу. Сожрали его или нет на охоте. Поэтому — похлебка, колбаски, сыр с зеленью и пиво. Осилишь?

Через полчаса, когда чуть-чуть притупили голод, дама в кроваво-красном платье уже знала основные вехи трудового пути Эрвина Эрдаффеля. После учебы успел сменить несколько монастырей и везде его старались спровадить куда-нибудь побыстрее. Слишком скучно было образованному молодому архивариусу переписывать «дебит-кредит» в толстенных пыльных талмудах. Все пытался что-нибудь придумать, узнать новое, переработать и рассказать другим. В итоге — сидит на должности младшего помощника в Хафельберге. И, вполне может статься, что скоро и отсюда попросят.

— Значит, собираешь слухи и сплетни о зверье, затем пишешь доклад и рассылаешь по соседям. Полезное дело. Оплачивают?

— К сожалению, нет. Боюсь, скоро придется эту затею закончить. Бумагу монастырскую мне в прошлом месяце запретили использовать.

— Придурки… Хотя, вы же в восточных пределах, у вас благолепие и все хорошо. Это мы с взмыленной жопой то клыки дерем, то крестьян на отвоеванные земли сопровождаем… Ладно. Я что спросить хотела. Кабан у тебя получился — на заглядение. Если тебе доведется тушки битые посмотреть или с кем из охотников поговорить — сможешь похоже отрисовать?

Сыто икнув, Эрвин ответил:

— Да, что тут сложного? С чужих слов иногда трудно, но я углем обычно несколько набросков делаю, а потом расспрашиваю детали и с помощью свидетеля уже дорисовываю. С настоящей твари тем более никаких трудностей не будет. Но рисовать лучше с дохлой, живая сожрать может, а я в экзерсисах с оружием не силен.

— Отлично. Я тут столкнулась с тем, что у нас бестиарий не полный. И по монастырям зачастую нужных книг нет, в которые заглянул и понял — после укуса какое зелье принимать или лучше сразу погрызенную ногу рубить от греха подальше. Еще знакомые Чумные Сестры жаловались, что для молодых и ранних не хватает манускриптов с картинками.

Посмотрев, как Агнесса убирает листок с обиженным на весь мир кабаном, Эрвин попробовал объяснить главную проблему:

— Нет, составить нужное я смогу. На один лист уйдет где-то полдня работы с гравюрой. Просто как потом это все переписать? Люди нужны. Время. Деньги…

— Людей у меня нет, есть только ты. Зато есть золота немного и голова. Я среди понимающих мастеров по делам пробегала и одну штуку подсмотрела. Где это у меня…

Раскрыв сумку, Повитуха порылась внутри и добыла небольшую железную пластину, флягу из тыквы с заткнутой пробкой и кусок воска, похожий на толстый стилус. Протянув все монаху, гостья скомандовала:

— Нарисуй мне кабана. Вот этой штукой по железке. Только без штриховки, толстыми линиями.

Взяв в руки «карандаш», переписчик буквально за минуту изобразил нужное. Зверь выглядел — почти полная копия с убранного листка.

— Так. Теперь давай положим на тряпку и сверху посыплем угольной крошкой из фляги. Посыплем, еще… Лишнее стряхнем. Видишь? Уголь остался только на линиях. Берем чистый лист, кладем сверху и вот этой скалкой… Хорошая скалка, в пекарне нашла… Что получилось?

Эрдаффель соображал быстро.

— Оттиск получился. Смажется, правда. Но если надо, можно так сразу несколько листов размножить.

— Именно. Насчет смажется — уголь заменим на краситель. Есть дома умельцы, кто так чернила сушеные хранит на складах. Добавить теплого уксуса чуть-чуть и все, с бумаги никакой водой не смыть… Типографий заброшенных по округе только я штук пять знаю. Собрать станок, буквицы для набора. И знай печатай, только успевай листочки менять. С картинками.

Задумавшись, Эрвин поглаживал пластинку, прикидывая варианты. Наконец попробовал предостеречь воодушевленную гостью от возможных будущих проблем:

— Я пытался так новости продавать. Даже по крейцеру никто листок брать не хотел. И читать умеют немногие. У меня получалось всего шесть копий по городу раздать.

— Потому что новости запросто можно в кабаке услышать или на рынке. А вот бестиарий — это серьезно. Если возьмешься, я тебе место дома выбью. Будешь жить на полном коште и цвельфер в месяц на личные нужды.

Услышав о будущем проекте, монах заинтересовался:

— Вообще-то я два цвельфера в месяц могу заработать, если справки разные крестьянам оформлять и копии таможенных «сказок» для купцов.

— Само собой. Только я сомневаюсь, что тебя другие помощники на эту хлебную поляну пустят. Иначе не сидел бы на хлебе и воде… Эрвин, у тебя талант. И я думаю, что если мы главную проблему с книгами сможем разрешить, то дальше ты развернешься в полную силу… Читать не умеют? Присылай в любую городскую управу газету, пусть вывешивают на лобном месте и глашатай читает. Кто грамотный — сам осилит. Остальным — достаточно поближе к помосту протолкаться…

— Газету?

— Ага. Осядешь на одном месте, сможешь любые новости по всей Империи рассылать. Имя себе сделаешь. Ради этого можно даже бесплатно печататься. А для желающих внизу — объявления. Кто что продать или купить хочет. Это уже — за тот же крейцер. Торговцы не обеднеют. Если дело пойдет — хоть вообще отдельный листок под это дело запустишь.

На следующее утро Эрвин Эрдаффель с официальной бумагой «отправлен от греха куда подальше» сидел на пассажирском сиденье и прижимал к груди тощий мешок с пожитками. Монах решил, что в местных холодных кельях он вряд ли добьется чего-то серьезного. А вот в непонятном «там» шансы на успех явно были больше ноля. Ну, так Агнесса говорила. А Сестры не врут.

Чумную Повитуху проезжавшая мимо представительная делегация нашла в сарае. Госпожа Хаффна как раз закончила с наведением порядка в одной удаленной епархии и по дороге заглянула в монастырь. Исключительно посмотреть, чем в приграничье заняты, как там с вялотекущим разгаблением чужих захоронок дела обстоят и не собираются ли отчебучить еще что-нибудь эдакое.

Узрев перед собой главу церковного Трибунала, отец настоятель на пару минут впал в ступор. Из спутанного восприятия действительности вывалился только после того, как ему третий раз в ухо прокричали, что не по его душу и надо бы бабушку разместить с дороги. Поняв, что жизнь не закончилась, тут же засуетился — теплая келья, личная перина, вереница бутылок и двое послушниц в помощь были организованы моментально.

— А где ваша развеселая девочка? Что-то тихо, никто на нее последний месяц кляузы не строчит. Даже подозрительно.

— Вон в том углу, рядом с кузней. Мы там раньше свиней держали, но Агнесса под себя забрала, все вычистила и большую часть времени теперь дома проводит.

— Как интересно. И чем в этот раз озабочена? Карамультук какой-то особенный изобретает?

— Нет, госпожа Хаффна. Букварь зубрит. Говорит, обидно ей, что пишет с ошибками.

Теперь на секунду заколдобилась милая бабушка. Потому что вроде как все сказано в ответ правильно, но как это приделать к лучшему церковному головорезу в местных краях — непонятно.

— Я должна это увидеть.

В небольшом сарайчике запах свежей краски и химикатов уверенно забивал остатки вони после свиней. На выскобленных полах громоздился печатный станок, сбоку на стеллажах россыпью лежали разнокалиберные свинцовые буквы. Слева на широкой лавке громоздилась вереница бутылей с разведенными чернилами. Над головой к стропилам был привязан мелкий упырь, мрачно разглядывавший суету внизу. Похожие на перемазанных шахтеров Эрвин и Повитуха в этом время разговаривали матом. Приятная во всех отношениях дама объясняла монаху, что именно она хочет увидеть на именно этой странице, а всклокоченный мужчина доказывал, что именно этот рисунок правильно отображает конкретного монстра.

— Нет у него таких лап, дурья твоя бошка! Не-е-е-ет!

— Ты же меня сама на ледник водила! Я зарисовки с тушки делал!

— Этот кусок был после трансформации! А когда глодала в атаку собирается, когти еще не выросли!.. Значит, вот тут меньше, это вообще убираешь, сюда добавь крестьянина. Чтобы понятно было, какого размера морда из чащобы вылезть может.

— Полдня на смарку! Мне же три пластины переделывать придется!

— В лоб дам, — окончательно рассердилась Агнесса.

— Вот так всегда… И еще, я гранки посмотрел. У тебя там «жопа» с двумя «пы». Надо или букву лишнюю убрать, или на что-то другое заменить.

От немедленной расправы бедолагу спасло тихое покашливание от распахнутый дверей.

— Ой, госпожа Хаффна!.. А вы к нам с очищающим огнем или так, мимо проходили?

— Проезжала. Мимо… День добрый… Чем таким заняты, если не секрет?

Пока Эрвин переделывал оттиски для гравюр, Повитуха успела показать хозяйство и объяснить — что, как, почем.

— Значит, вот у нас первый том готов, мы уже сорок штук отпечатали. Завтра с караванами на юг пошлем. Через две недели еще сорок — это уже на север. Первые десять томиков егерям и девчатам отдала.

— Та-а-а-ак. Очень интересно. А еще что?

— Вон у нас наброски на второй и третий. Будет общий бестиарий. Самые редкие твари — напоследок оставили, это можно позже. Я же стараюсь тех описать, с кем постоянно сталкиваемся… Еще Эрвин букварь по умертвиям придумал. Это в церкви станем рассылать и по деревням. Чтобы детям читали, чтобы знали, как с разными духами, шептунами и прочей дрянью себя вести.

Старуха внимательно смотрела на развернутые свитки, где сверху грубо изображались контуры привидений над заброшенным погостом, а ниже шел текст «Как пожирателю душ доблестный клерик упокоение принес».

— Ну и еще газету собираемся выпустить. Первый образец сделали, семьдесят листов разослали по всей округе с караванами. Папские новости, где новые крепости ставят, кто из дискритов к себе на поселение семейных приглашает.

— Понятно… Сколько за все берешь?

— Беру?.. Не, я ничего не беру, — испугалась Агнесса. Наживаться на любых вещах, связанных с церковью — это прямой путь в еретики и на плаху. — Мы так рассылаем. Хорошо еще, что в монастыри караваны бесплатно доставку книг делают, если по дороге.

— Вот как?.. А бумага, чернила, кожа на переплет…

— Спасибо отцу настоятелю Ануфрию, помогает всеми силами… И я из кубышки подвыскребла, что осталось. Наверное, три или четыре сотни рейсхгульденов ушло. Не считала особо… Больше месяца убили на то, как чернила лучше мешать, какие добавки, чем оттиски для гравюр покрывать. Брат Вольдемар трех учеников выделил на время, они рисунки зачаровывают, чтобы сразу не рассыпались в станке… Вот, надеялась с бестиарием закончить, а потом вам показать.

В крохотной типографии старушка провела почти два часа. Скрупулезно изучила процесс, оценила качество работы, полистала готовые книги. Даже блеклый газетный лист посмотрела, который Агнесса забраковала и сунула в переработку.

— Что же. Идею я поняла. И слышала, как про это разные люди толковали. Только ни у кого руки толком не дошли… Скажи, Эрвин Эрдаффель. К чему у тебя душа больше лежит? Управлять рассылкой, организовывать бесперебойную работу или новые книги придумывать?

Монах погладил тяжелую станину станка и перекрестился:

— Мне бы книги, госпожа Хаффна. С ними — интересно. И планов очень много, просто не успеваем все сразу.

— Ясно… Лотти, девочка моя, иди сюда, — из-за спины главы Трибунала шагнула дама гренадерских статей. — Знакомьтесь. Моя воспитанница. Я все думала, куда пристроить. А то ходят разные, пытаются уже мне советовать, что с лучшими из лучших делать и куда отправить подальше. Обойдутся… Значит, Лотти будет у вас заведовать производством. Я выделю деньги, поставите в городе мануфактуру. Еще хотя бы пару станков. Тебе, Эрвин, отвечать за книги. А Лотти поможет с бумагой, красками и всем необходимым. Еще присмотрит, чтобы вы от свинцовой пыли не зачахли, а то смотреть на вас страшно… Мне в дорогу книгу-другую дадите, я Папе покажу. Деньги на это будут, можете не волноваться.

Обрадовавшись, Агнесса тут же вылезла с вопросом:

— А газета как? Мы посчитали, хотя бы сотню листов развозить по округе надо.

— Не возражаю.

— Еще мы объявления хотели давать, с купцов собирать по медяку за это. Газету — это бесплатно, чтобы глашатаи на площадях зачитывали и вывешивать, чтобы любой мог потом убедиться, что ничего не переврали. Второй же лист — торговцы посмотрят, что в каком городе предлагают, где какие грузы ждут. Ну и нам по итогам чуть легче будет.

Усмехнувшись, Хаффна благословила и это начинание:

— Если книги, букварь и новые придумки страдать не будут — не возражаю. Только платный листок уже из своих запасов будешь покрывать. Но и все заработанное — тоже вам. Десятину заплатите и вопросов никаких не возникнет.

Уже засобиравшись на выход, старуха подняла голову и спросила:

— А животину дурацкую зачем сунула? Да еще веревку на хвост привязала?

Агнесса подергала шнурок, зубастая морда обиженно хрюкнула и цапнула мохнатый шар рядом с собой. Тот неожиданно засветился и в сарае стало видно любую мелочь.

— Свечей не напасешься. Поэтому вот, сообразили. Утром и вечером помоями с кухни кормим. Когда текст из буковок собираешь или оттиск смотришь — упыря торкнешь, он болотную гнилушку куснет и нормально. Когда не надо — дремлет.

— Однако… Не знаю, может и на мануфактуру что похожее придумаешь… Ладно, пойду я отдыхать. Завтра утром еще побеседуем.

Перед отъездом Эрвин приподнес в качестве подарка еще одну маленькую книжку. В мягкой обложке, почти с одними картинками на серых страницах.

— Госпожа Хаффна, вот… Крестьяне мало кто грамоте обучен. Но тут вроде все понятно. Смотришь, чуть-чуть текста по крупным буквам разбираешь. Это я сам придумал. Послушал егерей, как они в рейды ходят, попробовал зарисовать.

— И о чем тут?

— Клерик святой инквизиции с молодым рыцарем в поход идут, освобождают деревню от нечисти.

— Все сам отрисовал?

— Главное только, остальное мальчишки из послушников доделали. Заодно читать и писать их учу.

— Молодец… Давай, полистаю в дороге… Сколько тут страниц?

— Двадцать, госпожа. Но мы хотим попозже еще продолжение сделать. Заодно детям интересно будет в школах. И про тяжкий труд по защите границ рассказать сможем. С картинками.

Подумав, старушка благословила монаха и предупредила:

— На исповедь ко мне с Агнессой дважды в год будешь приезжать. И задумки показывать. Потому что серьезное дело вы начали, на самотек такое пускать нельзя. Но мне — нравится. Старайся…

Эрвин Эрдаффель с братом Вольдемаром помирились после совместных посиделок в крохотной типографии. Эрвин пообещал в летопись картинки отрисовывать, архивариус в ответ подарил свитки специальных молитв для зачаровывания книг от мышей, короедов и прочей гадости.

Стены новой печатной мануфактуры возвели до первых сильных морозов. И уже к весне караваны повезли всем желающим трехтомник бестиария монстров, с красивой тисненой надписью на каждой обложке: «Одобрено Папой и с редакцией святого Трибунала». Можно сказать — официальный документ.

После выплаты десятины за газету объявлений и комиксы, Эрвин в конце весны смог купить себе небольшой домик в городе, рядом с мануфактурой. Часть денег отложил на самобеглую коляску — вдруг возникнет желание попутешествовать. Остальное потратил на школу, куда брали любого желающего. Агнесса хотела поначалу ляпнуть «отлично, будет больше покупателей», потом посмотрела на монаха и попридержала язык. Обидеть друга легко. Объяснить потом куда труднее, что это была дурацкая шутка. Куда проще жеванной бумагой в охрану монастырскую плеваться. Благо, рваных листов из станков полным-полно. Столько слюны не хватит, развлекайся до одури.