— За порчу городского имущества, за нанесение телесных повреждений и высказанные богохульства в сторону бурграфа непорочная девица Агнесса, известная так же как Чумная Повитуха, приговаривается к штрафу в три рейсхгульдена. Решение городского суда окончательное и обжалованию в папской канцелярии не подлежит!
Грохнул молоток, напыщенный разряженный павлин довольно осклабился. Давненько он хотел одной чрезвычайно бодрой и наглой дамочке перца на хвост насыпать.
Вот только существовала одна неприятная тонкость. Пока Сестры отжигали на охоте и крошили черепа разнокалиберной дряни — находились под защитой Матери Церкви. Трогать их — прямая дорога на очищающий костер. Поэтому от залитых кровью баб старались держаться подальше. Другая фишка — это их веселье в кабаках и тавернах после возвращения из рейдов. Наловчились стервы — стресс снимали до того, как официально руководству мешки с добычей сгружали. Получалось — вроде все еще на службе, при исполнении. А когда после постов, молитв и со злыми лицами выходили из монастыря по лавкам пробежаться — народ даже близко старался не мелькать. До жалобы не доживешь — прилетит в лобешник от души, всхлипнешь, копытами выше головы сверкнешь и на погост. Свидетелей же после такого — никакая инквизиция не найдет. Дураков нет.
В этот раз — карты легли замечательно. Одиозная персона устроила променад, высматривая обновки у портных. Первой выдала матерную тираду в адрес гулявших рядом помощников бурграфа. Типа — пока кто-то кровь проливает и жизнью рискует, разные уроды взятки берут и чужие симпатичные перчаточки купить успели вне очереди. За такое бы и в рыло прописать. Сказано — сделано. Двоим носы разбила, о чем стража составила официальный документ. Агнессу хватать не стали — про дураков читайте выше — но на следующий день прислали повестку в суд. И уже там, по всем правилам и законам ударили по больному месту. По карману. Ведь три золотых монеты — это серьезно. Это для многих — год работы. А то повадилась, понимаешь. Конечно, из штрафа пострадавшим в лучшем случае серебром чуть отсыплют. Но главное — прецедент!
Мрачная Чумная Повитуха молча вытащила из кошелька требуемое, выложила на стол перед писцом и дождалась, когда ей загогулинами изобразят на клочке бумаги: «штраф оплачен». Посмотрела на судью, но промолчала. На этой территории защиты от монастырского настоятеля не будет. Мало того — кому от души в бубен простучишь — заколебешься позже поклоны отрабатывать и молитвы читать. Не любил брат Ануфрий, когда монашки от избытка чувств горожан задирали. Ладно, если простых обывателей. Куда хуже, если кого из блатных и прикормленных клевать пытались. Потому что путь жалоб в таком случае известен: магистрат, секретариат герцога, оттуда в королевскую приемную и обратно через епископа с матерным «да вы заколебали уже!». Как говорится — везде свои люди. Только Сестры фигней страдают, мешают на белый хлеб с икрой зарабатывать. Бегают по грязи, чужие кишки туда-сюда таскают и никак не успокоятся. Нет бы пример брали с центральных провинций. Там сплошное благолепие — крестьяне вкалывают, рыцари бормотуху бочками хлещут, священники кадилами дым пускают, икая от изжоги и ожирения.
— Ладно, херр Эрхард, жизнь у нас длинная, рано или поздно понадобится чего. Придешь, попросишь.
— А я с распоряжением епископата зайду, — заржал в голос судья. На что Агнесса проглотила обиду и пошла на выход, мимо зашумевшей публики. Похоже — старожилы ожидали эпичного побоища, благо охраны нагнали толпу. Теперь же пытались осознать новую реальность — а что, и так можно? В суд? И еще деньги за мордобой дадут? Точно-точно? Или это только родне бурграфа и прихлебателям?
Вечером за стол к Чумной Повитухе никто не подсаживался. Было видно, что дама в растрепанных чувствах и запросто еще на три золотых раскошелится. Но наглецов уже не к доктору поведут, а сразу на погост отправят.
Но не успела Агнесса допить очередную кружку черного пива, как рядом с ней материализовался чужак: высокий мужчина с бритой налысо головой, аккуратно подстриженной бородкой и новомодным украшением на носу — круглых очках. Обаятельно улыбнулся и жестом пригласил разносчиц, которые начали споро заставлять столешницу разносолами. И гусь с яблоками, и молочный жаренный поросенок, и запеченные в сметане карпы. Две плошки с наваристым супом, четыре пузатых больших пивных кушина и целая вереница винных бутылок.
— Прошу прощения за беспокойство, фройляйн Агнесса, но имею к вам небольшое деловое предложение. И не обучен обсуждать взаимовыгодные вещи на голодный желудок. Не возражаете?
— За чей счет банкет? — принюхалась к восхитительным запахам женщина. Вроде полдничала не так давно, но здоровый организм сразу намекнул, что хорошо бы продолжить.
— Разумеется, за мой. Не понравится идея, которую выскажу, пошлете куда подальше. В любом случае — сначала предлагаю откушать, остальное можно позже, под пиво или более крепкие напитки.
— Не лопнем?
— Что вы! — замахал руками приезжий. — Это нам на один зуб. Надо будет — еще закажаем… Эйван Эац к вашим услугам.
— Агнесса…
Дозаказывать не пришлось, но пиво уже пили медленно и обстоятельно, с трудом отдуваясь после обильного ужина. Убедившись, что дама не против выслушать сказку на ночь, Эйван объяснил суть проблемы.
— Дело в том, фройляйн, что я хочу открыть в городе лавку стряпчего. Судебные тяжбы, разного рода протесты и защита клиентов от произвола властей. Патент стоит немало, но я месяц назад завершил обучение в Тренте у магистра Бьянки и теперь отправился в свободное плавание, так сказать. В тирольском графстве места найти не удалось, выпускники тамошнего университета стараются далеко не уезжать, поэтому отправился сюда. Конкуренция здесь вряд ли большая, а судебные крысы любят законы трактовать в свою пользу. Поэтому надеюсь заявить о себе и начну привлекать клиентуру.
— Я вам для чего?
— Вы — пострадавшая сторона. Ваше дело весь город с обеда обсуждает. Поэтому если мы на пару сумеем ситуацию переломить в свою пользу — это прозвучит на всю округу.
— В мою пользу?.. И сколько вы хотите с меня за это стребовать?
С Эйвана можно было картины писать — пройдоха, которых свет не видывал. Поэтому цену за работу наверняка заломит несусветную. Ведь у Повитухи золотишко имеется, как иначе. Поэтому ответ чужака Агнессу удивил:
— Для вас будет бесплатно. Согласие выступить в вашу защиту и представлять ваши интересы — это стоит дороже любых гульденов. Если я вам помогу — наверняка с какими-то проблемами снова в гости зайдете. А глядя на вас — и другие люди пойдут на огонек. Главное — все сделать правильно, по закону. Как говорится — давайте будем бить врага его же оружием. Законами.
— Бить? Это можно. Там у судьи талмуды толстые, ими как раз хорошо получится.
Стряпчий захохотал:
— Это я образно выразился, фройляйн! Но вы удачно подметили главное — законов много разных. И некоторые из них если даже не противоречат друг другу, то оставляют поле для маневра. Главное — выстроить непробиваемую позицию для встречного иска, а дальше господин Эрхард тысячу раз подумает, стоит ли с нами связываться… Поэтому предлагаю еще по чуть-чуть на дорожку и завтра в полдень жду у себя в конторе. Я снял второй этаж над «Хромым пони». Вывеску с утра должны прибить над входом.
— Хорошо. Согласна и с «чуть-чуть», и насчет визита.
Отличное настроение у судьи держалось сутки. Ровно с момента, как он присудил шраф и до обеда на следующий день, когда прибежал писарь и возбужденно зашептал на ухо:
— Дикарка час назад к понаехавшему пришла! Ну тот, кто бумаги от графа предоставил о практике. Значит, видели ее, как в контору входила и мешок тащила с собой.
— В мешке звенело? — попытался предположить хорошее развитие событий герр Эрхард. Мало ли — вдруг, новенький решил себе охрану подобрать на всякий случай и по этому поводу попойку организует?
— Не. Из мешка кусок папируса торчал. Похоже, с бумагами пришла.
— С бумагами? — пятая точка взвыла от ощущения предстоящих неприятностей. Чтобы Чумная Повитуха и возилась с макулатурой — это из разряда мистики. Поэтому надо срочно решать, через кого из работников «Пони» можно навести справки. Требуется понять, что за гадость задумал стряпчий. И не пора ли его прибить по-тихому, пока он не развернулся в полную силу.
Но на следующий день судья чуть-чуть успокоился. Потому что парочка жалобщиков пришла вместе и занудливо стала уточнять детали вынесенного решения. Кто именно подал иск. И какие повреждения задокументировали. И что именно в лавке сломали, когда одним бедолагой стену прошибали. И еще, еще. Улыбчивый сутяжник аккуратно все это записывал, не прекращая улыбаться на все стороны и многокрано принося извинения за доставленные неудобства. Агнесса молчала, недобро зыркая по сторонам. Напоследок, когда с кипой листов засобирались на выход, изобразила книксен и утопала на улицу, вышагивая, словно лом проглотила.
— Фух, пронесло, — обрадовался глава местной законодательно-карательной власти и вечером с удовольствием оприходовал припасенную бутылку красного вина под зажаренную утку. Чувство опасности молчало, две золотых монеты в кошельке радовали сердце и обещали кучу приятных развлечений в ближайшие дни.
Первый раскат грома прозвучал утром. Эйван Эац вышел из конторы, взобрался на помост вместо глашатая и громким голосом объявил народу, спешившему по делам:
— Добрые граждане славного города Ульма! Сегодня я, официальный представитель непорочной девицы Агнессы, монахини ордена Братства искоренителей нечисти, объявляю! Следуя законам благословенной Священной Римской империи германской нации и графства нашего, вкупе с королевскими эдиктами о борье с ересью и хулой на Мать Церковь, подаю официальную жалобу местной власти по следующим пунктам!.. Служащие управы и секретари судебного архива обвиняются в святотатстве, сговоре и мошенничестве с целью сокрытия преступления, клевете и вымогательстве! Учитывая серьезность выявленной скверны, я составил подробную жалобу, которую в полдень вручу господину Эрхарду, главному судье славного Ульма. Если достопочтимый господин посчитает невозможным вынести справедливое решение, то по законам рассматривать собранные факты будет уже церковный Трибунал.
В полдень в зале мест свободных не было, зеваки сидели буквально друг у друга на головах.
Распахнулись двери и по узкому проходу важно прошествовал стряпчий в парчовом черном костюме, модном берете со страусиновым пером и с толстой золотой цепью на груди. Агнесса чинно следовала за ним в любимом красном одеянии, держа снятую серебрянную маску на сгибе левой руки. Устроившись на скамье за столом напротив мрачного судьи, Эйван Эац громким голосом начал:
— Достопочтимый суд! Разбирая жалобу моей клиентки, я вчера собрал необходимую информацию. И факты, которые мне открылись, поведали о ереси, которая завелась среди нас… С вашего разрешения, не буду отнимать время у многоуважаемой публики и перейду сразу к сути дела… Итак. Трое жителей города заявили, о чем сделаны официальные записи в архивных документах, что им не понравилась фраза «суки толстожопые и клопы вонючие». Это было признано огульным обвинением. На что данные господа матерно высказали свое мнение о личных качествах непорочной девицы Агнессы. Я не буду это повторять вслух, прошу только обратить внимание на пункты два и три в копии, которую я предоставил. Все факты, указанные в жалобе, выписаны из официальных судебных докуметов вчера в вашем присутствии, ваша честь.
Бегло просмотрев поданные листы, толстяк в завитом парике кивнул. Пока вроде все совпадало буква в букву, как и обсуждали.
— Тогда позвольте вам напомнить, ваша честь, что для особ Братства Очищения действует стандартная процедура, согласно которой сестры не могут лжесвидетельствовать. Поэтому перед нами возникает юридический казус… По закону империи, графства и города Ульма, сказанное фройляйн Агнессой является фактами, которые не нуждаются в проверке. Если суд, по непонятным для меня причинам, решит опротестовать ее заявление, тогда мы должны немедленно вызвать представителей инквизиции для проверки всех участников конфликта. Ведь если суд выявил ложь из ее уст, то необходимо навести порядок.
Услышав про инквизиторов, судья вздрогнул. Ради всех святых, только не это! Потому что приедут вежливые палачи в белоснежных сутанах, вздернут на дыбу всех, кто как-нибудь мелькнул в бумагах и начнут пятки поджаривать. О чем именно говорили, как, кто на ухо шептал и нет ли каких еще прегрешений. Спятившую бабу не жалко — она ради принципа и на костре станцует, еще углями будет швыряться в толпу и орать матерные частушки. А вот самому в пыточную не хотелось.
— Да, да! Похоже, в самом деле, мы не до конца правильно сформулировали сказанное девицей… Значит — она назвала факты, которые не понравились пострадавшей стороне. Неверная трактовка.
— Замечательно, ваша честь! Тогда прошу сделать запись в документах, что моя клиентка всего-навсего назвала вслух ряд фактов, которые известны всем добрым жителям города… Сделали? Очень хорошо. Тогда я позволю отметить, что первоначальное дело об огульном обвинении превращается в навет и клевету.
— Клевету… Может быть.
— Господин судья, вы только что сами подтвердили, что имеет место быть клевета, которую использовали трое подозреваемых, в попытке опорочить девицу Агнессу. Она произнесла вслух факты, а в ее адрес были допущены голословные обвинения. Еще раз хочу отметить — ничем не спровоцированное злословие, в котором в непристойных выражениях критиковалась работа, выполняемая Братством, пролитая во благо общества кровь и святая набожность. Все это вместе вполне тянет на еретические высказывания в адрес Матери Церкви, представителем которой госпожа Агнесса является… Правда, я пока не могу окончательно разобраться, что мы имеем на самом деле — или глупость, или злой умысел. Если первое, тогда трое господ, сидящих сбоку от меня, просто идиоты. Если второе, тогда нам придется в самом деле пригласить людей, кто обязан Словом Божием наводить порядок среди паствы.
Публика безмолствовала. Судья сидел, разинув рот и выпучив глаза. Потому что он только сейчас сообразил, в какую ловушку угодил. Черт бы попрал крючкотвора. В груде запутанных законов зачастую можно было свернуть шею. Но то, что монахинь Братства приводили к присяге и они говорили только правду — факт. Часто в разных спорных ситуациях монашек использовали в качестве свидетелей обвинения или защиты. Если они что-то видели, слышали и в чем-либо участвовали — карательные органы получали прекрасных свидетелей: обладавших отменной памятью, острым слухом и фанатичной уверенности в служении правому делу. Поэтому — раз Агнесса назвала обидчиков суками толстожопыми — значит, так оно и было. Ведь младший писарь, пробивший башкой стену лавки, в самом деле морду наел — в дверь не пролезет. Выходит теперь — три идиота хулили официальное лицо в кроваво-красной рясе. А это в самом деле может закончиться прогулкой до столба с хворостом вокруг.
— Знаете… Я вам очень благодарен… Герр… Эац… Похоже, вы в самом деле сумели найти скверну, о которой мы и не подозревали… Поэтому я думаю, что в ближайшие дни мы еще раз рассмотрим дело и…
— О, я не настаиваю на том, чтобы трем негодяям присудили каторжные работы или еще что-то заслуженное немедленно. Это — на ваше усмотрение. Просто я еще опросил вчера городских стражников, подавальщиков в таверне и посетителей. Что тут у нас… Значит, записано: бахвалились полученной наградой, хулили местные порядки, договаривались о том, кого бы из монахинь еще ограбить похожим образом. И называли власти в вашем лице жирным боровом, пьяницей и развратником… Подписи опрошенных, подписи личных исповедников, монастырские печати. Попрошу добавить этот документ к жалобе.
Захлопнув рот, герр Эрхард вынужден был признать — да. Три идиота. Не умеющие держать язык за зубами.
— Поэтому, ваша честь. По совокупности вновь открывшихся фактов и следуя законам, я прошу выплатить по одному рейсхгульдену за каждое матерное слово, произнесенное в адрес моей клиентки. В качестве компенсации. Список данных слов есть и в деле, и в снятой вчера копии. Я посчитал, получается шестьдесять девять. Вот подготовленные документы в городскую кассу. Как именно славный город Ульм взыщет штраф с виновных — оставляю на ваше усмотрение.
Рванув тугой воротник, судья прохрипел:
— Стража! Этих троих — в подвал! Завтра будем разбираться… Все бумаги — секратарю, пусть готовит выписку… Объявляю слушание закрытым… И мои самые искренние извинения непорочной девице Агнессе… Все свободны!
«Суки бритые» — это герр Эрхард подумал про себя. С парочки станется и с него золото стрясти. Принесла же нелегкая…
Девять золотых монет прогуляли вечером, отмечая фантастическую победу. Десятину Чумная Повитуха выплатила в монастырскую казну, остальные деньги потратила на два местных приюта для сирот: дрова и уголь для отопления, новое постельное белье, одежда, крупы и мясо. Конечно, дети там не бедствовали, оба заведения были под присмотром у Братства. Но золото лишним никогда не будет, всегда найдется, какие дыры стоит залатать.
У крыльца Эйвана Эаца по утрам теперь гомонила очередь. Можно сказать, что первая рекламная акция позволила показать товар лицом и найти благодарную клиентуру. Ведь законы — они такие. Если хорошенько покопаться, можно практически любое дело развернуть на сто восемьдесят градусов. Главное — постараться.