Венец на двоих (СИ)

Глава 3

Прозвучавшие в вечерней тишине три удара на колокольной башне эрнодарского храма Отца — Неба разбудили Ильтеру Морн. Едва открыв глаза, она ощутила, что ей чего‑то не хватает. И только через пару секунд сообразила: боли. За прошедшие сорок с лишним дней Тера так привыкла к ней, что теперь ее отсутствие казалось чем‑то нереальным, несбыточным. Сердце тут же словно сжала чья‑то рука: боли нет — значит, Майрит мертв. Как будто отняли кусок сердца, отрезали по живому… Это уже никак не изменить, ничем не исправить. Она бы предпочла любую самую страшную пытку, выть и плакать от невыносимого телесного страдания — лишь бы король Эрнодара остался в живых. Но теперь поздно торговаться с небесами — так он сам сказал ей в один из первых дней после пожара, когда пришел в сознание. «Для меня все кончено, девочка, я твое прошлое, — его губы мучительно кривились не то от боли, не то в попытке улыбнуться. — Надеюсь, будущее твое окажется гораздо более радужным и радостным».

Тера не поверила в это. Она не верила в это до самого последнего мгновения — до того момента, когда Майрит ан’Койр попросил отпустить его и закрыл глаза навсегда. Теперь оставалось с этим только смириться. И отомстить… Эта мысль пришла к ней так неожиданно, что чародейка даже вздрогнула. Непрошенная, непонятная идея. Кому мстить? Кого обвинить в гибели короля? Верного Коттара, который подчинялся приказам и теперь больше других казнил себя? Загадочного ребенка, которого так и не нашли под обугленными развалинами? Самого Майрита, упрямо спасавшего всех, кроме самого себя? Глупо все это. Глупо и нелепо. В душе было пусто, да и мстить оказалось некому.

День за окном уже клонился к вечеру, солнце висело низко над горизонтом. Ильтера мучительно медленно одевалась в траурное платье, заботливо приготовленное Сорой Талит, которая раньше была распорядительницей в королевском дворце. Сколько Тера себя помнила, эта молчаливая и доброжелательная женщина всегда находила время наградить ее улыбкой и никогда даже в разговорах с другими слугами не обвиняла в порочных связях с королем. Впрочем, распорядительница редко снисходила до разговоров «на равных» с подчиненными, стоя на ступень выше остальных.

Сора Талит вместе с охраной, остальной дворцовой прислугой и умирающим королем перебралась в дом чародейки после пожара. Эта пожилая женщина, когда‑то бывшая жрицей Кверион, давно не надевала желтые одежды служительниц богини, но во дворце была незаменима. После вынужденного переезда она не скорбела по королю прежде времени, но однажды Ильтера застала ее плачущей навзрыд. Обе они сделали вид, что ничего не происходит, но после этого девушка приобрела уверенность, что верная распорядительница любила короля не меньше, чем она сама.

Проснувшись и увидев разложенное на сундуке в своей комнате подогнанное по изрядно исхудавшей фигуре траурное платье, а под ним теплый плащ, Тера сразу поняла, что его не мог приготовить никто, кроме заботливой госпожи Талит. После переезда она по привычке сама себя назначила распорядительницей дома Ильтеры Морн. Слуг у чародейки не было, но бывшая жрица взяла все необходимые обязанности на себя, да и те, кто служил Майриту, ей старательно помогали. Казалось, Сора работой отвлекала себя от мыслей о том, что рядом умирает король, и от скорби по нему. Когда бы Тера ни оказалась в коридоре, она то и дело встречала эту невысокую деятельную женщину, которая всегда куда‑то торопилась — то на кухню, чтобы приготовить обед для стражников и капитана, то в спальню, чтобы перестелить постель для хозяйки, то в небольшой сад, чтобы полить травы.

Хотела бы она и сама суметь как‑то заглушить звенящую пустоту, поселившуюся в груди после смерти Майрита. Хуже всего было то, что Ильтера не могла заплакать. Странно: в ту страшную ночь на пожарище она чуть ли не выла, рыдая в голос; потом она плакала от боли, проклиная все на свете; теперь, когда Майрита не стало, ее горло как будто закупорил тугой комок, не выпускавший наружу слезы. Пространство вокруг словно застыло, и чародейке казалось, что она продвигается через густое желе. Ей хотелось самой лечь и тихо умереть. Но, наверное, это было бы слишком просто — такой милости от небес придворный боевой маг Морн пока не заслужила. Да и нельзя было спокойно уйти — Эрнодару еще могла понадобиться ее помощь.

Что они все будут делать без Майрита? Мысли в голове Ильтеры ворочались медленно и лениво, словно еще не проснулись. Новый король, наверное, восстановит дворец, но захочет ли он вернуть на прежние места прислугу и охрану? Если нет, то Тера попросит госпожу Талит отправиться вместе с ней — в конце концов, ей как незамужней девице вполне приличествует обзавестись уважаемой компаньонкой, тем более когда‑то принадлежавшей к жречеству. Сама Тера равнодушно относилась ко всем трем богиням — лунам и их великому Отцу, традиционно считая, что они и без дополнительных просьб приглядывают за магами. Но на всякий случай во всех ее отрядах вместе с бойцами были и представители всех «небесных правителей» — во время военных стычек покровительство богов лишним не бывает.

Да, наверное, Сору стоит взять с собой. Вернуться в храм ей не позволят — она уже давно посвятила себя светским властителям, а отступников желтая луна не прощала. Пожалуй, место компаньонки какой‑нибудь дамы ей подойдет наилучшим образом. Тера вздохнула. После смерти Майрита ей и самой придется ко многому привыкать. До сих пор она обходилась и без этих условностей, да и пограничье — не лучшее место для женщины, но ей не хотелось бросать Сору в столице без куска хлеба и мало — мальски светлых перспектив. После смерти Майрита она чувствовала себя обязанной позаботиться о людях, хранивших ему верность до самой смерти.

Самой же Ильтере была только одна дорога — на службу где‑нибудь на окраине Эрнодара. Конечно, новый король, должно быть, никаких теплых чувств к ней испытывать не будет, однако даже он вынужден будет согласиться, что Тера Морн — неплохой боевой маг. Пусть вышлет ее подальше от столицы — она будет этому только рада. Да и многие из пограничных Домов, с представителями которых ей приходилось сражаться плечом к плечу, охотно предоставят ей убежище и покровительство в обмен на чародейскую поддержку во время боевых стычек.

А что будет с Коттаром? Ильтера надеялась, что новый король даст этому проверенному бойцу хоть какую‑нибудь должность при дворе. Если капитан Лонк не сможет и дальше служить королям Эрнодара, он просто умрет от тоски. Гибель Майрита и так слишком подкосила его. Тера дала себе слово постараться облегчить душевное состояние королевского телохранителя. Сколько она себя помнила, Коттар всегда был рядом и готов прийти на помощь. Негоже теперь бросать его, когда он может в ней нуждаться. Может быть, ей стоит попросить и Лонка сопровождать ее? Оказавшись не у дел, он наверняка с готовностью ухватится за шанс оказаться хоть кому‑то нужным! Она вполне могла бы сделать вид, что без него ей никак не обойтись…

Об остальных Ильтера не беспокоилась. Королевские министры, канцлер, высокопоставленные придворные и прочие наверняка будут востребованы и у нового государя. Незаменимый Октен Дирайли в восстановленном дворце займет свои старые комнаты, и по утрам его скрипучий голос станет монотонно докладывать о чем‑то новому хозяину Эрнодара. Слуги, знающие дворец и город как свои пять пальцев, тоже наверняка пригодятся. Представительницы трех богинь — лун и жрец Отца — Неба опять обоснуются неподалеку от государя и в положенное время будут напоминать ему о своих ритуалах и празднествах. Майриту всегда удавалось балансировать между всеми четырьмя, никому не отдавая явного предпочтения. Интересно, получится ли это у его сына? Ильтера недовольно потерла виски. О чем она только думает?..

Три удара колокола. Это означало особое эрнодарское время. С момента гибели государя и до коронации следующего часы отсчитывали время с минуты смерти, и оно не соответствовало обычному солнечному дню. Значит, Майрита не стало три часа назад. Тера нахмурилась. Нет, это невозможно. Король умер, потом ею, кажется, занимался кто‑то из лекарей или даже манниарийцев (достаточно безуспешно, впрочем, поскольку приводить в чувство чародейку — себе дороже может обойтись), она пришла в себя в собственной постели. Кажется, была ночь. Значит, должен пройти уже день и, видимо, еще три часа. Или два дня? Последняя мысль заставила Ильтеру нервно вздрогнуть. Если она пробыла в полузабытьи больше двух дней, то могла пропустить и погребение Майрита, и ночное бдение, присутствовать на котором она имела полное право! Она стрелой вылетела в темный коридор, где сразу же едва не упала, наткнувшись на Сору Талит.

— Простите, госпожа, — беспомощно залепетала Ильтера. — Три удара колокола… Я подумала…

— Похороны его величества и прощание с ним назначены на этот вечер, — распорядительница потерла усталые глаза. — Если вы хотите успеть на бдения, думаю, через час надо будет идти.

— Куда?

— В дом леди Игрен.

— Спасибо, — упавшим голосом поблагодарила Тера.

Значит, пока она была без сознания, Даллара своего не упустила. Впрочем, в этом можно было и не сомневаться! Кажется, она была любовницей принца Дорнана до его отъезда?.. Не принца — короля, мысленно поправила Ильтера сама себя. Надо привыкать к этому новому положению вещей. Конечно, бывшая романтическая привязанность государственного масштаба поспешила оказать очередную услугу новому правителю Эрнодара. Значит, шествие к королевской усыпальнице начнется у дома Даллары Игрен. Тера только надеялась, что у бывшей фрейлины не хватит наглости остаться на ночные бдения, на которых могли присутствовать лишь самые близкие люди покойного. Значит, там будет Дорнан Койр как сын и наследник Майрита, а также имеет право присутствовать и девица Морн как официально принятая при дворе воспитанница почившего короля.

Что бы ни случилось, Ильтера была намерена провести положенное время ночных бдений в королевской усыпальнице у гроба Майрита ан’Койра. И даже сотня законных принцев (или королей!), относящихся к ней безо всякой приязни, не сможет отменить ее права присутствовать там. Последняя дань умершему — древняя традиция, которую не имеет права попрать никто и ни при каких обстоятельствах. А для нее это будет еще и шанс попрощаться навсегда — ведь вряд ли она когда‑нибудь сможет зайти в королевскую усыпальницу. Как бы ни распорядился боевым и бывшим придворным магом новый король, он точно не допустит ее в столицу. Значит, эта ночь и бдения над гробом почившего правителя — последняя возможность мысленно досказать Майриту все, что еще не сказано, в его личном присутствии. Других у Ильтеры Морн уже не будет.

— Леди Морн, вы должны поесть, — Сора Талит с беспокойством смотрела на чародейку. — У вас несколько дней не было во рту ни крошки.

— Не могу, — Тера махнула рукой; одна мысль о еде вызывала у нее отвращение и тошноту. — Лучше потом, завтра, после прощания.

Распорядительница дворца укоризненно покачала головой, и Ильтера поспешила скрыться от нее в собственной спальне. Она вышла оттуда лишь через час, когда в дверь постучал пришедший за ней Коттар Лонк.

Шагая рядом с капитаном дворцовой гвардии по улицам Эрнодара, Тера мысленно отметила, что он выглядит еще хуже нее. Коттар осунулся и закрылся, он не разговаривал и даже по сторонам смотрел как‑то затравленно. Неужели новый король обвинил его в плохой защите своего отца? Сквозь пелену неутихающей боли от потери всколыхнулся острый всполох возмущения. Еще не коронованный государь уже, похоже, успел установить собственные порядки в столице. Да если бы Майрит был жив!.. Тера снова мысленно себя одернула. Хватит повторять это «если бы», так недолго и с ума сойти! Майрит умер. Его больше нет…

У дома Даллары Игрен топталось столько придворных, что у Ильтеры зарябило в глазах. Они все носили траур, но при этом умудрялись украсить себя таким количеством золота и драгоценных камней, что даже в черном выглядели разукрашенными павлинами. Военный эскорт совершенно потерялся на фоне этих разряженных «плакальщиков», которые вполголоса обменивались новостями, создавая над улицей ровный гул. Тера плотно сжала губы. Что здесь делают все эти люди? Свидетельствуют свое почтение покойному или же пытаются произвести впечатление на его наследника? Многие из них старательно заигрывали с Ильтерой раньше, когда по Эрнодару разнесся слух о том, что она якобы стала любовницей Майрита. Ее прочили чуть ли не следующей королевой, поэтому неожиданно для себя придворная чародейка оказалась в эпицентре дворцовых интриг. Впрочем, она довольно резко отшивала непрошеных благожелателей, чем достаточно быстро настроила против себя двор, и без того отравленный ядовитыми наветами Даллары Игрен.

В рядах эрнодарской знати то тут, то там мелькали красные, желтые, зеленые и синие одеяния. Жрицы трех богинь и жрецы Отца — Неба тоже успели прибыть до начала шествия. Впрочем, они своего никогда не упускали. Считалось, что жречество должно быть выше придворных интриг, но Ильтера, пожалуй, не могла припомнить ни одной дворцовой заварушки, к которой бы каким‑либо образом не относились представители жречества. Агрессивных элерриан и нервных кверионцев немного сдерживали их жрицы — истинными служительницами двух лун могли считаться только женщины, а мужчины были просто «поклонниками» этих богинь. Манниарийцы были поспокойнее — в их рядах женщины — жрицы спокойно соседствовали с мужчинами — жрецами.

Зато Отец — Небо традиционно допускал в ряды своих верных служителей только мужчин. В прошлом порой жрецы даже сражались наравне с боевыми отрядами, хотя сейчас это вспоминалось скорее как легенда. Суровый отец трех богинь, как считалось, покровительствовал войнам. Пресловутая «милость небес» была скорее оборотом речи, нежели реальностью. Эрнодарцы твердо знали, что рассчитывать на милость Отца не следует — необходимо заслужить его благосклонность, а потом с полным правом требовать свою награду. Кстати, в рядах «синих жрецов» было немало магов — ведь во многих государствах, где чародеи были не в чести, они могли укрыться лишь под покровительством Храма Отца — Неба. Правда, храмовникам в любом случае запрещалось применять магию в бою — высшее жречество считало, что это искусство должно быть посвящено исключительно их покровителю.

Отдельно ото всех стоял, опираясь на посох, Джесала Бларер — нынешний глава Храма Отца — Неба. Несмотря на преклонный возраст, он выглядел таким же несгибаемым и спокойным, словно скала, как и тогда, когда Тера увидела его в первый раз. Ходили слухи, что в последнее время светлейшего подумывают сместить, чтобы поставить на его место кого‑нибудь из более молодых жрецов, но чародейка сомневалась, что он позволит этому случиться. Джесала, безусловно, прекрасно держал в руках своих подопечных, не разрешая им своевольничать.

Неподалеку стояли и представители других государств, пришедшие проводить Майрита в последний путь. Мейгон Айес, посол Равианы, южного соседа Эрнодара, время от времени претендующего на знаменитую «кейнтаровую полосу», с лица которого никогда не сходило унылое выражение, сейчас выглядел на редкость уместно — словно искренне скорбел по почившему. Невысокий Тейли Кирш, довгариец, печально покачал головой, увидев чародейку, и даже сделал шаг по направлению к ней, но в последний момент остановился. Найир Тенна, державшийся подальше от Кирша (как представитель Паданонга он считал, что Довгари — всего лишь провинция его государства, хотя эта часть отложилась от страны уже несколько столетий назад), выглядел невозмутимым. Остальные о чем‑то переговаривались, за исключением Ксанты Бойна — таэконского посла, который стоял чуть поодаль от остальных представителей иностранных государств. Казалось, он чувствует себя незваным гостем на этом прощании.

На подошедшую Ильтеру Морн в сопровождении телохранителя почившего короля покосились многие — и придворные, и последователи трех богинь и Неба, однако быстро потеряли к ней интерес. Бывшая фаворитка Майрита явно утратила свои позиции при дворе, и тратить время на нее не стоило.

Зато к Тере и Коттару тут же подскочил капитан боевого эскорта, явно чувствовавший себя не на месте в этой толпе высокопоставленных «скорбящих». Затем неторопливо подошел и поздоровался полковник Стигер Тари — командующий столичным гарнизоном. Вслед за ним подтянулись и остальные военные, и вскоре вокруг чародейки и Лонка образовалось что‑то вроде обособленной группы. Одновременно они отгородили девушку, словно щитом, от толпы «плакальщиков», и Ильтера почувствовала немалое облегчение, скрывшись от косых взглядов злорадствующих недоброжелателей. Боевой эскорт стоял, молча ожидая, когда из дверей дома госпожи Игрен появится глава процессии. Укутавшая их тишина немного успокоила взвинченную Теру, и она с радостью отметила, что придворные, то и дело поглядывавшие на их небольшую группку, тоже стали говорить тише — хотя и не из уважения к покойному, а скорее из боязни, что вооруженный эскорт их неправильно поймет.

Наконец, двери распахнулись, и по ступеням с подобающей медлительностью стали спускаться личные слуги Даллары Игрен, несущие на плечах гроб с покойным. Ильтера увидела рядом с ними и Сору и с облегчением поняла, что ей позволили участвовать в церемонии и проводить в последний путь государя. Слева от них шел Дорнан Койр, и чародейка с некоторым удовлетворением отметила, что он в отличие от придворных воздержался от украшений. Его черную одежду не расцвечивали драгоценные камни, и лишь на левой руке остался перстень — печатка с изображением чаши — знак принадлежности к ордену Тейллер, на плечах лежал также тяжелый церемониальный плащ с гербом Дома Койров — летящим ястребом, очерченным серебристым кругом.

На шаг позади него спускались Даллара и Менеста Игрен, обе ослепительно прекрасные в своей показательной скорби, их сопровождали служанки. Тера почти без горечи отметила, что дочь ее главной неприятельницы великолепно выглядит в черном. Наверное, сейчас придворные имели возможность лицезреть будущую королеву Эрнодара, да благословят ее небеса! Менеста — настоящая красавица, молодая, прекрасного происхождения, идеальная кандидатка в мужья будущему правителю. А если она не уступает в сметливости своей матушке, то вскоре вся столица начнет плясать под ее дудку!

Впрочем, еще не коронованный король, казалось, не обращал внимания на тех, кто шел за его спиной. Под его взглядом придворные замолчали, и над улицей воцарилась тишина. Спустившиеся со ступеней слуги на минуту растерянно замерли, новый глава Дома Койр невольно повел взгляд в сторону группы из Теры, Лонка и военного эскорта, по — прежнему стоящего поодаль от остальных.

— Коттар, командуй, — девушка сказала это негромко, но в полной тишине слова прозвучали, словно гром.

Это вырвалось у нее прежде, чем Тера успела понять, что она больше не имеет права здесь отдавать приказы. Она так привыкла участвовать в большинстве церемоний вместе с Майритом, что язык опередил мысли, выдав привычное распоряжение. Теперь Ильтера готова была провалиться сквозь землю. Холодные голубые глаза будущего короля остановились на ней, и она с трудом сглотнула: в этот момент он показался ей таким похожим на Майрита! Только вот покойный никогда не смотрел на нее с таким ледяным презрением! Несколько секунд молчания превратились для нее в вечность.

— Коттар, командуй, — наконец, вполголоса распорядился Дорнан Койр.

Встрепенувшийся Лонк в два счета окружил слуг, несущих гроб, вооруженным эскортом. Внутри этого кольца оказались также Дорнан и Ильтера, остальных военные оттеснили — вежливо, но без особой церемонности. Между двумя дюжими молодцами мелькнуло недовольное лицо Даллары, но возражать она не решилась. Неожиданно для самой себя Тера оказалась лицом к лицу с новым королем Эрнодара. Он холодно кивнул и, обогнув девушку, возглавил процессию, с двух сторон поддержанную военными. На правах воспитанницы усопшего Ильтера Морн пошла за спиной его наследника. За ней слуги несли последнее пристанище Майрита ан’Койра. По бокам от военного эскорта выстроились разноцветные процессии жриц и жрецов трех богинь и Отца — Неба. Кто‑то из них затянул ритуальные прощальные молитвы, и вскоре процессию окружило невнятное бормотание, из которого Тера не понимала ни слова: трудно услышать все, когда вокруг поются четыре разные молитвы. Только в голосах жрецов Отца — Неба звучали горделивые ноты — они провожали великого воина. Элерриане и кверионцы шептали что‑то маловнятное, а манниарийцы, казалось, искренне оплакивали ушедшего короля — в их голосах высокие ноты смешивались с неподдельной горечью утраты.

Колокол на башне скорбно прозвонил пять ударов, когда дорога привела традиционную процессию к королевской усыпальнице. Слуги опустили гроб на специальный постамент, чтобы с покойным могли попрощаться его подданные. После этого смотритель отопрет тяжелые ворота, и Майрита внесут внутрь, чтобы поместить его прах в специально приуготовленной для него нише. Королевскую гробницу покинут все, кроме самых близких, которые имеют право провести рядом с покойным последнюю ночь. Представители жречества останутся за воротами, чтобы по — прежнему оплакивать ушедшего. На следующее утро несущие ночное бдение выйдут, с королем попрощается жречество, пропев последние молитвы, и усыпальница будет закрыта, а процесс погребения сочтут завершенным.

На короткой улице, ведущей к королевскому склепу, по сторонам уже скопилось изрядное количество простолюдинов. Майрита подданные любили, и многие скорбели о его уходе гораздо искренней, нежели часть придворных. Король, лишь недавно справивший шестидесятипятилетие, был еще крепок, и страна могла ожидать, что он будет править еще лет десять, а то и больше. Не их вина в том, что судьба распорядилась иначе. На всем пути следования кортежа скорби можно было видеть людей, искренне и безутешно оплакивавших почившего государя.

С простого деревянного гроба сняли крышку, и первыми прощаться с королем отправились придворные. С двух сторон от постамента встали друг напротив друга Дорнан и Ильтера — по закону именно они представляли ближний круг покойного. Девушка поморщилась, когда где‑то рядом неожиданно речитативом заголосили специально нанятые плакальщицы. Обычно этих женщин приглашали, когда почивший не пользовался большой любовью семьи друзей, которые не могли оплакать его без посторонней «помощи». Для похорон Майрита это было вовсе не обязательно, но, видимо, кто‑то из придворных решил лишний раз продемонстрировать свою верность короне. Судя по тому, как на секунду скривились губы стоящего напротив Дорнана Койра, ему подобная показательная скорбь тоже была не по душе. Впрочем, его лицо тут же снова стало непроницаемо каменным.

Вообще даже при всей своей неприязни к новому королю Тера вынуждена была признать, что сейчас он выглядит более чем достойно. Она не сомневалась, что это Дорнан настоял на простом деревянном гробе как наиболее подобающем великому правителю, которому нет нужды приукрашивать свое последнее пристанище. Если бы похороны устраивала Даллара Игрен, она бы, несомненно, распорядилась обернуть покойного лучшим бархатом и сложить в гроб половину драгоценностей короны, присовокупив к ним и пару собственных в знак неугасаемой скорби. А так Майрит и мертвым не утратил своего прижизненного достоинства.

Люди бесконечной вереницей проходили мимо Теры, чтобы в последний раз коснуться любимого короля. Оказавшись за гробом, они невольно расходились в две стороны, причем придворные старались оказаться за спиной Дорнана, а боевые офицеры отходили в сторону Ильтеры. Простолюдины, не участвовавшие в придворных играх, располагались за ними произвольно, но девушка ловила неприязненные взгляды и на себе, и направленные в сторону законного наследника престола. Понятно было, что народ боится, как бы воспитанница короля и его сын не затеяли битву за престол, в которой в первую очередь пострадают, как всегда, те, кто не имеет к власти никакого отношения. И даже если она во всеуслышанье заявит, что не желает занять трон после Майрита, ей никто не поверит. Для большинства людей она, несмотря ни на что, по — прежнему оставалась «Морновым отродьем», дочкой «того самого» Орвина, который уже однажды пытался захватить королевскую власть. Скорей бы уехать подальше от столицы и всех этих придворных интриг!

Изваянием стоявший напротив Дорнан, казалось, полностью ушел в себя, и Тера могла впервые рассмотреть его, не скрываясь. Он был удивительно похож и в то же время не похож на отца. Те же темные волосы, те же светло — голубые глаза, похожие на два осколка прозрачного льда, высокий лоб, упрямо сжатые губы, тяжелый подбородок. Линия носа, разрез глаз и веки — это, наверное, у него от матери. Динору ан’Койр, урожденную Стелл, Ильтера видела только на портретах, и ей всегда казалось, что сын на нее не очень похож, но больше унаследовать черты лица ему было не от кого. Сейчас, когда он стоял напротив, черты Дорнана казались ей неуловимо знакомыми. Наверное, все‑таки он похож на те парадные портреты красивой светловолосой женщины, которые красовались в галерее королевского дворца.

От этих размышлений Ильтеру отвлек звук отпираемых ворот. Поток желающих попрощаться с королем, наконец, иссяк, и усыпальница была открыта. Молчаливые слуги, повинуясь сигналу Коттара Лонка, подхватили гроб на плечи и спустились по ступеням в склеп. Вооруженная охрана заняла места по обе стороны от двери, жрицы и жрецы в разноцветных одеяниях расступились, освобождая проход. Тера решительно направилась следом за Дорнаном, намереваясь любой ценой остаться на ночные бдения, даже если еще не коронованный король будет категорически возражать против этого. Если потребуется, она и в гроб вцепится! Впрочем, она надеялась, что у сына Майрита хватит совести не устраивать скандала в королевской усыпальнице. К ее радости, Дорнан Койр лишь мельком взглянул на Ильтеру и отвернулся, никак не продемонстрировав, что ее присутствие доставляет ему какое бы то ни было неудобство.

Ворота склепа закрылись за сыном короля и его воспитанницей, и девушка услышала, как ключ повернулся в замке. Они остались наедине друг с другом и с покойным Майритом. Гроб поместили в нишу, над которой на стене было заранее выбито его имя. Над соседней нишей, у которой Ильтера на мгновение задержалась, уже было написано имя Дорнана Койра. Девушка невольно вздрогнула. Какая жуть! Лично она не хотела бы увидеть заранее место своего упокоения. Но такие вещи для членов королевской семьи и главенствующих Домов готовились загодя. Едва на свет рождался очередной отпрыск, как его имя оказывалось выбитым на стене фамильного склепа.

— Это не так уж чудовищно на самом деле, — неожиданно произнес Дорнан, и девушка снова вздрогнула, словно застигнутый врасплох испуганный зверек. — Отец приводил меня сюда довольно часто, и я привык видеть свое имя на стене. В конце концов, никто не задерживается в этом мире дольше, чем положено.

— Все равно мне это кажется не таким уж веселым, — поежилась Тера.

— Я и не говорю, что это было весело, — ее собеседник пожал плечами. — Это место вообще не слишком подходит для радости. Просто ко всему можно привыкнуть, даже к смерти.

— Привыкнуть — да, смириться — нет, — тихо прошептала девушка.

В королевской усыпальнице снова воцарилась тишина. Три длинные белые свечи, поставленные вокруг места последнего упокоения короля, бросали на стены длинные сполохи светлого огня. Подойдя к нише с гробом Майрита, его сын медленно провел рукой по гладко оструганному дереву. На несколько секунд время как будто замерло, и Ильтера вдруг с ужасающей ясностью осознала, насколько больше потерял Дорнан по сравнению с ней. Как достойный наследник Дома Койр, он не имеет права на публичную демонстрацию скорби, но, несмотря на все разногласия и многолетнее отчуждение, отец никогда не был ему безразличен.

Будущий король Эрнодара сделал несколько шагов назад, пропуская свою невольную компаньонку проститься с покойным. Тера не стала касаться последнего пристанища Майрита — его самого уже давно не было ни в этой деревянной коробке, ни вообще под небесами. Она лишь надеялась, что Отец — Небо приготовил его неукротимому духу достойное место за своим необъятным столом, рядом с легендарными воинами и героями. Что же касается прощания, то Ильтера Морн распрощалась со своим опекуном и королем Эрнодара задолго до той секунды, когда он сделал последний свой вдох. Распрощалась, но не отпустила…

Когда она отвернулась и отошла от ниши, у противоположной стены склепа уже оказался расстелен плащ ее спутника. Только сейчас, поеживаясь от холода, давно завоевавшего себе законное место в усыпальнице, Тера оценила предусмотрительность распорядительницы королевского дворца, дополнившей ее костюм теплым плащом. А она‑то все дивилась, с какой стати Соре понадобилось снабжать ее этой бесполезной в летнюю жару вещью! Теперь стало понятно, что, не будь шерстяной накидки, она бы замерзла за эту ночь чуть ли не насмерть.

— Прошу вас, садитесь, леди Морн, — стоящий у стены Дорнан Койр вежливо указал ей на плащ, расстеленный на полу у дальней стены усыпальницы.

Она неуверенно покосилась на королевский герб, вышитый на церемониальном атрибуте.

— Не тревожьтесь, это абсолютно безопасно, и даже духи моего Дома не разгневаются на вас, — холодно усмехнулся почти король Эрнодара. — Отец всегда использовал этот плащ в качестве подстилки, когда мы посещали усыпальницу. Подозреваю, что так же поступали и предыдущие поколения, так что покоящиеся здесь предки вполне привыкли к такому бесцеремонному отношению.

— Это плащ Майрита? — вырвалось у Теры прежде, чем она успела прикусить язык.

— Фамильный, — отрезал ее собеседник. — Поэтому не беспокойтесь — я совершенно уверен, что на нем в этом склепе сидели задолго до нас. Когда мы приходили сюда, отец любил говорить, что даже общаться с духами лучше в наиболее удобном положении.

— Это зависит от личных предпочтений, — вспыхнула Тера. — Благодарю за заботу, ваше…

— Не надо питать иллюзий по этому поводу — моя забота продиктована исключительно корыстными целями, — не дал ей договорить Дорнан. — Пока вы стоите, я не могу сесть, а провести целую ночь, облокотившись о стену, мне совсем не хочется.

Ильтера осторожно опустилась на королевский плащ, радуясь, что в темноте собеседник не может разглядеть ее пылающего лица. Ну разумеется, как бы лично она ни относилась к Дорнану, его воспитание оставалось выше всех похвал. Мужчина не может сидеть в присутствии стоящей женщины — это вечное правило этикета мальчикам при дворе внушали чуть ли не с пеленок. Поэтому, отказываясь присесть, она как бы запрещала это и ему. Теперь, когда она устроилась на краешке расстеленного плаща, Дорнан Койр опустился рядом, хотя и на приличном расстоянии, чтобы даже случайно не коснуться девушки. Тера прикрыла глаза и, пытаясь мысленно обратиться к Майриту, ушла в себя…

Сидя так близко от придворной чародейки, рыцарь впервые во время церемонии смог хорошо разглядеть ее — благо, натренированные глаза прекрасно видели все и в полутьме склепа, нарушаемой лишь светом церемониальных свечей. Надо признать, что в этот день она выглядела гораздо лучше, чем накануне, когда Дорнан впервые увидел ее у постели умирающего отца. Лицо чародейки по — прежнему было изможденным, но, по крайней мере, уже не казалось, что она вот — вот вручит свой дух на попечение небес, прямиком отправившись следом за Майритом ан’Койром. А ведь вчера ему пришлось лично вынести ее из комнаты, где умер король — Коттар Лонк, несмотря на стремление помочь, был совершенно не в состоянии ничего сделать, у него так сильно дрожали руки, что Дорнан опасался, что пожилой воин уронит бесчувственную девицу где‑нибудь в коридоре, а то и грохнется вместе с ней.

Возвращение принца оказалось лучше, чем он ожидал, но хуже, чем надеялся. С одной стороны, он все же успел попрощаться с отцом. Дорнан ощутил, как холодная рука сжала сердце. Он долгие годы тешил себя призрачной уверенностью, что полностью вычеркнул из своей жизни Майрита ан’Койра, но его смерть отозвалась болью, уничтожившей все иллюзии. Прав ли он был, отказав себе и ему в возможности хотя бы видеть друг друга, не говоря уже о простых письмах? Не было ли то его решение продиктовано юношеским максимализмом, который теперь, с высоты прожитых сорока двух лет, казался скорее глупостью, нежели подвигом, демонстрирующим невероятную силу духа? Теперь, когда случилось непоправимое, Дорнан сомневался в том, что поступил верно.

С другой стороны, последнее желание Майрита… Неужели на старости лет король Эрнодара, всегда удивлявший окружающих своими практичностью и здравомыслием, настолько сошел с ума из‑за молоденькой любовницы, что решил обеспечить ее будущее, сломав жизнь собственному сыну? Была ли эта девица Морн для него действительно дороже и сына, и королевства? Даллара Игрен, практически неотступно следовавшая за Дорнаном с того момента, как он покинул дом чародейки, утверждала, что это именно так, а сам он неожиданно ощутил неуверенность. Может быть, если бы ему не удалось в последние минуты поговорить с отцом, он бы полагал иначе…

Странно: издалека все казалось простым и понятным. Власть в государстве через его отца захватила алчная и корыстная девица, отец которой уже однажды едва не угробил Майрита; ее следовало выдворить из столицы и держать подальше от престола, а если найдется подходящий предлог, то и вовсе изгнать куда‑нибудь на побережье или вообще из страны. На протяжении почти двадцати лет Дорнан получал известия о том, что это именно Ильтера управляет Эрнодаром, полностью подчинив себе безвольного короля. Но, вернувшись домой, он застал совершенно иную картину. Даже умирающим отец не производил впечатления человека, ослепленного страстью и потерявшего рассудок на почве любви к юной девице. Да и сама чародейка, забирающая половину боли у короля, почти угробившая себя у его смертного одра, вблизи не казалась ни роковой красавицей, ни юной соблазнительницей, ни властной корыстолюбкой, только и мечтающей поудобнее устроиться на не принадлежащем ей троне. Впрочем, возможно, она просто притворялась?..

Дорнан не знал, что и думать по поводу Ильтеры Морн. В ее интересах было бы не продлевать Майриту жизнь, а поскорее спровадить его на небеса, чтобы захватить власть в государстве. Судя по тому, что видел Дорнан накануне и сегодня, военные были на стороне Ильтеры Морн. Даже полковник Тари, которого он помнил еще по своей молодости и в верности которого не имел причин сомневаться, ясно продемонстрировал приверженность к «лагерю» придворной чародейки. Ей бы ничего не стоило взойти на трон и править государством, и даже вернувшийся законный наследник короля вряд ли мог что‑нибудь поделать с этим. Правда, все придворные наперебой уверяли, что они ни за что не допустили бы захватчицу до власти, но в это верилось с трудом, тем более что пограничные Дома готовы были открыто выступить в ее поддержку.

Единственным человеком, который мог бы оказать ей не только словесное сопротивление, был, пожалуй, Канар Стелл, дядя Дорнана, приходившийся родным братом королеве Диноре. Второй его дядя, Роэран Стелл, занимал весьма заметное место среди жрецов Отца — Неба и тоже мог оказать родне значительную поддержку, если бы это понадобилось. Дом Стелл владел весьма солидной армией, которая могла бы при необходимости оказать достойное сопротивление и даже установить свои порядки в столице до прибытия Дорнана.

Но вмешательство Стеллов не понадобилось, поскольку девица Морн шансом прийти к власти не воспользовалась, а предпочла удерживать Майрита на грани жизни и смерти до прибытия его сына. Пожалуй, это было странным. Неужели она искренне любила его отца? Или просто дожидалась Дорнана, чтобы король успел высказать последнюю просьбу? Мысль эта была неприятной, но похожей на правду. В конце концов, выйдя за него замуж, а затем как‑нибудь от него избавившись, Ильтера получит законное право восседать на троне, с которым уже никто не сможет поспорить, даже могущественные Стеллы. В выступлении против законной королевы их не поддержит ни один из Домов, особенно если ей удастся произвести на свет наследника Дома Койр. Может быть, именно этого она и добивается?

Впрочем, в королевстве существовало и мнение, противоположное мыслям его бывшей любовницы. Коттар Лонк, стоявший к трону, несомненно, ближе, чем Даллара Игрен, утверждал, что эта странная девица никогда не преследовала корыстных целей, общаясь с королем. По его словам, через несколько дней после пожара в королевском дворце, когда стало ясно, что Майрит не выживет, к ней лично приходили представители военной элиты и пограничных Домов Эрнодара с предложением занять трон. Похоже, эти люди искренне полагали, что хорошо известная боевая подруга в качестве правительницы предпочтительнее незнакомого, хоть и законного, наследника. Но Ильтера выставила их со скандалом, чуть ли не в истерике потребовала не сметь больше являться к ней с подобными предложениями и продолжала упорно поддерживать жизнь в умирающем короле.

Таких поклонников воспитанницы Майрита в государстве насчитывалось, пожалуй, не меньше, чем ее противников — с этим надо было как‑то мириться. Не пробыв в родной столице и дня, Дорнан уже убедился, что умирающий отец был прав: два фронта — военные и придворные — были готовы в любой момент сцепиться между собой за власть, и каждый жаждал видеть на троне своего ставленника.

Со священнослужителями тоже не было ясности. Храм Отца — Неба при поддержке Стеллов скорее всего выступил бы за Койров, но Джесала Бларер, нанесший визит Дорнану, дал понять, что не имеет и ничего против Ильтеры Морн. Служительницы Элерры и Кверион могли бы склониться к любой из сторон, а манниарийцы открыто тяготели к военизированной элите и покровительствовали пограничникам. Кроме того, девицу могли поддержать и чародеи с побережья, которые не совались в столицу после бунта Орвина Морна, однако не преминули бы попытаться вернуть прежние позиции, когда им были рады в любой части королевства. Коль скоро Эрнодар стоит на пороге гражданской войны, то она обещает быть особенно жестокой и кровавой. Интересно, что их всех удерживало до сих пор? Неужели якобы железная воля этой хрупкой и изможденной чародейки, не пожелавшей развязать в Эрнодаре междоусобицу?

Дорнан осторожно разглядывал свою компаньонку, сидевшую с закрытыми глазами. Черные волосы, уложенные в простую и незатейливую прическу, открывали высокий белый лоб, на узких скулах лежали тени от длинных ресниц, линия подбородка плавно перетекала в изгиб изящной шеи. Наверное, когда она оправится от смерти Майрита, то станет довольно хорошенькой — такая действительно могла бы понравиться даже королю. Хотя, конечно, нет никакого сравнения с той же Менестой Игрен, которая в последние несколько часов попадалась Дорнану на глаза то тут, то там. Она не была назойлива и не докучала Койру своим обществом, но каждый раз, когда красавица скромно приседала перед ним в реверансе, он невольно любовался ее светлыми кудрями и изящным станом. Девушка унаследовала от матери ее благородную красоту, а от отца — прекрасное происхождение, поистине достойное трона. Дом Игрен мог рассчитывать на самую выгодную партию, и ничего удивительного, что Даллара постаралась сразу упрочить свое положение при новом правителе.

Разумеется, Ильтеру Морн невозможно было поставить рядом с Менестой Игрен, особенно учитывая ее… крайне неприятное наследие. Впрочем, даже если бы чародейка была первой красавицей при дворе, во всем Эрнодаре, да и вообще в мире, Дорнан ни при каких обстоятельствах не согласился бы связать себя узами брака с этой девицей. Ни при каких, кроме нынешних… Последняя воля покойного должна быть выполнена во что бы то ни стало. И Дорнан Койр видел только один шанс избежать запланированной отцом свадьбы.

Майрит сам невольно дал ему в руки этот последний козырь. Он потребовал не чтобы сын женился, а чтобы тот сделал предложение девице Морн. Следовательно, есть возможность уклониться от ненавистного брака — если чародейка отклонит это предложение. Что нужно сделать, чтобы она сказала «нет»? Предложить ей денег? Положение при дворе? Поделиться властью и оставить в столице?

Дорнан мысленно перебирал варианты, не останавливаясь ни на одном из них. Пожалуй, он на некоторое время мог бы разделить с так называемой воспитанницей своего отца королевскую власть — пусть по — прежнему чувствует себя этакой закулисной силой, обладающей безграничным влиянием на правителя. Если за право исполнять такую роль она откажет ему в браке, то через некоторое время Дорнан с полным правом подберет себе другую невесту, а после свадьбы избавится от бывшей любовницы отца. И не будет при этом испытывать угрызений совести: ведь он сделает предложение, просто его отвергнут. Интересно, Майрит мог предугадать подобный исход?

Словно в ответ на его непроизнесенный вопрос девушка открыла глаза, и на секунду в их изумрудно — зеленой глубине мелькнула такая боль, что Дорнан невольно устыдился своих мыслей. Воспитанница его отца проводила ночные бдения так, как нужно: вспоминая усопшего и скорбя о нем. А непутевый сын в первую очередь принялся прикидывать расстановку сил в дворцовых интригах и задумался о том, как бы половчее обмануть покойника. Да уж, достойный наследничек! Может, те, кто желал видеть на троне Ильтеру Морн, не так уж неправы, и она станет лучшей правительницей, чем он сам?

— Леди Морн, не хотите ли воды? — Дорнан отстегнул от пояса серебряную флягу.

— Нет, благодарю вас, — тихо произнесла девушка.

Она скользнула взглядом по замешкавшемуся Дорнану, и на ее губах на секунду мелькнула улыбка, полностью преобразившая лицо Ильтеры, сделав его необыкновенно красивым.

— Королевская усыпальница — не самое лучшее место для соблюдения светских условностей и церемоний, — чародейка снова устало прикрыла глаза. — Думаю, что вы не сильно разгневаете духов предков, если выпьете воды, не предлагая ее сначала даме.

Дорнан невольно хмыкнул. Не хватало еще, чтобы эта хрупкая на вид чародейка действительно стала распоряжаться его жизнью! Он аккуратно сделал глоток из фляги и снова бросил взгляд на свою погрузившуюся в собственные мысли спутницу. Его же собственные воспоминания об отце покрылись за двадцать лет такой пленкой горечи, что ворошить их было себе дороже. Может быть, когда‑нибудь он сможет прийти в усыпальницу и поговорить с покойным Майритом как вернувшийся после долгого отсутствия сын. Пока это было слишком больно, и естественный инстинкт самосохранения подбрасывал его уму другую пищу для размышлений.

Может быть, если бы хоть когда‑то у него было время для скорби, сейчас было бы легче оплакивать отца. Когда умерла Динора, Дорнану не исполнилось еще и четырнадцати, кроме того, мать никогда не баловала юного принца лаской и нежностью, поэтому он перенес потерю почти с легкостью. Конечно, внешне он скорбел самым приличным образом, но в душе не ощущал ничего болезненного — пожалуй, тогда он испытывал скорее удивление от того, что Орвин Морн, всегда бывший верным подданным его отца, неожиданно для всех затеял мятеж, в результате которого погибла и Динора. Отца Ильтеры Дорнан запомнил спокойным и улыбчивым мужчиной, который крайне редко повышал голос, всегда давал королю хорошие советы и настоял на том, чтобы ввести патрулирование равианской границы, что стало крайне своевременной мерой и неприятной неожиданностью для соседей, планировавших вторжение в Эрнодар.

Майрита тоже не сломила тогда неожиданная потеря супруги. В результате мятежа по стране волной прокатились бунты и нападения на магов, и ему пришлось даже поднять армию, чтобы справиться с возмущенными подданными. Ходили слухи, что братья Орвина Морна собирают армию колдунов, чтобы обрушиться с ней на столицу, вот простые люди и пытались на всякий случай нейтрализовать всех потенциальных «бунтовщиков». Именно с тех пор большинство слабых магов старались не афишировать свои способности, получая приют в основном в храмах Отца — Неба да в дальних землях, на побережье или в пограничных владениях, где их необычные способности были наиболее востребованы.

Остальные чародеи, конечно, были непричастны, но преступление Орвина все же оставалось непростительным, и много лет спустя Дорнан не знал, что и думать, когда неожиданно узнал, что отец пригрел во дворце девочку из рода Морнов, дочь мятежника и убийцы. Тогда принц и написал письмо, предварившее вторую главную в его жизни потерю. В ответном послании отец недвусмысленно дал понять, что Ильтера Морн ему дороже родного сына — и больше двое Койров переписку не вели. Новости Дорнан узнавал от Даллары Игрен и — довольно редко — Коттара Лонка, которые посылали ему весточки из Эрнодара. Отец все эти годы упрямо молчал, ожидая от него первого шага. Того, которого он так и не успел сделать.

Тогда ему казалось, что он потерял отца и свою страну. Но суровые тренировки в рыцарском ордене оставляли это на втором плане, физическая усталость затмевала душевную боль, позволяя не думать о том, как ломается судьба. Через несколько месяцев после того письма Дорнан уже решил для себя, что не вернется в Эрнодар — теперь его домом стал рыцарский орден Тейллер. Лет через десять, когда Даллара в своих посланиях стала расписывать Ильтеру Морн как молодую девицу, забравшуюся, наконец, в королевскую опочивальню, принц решил, что отец женится на своей юной фаворитке, обзаведется другими детьми, а его оставят в покое, даже не вспомнив в момент, когда пора будет передавать престол. Отец был еще не стар и достаточно здоров, чтобы дождаться совершеннолетия следующего наследника. Но время шло, ничего подобного не происходило, слухи не доносили вестей ни о королевской свадьбе, ни о появлении на свет маленьких Койров, а сорок два дня назад Дорнан вдруг получил послание, подписанное Коттаром Лонком, но отправленное явно магическим способом. В нем принца известили, что его отец при смерти, и если он не поторопится возвратиться домой, то не успеет застать его в живых.

Двадцать лет Дорнан спокойно жил, думая, что отец для него давно умер, но неожиданное известие о пожаре и состоянии Майрита пронзило его, словно копьем. Он отправился в путь, ни на что не надеясь, но ему все же удалось увидеть отца в последний раз и попрощаться с ним, пока тот был еще жив. И снова потеря, и снова Дорнан не может оплакать утраченное. Едва он оказался в столице, как стало очевидно, что государство стоит на грани гражданской войны. И теперь ему придется занять трон и как‑то умудриться угодить обеим противодействующим сторонам, чтобы не пролилась кровь. На скорбь и траур опять почти не было времени. Наверное, духи предков когда‑нибудь проклянут своего потомка за такое отношение к ним!

Впрочем, годы в ордене Тейллер приучили его сначала думать о большем долге и лишь после этого отдавать меньшие. Он последний официальный представитель Дома Койр и должен позаботиться не только о нем, но и о стране. Конечно, в Эрнодаре уже объявлен траур со вчерашнего дня, но сейчас Дорнан не может себе позволить долго скорбеть. Кроме того, на него в скором времени начнут давить и с той, и с другой стороны. Даллара уже несколько раз довольно прозрачно дала понять, что в его интересах поскорее взойти на трон и обзавестись законной супругой и наследниками. Она никогда не отличалась долготерпением и даже полгода ждать не станет. Впрочем, при других обстоятельствах он не протестовал бы: Менеста — идеальная кандидатка на роль королевы Эрнодара. Если бы не это проклятое последнее желание умершего короля!

Кроме того, Дорнан не знал, что может предпринять другая сторона. Не решит ли девица Морн, что теперь, когда Майрита больше нет, ее долг ему полностью уплачен, и пора пожинать плоды своей многолетней деятельности при дворе? Конечно, вряд ли она поднимет армию, но само присутствие в столице любовницы Майрита может вдохновить кого‑нибудь на мятеж. Что ни говори, а многие Дома открыто отдают ей предпочтение, что может быть опасно. Некоторые высокопоставленные представители пограничных семейств, прибывшие накануне засвидетельствовать свое почтение вернувшемуся официальному наследнику, и не думают скрывать, что по — прежнему желали бы видеть ее на троне, хотя сейчас стали присматриваться и к Дорнану. Раньше чародейка, возможно, не задумывалась над этим, поскольку старалась сохранить жизнь Майриту, но теперь, когда король умер, у Ильтеры Морн развязаны руки. Как она будет действовать?

Проблема же брачного предложения остро стояла и при одном, и при другом варианте. Будучи откровенным, Дорнан в принципе с трудом представлял себе, что может заставить корыстолюбивую девицу отказаться от чести стать королевой. Впрочем, оставался шанс на то, что она искренне любила его отца, и мысль о том, чтобы оказаться в постели сына Майрита, покажется ей дикой и чудовищной, как любой нормальной женщине. Койр был бы благодарен ей за такой исход. Но даже ему самому это казалось маловероятным.

Дорнан неловко повернулся и уронил флягу, которая с громким стуком упала на каменный пол усыпальницы. Вздрогнувшая Ильтера открыла глаза и почти испуганно посмотрела на него.

— Прошу прощения, — развел руками Койр.

— Ничего, — еле слышно прошелестела она сквозь пересохшие губы.

Ильтера Морн обхватила руками хрупкие колени, подтянув их к груди, и задумчиво посмотрела на Дорнана, словно решала, можно ли сказать ему что‑то важное. Но не она прервала затянувшееся молчание. Почти король Эрнодара, вернув на место предательскую флягу, повернулся к ней и даже, как показалось девушке, придвинулся ближе.

— Леди Морн, вы были близки моему отцу? — вопрос прозвучал довольно неожиданно для Теры.

— Неужели вас до сих пор об этом не извещали? — попытка едкой иронии ей не удалась, и девушка была склонна приписать это усталости. — Я официально считаюсь воспитанницей Майрита, ваше ве… лорд Койр.

— В таком случае, думаю, вы знаете, что последние несколько лет он много размышлял о том, чтобы устроить ваш брак, — Дорнан не обратил никакого внимания на попытку его поддеть.

— Мне это известно, — голос Теры прозвучал напряженно, а лицо словно обледенело, это было заметно даже в тусклом освещении усыпальницы. — Что вы хотите мне сказать?

Вызов, с которым она произнесла последний вопрос, всколыхнул в Дорнане надежду. Отец не мог не говорить с ней о своем плане выдать чародейку замуж за единственного сына. А сейчас тон девушки не оставлял сомнений: ей эта мысль чрезвычайно неприятна. Ну что ж, будь что будет, а этот свой последний долг перед умершим отцом Дорнан Койр исполнит с честью! Пусть даже разгневанная девица сейчас от души даст ему пощечину за то, что он посмел в момент ночных бдений прямо у гроба ее почившего любовника предложить ей подобное! По правде говоря, он только обрадуется такой реакции. Но тянуть с важным предложением тоже не следует — пусть хоть что‑то в его жизни решится прямо сейчас, а не будет висеть на волоске, подобно трону и целому государству.

— Леди Морн, я имею честь попросить вас сразу по окончании траура по Майриту ан’Койру стать моей женой, — слегка охрипшим от волнения голосом произнес Дорнан, глядя прямо в глаза собеседнице.

Ему не показалось, она действительно отшатнулась от него. Лицо Ильтеры Морн исказилось, и рыцарю на секунду показалось, что сейчас она ударит его отнюдь не рукой, а каким‑нибудь боевым магическим заклятием, но девушка удержалась. Она глубоко вздохнула, словно не находила слов, дрогнувшие губы сжались в тонкую линию. Взгляд Теры затравленно метнулся к нише, в которой покоился деревянный гроб с телом Майрита, словно она в последний раз призывала его в свидетели и требовала проклятия для святотатца, посмевшего чудовищным образом оскорбить память предков.

Он готов был к тому, что она закричит на него, ударит, но не к тому, что произошло дальше. Ильтера Морн закрыла глаза, лицо ее исказилось, будто от боли, она снова глубоко вздохнула и едва слышно проговорила:

— Я согласна…

И Дорнану Койру показалось, что каменный потолок усыпальницы обрушился прямо ему на голову. Ошибся, как же он ошибся!..