Венец на двоих (СИ)

Глава 11

— Что это за гадость? — глотнув, Дорнан поморщился и с сомнением посмотрел на кубок, в котором плескалась мутная жидкость.

— Травяной отвар, — любезно удовлетворила его любопытство Ильтера. — Сбор от простуды. Очень полезный, если замерз и не хочешь заболеть.

— Почему ты решила, что я замерз? — он покачал кубок в руке.

— Даже сидя внизу, я чуть не покрылась инеем, а на постаменте был такой ветер, что замерзла бы даже ледяная глыба! — фыркнула чародейка. — Даже не думай, что я не заметила, пока там торчала!

Она была права: на возвышении, где ему приносили клятвы, казалось, наплевав на царящую вокруг осень, наступила настоящая зима. И Дорнан уже почти смирился с тем, что просидит там ближайшие несколько лет — во всяком случае, пока не умрет от холода, когда дерзкий поступок его жены неожиданно для всех переломил ситуацию. Но все равно церемония чудовищно затянулась — и, пожалуй, Ильтера права: лучше перестраховаться, чтобы не провести ближайшие несколько дней в постели, окруженным лекарями и беспокойной прислугой.

— Я до сих пор не поблагодарил тебя за Клятвенный постамент, — когда она стала подниматься по ступеням, Дорнан в первый момент окаменел и лишь потом, когда Тера заговорила, понял ее замысел.

— Приятно было щелкнуть по носу Канара, Даллару и остальных, — чародейка пожала плечами и поднесла к губам собственный кубок. — За возможность полюбоваться их ошалевшими физиономиями я бы еще и сплясала!

— Они, разумеется, не рассчитывали, что ты дашь клятву. И тем более никто не ожидал, что ты будешь говорить как представитель Дома Койр!

— Ты ввел меня в свой Дом, а от должности пока не освободил, — хмыкнула Тера. — Я не старший представитель, но ты же не можешь поклясться в верности самому себе! А главы Домов, которые затеяли эту игру, пусть теперь не жалуются, что их обошли по всем правилам!

— У меня и в мыслях не было тебя упрекнуть, — Дорнан покачал головой. — Наоборот, я не знаю, как выразить свою благодарность!

— Зато я знаю, — девушка одним глотком осушила собственный кубок и со стуком опустила его на стол. — Перестань заговаривать мне зубы и пей!

Дорнан покорно поднес кубок к губам, пряча улыбку. Второй глоток был ничуть не менее мерзким, чем первый, но под строгим взглядом Ильтеры он покорно допил горькую жидкость. Ну вот, стоило только жениться, как законная супруга уже пытается им руководить! Впрочем, он не стал бы возражать — ему была приятна эта забота.

— Еще я добавила туда немного травок от похмелья, — когда он отставил свой кубок, произнесла Тера. — Завтра официальное представление посольств, вручение печатей, а затем продолжение празднования, так что головная боль никому не пригодится.

Ну, не так уж много он и выпил, хотя после свадьбы, коронации и церемонии принесения клятв имел полное право надраться до потери сознания! Впрочем, спорить с Ильтерой было бессмысленно: назавтра действительно предстоит ряд важных визитов, и, если это пойло заставит его голову лучше соображать, жену можно только поблагодарить.

— Сама ты не хочешь полакомиться собственным лекарством? — с улыбкой осведомился он. — Или у магов не бывает ни простуды, ни похмелья?

— Уже, — девушка приподняла брови. — Травы заваривала одинаковые на случай, если ты захочешь поменяться кубками.

— То есть я должен был заподозрить тебя в том, что ты попытаешься отравить меня в первый же вечер семейной жизни? — мрачнея, переспросил Дорнан. — Как мило!

Тера сделала несколько шагов и остановилась у окна, слегка отодвинув тяжелую бархатную занавеску.

— Несмотря на то, что я теперь официально отношусь к твоему Дому, я по — прежнему дочь Орвина Морна, — тихо проговорила она. — И неизвестно, чего от меня можно ожидать…

Дорнан едва не выронил кубок, которыйкак раз переставлял на столе. По спине пробежал неприятный холодок. Сама того не зная, Ильтера повторила его собственные слова, сказанные о ней почти двадцать лет назад. Он написал их в письме отцу — в том роковом послании, после которого больше не обменялся ни одной весточкой с Майритом ан’Койром. Король Эрнодара рассказал сыну о том, что взял на воспитание девочку, оставшуюся без семьи. И все бы ничего, вот только отец этой милой крошки был виновен в смерти королевы и матери Дорнана! Несмотря на то, что Динора ан’Койр не баловала единственного сына излишним вниманием, он слишком уважал ее память и честь Дома, чтобы молча смириться с появлением в своей жизни и жизни отца дочери Орвина Морна!

Тогда он и написал отцу письмо — по — юношески жаркое и требовательное. «Ты говоришь, что взял ее в наш Дом, но она по — прежнему остается дочерью Морна, — Дорнан до сих пор помнил, как его рука выводила эти строки. — Неизвестно, чего можно ожидать от нее в будущем!» Ответом ему стало полное ледяного холода послание: Майрит ан’Койр подробно разъяснял, что не мальчишке, еще даже не посвященному в рыцари, решать, кто и как будет воспитываться при королевском дворе. С тех пор за двадцать лет они больше не обменялись ни строчкой.

Ильтера почти слово в слово повторила то, что он когда‑то написал отцу. Но не может быть, чтобы Майрит показал ей то письмо! Король Эрнодара никогда не проявил бы подобной бестактности по отношению к женщине, даже если это еще девочка! Кроме того, в том послании было предостаточно гнева и яда, чтобы Тера никогда и ни при каких обстоятельствах не согласилась выйти замуж за того, кто его написал, будь он хоть трижды королем и дай она хоть дюжину клятв! Нет, она не читала его, просто случайно процитировала мысли Дорнана двадцатилетней давности…

— Если бы ты хотела меня убить, то могла бы действовать проще, — он неловко прочистил горло и шагнул к девушке. — Не поднимись ты на Клятвенный постамент — я бы сегодня ночью сам повесился от такого позора!

— Не хватало еще провести брачную ночь, вытаскивая тебя из петли! — насмешливо отозвалась Ильтера. — Во — первых, так и надорваться недолго, а во — вторых, тогда на следующий день по столице пошли бы слухи о том, что я ухитрилась одного за другим уморить уже двоих ан’Койров! Моей и без того испорченной репутации это не прибавило бы светлых тонов.

Он тоже неуверенно усмехнулся, проводя рукой по волосам. Надо же, легкая церемониальная тиара под вечер казалась неподъемной, словно обруч потяжелел раз в сто. Ничего не поделаешь — придется привыкать, хотя на нем обновка смотрится далеко не так хорошо, как на Ильтере. В наряде невесты она вообще была очень красива — на удивление Дорнана, с тех пор как брачное покрывало упало на землю, ему и смотреть не хотелось на других женщин. Может, чары? Подумал — и тут же сам себя одернул. Очень ей надо колдовством на него разбрасываться: он ведь и так без понуканий повел ее к Храмовой площади, чтобы принести брачные клятвы перед лицом Отца — Неба! И даже если бы она выглядела в сто раз хуже, его намерения бы не изменились. Просто так уж вышло, что его жена — привлекательная женщина.

Ильтера отвернулась от окна и вздрогнула, увидев Дорнана так близко. Ее лицо было усталым, в глазах вдруг метнулся обреченный испуг. Его отголосок эхом скользнул по краю сознания, и король удивленно сморгнул. Он слышал о том, что в браке с чародеями у людей появляются особенные узы, позволяющие чувствовать эмоции друг друга даже на расстоянии, но оказался не совсем готов к этому ощущению.

— С тобой все в порядке? — ему неожиданно захотелось обнять ее и утешить, но подобный порыв его новоиспеченная супруга явно не сочла бы уместным. — Ты еще в повозке невесты сидела так, как будто мечтала вскочить и сбежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от всего происходящего.

— Эта блестящая мысль мучила меня еще со вчерашнего дня, — она нервно улыбнулась. — Однако я надеялась, что под брачным покрывалом мое состояние не слишком заметно.

Разумеется, девушка под полупрозрачной накидкой издалека выглядела спокойной и уверенной, и, лишь оказавшись вблизи, Дорнан ощутил почти нечеловеческое напряжение, сковывающее ее фигуру. Когда‑то давно, когда он был еще мальчишкой, они с отцом на охоте выбрались на поляну, где паслись олениха с детенышем. В глазах молодой матери тогда читался страх и острое желание броситься бежать со всех ног подальше от охотников. Но больше, чем их луков и ножей, она боялась оставить маленького олененка. Дорнан навсегда запомнил, как она стояла напротив них, дрожа, ожидая, что они предпримут. Сегодня, шагая рядом с повозкой невесты, он живо припомнил тот случай — Ильтера выглядела точь — в-точь как та олениха, которую приковывал к земле только собственный долг. Тогда они с отцом в молчаливом согласии ушли с поляны, оставив мать с малышом в покое. Но во время брачной процессии у него не было возможности поступить так же с невестой.

— Жалеешь? — она вызывающе вскинула подбородок.

— О чем? — он слишком устал, чтобы играть в загадки.

— Что я не воплотила в жизнь идею бегства, — сглотнув, пояснила Тера. — Тогда сейчас ты был бы свободен.

— Свободен до смерти досидеть на Клятвенном постаменте? — уточнил Дорнан. — Чудесная перспектива!

— Если бы не свадьба со мной, Канар и остальные без колебаний принесли бы тебе клятвы, — она устало сняла тиару и положила ее на стол.

— Они и так их принесли, попутно узнав, что я уже не мальчик, который обязан плясать под их дудочку, — огрызнулся Дорнан. — Ладно, хватит об этом. День был долгим, а несколько следующих не обещают оказаться легче. Нужно завершить начатое.

— Да, — замогильным голосом отозвалась Ильтера и процитировала. — «Брак двоих лишь тогда считается заключенным, когда их дневной союз дополнен и скреплен ночным».

Отец — Небо и три богини, да она его боится! От невовремя пришедшей догадки Дорнан едва удержался, чтобы не стукнуть себя по лбу. Мог бы и раньше сообразить, тем более что эмоции Ильтеры свернулись блеклым клубочком где‑то в уголке сознания. Бедная девочка вынуждена делать над собой усилие, чтобы лечь с ним в постель! Неужели она так любила Майрита ан’Койра, что намерена хранить ему верность и после смерти? Неожиданно для себя Дорнан ощутил укол ревности. Его жена должна принадлежать только ему, а не покойнику, пусть даже этот мертвец и был его родным отцом! А может, он ей просто неприятен? Настолько противен физически, что мысль о близости вызывает дрожь?

— Это всего лишь слова, — грубовато проговорил он. — Никто не следует таким заветам буквально — они хороши для книг, а не для жизни. И я тебя насиловать не собираюсь. Если хочешь, могу вообще лечь на полу для твоего спокойствия.

— Людей можно обмануть, а Отца — Небо — нет, — отрезала Ильтера. — И духов тоже. Раз я обещала…

— Кому? — раздраженно зацепился за слово Дорнан.

— Вино было, кажется, слишком крепким, — она со смешком отвела глаза, — раз ты уже не помнишь, кому и что обещал в день свадьбы.

— Не зли меня, женщина! — сердито рявкнул новоиспеченный муж и король. — Ты сейчас говоришь не о том обещании, которое принесла перед лицом Отца — Неба и его светлейшего служителя!

— Ладно, не об этом, — Ильтера устало опустилась на краешек огромного королевского ложа. — А о том, которое дала Майриту по поводу этого замужества.

— Отец — Небо и три богини! — растерялся Дорнан. — Ты хочешь сказать, что поклялась ему еще и согревать мою постель?

— Несмотря на то, что я дочь Морна, у меня в привычке держать слово! — огрызнулась девушка. — Раз я обещала выйти за тебя замуж, то собираюсь так и сделать!

— По — моему, ты уже это сделала, — отрезал Дорнан, опускаясь в одно из кресел рядом со столом.

— Признавайся: когда я согласилась выйти за тебя, ты, конечно, решил, что я с детства мечтаю поудобнее устроиться на троне? — ее глаза подозрительно блеснули.

— Что еще я должен был подумать? — сухо поинтересовался Дорнан. — Что ты искренне и навсегда привязалась ко мне, видя только на портретах двадцатилетней давности? Я далек от мысли о том, что могу быть настолько привлекателен.

В комнате повисло неловкое молчание. Чародейка так увлеченно рассматривала покрывало королевского ложа, что Дорнан тоже невольно опустил на него взгляд. Против ожиданий там не оказалось ничего необыкновенного.

— Ложись спать, — проговорил усталый король. — Завтра разберемся, кто кому и что должен.

— Брак считается действительным… — упрямо начала Ильтера, по — прежнему глядя куда‑то вниз.

— Это я уже слышал, — отрезал Дорнан. — В наше время никто не станет проверять простыни после первой брачной ночи. Можешь спать спокойно, заключенный жрецами брак вполне действителен, и никто не усомнится в том, что ты моя жена. А если тебя будут расспрашивать подружки, можешь сказать, что я хороший любовник… или что плохой, меня это не обеспокоит.

Он решительно сдернул с брачного ложа верхнее покрывало и, сложив его несколько раз, принялся расстилать на полу. Затем на нем уютно устроилась одна из больших подушек, предназначенных молодоженам. Оглядевшись, Дорнан дополнил свой «постельный комплект» еще одним покрывалом, снятым с кресла. Отойдя на несколько шагов назад, он полюбовался делом своих рук и остался вполне доволен. Ильтера недоверчиво смотрела на эти манипуляции, по — прежнему неуверенно сидя на краешке кровати. Несмотря на свадебное платье, выглядела она сущим ребенком.

— По этой постели можно бродить месяц и не встретиться, — неуверенно улыбнулась девушка. — Если ты ляжешь…

— День был трудным, так что давай собираться спать, — прервал ее Дорнан. — Это не самая худшая постель из тех, в которых мне приходилось ночевать за последние двадцать лет, так что можешь за меня не волноваться. По крайней мере, здесь тепло. Если не возражаешь, пойду подышу свежим воздухом на балконе…

— Только недолго! — встрепенувшись, строго потребовала его жена. — Тут, может, и тепло, зато там холодно, а ты сегодня и так достаточно насиделся на ветру! Если не хочешь завтра быть похожим на больного кролика, то…

— Все понял, скоро вернусь, — устало улыбнувшись, Дорнан отодвинул бархатную штору и открыл дверь на балкон. — Не жди меня, ложись спать.

Для верности он не торопился, надеясь, что Ильтера поймет его правильно. Только пожалел, что не прихватил с собой даже теплого плаща — ветер словно взбесился, решив уморить новоиспеченного короля Эрнодара холодом. Внизу на Дворцовой площади было шумно: подданные продолжали праздновать коронацию и бракосочетание. Сегодняшний день поставил точку в долгом трауре и подарил Эрнодару нового правителя. Нынче ночью даже городская стража будет снисходительно относиться к многочисленным празднующим, даже если они захотят заявиться с поздравлениями прямиком под королевский балкон.

Дорнан поежился. К счастью, никто из гуляк не задрал голову и не увидел стоящего прямо над ними государя — их гораздо больше заботила одна из бочек с вином, выставленным на Дворцовой площади. Облокотившись о перила и постаравшись отвлечься от холодного ветра, укутывающего плечи промозглым плащом, он задумчиво скользил взглядом по радующейся публике, размышляя о своем. Там все были слишком заняты, чтобы поднять глаза, увидеть Дорнана ан’Койра, мерзнущего на балконе, и удивиться тому, что он предпочитает холодный вечер теплой постели и объятиям молодой жены.

Он вышел, чтобы дать ей немного времени прийти в себя, может быть, заскочить в купальню, расположенную в соседней со спальней комнате, и спокойно лечь в постель. Ильтера, как и сам Дорнан, наверное, буквально умирает от усталости и напряжения. Кроме того, она его боится… Эта мысль новоиспеченному мужу и государю совершенно не нравилась. Почему‑то раньше Дорнану казалось, что заключение их брака поставит некую точку в отношениях, но на деле все обернулось совсем иначе. Вместо ожидаемого отдыха напряжение между ними только увеличилось.

С одной стороны, за все то время, что он знал Теру лично, у него не нашлось повода упрекнуть ее ни в чем. С другой — он не мог оставить мысль о том, что, возможно, то же самое думал и его отец о своей молодой любовнице. Отец… Если бы сейчас покойный Майрит ан’Койр вдруг появился перед сыном, тот бы нашел, что ему сказать, и это была бы далеко не приятная беседа! Фактически отец загнал их с Ильтерой в ловушку, не оставив шансов вывернуться из нее, не покалечив собственной чести. И почему он не задумался о том, что его сын может быть попросту физически неприятен молодой чародейке?

Кажется, впервые в жизни Дорнан не знал, как себя вести. Он по — прежнему сомневался, что Майрит мог показать Ильтере злополучное письмо, ставшее поводом для двадцатилетней размолвки, но, кажется, девушка каким‑то образом все же знала его содержание. В таком случае не стоит удивляться, что их брак с самого начала не приводит ее в восторг. Она сдержала слово, а теперь, наверное, пребывает в тихой панике: опекун накрепко привязал ее к человеку, который, судя по письму двадцатилетней давности, должен ее ненавидеть.

Но в том‑то и дело, что никакой ненависти в душе у Дорнана не было. Он сомневался, что даже тогда, когда писал то послание, испытывал к неизвестной девочке столь сильные чувства. Скорее он обижался на отца за то, что Майрит проявил явное неуважение к памяти Диноры, своей погибшей жены. При жизни матери у него чаще всего создавалось впечатление, что он ее раздражает, однако все же Динора произвела его на свет, и этого было достаточно для вежливости и почтительности, которые он тщательно пестовал в себе, будучи подростком. Отец же просто взял и перевернул сложившийся дворцовый уклад, не поинтересовавшись ничьим мнением. А ведь взять в дом воспитанницей дочь убийцы своей жены — просто верх неприличия! Неудивительно, что после этого у него испортились отношения с Канаром и Роэраном Стеллами, хотя ни один из них не решился поднять мятеж против короля, уже достаточно долго и прочно сидящего на эрнодарском троне и любимого народом.

С другой стороны, как должен был поступить Майрит? Как бы на его месте поступил он сам, Дорнан ан’Койр? Историю появления при дворе Ильтеры Морн он знал от Коттара. Вытащить из реки тонущую девочку, узнать, что она после смерти бабушки живет в лесу в одиночестве и не уверена, что сможет перезимовать, а потом… понять, что перед тобой дочь врага, рожденная уже после его смерти. Ребенок, который нисколько не виноват в том, что имя его отца стало названием самой чудовищной подлости, самого страшного предательства в Эрнодаре. Что должен был сделать Майрит? Швырнуть Теру обратно в реку? Оставить ее в лесу умирать зимой в одиночестве? Взять во дворец и отдать на воспитание кому‑нибудь из слуг? Сам Дорнан, наверное, поступил бы именно так: передал девочку хорошей женщине из прислуги — вон хотя бы той же Соре Талит, у которой, кажется, нет своих детей, но к юному принцу она в свое время относилась почти с материнской нежностью. Несомненно, она бы прекрасно справилась и с воспитанием малышки Морн.

Но Майрит почему‑то распорядился по — другому: взял Ильтеру в свой дом, словно был чем‑то обязан ее отцу, и объявил собственной воспитанницей. Что подтолкнуло его к этому? Что бы о нем ни думали, король Эрнодара крайне редко совершал опрометчивые поступки, а если подобное и случалось, то впоследствии старался как‑то исправить созданное положение. А раз Ильтера на двадцать лет осталась воспитанницей Майрита, значит, он до конца жизни не считал свое решение ошибочным. Даже если она в конце концов стала его любовницей, невозможно поверить, что он разглядел будущую девушку и женщину в восьмилетней девчонке с зачатками магии! Почему же он взял ее во дворец, попутно поссорившись не только с родней по линии жены, но и с единственным сыном и наследником? Что такого особенного было в этой девочке?

Дорнан чувствовал себя мальчишкой, пытающимся поймать в воде за хвост рыбу — змею. Если бы двадцать лет назад он был более терпелив и осмотрителен, то, возможно, отец бы посвятил его в свои секреты. Но что теперь жалеть: тогда, почти полжизни назад, Дорнан просто предпочел чувствовать себя оскорбленным, преданным и обманутым, не интересуясь мотивами Майрита. А теперь уже поздно пытаться разгадать мысли покойного отца, которого, как выяснилось, он знал довольно плохо, но который преподнес ему прощальный «подарок» в виде молодой жены…

В стекло за его спиной что‑то стукнуло, и Дорнан обернулся. Ильтера, сидящая на королевской постели и тщательно укутанная в одеяло до самой шеи, грозно показывала ему кулак, явно намекая на то, что он, по ее мнению, слишком задержался на свежем воздухе. Ну что ж, не стоит лишний раз раздражать супругу, пока она проявляет заботу о муже, а спорить с Ильтерой — дороже может обернуться, тем более что он уже и сам чувствовал себя промерзшим чуть ли не до костей. Отворив балконную дверь, Дорнан ан’Койр шагнул в комнату.

— Если завтра ты будешь себя плохо чувствовать, даже не надейся, что я что‑то предприму по этому поводу! — сердито заявила Ильтера. — Я, кстати, подогрела воду в купальне.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Дорнан. — Теплая вода — это лучшее, что можно себе представить после такого денька, как сегодняшний.

— Теплая постель — это тоже неплохо, — заметила Тера, снова критически оглядывая его импровизированное ложе на полу. — Будет лучше…

— Пока еще я в состоянии сам решить, что для меня лучше, — решительно прервал ее муж. — Доброй ночи!

— Доброй ночи! — в спину ему сказала Ильтера, когда он выходил в купальню, и ему показалось, что даже взгляд, упертый ему между лопаток, отличался редкостной укоризной.

Внушительная деревянная лохань, наполненная водой, от которой к потолку поднимался пар, показалась Дорнану просто подарком небес. Он быстро разделся, с удовлетворением обнаружив рядом на вешалке приличествующее ночное облачение, очевидно, приготовленное кем‑то из слуг, и опустился в блаженное тепло. Вода обняла усталое тело с пылом опытной любовницы, и Дорнан слегка прикрыл глаза от удовольствия. Он даже подумал, не остаться ли спать прямо в этой лохани, но решил, что, во — первых, вода скоро остынет и здесь станет неуютно, а во — вторых, не стоит так шокировать слуг, которые, наверняка, придут пораньше утром убрать в королевской купальне.

Несколько минут полежав, он решительно прогнал подкрадывающуюся сонливость и, подхватив с небольшой подставки кусок ароматного мыла, принялся энергично им растираться. Запах показался ему странным — сначала был приятен, а потом Дорнан поймал себя на отвращении к мыльным кругам, расплывающимся по поверхности чистой теплой воды. Ощущая неприятное покалывание в висках, он вылез из лохани и вытерся большим куском чистого полотна, заботливо сложенным на приступочке. Надев ночное облачение, оказавшееся ему на удивление впору, Дорнан побрел назад в спальню.

Ильтера уже заснула, погасив свечи, оставив лишь несколько в подсвечнике на полу рядом с его импровизированной «постелью». Он постарался укладываться как можно тише, чтобы не разбудить усталую жену, и побыстрее задул яркие огоньки. Наплывавший сон буквально валил с ног, голова казалась тяжелой, как если бы на нее надели прочный шлем, глаза закрывались сами собой. Ощущение ломоты в висках усилилось, и, уже проваливаясь в забытье, Дорнан подумал, что, если завтра ему не станет легче, нужно будет попросить у Ильтеры какого‑нибудь отвара от головной боли. Когда он уже почти заснул, грудь вдруг словно ремнями стянуло, стало трудно дышать, и король Эрнодара попытался крикнуть что‑то одеревеневшим языком, но поднявшаяся вокруг черная пустота разом поглотила его…

— Дорнан!

В комнате было темно, и резко проснувшаясяТера не сразу поняла, где находится. От боли в груди стало трудно дышать, и сон улетучился, словно его и не было. Несколько раз судорожно втянув воздух, чародейка вдруг поняла, что чувствует не собственную боль. Со вчерашнего дня ее жизнь уже не принадлежит только ей, она накрепко привязана к другому человеку, и это он сейчас должен содрогаться от рези в груди, отголосок которой донесся через появившиеся между ними узы даже до Ильтеры. Ее разум воспринимал боль мужа — милостью небес короля Эрнодара.

— Дорнан!

Никакого ответа, хотя уже привыкшая к темноте Тера различала фигуру мужа, лежащую на полу. Боль, стягивающая грудь, не проходила, и девушка решительно спрыгнула с кровати и склонилась над Дорнаном. Коснулась его ладонью и едва не отдернула руку — кожа горела, словно ее жгли огнем. Уже не заботясь о том, что может разбудить усталого мужа, Ильтера пробормотала несколько слов, и над ее головой тут же загорелся небольшой огонек теплого оранжевого цвета. Даже при этом скудном освещении было видно, как бледен король. Его дыхание то и дело прерывалось, словно он боролся с немыслимой тяжестью, навалившейся на грудь.

— Отец — Небо и три богини! — невольно прошипела сквозь зубы Ильтера.

Отравлен! Она с легкостью узнала симптомы: кто‑то напоил Дорнана или ухитрился втереть в его кожу отвар из корня теймари. Эта травка в небольших количествах была прекрасным сердечным стимулятором, но стоило немного превысить дозу, как она становилась смертельным ядом, сковывавшим легкие и гортань. Если немедленно не принять меры, буквально через час короля ан’Койра уже не станет. Она ведь не лекарь, а всего лишь маг! Может остановить кровь из раны или, скажем, временно снять усталость, но на это многие способны, особенно на границе, а от отравления такие меры никак не помогают! От накатившей паники Ильтера на несколько секунд застыла, но тут же взяла себя в руки и принялась действовать.

Надо взять себя в руки, в конце концов, она не просто маг, а по материнской линии еще и травница! Можно сказать, почти лекарка, умеющая чарами заговаривать различные растения. Собрав мысли в кулак, Тера несколько раз глубоко вздохнула. Так, в первую очередь — холодная вода. Если окатить ею человека, принявшего слишком большую дозу теймари, она замедляет действие лекарства и немного облегчает дыхание. К счастью, в распоряжении Теры было полно воды. Решительно подхватив под мышки тяжелого мужа, она наскоро чуть приколдовала себе силы и, стиснув зубы, поволокла его в купальню.

Мыльную воду прочь из лохани — одним движением руки Ильтера скатала ее в бурлящий комок и, недолго думая, бесцеремонно выплеснула прямо на улицу, быстро распахнув окно, а затем сразу прикрыв возмущенно скрипнувшую створку. Убедившись, что на деревянной поверхности не осталось и капли, способной отдать остатки тепла, чародейка быстро вылила в нее содержимое пяти больших кувшинов — к счастью, для королевской купальни воду всегда оставляли с большим запасом, а теперь она уже достаточно остыла.

На всякий случай прикоснувшись к лохани лучиком магии и еще охладив ее содержимое, уже изрядно уставшая Тера с некоторым трудом перевалила через высокий бортик тело тяжело дышащего мужа и осторожно устроила его на спине. Он слегка вздрогнул, оказавшись в ледяной воде, и Ильтера сочла это хорошим знаком. Резкое охлаждение позволило Дорнану сделать несколько глубоких судорожных вздохов, его веки дрогнули, как будто он почти пришел в чувство, но потом снова захрипел, судорожно пытаясь впустить в легкие спасительный воздух.

Тера метнулась в спальню, где, взмахнув руками, зажгла одновременно все свечи. Распахнув сундучок с травами, она принялась с немыслимой скоростью перебирать остро пахнущие мешочки в поисках нужного снадобья. За считанные мгновения она нашла и гейн, и паррик, и фойнхам — их требовалось растереть, смешать и заварить, чтобы получить противоядие от теймари. Едва Ильтере на глаза попалась ступка, как пестик в ней сам собой задвигался под суровым взглядом, разминая спасительный порошок, пока девушка трясущимися руками подсыпала травки.

Ей казалось, что время стремительно уходит, утекает, словно капли воды сквозь пальцы. Тера бросилась в купальню, за ней, словно снаряд из катапульты, со свистом пронеслась по воздуху ступка, благодаря чарам не перестающая и в полете измельчать травы. Дорнан дышал все с большим трудом, его лицо стало совершенно белым, черты заострились, словно он уже слышал поступь приближающейся смерти. Девушка еще немного охладила воду в лохани, затем заставила ступку наклониться и зачерпнуть немного. Обхватив ее ладонью, Тера послала в нее весь жар, на который у нее осталось сил, и вода моментально вскипела, подняв к потолку купальни несколько клубов пара, а нагревшиеся стенки сосуда обожгли пальцы.

— Отец — Небо и три богини, помогите ему! — бормотала девушка, баюкая в руке ступку с дымящимся содержимым. — И мне тоже! Будьте милостивы, помогите нам обоим! Манниари — травница, войди в руки дочери своей!

От испуга Ильтера забыла даже те остатки молитв, которые когда‑то слышала, поэтому просто разговаривала с богинями и Отцом — Небом так, словно они были ее семьей, чародеями или лекарями, живущими по соседству. Оставалось надеяться, что она все же не настолько насолила небесным покровителям Эрнодара, чтобы они отказали ей в помощи! Ей казалось, что Дорнан вот — вот перестанет дышать: каждый его хрип девушке слышался как последний. Он втягивал воздух сквозь судорожно стиснутые зубы, и чародейке пришлось потратить еще несколько драгоценных секунд на то, чтобы отыскать в спальне что‑нибудь плоское. В итоге, чтобы влить мужу в рот противоядие от теймари, Ильтере пришлось разжимать ему зубы его собственным кинжалом.

К счастью, стремительно приближающееся небытие еще не успело сковать гортань Дорнана, и он судорожно сглотнул отвар трех трав, закашлялся, но сделал еще несколько глотков. А потом вдруг вздрогнул и как‑то обмяк в своей ледяной купальне. Опустившись рядом на мокрый пол, Тера едва не заскулила от отчаяния. Опоздала! Отец — Небо и три богини, за что?!

Но стоило ей вознести этот мысленный крик к небесам, как Дорнан, дернувшись, вдохнул. Его грудь отозвалась дрожью, и девушке даже показалось, что он на секунду приподнял тяжелые веки. Еще несколько секунд он боролся с удушьем, а потом все же задышал короткими вдохами, похожими на всхлипы. Запрокинув его голову, чародейка заставила мужа выпить остатки отвара и, когда он проглотил жидкость, почувствовала, как ее саму отпускают сковавшие грудь ремни, сдавливавшие ее все время, что она металась из спальни в купальню и назад. Тера расплакалась, снова ощутив себя маленькой девочкой, чудом вытащенной из стремнины незнакомым голубоглазым мужчиной…

— Спасибо, Отец — Небо и три богини! — шептала она, с трудом вытаскивая Дорнана, который все еще был без сознания, из ледяной воды. — Манниари — травница, благодарю, что не оставила дочь свою благословением! Дорнан ан’Койр, если ты умрешь, я не знаю, что с тобой сделаю!

Пытаясь сохранить жизнь мужу, Тера держалась только на огромном внутреннем напряжении, а теперь от усталости не могла наколдовать уже ничего. Поэтому назад ей пришлось тащить Дорнана только собственными силами, и, оказавшись, наконец, в спальне, девушка поразилась тому, что вообще ухитрилась до нее дойти. Онемевшими от тяжести и холодной воды руками она постепенно доволокла мужа до постели, кое‑как стащила с него промокшее ночное облачение, вытерла каким‑то покрывалом (дойти до купальни за куском хорошо впитывающего полотна сил уже не было), последним усилием воли втащила на кровать и укутала одеялом.

Дорнан дышал тяжело и хрипло, его трясло, руки казались холодными, как лед, а на лбу и верхней губе выступили капельки пота. Впервые столкнувшаяся с отравлением теймари Ильтера с трудом припомнила уроки бабушки. Кажется, вместе с обильным потом выходит яд, а холод — напоминание о том, что их величество только что примерно полчаса изволил провести в ледяной воде. Бабушка говорила, что человеку, чудом избежавшему от смерти от слишком большой дозы теймари, нужно согреть ноги и спину, а пот почаще вытирать, чтобы содержимое его капель снова не впиталось в кожу и не вызвало нового отравления…

Тера поплотнее укутала мужа теплым одеялом, со стоном оторвала себя от кровати и поплелась в купальню, налила воды в тазик для умывания и прихватила небольшой кусок полотна для вытирания. Устроившись на полу рядом с кроватью и осторожно обтирая лицо и шею Дорнана от выступивших капель, девушка подумала, что, пожалуй, их первую брачную ночь скучной не назовешь. Впрочем, она еще не закончилась: организм короля изо всех сил боролся с огрызающимся призраком смерти — Ильтера собственным телом чувствовала бешеный ритм его сердца, слышала хрип вздохов, напоминающий о недавнем удушье.

— Не смей умирать! — прошептала она, отжимая кусок полотна от холодной воды и прикладывая его ко лбу Дорнана. — Ты должен пережить эту ночь, слышишь?!

Он не ответил — все еще был без сознания, хотя дыхание его, как показалось Ильтере, стало ровнее. От усталости она двигалась, словно спящая, и собственные движения представлялись ей замедленными, как если бы чародейка пыталась шевелиться в сгущенном воздухе. Руки, похоже, жили отдельной жизнью, без участия разума, вытирая, опускаясь в холодную воду, отжимая полотно и спустя несколько минут снова вытирая лицо и грудь Дорнана. Наверное, она могла бы проделывать это все и с закрытыми глазами…

Одна из свечей зашипела и погасла, догорев до подсвечника. Надо бы встать и затушить остальные, но появившаяся мысль была не в силах поднять Ильтеру и заставить пройти хотя бы несколько шагов. Кроме того, залитая светом спальня казалась слишком неподходящим местом для смерти, и Тера решила не искушать судьбу, суеверно оставив все свечи. За окном в небе появились уже все три сестры — луны, и новобрачная мысленно обратилась к каждой из них по очереди, благодаря за помощь и прося в дальнейшем не оставить ее своей милостью. Ильтера пообещала себе, что, если им с Дорнаном удастся пережить эту ночь, она принесет жертвы в храмах Отца — Неба и всех трех богинь. А Манниари, покровительница лекарей и трав, получит и золото — если не из королевской казны, то из личных сбережений придворной чародейки.

Дорнан застонал, слегка пошевелился и приоткрыл глаза, но тут же снова смежил веки. Однако даже этого кратковременного взгляда было достаточно, чтобы Ильтера немного успокоилась. Тяжелое забытье сменилось глубоким сном, и призрак смерти уже точно был окончательно изгнан прочь из королевской опочивальни. С трудом поднявшись, чародейка еще раз сходила в купальню, сменив воду в тазу и прихватив новый кусок полотна. Пота уже почти не было, но она еще раз обтерла спящего мужа, прежде чем укрыть одеялом до горла.

Сил уже не осталось даже на то, чтобы забраться на кровать с другой стороны. Ильтера устроилась на полу и положила голову на постель. Она только немножечко посидит, а потом как‑нибудь доберется до брачного ложа, которое сегодня чуть не стало смертным. Наверное, после таких жутких ночек люди и повреждаются рассудком!

Паника отступила, дав место тревожным мыслям. Кто, как и когда мог дать королю смертельный яд? Во время брачного пира они с Дорнаном пили и ели одни и те же блюда, и Ильтера бы непременно почувствовала, если бы они были отравлены. Кровь магов вскипала, чувствуя яды, поэтому считалось, что их невозможно убить с помощью «дурной» пищи или воды. Жар мгновенно подсказал бы чародейке, что ее пытаются убить. Кроме того, если бы Дорнан съел что‑то отравленное на пиру, ему бы стало плохо значительно раньше — яд теймари проявляет себя очень быстро. Значит, это должно было случиться позже.

Что он пил и ел, когда они пришли в спальню? Травяной отвар от простуды… Но Ильтера готова была поклясться, что не перепутала травы — их просто невозможно было спутать! Кроме того, она заваривала горький напиток им обоим и разливала из одного кувшина. Стоящие на столике кубки были одинаковыми, и никто бы не мог заранее сказать, из какого будет пить король, а из какого — королева, так что, если кто‑то хотел их отравить, то для верности смазал бы оба кубка ядовитой настойкой. С другой стороны, если бы теймари оказалась в напитке, Тера бы с легкостью определила травку на вкус. Нет, отрава содержалась в том, что Дорнан съел или выпил в одиночку…

Когда это могло случиться? Он выходил на балкон, но вряд ли там могла быть припрятана еда на случай, если король захочет подкрепиться. На Дворцовой площади праздновали свадьбу и коронацию, но Ильтера сомневалась, что кто‑то из подданных решил попотчевать государя отравой и подкинул ее на балкон. Получалось, что Дорнан никак не мог угоститься ядом, но тем не менее теймари едва его не прикончила. Тера пошевелилась, вытягивая затекшие ноги, и, повернувшись, скользнула взглядом по тазику с водой и плавающим в ней куском полотна.

Вода! Купальня! Ее словно подбросило на месте. Настойка теймари не менее смертельна, если впитается в кожу человека. Она, например, могла быть добавлена в воду или какие‑то принадлежности для мытья. Ильтера припомнила, что, когда она выплескивала воду в окно, ей почудилось, будто порыв ворвавшегося на секунду в купальню ветра принес с собой знакомый сладковатый запах теймари. Тогда она не обратила на это внимания, сочтя, что мерзкий аромат ей мог и почудиться, или же он исходит от кожи Дорнана…

Забыв об усталости, она вскочила и решительно направилась в купальню. Где мог находиться яд? В первую очередь, в одном из приготовленных кувшинов с водой. Ильтера осторожно осмотрела их все и обнюхала в буквальном смысле слова. Нет, в кувшинах теймари не было. Настойкой могли пропитать куски ткани для вытирания — чародейка с опаской перебрала их, включая и использованные. Но слабый запах теймари доносился лишь от одного из них — видимо, им, приняв ванну, вытерся Дорнан. Однако едва уловимый аромат скорее всего появился на ткани от человеческого тела, а не наоборот.

Что еще в купальне могло быть отравленным? Ильтера выпрямилась, остановившись в центре купальни, и задумалась, скользя взглядом по двум большим лоханям — для короля и королевы, — подставкам для чистого полотна и полке с кувшинами, приступочке для прочих мыльных принадлежностей… Стоп! Взгляд сосредоточился, прежде чем усталый мозг среагировал на нечто странное, и чародейка недовольно нахмурилась. На деревянной подставке рядом с лоханью лежал кусок белого мыла, а Тера прекрасно помнила, что мылась душистым розовым бруском, еще восхищаясь его чудесным цветочным ароматом.

Мыло! То, что не только соприкасается с кожей, но обычно бывает втерто в нее. Если при варке добавить в мыльную массу яд, он наверняка отравит человека, решившего помыться. Взяв одно из чистых полотнищ, Ильтера осторожно подхватила белый брусок, поднесла к носу и принюхалась. Так и есть, отчетливый сладковатый запах. Кто‑то не просто сварил отраву, но и не поленился влить ее в мыльный раствор, чтобы потом преподнести невинно выглядящий кусок «белой смерти» в качестве свадебного подарка королю и королеве!

Тера завернула мыло в кусок чистого полотна, вернулась в спальню и, немного поколебавшись, положила на свой сундук. По крайней мере, никто из прислуги не станет влезать в дела чародейки, так что они будут в безопасности. Устало вздохнув, девушка немного походила по комнате, гася свечи, — за окном светлело, и старшая из лун — богинь — красная Элерра — уже почти скрылась за крышами домов, спускаясь за горизонт. Дорнан застонал и заворочался во сне, и Ильтера тут же подскочила к постели с его стороны. К счастью, он уже почти согрелся, да и над верхней губой выступило всего несколько бисеринок пота. Девушка осторожно вытерла его лицо отжатой тряпицей и снова присела рядом на пол, ожидая, не проснется ли он. Но нет, сон Дорнана оставался глубоким, а дыхание стало ровным, да и собственные ощущения говорили Тере, что ее мужу гораздо лучше, чем было ночью.

Сидя на полу, она кинула осторожный взгляд на сверток, лежащий на ее собственном сундуке. С виду безобидный кусок мыла едва не стал причиной большой беды. Этой ночью кто‑то пытался совершить убийство. Вот только кого выбрали настоящей жертвой — короля или королеву? Или, может быть, их обоих? Для кого предназначался «подарок» в купальне? Вряд ли для Ильтеры — ведь убить мага ядом невозможно! Значит, целью неизвестного убийцы или убийц, если это заговор, был Дорнан ан’Койр, милостью небес король Эрнодара.

Каким‑то образом отравитель ухитрился пробраться в купальню уже после того, как вымылась Ильтера, и подменить мыло, чтобы его действие испытал на себе только ее муж. Сколько могло пройти времени, пока она вышла из ванны и легла в постель? Дорнан оказался в купальне через считанные минуты, так что убийца должен был поторопиться. Но как он узнал, что пора производить подмену? Ответ мог быть только один — магия. Как только она обнаружила кусок отравленного мыла, Ильтера почему‑то не сомневалась в том, что в игру снова вступил тот же колдун, который поджег королевский дворец несколько месяцев назад. Он прикончил одного короля, а теперь совершил покушение на другого…

Искать магические следы в купальне было бесполезно: там и так все перенасыщено чародейством Ильтеры, которая то остужала, то нагревала, то выливала воду. Впрочем, кусок мыла вряд ли можно заменить через стену — значит, убийце понадобилось, по крайней мере, войти в комнату. У дверей королевской спальни в первую брачную ночь должен был дежурить сам начальник охраны государя, но Коттар бы не обратил внимания на то, что кто‑то, например, из прислуги входит в соседнюю дверь, особенно если бы этот кто‑то нес стопку полотна для вытирания, или кувшин с водой, или кусок мыла… Скорее Лонк бы подумал, что нерадивый слуга забыл вовремя доставить в купальню все необходимое, а теперь торопится исправить ошибку.

Надо было оторвать себя от пола, выйти за дверь и поговорить с Коттаром, но Ильтера, вздохнув, отказалась от этой мысли. Во — первых, сначала нужно рассказать все, что она надумала, Дорнану — вряд ли новоиспеченный муж и король придет в восторг от лишней инициативы супруги, да и вообще ей надо привыкать посвящать его в свои планы. Во — вторых, не выходить же к страже в ночном платье! А о том, чтобы сейчас переодеться, девушке даже думать не хотелось — руки и ноги налились свинцовой тяжестью усталости, не позволявшей даже пошевелиться лишний раз.

Нет, все это подождет до рассвета. Вздохнув, Ильтера оперлась спиной о кровать, устремив взгляд в окно. Желтая Кверион уже скатилась следом за старшей сестрой, зато зеленая Манниари, казалось, с любопытством заглядывала в королевскую опочивальню перед тем, как скрыться следом за двумя остальными лунами.

— Благодарю тебя! — прошептала Тера, чувствуя, как по лицу покатились слезы. — Не оставь меня и дальше милостью своей!