Венец на двоих (СИ)

Глава 13

— Ваше величество, посол Равианы! — торжественно объявил Октен Дирайли и слегка посоронился, приглашая визитера войти.

Тронный зал мог бы вместить огромное количество просителей, но сегодня в нем находились лишь король, королева, канцлер Эрнодара да почетный гвардейский караул во главе с новым капитаном. Официальное представление послов других государств не терпело суеты и должно было проходить именно в таком камерном порядке. Считалось, что в первый день правления король как бы устанавливает новые правила игры, по которым теперь будут строиться отношения с этими странами. Однако это срабатывало не всегда и не со всеми.

Например, равианскому послу, говоря откровенно, пересмотр отношений точно не грозил. И король, и королева могли с точностью до фразы предсказать, о чем пойдет разговор. Южные границы Эрнодара — как раз те, за которыми располагалась Равиана, — сопредельным королевством считались спорными. Кроме того, у соседей была запрещена магия, считавшаяся противной единственному богу, веру в которого официально разрешали, — Отцу — Небу. Несомненно, посланец попытается как‑то нажать на только что коронованного государя и выклянчить или немного земли (желательно поближе к богатому месторождению, чтобы как‑нибудь потом под шумок наложить лапу и на него), или некое притеснение чародеев в Эрнодаре. Вряд ли стоит надеяться, что Мейгон Айес — посол, уже два десятка лет представляющий в соседнем государстве Равиану, придумает что‑нибудь принципиально новое.

Борьба за приграничные территории шла в основном из‑за крупного кейнтарового месторождения, расположенного как раз на спорных землях. Вплавленная в обычный доспех или медальон пластина кейнтара защитила бы своего владельца от любого колдовского воздействия. Для Равианы, где чародеи считались вне закона, вопрос был принципиален, но и Эрнодар не желал уступать ни ладони своей земли. Месторождения кейнтара имелись также во владениях рыцарского ордена Тейллер и далеко на западе. Но такого крупного, как на болотистой южной границе Эрнодара, не было больше нигде. Оно считалось неотъемлемой собственностью короны, а стоил кейнтар баснословно дорого, поэтому ничего удивительного, что за пограничные территории страны — соседи воевали веками.

Ильтера, сидящая на троне королевы, который традиционно располагался чуть сзади и слева трона короля, в тяжелой церемониальной одежде, расшитой драгоценными камнями, негромко вздохнула. Самой себе она сейчас напоминала стеклянную побрякушку, выставленную на витрине какой‑нибудь уличной лавочки для привлечения клиентов. К счастью, так украшаться не придется слишком часто: она помнила, что Майрит надевал парадный костюм лишь во время парадов и официальных праздников. После церемонии представления послов можно будет переодеться в менее помпезное облачение, снять тиару королевы и расплести волосы, уложенные в высокую тугую прическу. Кроме того, она сможет вернуться в свой — по крайней мере, до тех пор, пока не назначен новый придворный маг! — кабинет и заняться текущими делами.

Дворец уже зажил обычной жизнью — для всех, кроме Коттара Лонка, ночь прошла без последствий. После посещения комнат стражи Тера поднялась к слугам, чтобы помочь Соре Талит, но вскоре убедилась, что распорядительница в ее участии не нуждается. Пожилая женщина, вежливо присев в реверансе перед королевой, вполне твердо заявила, что все вверенные ее попечению слуги уже пробудились, и лекари никому не требуются. Ильтера мысленно пометила для себя, что нужно бы приготовить какой‑нибудь бодрящий отвар и прислать на стол для слуг к обеду, чтобы даже те, кто вчера слегка перебрал, не нарвались на излишнюю строгость госпожи Талит.

Смотрительница дворца не преминула прислать в королевскую опочивальню двух служанок, которые помогли Ильтере облачиться в церемониальную одежду и уложили волосы. В их глазах читалось явное разочарование тем, что они не поспели к пробуждению новобрачных, хотя Тера твердо заявила, что переодеваться из ночного платья в дневное она будет без посторонней помощи. К постели их тоже не допустили — королевское ложе убирала лично госпожа Талит, и чародейка почувствовала облегчение: она точно не станет распространять слухи по поводу того, девицей ли вышла замуж новоиспеченная супруга правителя Эрнодара.

Дорнану в помощь тоже прислали двоих слуг, но он категорически отказался от подмоги в процессе облачения, заслужив недоуменные взгляды отосланных прочь парней и сдержанно — сердитый — Соры Талит. Видимо, не желая видеть укоризненное выражение ее глаз, он поспешно ретировался из супружеских покоев, пробормотав что‑то про срочные дела. Зато Ильтере отговориться было нечем, да она и не справилась бы в одиночку ни с прической, ни с увесистым королевским церемониальным плащом, на плечах казавшимся потяжелее иных боевых доспехов. По крайней мере, ею распорядительница дворца осталась довольна.

Тера прекрасно знала большинство необходимых церемоний, но раньше если и участвовала в них, то не в полной мере. От придворного мага не требовалось никаких особенных действий, да и к костюмам девицы Морн никто особенно не приглядывался. Зато теперь она стала не просто одним из элементов придворной жизни, а своеобразным «лицом» Эрнодара, и за нее манерой одеваться, говорить, вздыхать, ходить и вообще вести себя будут пристальнейшим образом наблюдать не только внутри государства, но и за его пределами.

…Интересно, осмелится ли Айес потребовать что‑то сделать с магами, учитывая, что теперь на эрнодарском троне сидит чародейка? И попросит ли традиционных «кейнтаровых» уступок? Этот долговязый унылый мужчина и раньше наводил на Теру тоску, бросая на нее недоуменно — сердитые взгляды, а теперь, наверное, и вовсе превратится в кипящий котел негодования. Подумать только: при выборе супруги эрнодарский король не посоветовался с равианцами, которые не приветствуют магию! Какая наглость! Наверное, южные соседи серьезно обижены таким непредсказуемым поворотом событий…

— Доброго здоровья вашему величеству и ее величеству! — заскрипел, едва оказавшись напротив Дорнана, высоченный, худой и чрезвычайно мрачный посол. — Государь Равианы счастлив, что может с моей помощью приветствовать собрата своего из Эрнодара!

— Мы с супругой также желаем собрату нашему здравствовать и править своей страной долгие годы, — вежливо ответил Дорнан. — Господин Айес, я рад приветствовать также и тебя и надеюсь, что наше союзничество будет не менее плодотворно, нежели твой государь находил его с Майритом ан’Койром.

Мейгона ощутимо перекосило, и Ильтера с трудом сдержала смешок. Его величество милостью небес король Эрнодара с первых же слов ясно дал понять, что не собирается кардинально менять политику своего отца, с помощью пограничных Домов постепенно отжимавшего равианцев все дальше и дальше от спорных территорий. Помимо «принципиального» месторождения, вопрос состоял и в другом. На границе в традициях рожать много детей, не то что в столице. Дома там многочисленны, хотя зачастую и не имеют большого влияния при дворе. Их дело — война и обеспечение безопасности государства, а дело короля — предоставить им побольше земли для детей, зятьев и племянников. Майрит весьма успешно проводил такую политику в течение многих лет, и Дорнан совершенно прав, что не собирается ничего менять в этой области. Сколько бы равианцы ни слали поздравлений и пожеланий доброго здоровья и счастливого многолетнего правления, они не преминут оттяпать драгоценный кусок чужой территории, на которой и так неспокойно.

Айес вздохнул и заговорил, и королева, пару секунд послушав, с чистой совестью задумалась о своем. Мейгон был большим мастером слова и мог болтать часами (Ильтера подозревала, что именно ему остальные послы обязаны свежей традицией не предоставлять гостям стульев на официальных церемониях: Майрит, наверное, надеялся, что стоя равианец будет говорить поменьше, но она не была уверена, что это сработало). С первой же фразы о том, насколько древние традиции союзничества связывают их государства, чародейка поняла, что парой часов, как они с Дорнаном надеялись, представление послов не обойдется.

Неизвестно, знал ли Айес о том, что случилось ночью во дворце (у Теры теперь не было возможности оказаться в курсе столичных слухов), но по тому, что почетный караул гвардейцев возглавлял не Коттар Лонк, а доселе почти никому не известный Мортон Дигс, щеголявший свежими капитанскими нашивками, можно было догадаться, что не все в порядке. Скосив глаза, Ильтера увидела бывшего сержанта, неожиданно получившего высокое и почетное назначение, во главе усиленной стражи, которую он счел необходимым предоставить королю. Дигс выглядел так, словно до сих пор не мог поверить в происходящее, однако со своими обязанностями вполне справился: слегка опешившие от карьерного скачка коллеги гвардейцы тем не менее ему охотно повиновались.

Тера посмотрела на своего мужа, молча слушающего речи равианского посла. Она и не ожидала, что Дорнан так хорошо разбирается в людях. Учитывая, как его милая подруга Даллара докучала Майриту и как он сам заочно ненавидел некую незнакомую девицу Морн, чародейка не могла рассчитывать, что в этом деле король проявит такую сноровку. Если бы у нее спросили, кого можно поставить на место Коттара Лонка, она бы, не задумываясь, назвала имя сержанта Дигса — безупречно преданного и фанатично исполнительного человека, который действительно готов будет отдать за правителя собственную жизнь, если это потребуется, однако не полезет на рожон и трижды просчитает все опасные ситуации, в полной мере выполняя свои обязанности. Нечего и сомневаться, что при нем королевская гвардия будет ходить по струнке! Не то чтобы он действительно мог заменить старого начальника охраны, однако это был единственно верный выбор из имеющихся…

Коттара вообще никто и никогда не заменит. Ильтера почувствовала, как к глазам подступают слезы, и сделала несколько глубоких вдохов — не хватает еще зарыдать прямо в тронном зале! Она слишком устала и вымоталась за ночь, чтобы, когда Дорнан вынул Лонка из петли, сразу осознать потерю. А потом Тера запретила себе чувствовать, отключила эмоции и стала рассуждать — это было необходимо, поскольку, кажется, во дворце кто‑то начал играть и против короля, и против королевы, при этом не заботясь о том, сколько людей погибнет, пока удастся сладить с этой живучей парочкой. Упасть рядом с мертвецом и забиться в истерике, трагически заламывая руки, она всегда успеет. В комнатах стражи не должно было показаться, что новобрачная чета правителей растеряна не меньше прочих — им с Дорнаном приходилось сдерживать себя, хотя Тера не сомневалась, что он переживает так же, как и она.

Вернувшись в королевские апартаменты, она послала вызовы нескольким знакомым лекарям и Джесале Блареру с просьбой отправить во дворец жрецов. Потом на всякий случай известила жриц Элерры, Кверион и Манниари — к стыду своему, она не имела ни малейшего понятия, кого из эрнодарского пантеона больше почитал Коттар Лонк, поэтому решила, что на его погребении нужно будет почтить всех четверых: и Отца — Небо, и трех его дочерей. Через некоторое время Мортон Дигс прислал гвардейца с известием, что трое лекарей констатировали смерть бывшего начальника королевской охраны от прекращения дыхания (как будто и так невозможно понять, по какой причине умер Лонк!), жрецы Отца — Неба забрали тело, чтобы подготовить его к погребению, а жрицы остались помолиться вместе со стражей.

— Родственников у Коттара нет, — сглотнув, произнес Дорнан, отводя глаза. — Хоронить его придется нам.

Ильтера согласно кивнула, чувствуя, как к горлу подкатил комок. Только после того, как лекари объявили о смерти, а жрецы забрали то, что осталось от Коттара Лонка, она неожиданно осознала необратимость происходящего. Даже смерть Майрита не накрыла ее так резко — сорок дней поддерживая жизнь в его обожженном страдающем теле, Тера знала, что не сможет долго сражаться с голосами предков, уже зовущих короля ан’Койра присоединиться к ним за пиршественным столом Отца — Неба. Когда он ушел, она страдала, но не испытала потрясения. Что же касалось Коттара, то тут все было наоборот…

Сколько она помнила свою жизнь при дворе, Лонк всегда казался ее неотъемлемой частью. Первые несколько дней после того, как Майрит ан’Койр спас «лесную девочку» и привез в столицу, она откровенно боялась главы телохранителей, выглядевшего излишне мрачным и суровым. Этот высокий и широкоплечий мужчина, в волосах которого тогда серебрились лишь редкие нити седины, пугал Ильтеру своей молчаливой неприступностью. Однако через две недели она услышала, как капитан Лонк выговаривает какому‑то мальчишке во дворе, что если он услышит в адрес королевской воспитанницы хоть одно бранное слово, то прикажет гвардейцам не только отловить, но и выпороть виновного, а потом еще и отцу его поведает, за что маленький негодяй впал в немилость. После этого Теру Морн ни разу не задевали ни во дворце, ни на улицах Эрнодара. Лишь через много лет она узнала, что во время ее вылазок в город Коттар втихомолку приставлял к ней переодетого в обычную одежду гвардейца, в обязанности которого входило присматривать за девочкой и оберегать ее, если в том возникнет необходимость.

Свой долг преданный Коттар распространял не только на Майрита, но и на всех, кто был к нему приближен, поэтому Ильтера и не сомневалась, что у Дорнана тоже должны сохраниться самые теплые воспоминания о старом телохранителе. В последние годы Лонк постепенно стал сдавать и не раз наведывался к придворной чародейке, чтобы, смущаясь, попросить у нее какое‑нибудь средство для резкости зрения или от бессонницы. Майрит это прекрасно знал, но не собирался выгонять Коттара, пока тот сам не попросится в отставку. Ильтера полагала, что даже после этого бывший глава телохранителей останется при дворе — ведь своей семьей он так и не обзавелся, посвятив жизнь королю.

Коттар стал первым человеком, тренировавшим Ильтеру для боевых действий. В его присутствии она взяла в руки меч, который тут же вылетел из ее руки, и Лонк сурово выговорил королевской воспитаннице, что она, похоже, не запомнила ни слова из тех инструкций, которые он лично ей давал. По правде говоря, Майрит не был в восторге от того, что Тера научится драться, рассуждая о том, что даже пограничные маги редко вступают в рукопашную схватку, лишь чародейством поддерживая свои войска. Однако девушка настаивала, и Коттар взялся научить ее владеть оружием хотя бы так, чтобы она «не отрезала себе ноги, а окружающим — головы, если ей вдруг вздумается схватиться за меч». Конечно, мастером клинка Ильтера не стала, но биться могла вполне сносно и справедливо считала, что этим умением обязана исключительно Коттару Лонку.

Даже тогда, когда она сидела у постели умирающего Майрита, а глава дворцовой гвардии, мучаясь от осознания того, что не спас короля, день за днем твердил монотонные оправдания, он казался незыблемым и вечным. Ильтера готова была поклясться: что бы ни случилось, рядом с ней окажется Коттар Лонк, на плечо которого всегда можно опереться. И когда они затеяли расследование пожара во дворце и погиб один из людей, работавших на Лонка, по — прежнему никто не ожидал, что сам он может стать следующей жертвой. Ну кому понадобится убивать главу телохранителей, за много лет заслужившего лишь искреннюю благодарность, но не чины, звания, большой вес при дворе или высокие награды? Да никому!

Однако кто‑то все же убил Коттара Лонка. В ту же ночь, когда покушались и на короля. Сначала Ильтера не сомневалась в том, что смерть старого служаки и попытка убить Дорнана взаимосвязаны. До того самого момента, пока закрутившийся в неожиданно свалившихся на его голову делах Мортон Дигс не прислал к ней еще одного гвардейца, который сообщил, что накануне уже во время празднования Коттар получил какое‑то важное послание, которое прочел и велел отнести в кабинет придворной чародейки. По нескольким словам сержант понял, что в письме речь идет о неком пожаре. Коттар собирался сообщить о нем на следующее утро, уже королеве Эрнодара, справедливо рассудив, что в день свадьбы и коронации чете новобрачных будет не до него.

Едва узнав об этом, Тера выкроила несколько драгоценных минут на то, чтобы заскочить в кабинет перед приемом послов. Но на своем столе она обнаружила только горстку пепла, как будто там что‑то сгорело. Однако она не сомневалась, что Мортон Дигс, накануне принесший письмо, поклянется всем, что ему дорого, что оно было оставлено на столе, и у нее не было причин усомниться в исполнительности бывшего сержанта. Именно это послание заставило Ильтеру задуматься: действительно ли покушение на Дорнана и гибель Коттара связаны? К первому, как она была уверена, причастно семейство Игрен — несмотря на то, что его величество упорно подыскивал рациональное объяснение действиям бывшей любовницы, Тера была уверена, что Даллара замешана в историю с теймари по самые плечи! Что же касается убийства Коттара… Возможно, маг, устроивший пожар во дворце, понял, что глава гвардейцев слишком быстро идет по его следу? Для чего убили Лонка: чтобы подставить королеву, якобы уничтожившую в одну ночь и короля, и верного телохранителя, пытавшегося ей помешать; или чтобы избавиться от чересчур проворной ищейки, вплотную приблизившейся к человеку, повинному в смерти предыдущего государя, Майрита ан’Койра?

Ей ужасно хотелось рассказать о письме Дорнану — фактически единственному человеку в столице и во дворце, которому Ильтера могла полностью доверять, но до приема она не успела — и так влетела в тронный зал, когда его величество уже разместился на высоком троне и сердито рыкнул на жену, что не годится в первый же день правления заставлять послов ждать. В результате, разместившись у него за спиной, Тера размышляла в одиночестве, терпеливо ожидая, когда долгий прием закончится, и стараясь не заснуть под монотонную речь Мейгона Айеса.

В любом случае, кто бы ни был убийца Коттара, это кто‑то из своих. Лонк доверял ему настолько, чтобы подпустить к себе близко и тем самым фактически дать себя убить. Значит, даже после прочтения послания, в котором содержались какие‑то сведения по поводу пожара, Коттар ни в чем не заподозрил этого человека. Он настолько хорошо маскируется, или главе гвардейцев просто в голову не пришло, что его могут так предать? Еще несколько часов назад Ильтера сказала бы, что во дворце она доверяет не только своему мужу, но и прислуге, и гвардии — и сонное зелье, и смертоносный отвар теймари вполне мог принести кто‑то со стороны, один из придворных или какой‑нибудь случайный поваренок, нанятый на время королевских торжеств, заглянувший в кухню с черной лестницы. Но убить Коттара, да еще так, что он, похоже, не сопротивлялся, чужак не мог. Значит, кто бы он ни был, во дворце его считали «своим».

Вообще самыми подозрительными Ильтера назвала бы себя и Дорнана. Их обоих Лонк бы со спокойной душой оставил у себя за спиной. Но как раз они вдвоем всю ночь провели в королевской опочивальне, и в этом чародейка в отличие от мужа, который был в беспамятстве, могла поклясться перед лицом Отца — Неба и всех трех богинь. Получается, что Коттар еще кому‑то безгранично доверял. Кому‑то из слуг? Своим заместителям? Каким‑нибудь приятелям, пришедшим к нему отпраздновать коронацию и свадьбу? В последнее верилось с трудом: Тера не могла припомнить ни одного случая, чтобы она видела Лонка хоть с кем‑то вне дворца. Да и сильно сомнительно, что в такой ответственный момент, когда он лично возглавлял караул за дверью королевских апартаментов, Коттар отправился бы с кем‑то праздновать событие любой значимости и масштаба.

Здесь таилась и еще одна странность. По словам гвардейцев, накануне Лонк, возвращаясь в кабинет, заявил им, что на этот вечер все, кроме тех, кто назначен в караул, получают королевский приказ выпить вина и повеселиться от души. Затем он вроде бы сказал, что и почетная стража, которой предстоит нести службу, тоже может пропустить по стаканчику. Естественно, этим прекрасным предложением не преминули воспользоваться, не особенно размышляя над тем, за что на них свалилась такая неожиданная милость небес.

Если задуматься, это было совершенно не похоже на Коттара, который предпочитал держать подчиненных в подобающей суровости и никогда не давал им поблажек и послаблений. Кроме того, он лично снял караул от дверей королевской опочивальни, мотивировав это приказом правителей. Оба гвардейца, стоявшие на страже, когда Тера и Дорнан удалились в спальню, утром испуганно твердили, что именно Коттар приказал им покинуть пост, сказав, что вот — вот придет смена, которую дожидаться не обязательно. А вторую пару охранников попросту никто не позвал в караул, хотя потом Лонк вернулся к себе в кабинет.

Что случилось с Коттаром накануне? Ильтера слегка нахмурилась собственным мыслям. Все это абсолютно не походило на поведение того человека, которого она знала много лет! Лонк ни за что на свете не оставил бы королевские апартаменты без охраны, а его подчиненные не осмелились бы покинуть пост без прямого приказа начальника. Почему Коттар не сменил стражу? Почему во всеуслышание заявил, что король приказал — именно так, приказал! — гвардейцам праздновать, если Дорнан такого распоряжения не отдавал? От кого, кроме ан’Койра, он мог получить такой приказ и почему послушался?

Что произошло за то недолгое время, пока он спускался в комнаты охраны, если он забыл послать пост в почетный караул? Если бы Лонк не смог растолкать заснувших от вина стражников, то, по крайней мере, отправился бы к королевской опочивальне сам и скорее всего поднял бы тревогу по поводу резко повысившейся сонливости во вверенном ему подразделении. Однако, похоже, вместо этого Коттар преспокойно уселся за стол и принялся составлять поименный список следующих караулов, пока некто неизвестный не заявился к нему и не убил, спокойно зайдя за спину старого бойца… Все это смахивало на бред воспаленного рассудка, и Тера на секунду задалась мыслью, не свихнулась ли она после напряжения вчерашнего дня и последовавшей за ним безумной ночки…

За спиной довольно громко откашлялся Мортон Дигс, и Ильтера очнулась от размышлений. В тронном зале стояла тишина, Мейгон Айес выжидающе смотрел на королеву, да и король вполоборота повернулся к супруге, а в его голубых глазах плескалось раздражение. Кажется, от нее ожидали какой‑то реакции, но Ильтера понятия не имела, о чем шла речь, пока она прикидывала, кто мог убить Коттара Лонка. Может, Айес потребовал что‑то сделать с магами, а Дорнан заявил, что об этом лучше переговорить с его женой? Или говорили об одном из приграничных Домов, в которых Тера разбиралась лучше, чем кто‑либо, и решили обратиться к ее мнению? Она судорожно сглотнула, пытаясь сообразить, как выпутаться из сложной ситуации.

— Господин посол прощается, — шепнули сзади. — Желает здравствовать и долгих лет жизни, просит позволения удалиться.

Мило улыбнувшись, Ильтера слегка наклонила голову, и Мейгон Айес, отвесив затейливый поклон по равианской моде, тут же направился к выходу. Ну да, конечно, теперь придворный этикет требует, чтобы разрешение уйти давали и король, и королева! Надо взять себя в руки и, по крайней мере, внимательно выслушать следующего посла.

— Спасибо, капитан, — пробормотала чародейка. — Очень своевременная получилась реплика.

— И в следующий раз говори потише! — вполголоса раздраженно рявкнул Дорнан, отворачиваясь от Ильтеры. — Надеюсь, Айес, по крайней мере, не слышал, а то еще решит, что у королевы открылась избирательная глухота — она не воспринимает, что говорит человек, стоящий напротив нее!

— В отличие от тебя я слушала этого зануду столько раз, что могу слово в слово пересказать все, что он скажет, — парировала задетая Ильтера. — За двадцать лет он не придумал ничего нового. Если бы ты…

Окончание фразы она успела благоразумно «проглотить», глядя на окаменевшую на подлокотнике трона руку мужа. «Если бы ты все это время не отсутствовал, а был рядом с отцом, то и сам бы все это знал…» — вряд ли ей стоило высказывать подобные мысли. От них недалеко и от ответного упрека: если бы не Тера Морн, Дорнан ан’Койр, безусловно, вернулся бы в Эрнодар гораздо раньше. Мало того — страже уж, во всяком случае, не годилось слушать перебранку новобрачных короля и королевы. Но прежде чем она успела извиниться, Октен Дирайли сообщил о том, что следующим их посетит посол Довгари.

Тейли Кирш был невысоким и слегка полноватым, а кроме того, почти всегда улыбался, причем у него это получалось на удивление искренне, и всегда хотелось улыбнуться в ответ. Ильтере он нравился еще и тем, что с воспитанницей Майрита обращался подчеркнуто вежливо, не делая разницы между ней и другими придворными дамами. Хотя она неоднократно давала понять, что не имеет ничего общего с Далларой Игрен и прочими экс — фрейлинами погибшей королевы, отиравшимися вокруг эрнодарского трона, уважение Тейли ей все же было приятно. Некоторое время назад он, кажется, даже пытался слегка ухаживать за придворной чародейкой, хотя Тера могла и ошибаться: уж больно завуалированно действовал довгариец. Но общаться с ним тем не менее было приятно, да и никаких трений с западным соседом у короля ан’Койра не было, так что и с послом Довгари Майрит был почти дружен — насколько это вообще возможно для правителя.

Едва оказавшись в тронном зале, Тейли тут же рассыпался в многословных пожеланиях долгих лет жизни и счастья в браке, адресованных королю и королеве. Он говорил не столько от имени довгарийского государя, сколько от себя, во все реплики внося нотку искренней личной заинтересованности. В отличие от занудного Айеса Кирш умел говорить так, чтобы его слушали не только по обязанности или необходимости. Во время поздравлений даже раздраженный Дорнан немного оттаял — во всяком случае, его рука и плечо, видные Ильтере с ее места, перестали напоминать вырезанные из камня элементы тронного украшения.

— Мы с супругой также желаем долгих лет жизни и удачного правления нашему собрату — государю Довгари, — тепло произнес ан’Койр, когда Тейли Кирш, наконец, завершил длительное вступление. — Кроме того, мы искренне надеемся, что отношения наших стран будут с годами становиться все ближе и теплей.

— Непременно, ваше величество, непременно! — радостно воскликнул посол и, казалось, с трудом удержался от соблазна пробежать до трона и заключить собеседника в объятия, но тут же лицо его приобрело скорбное выражение. — Я также уполномочен принести вашему величеству соболезнования по поводу безвременной кончины короля Майрита ан’Койра.

— Благодарю, господин посол, — ладонь Дорнана на подлокотнике слегка дрогнула. — Как я помню, мы уже виделись, и я слышал, что ты весьма тепло отзываешься об отце.

— Прошу прощения, что вынужден напомнить о столь малоприятном для вас визите, — Тейли поклонился, — но тогда я мог говорить лишь за себя, а теперь представляю свою державу. Надеюсь, мои слова не оскорбили ваше величество?

— Ни в коей мере, лорд Кирш, — Дорнан слегка склонил голову в ответ на вежливость довгарийца. — Напротив, я склонен воспринимать их как начало долгого и приятного сотрудничества, логичным образом продолжающего союзные отношения, заложенные государем Довгари и Майритом ан’Койром.

— Мне тоже хотелось бы надеяться, что все будет именно так, — улыбнувшись, проговорил Тейли Кирш. — Еще раз благодарю ваше величество за то, что уделили время моей скромной персоне, и не смею задерживать вас дольше. Желаю здравствовать вам обоим и прошу позволения удалиться!

Два милостивых кивка отпустили посла Довгари, и он с поклоном вышел, напоследок еще раз пожелав счастья в правлении и в браке. На этот раз Ильтера ничем не заслужила неодобрения мужа, поэтому следующих посланцев он встретил уже без раздражения.

Юго — западный сосед — король Паданонга устами своего посла довольно кратко заверил в неизменном почтении к эрнодарскому королю. Найир Тенна, присланный ко двору Майрита ан’Койра около двух лет назад, пока был для Ильтеры загадкой — она не успела ни толком пообщаться с ним, ни узнать, чего он хочет. Вроде бы в Паданонге у Эрнодара особых политических интересов не было, что считалось вполне взаимным. Майрит не уделял особого внимания соседям, которые едва соприкасались границами с его государством, но Тера всегда считала, что это не совсем верно — ведь правильно заключенный альянс мог бы хорошо послужить в дальнейшем. Однако она как раньше не влияла на эрнодарскую политику, так не собиралась делать этого и сейчас, несмотря на обретенный королевский статус. Пусть лучше Дорнан сам решает, нужно ли ему что‑то от Паданонга или нет.

Пока Тенна в довольно красивых, но суховатых выражениях говорил о том, сколько счастлив его король приветствовать на троне сопредельного государства Дорнана и Ильтеру, ан’Койр спокойно слушал его, в нужное время подавая реплики с благодарностью. Однако, когда посол попросил разрешения удалиться, чародейке показалось, что в воздухе повисла какая‑то недосказанность. Найир Тенна вообще выглядел как волкодав, осторожно принюхивающийся к новой миске. Казалось, и Дорнан тоже приглядывался к собеседнику, хотя их разговор и длился без заминок и долгих пауз. В общем, на этот раз Ильтера кивала, разрешая послу уйти, без особого желания. Недосказанности она не любила — как правило, то, о чем умалчивают на официальных приемах, не будучи вовремя доведенным до сведения заинтересованных лиц, приводит к неприятностям.

Затем королю и королеве представились послы еще нескольких стран, расположенных довольно далеко от Эрнодара. Дорнан был со всеми неизменно вежлив, однако по — настоящему, кажется, обрадовался только Ксанте Бойну — послу Таэкона. Общих границ с Эрнодаром у них не было, однако именно в этом государстве располагался рыцарский орден Тейллер, в котором ан’Койр провел больше половины жизни. Бойн в обычной своей сдержанной манере заявил, что счастлив видеть на троне истинного рыцаря. Кажется, по внутренней иерархии ордена он стоял на ступень выше Дорнана. Тера едва удержалась, чтобы не фыркнуть, увидев, как довольно распрямился ее муж. Надо же: стал королем — и по — детски искренне радуется похвале какого‑то посла только потому, что тот относится к рыцарскому ордену и происходит из страны где Тейллер считается «государством в государстве», не зависящим от Таэкона! Что тут говорить: мальчишки — всегда мальчишки, даже если им уже перевалило за сорок!

Ильтера уже устала торчать на троне в тяжелой церемониальной одежде и выдавливать из себя улыбки и кивки, едва послы просили разрешения удалиться, когда прием, казавшийся бесконечным, наконец, завершился. Октен Дирайли торжественно объявил, что послы всех государств явились представляться в тронный зал нового короля, так что последние формальности были улажены: другие государства официально и безоговорочно признали за Дорнаном ан’Койром право занимать место правителя после своего отца. Не то чтобы в этом кто‑то сомневался, но после вчерашнего Клятвенного постамента Ильтера ожидала уже чего угодно, поэтому происходящее восприняла с облегчением.

Едва их оставили в покое (можно было бы сказать, что они оказались наедине, если бы не усиленный гвардейский караул, застывший неподалеку), король обернулся к жене, слегка приподняв бровь.

— Ну и чем ты занималась, пока я выслушивал всю эту толпу любителей лести и устрашающе глубокомысленных речей? — поинтересовался он скорее устало, чем раздраженно. — Или ты специально заставила Айеса подождать, чтобы подчеркнуть свою значимость?

— Свою значимость? — хорошее настроение у Теры мигом пропало, в тоне прозвучали холодные нотки. — У меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто я задумалась.

— Ну разумеется, — проворчал Дорнан, вставая с трона и снимая королевскую тиару. — Лучшего места и времени для раздумий у тебя, видимо, не нашлось.

— Этой ночью убили человека, который был моим другом, — каменным голосом произнесла чародейка. — Если ваше величество позволит мне удалиться, я…

— Прости, — в его глазах действительно мелькнула тень раскаяния, или ей показалось? — Я понимаю, как тебе тяжело, и мне тоже трудно, но мы должны быть сильнее обстоятельств.

Неожиданно для самой себя Тера всхлипнула и тут же стиснула зубы и чуть прикрыла глаза, стараясь прийти в чувство. Нет, она больше не собирается плакать при своем муже! Один раз уже разрыдалась у него на груди — этого более чем достаточно! Чародейка почувствовала движение перед собой и, открыв глаза, увидела Дорнана совсем близко. Но, когда он протянул ей руку, лишь раздраженно дернула плечом и сама поднялась с трона, несмотря на то, что церемониальный плащ казался еще тяжелее, чем несколько часов назад, когда она в него облачилась. Нечего демонстрировать свою слабость — это уж точно никому и ничем не поможет! В конце концов, она придворный маг, да еще и дочь Орвина Морна, ухитрившаяся выжить после того, что сотворил ее отец, а не какая‑нибудь трепетная и нервная девица — вчерашняя фрейлина, только и мечтающая упасть в обморок или не к месту разразиться судорожными слезами!

— Сильнее обстоятельств, — глубоко вздохнув, повторила она, осторожно делая шаг в сторону, чтобы обойти мужа. — Разумеется. Это я должна извиниться перед тобой: чуть не сорвала прием, да еще и оправдание придумала глупое! Весьма неподходящее поведение для королевы, как мне кажется! Должно быть…

— Хватит! — слово упало резко и отрывисто, заставив Ильтеру судорожно сглотнуть и приготовленные реплики, и накатившую обиду.

Она подняла взгляд на мужа. Дорнан казался спокойным, но в глубине его ярких глаз, похожих на две прозрачные льдинки, плескалось что‑то странное. В следующий миг он снова оказался рядом с ней и молча обнял Теру, крепко прижав ее к себе. Задохнувшись от неожиданности, она вздрогнула и в первое мгновение едва не оттолкнула его, но, похоже, это не возымело бы никакого эффекта — чародейка словно очутилась в стальных тисках. А потом теплая ладонь Дорнана осторожно погладила ее затылок, и девушка поняла, что все‑таки плачет. Рыдает, уткнувшись лицом в широкую мужскую грудь, пока король Эрнодара бормочет ей на ухо что‑то невнятное и успокаивающее, почти нежно проводя рукой по волосам, заботливо уложенным служанками в сложную пирамиду…

Ильтера не знала, сколько они так простояли, пока поток ее слез не иссяк. Она оплакивала не только Коттара, погибшего прошлой ночью, но все, что когда‑то имела и потеряла: неизвестную мать, умершую родами; бабушку, оставившую ее выживать в лесу; Майрита ан’Койра, ставшего для нее не просто другом, но почти отцом; свою свободу, оставленную ради навязанного брака, возможность поступать так, как хочется, и прежнюю жизнь, казавшуюся такой легкой по сравнению с нынешней. Ильтера Морн крайне редко позволяла себе плакать, торопясь выживать, но неожиданно обрушившиеся на нее испытания, горечь потерь и обиды сегодня оказались слишком тяжелыми, чтобы перенести их с улыбкой на лице. В прошлый раз причиной ее слез стал страх, сменившийся облегчением, теперь — боль потери, показавшаяся неожиданно острой, потому что впервые с момента смерти Майрита она почувствовала себя в безопасности в стальных объятиях собственного мужа.

Король оказался терпелив и достойно перенес долгие рыдания у себя на груди, как, впрочем, и в прошлый раз. Когда Тера, всхлипнув, отстранилась, он так же спокойно отпустил ее, как будто ничего и не случилось. Достав из‑за рукава носовой платок, она отвернулась и принялась вытирать глаза, испытывая одновременно стыд и облегчение. Вытянувшиеся неподалеку гвардейцы старательно таращились в противоположную стену, делая вид, что внезапно оглохли и ослепли, причем особенно в этом преуспел капитан Дигс. Можно было и не сомневаться, что вечером он на всякий случай проведет со своими подчиненными беседу о том, что все происходящее между королем и королевой должно оставаться навсегда в строжайшей тайне.

Дорнан ан’Койр стоял у Теры за плечом и, кажется, не собирался двигаться с места. Осторожно промокнув чистым платком глаза, чародейка повернулась к нему, почти готовая вызовом ответить на любую насмешку.

— Ну, и до чего же додумалась моя умная жена, пока старый зануда Айес пытался изобрести какой‑нибудь особенно изощренный способ заставить меня отказаться от куска приграничной земли? — тепло улыбнувшись, поинтересовался Дорнан. — Он, кстати, специально заготовил приветственную речь подлиннее или всегда так много говорит? Если последнее, то, кажется, мне тоже нужно научиться уходить в собственные мысли во время чужого бормотания, при этом выглядя сосредоточенным и внимательным.

— Всегда, — подтвердила Ильтера и неожиданно для себя хихикнула. — Майрит говорил, что Айеса надо бы приставлять к малолетним детям, потому что от его речей неизменно клонит в сон.

— Это было бы, пожалуй, наилучшим решением. Хорошенькое мне досталось наследство! — прокомментировал Дорнан. — Может, направить через нашего посла равианскому королю требование заменить посла на какого‑нибудь более… м — м-м… приятного в общении человека?

— Как бы хуже не стало! — озабоченно заметила чародейка. — Во всяком случае, я не припомню, чтобы хоть кто‑то из равианцев был приятен в общении.

— Ну, раз ты так считаешь, то не будем искушать судьбу, — покорно согласился король. — И все‑таки, о чем ты думала?

Вздохнув, Ильтера кратко рассказала ему о том, что Коттар накануне получил письмо, которое собирался показать ей (и, наверняка, Дорнану тоже) и распорядился отнести на стол в ее кабинет. Но послание, к сожалению, не дождалось королевы — кто‑то его сжег, причем скорее всего опять же магическим способом, поскольку стол под бумагой огонь не затронул. Пересказывая все это, она ловила себя на том, что ситуация нравится ей все меньше и меньше. Какой‑то незнакомый маг, прямо у нее под боком проворачивающий свои гнусные делишки, — как такое вообще возможно?!

— Так письмо уничтожено? — переспросил Дорнан, мрачнея. — И ты думаешь, что оно могло стать поводом для гибели Коттара?

— Я уже не знаю, что и думать, — призналась девушка. — Все как‑то накладывается одно на другое: и прошлая ночь, — она покосилась в сторону гвардейцев и Дигса, явно прислушивающегося к разговору, и не стала уточнять, что имеет в виду, — и неожиданная гибель Коттара, и это письмо. Я уже не знаю, что с чем связано и к чему относится.

Мортон Дигс снова громко кашлянул, и король, слушавший жену, повернулся к нему с плохо скрытым раздражением.

— Капитан Дигс, если ты болен, то можешь обратиться к… ее величеству, она большая мастерица по части травяных отваров для лечения простуды, — хмуро посоветовал он. — Ты так ужасно кашляешь, что у меня прямо сердце разрывается!

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но это важно, ваше величество, — вчерашний сержант выглядел так, словно после всего, что с ним произошло, ему уже ничего не страшно, даже королевский гнев. — В моем кабинете сейчас находится лекарь…

— О, так ты действительно плохо себя чувствуешь? — тут же сменил гнев на милость Дорнан, и в его голосе зазвучали нотки искреннего беспокойства. — Если тебе нужно несколько дней, чтобы выздороветь и привести себя в порядок, то можешь считать себя свободным, только перепоручи обязанности командира охраны кому‑нибудь из своих людей.

— Благодарю, ваше величество, я вполне здоров, — отчеканил Дигс. — Лекарь, ожидающий в моем кабинете, — один из тех, кто пришел засвидетельствовать смерть капитана Лонка. Он утверждает, что должен что‑то сообщить вашему величеству и что это очень важно. Точнее, — поправился Дигс, — он попросил передать это ее величеству, но, кажется, он скорее хотел бы говорить с вами. С вами обоими.

Дорнан вопросительно посмотрел на Ильтеру. Чародейка повернулась к главе королевских телохранителей.

— Он назвал себя? — спросила она. — Как его имя?

— Микар Рохней, ваше величество, — с готовностью ответил тот. — Он утверждает, что вы хорошо его знаете.

— Это действительно так, — Тера кивнула Дорнану. — Микар — хороший лекарь, да и боец не из худших, он несколько лет служил в пограничных войсках, его нанимал Дом Джинес. Мы с ним вместе участвовали в двух или трех военных вылазках на границе с Равианой.

— И что теперь ему от тебя нужно? — неприязненно поинтересовался король.

— Не знаю, но Микар не болтун и не стал бы никого беспокоить по пустякам, — Ильтера решительно направилась к дверям из зала. — И уж, конечно, он не из тех, кто захочет проверить, как устроилась его старая знакомая, став королевой. Самый простой способ выяснить, что он хочет, — спросить у самого Микара. Ну как, ты идешь? — уже почти дойдя до двери, она обернулась к мужу.

— Конечно, ведь это твой друг, — все еще недовольно проворчал Дорнан, отставший от нее лишь на какие‑то полшага. — Как я могу отказаться повидаться с ним?!

Но Мортон Дигс оказался у дверей раньше, чем король и королева. Пока он осторожно выглядывал в коридор, гвардейцы по его знаку встали с обеих сторон от четы правителей, причем выглядели так, словно готовы в любой момент выхватить из ножен оружие. Лишь после того, как Мортон оглядел ближайшие коридоры, он, церемонно поклонившись, предложил их величествам покинуть тронный зал. Канцлер Дирайли давно откланялся и не стал ожидать короля с королевой, слуги и гвардейцы за редким исключением еще, видимо, не до конца пришли в чувство, поэтому дворец казался по — прежнему непривычно безлюдным.

— Никогда раньше не чувствовал себя мешком с золотом, который охраняют бдительнее, чем невинность юной девушки, — недовольно и достаточно громко, чтобы его хорошо расслышали, проворчал Дорнан, следуя по коридору за Дигсом. — И уж, конечно, не думал, что по собственному дворцу буду ходить, оглядываясь и пропуская вперед гвардейцев!

— Пока где‑то поблизости бродит человек, убивший Коттара Лонка, меры безопасности для вашего величества и ее величества королевы не могут считаться преувеличенными, — с вызовом отчеканил новый начальник стражи. — Если вашему величеству не нравится, как я исполняю возложенные на меня обязанности, вы всегда можете отправить меня в отставку!

— Размечтался! — фыркнул милостью небес король Эрнодара. — Ну же, веди нас в свой кабинет, капитан Дигс!