Зодчий. Книга IV

Глава 9

Я неторопливо раскрыл конверт, заодно изучив награды гостя. Большая часть боевые, в основном с азиатских плацдармов.

— Вы не представились, — напомнил я, осторожно вытаскивая бумагу.

— Генерал-Адъютант Его Императорского Величества — Павел Александрович Губарев! — отрапортовал владелец пенсне, но каблуками не щёлкнул.

Я опустил глаза на письмо, написанное от руки очень аккуратным и размашистым почерком:

«Михаил Иванович Баженов. Наслышан о ваших успехах, и хотел бы видеть вас незамедлительно в моей Гатчинской резиденции».

Дальше шла витиеватая подпись, и стояла личная печать Императора. Ух ты…

— Простите, но я не готов, Павел Александрович, — поднял я взгляд на адъютанта, скрывая растерянность. — В таком виде и к августейшей особе…

Тот снисходительно кивнул, сделал шаг назад и пригласил проследовать к вертолёту:

— К тому времени, как мы прибудем, вы будете готовы.

Я обернулся. Несмотря на то что с уходом из Томашовки гарнизона — людей здесь стало сильно меньше — свидетелей столь значимого визита всё равно хватало. Мало того, я заметил, что из «Логова Друга» вышла Паулина Князева, даже на таком расстоянии выделяющаяся на фоне своих девчонок, как ферзь среди пешек на шахматной доске.

Когда я приблизился к вертолёту, лопасти его снова стали вращаться. Двое мужчин по краям лестницы оказались арканистами, судя по перстням голубого света. Оба чуть поклонились мне, когда я взялся за поручни.

Внутри всё кричало о богатстве и дышало магией. Золотая отделка, куча усиливающих кристаллов, где иногда встречались синие, но основная масса была представлена фиолетовыми. Самые дорогие, самые могущественные трофеи Изнанки. Дорогущий аппарат получается.

Такая техника легко выдержит прямое попадание нескольких ракет. Я с уважением огляделся, а затем сел в очень удобное и мягкое кресло. Через минуту напротив меня устроился прямой, словно проглотивший лом, Губарев. Из-за пенсне и поджатых губ его выражение лица казалось чрезмерно надменным. Генерал-Адъютант изучал меня без всякого стеснения.

— Полагаю, я должен проконсультировать вас про то, как следует вести себя с особами императорской крови. Не уверен, что времени нашего полёта будет достаточно, однако я постараюсь познакомить вас с большинством важных нюансов светской жизни. Вы ведь, как я понимаю, только недавно получили дворянство, верно?

Я ответил кивком.

— Хорошо. Значит, тогда прошу вас слушать очень внимательно, запоминать и после следовать всем необходимым процедурам.

Его монокль вдруг сверкнул, и я почувствовал колебание техномантии. Осторожно прощупал его, обнаружив, что нахожусь в зоне мини-конструкта со своим виртуальным помощником, который уже собрал с меня все необходимые метрики.

Я скользнул по энергетической паутине, изучая императорский летательный аппарат. Меня заинтересовал экранирующий материал обшивки. Вертолёт качнулся и поднялся в воздух. Арканисты сопровождения заняли места чуть ближе к кабине, и между нами возник непроницаемый для звуков и невидимый барьер. В большом и чистом окне показалась моя Томашовка во всей красе. Сверху всё выглядело пока довольно скудно, но уже угадывался будущий многоэтажный квартал. Главной достопримечательностью вдруг оказалась башня Тринадцатого Отдела, возвышающаяся над лесом. Перетягивает всё внимание! Нужно воткнуть что-нибудь значительное, красивое. Какую-нибудь башню, а ещё лучше скульптуру.

Эх, тот латный гигант зря пропал, конечно. Отдать бы его моей тёмной половинке на возведение! Впрочем, потом же как-то транспортировать такую тушу. Я покачал головой: нет, овчинка выделки не стоит.

Губарев терпеливо ждал, пока я не налюбуюсь своими владениями, но стоило мне выпрямиться, как генерал-адъютант проговорил:

— Прошу вас больше не отвлекаться. И помните, Михаил Иванович: манеры — лицо дворянина. Итак…

Лекция о придворных манерах была настолько скучной, что мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не заснуть, пока генерал-адъютант в деталях описывал, как нужно правильно держать вилку, голову и речь.

Придворная жизнь не по мне, это точно. Какое-то непрекращающееся представление. Однако отказаться от встречи с Императором я, разумеется, не мог. Да и проявить себя нужно хорошо. Чтобы ссориться с Российской Империей — необходимо быть какой-нибудь Польшей или Прибалтикой, а у меня инстинкт самосохранения ещё не атрофировался.

Полёт продлился почти четыре часа, и, на удивление, я ни разу не почувствовал усталости. Эргономика и комфорт императорского вертолёта поражали. Особенно то, что мы почти не слышали шума двигателя и лопастей. Всё дело в изоляции, и к тому моменту, когда вертолёт пошёл на снижение, я уже кое-что понимал по материалам, задействованным в процессе. Интересный сплав, любопытная обработка с акустическим и магическим воздействием. Надо бы мне потратить немного времени, чтобы попытаться вывести комбинацию материй в отдельную схему и вписать потом в какой-нибудь объект у себя дома. Скорее всего, данные надёжно засекречены, но страсть, как интересно попробовать воспроизвести эффект в своих целях.

Изучение обшивки показалось мне гораздо интереснее, чем понимание правильного угла наклона головы при приветствии важной особы.

Вертолёт пошёл на снижение, когда у меня вдруг зазвонил телефон. Мама!

— Да, мам! — ответил я, и Губарев поджал губы. Глаза его недовольно сощурились. Однако за четыре часа полёта его высокомерное отношение меня порядком подзадолбало, поэтому трубку я снял с особенным удовольствием. Генерал-адъютант вёл себя так, будто делал мне одолжение своей компанией.

А ведь это отнюдь не так.

— Миша, ты совсем позабыл про нас с отцом! — с ходу начала матушка. — Не звонишь, не пишешь.

— Прости, очень много дел. Ни минуты покоя, честное слово.

— У тебя связь прыгает. Что говоришь? — повысила голос матушка.

— Ни минуты покоя, говорю! — чуть громче ответил я. — Дела государственные!

Губарев шумно вздохнул. Ну давай-давай, повздыхай. Конечно, ситуация важная. Но родители всегда важнее. Пусть они и не мои, но относился я к ним как к настоящим.

— Я не вовремя, да? — забеспокоилась матушка.

— Всё хорошо, мам. Всё в порядке. Что-то случилось? — поудобнее устроился я в мягком кресле, отражая негодующий взгляд генерал-адъютанта…

— Да нет, просто скучаем. Как там у тебя с чудовищами-то? Не беспокоят? В новостях недавно про твои края говорили, про нападение на Минск. Это ведь рядом с тобой?

— Далеко, мам. Не волнуйся, всё хорошо. Нет тут особо чудовищ, — поспешил успокоить её я. — Пугают больше. Залётные монстры случаются, как без этого, но здесь же лучшие солдаты империи на страже стоят. Я этих тварей Изнанки и видел то всего пару раз.

Зачем маму расстраивать, верно?

— Ну, слава Богу. Послушай, а тебе отец звонил уже? — вдруг спросила она.

— Нет, а что? — насторожился я.

— Да у него там опять вожжа под хвост угодила, всё проекты строит. Все уши мне проелозил, стоеросина. Если позвонит, то ты ему сразу скажи, что работа есть работа, и нечего на старости лет новые горизонты осваивать. Со старыми бы разобраться! Знаешь, чего он удумал? — мама села на привычного ворчливого конька, но даже когда она жаловалась на супруга, то делала это с любовью и будто бы хвастаясь. — Решил мелкие склады открывать по всей России, и в них через сеть вашу электрическую товары продавать. Чтоб, говорит, каждый мог свои побрякушки или ерундистику какую отослать в определённое место, а их потом кто-угодно из какого угодно уголка страны мог купить. Даже в Костомукше, Миша! Чтобы, мол, самому ничего не возить, и продавать можно было по всей России! Ну не дурак ли старый, а? Кому такое надо может быть, а?

Я улыбнулся.

— Ну, это же батя, ма! Хорошо ведь, что двигается. Вдруг выстрелит у него! Верь в мужа-то!

Губарев с намёком кашлянул.

— Ты там поговори у меня! — шутливо возмутилась мама. — Выстрелит у него… Может, и выстрелит, кто знает. Но ты его знаешь, если в голове мысль есть у него, то от него даже в подполе не спрячешься. Всю душу вынул.

— Понимаю. А здоровье как у вас? — вперил я взгляд в генерала. Вертолёт остановился. Движение лопастей замедлилось. Адъютант постучал указательным пальцем по часам, но по-прежнему не вмешивался в беседу. Да-да, я понимаю всю важность предстоящей встречи, но вряд ли Его Императорское Величество сидит на троне и смотрит на часы в ожидании моего появления. Он, полагаю, уже и про приглашение забыл. А государевы люди, скорее всего, ещё и дыру будут в расписании выискивать какую-нибудь между послом чадским или каким-нибудь князем дальневосточным. Так что пять минут погоды не сделают.

— Да хорошо всё. У тебя-то как? Не болеешь? Кушаешь хорошо? Не… Не начал опять в этой своей дыре… Ну… — голос её дрогнул

— Нет, мама, пить я не начал, — успокоил её я и услышал облегчённый вздох.

— Господин Баженов, — подал голос, наконец-то, Губарев. И подал его явно не для комплиментов.

— О, Миша! Тебя зовут ведь, да? Тогда умолкаю. Ты звони, ладно? Почаще звони, — заторопилась мама.

— Обязательно, мама. Но не волнуйся, для тебя у меня время всегда найдётся, — тепло сказал я, направив весь свой холод во взгляд. Адъютант демонстративно положил руку на обшивку вертолёта. Колыхнулась сила техномагии, и я почувствовал, как корпус машины оплетает волна помех, глуша сигнал телефона. Господин Губарев показал свой дар и решил действовать? Зря. Невежливо так грубо прерывать чужой разговор. Так что я последовал его примеру, демонстративно хлопнув ладонью по обшивке, и с помощью своего Дара легко сбил возводимые барьеры. Заодно внимательнее изучив любопытный экранирующий сплав. Пригодится.

Глаза генерала в изумлении расширились. Продолжать противостояние он не стал, но теперь смотрел с бОльшим уважением.

— Ой, знаю я тебя. Весь в отца упёртостью! — отчётливо сказала мама в трубке. — Ладно, не буду мешать. Целую.

— Я тоже.

Сигнал прервался. Губарев смотрел на меня с удивлением.

— Нет ничего важнее родителей, — сказал я ему, и что-то в глубине его глаз дрогнуло, будто бы генерал-адъютант пропустил удар в солнечное сплетение. Он помолчал несколько долгих секунд, а затем подал знак.

Дверь распахнулась. Внизу, на вертолётной площадке, нас уже поджидал шикарный брутальный «волжанин» серебристого цвета, возле которого с несколькими костюмами в руках стояла стройная шатенка в деловом наряде и почти без макияжа на лице. Но всё равно симпатичная.

— Надеюсь, вы ничего не забыли, — сказал Губарев, приглашая меня на выход.

— Вилку для рыбы надо держать левой рукой, а нож-лопаточку в правой — буркнул я.

— Не иронизируйте, — почувствовал мой настрой Губарев.

Увы. Я, как бы ни старался показать себя непробиваемым, всё равно нервничал. Всё-таки меня ждал Император. Лично.

Это вообще не входило в мои ближайшие планы.

Почти два часа со мной колдовала симпатичная помощница, целиком посвятив себя работе. Я терпеливо отдался в нежные руки, и когда предстал перед зеркалом в полном парадном облачении, то не сразу и узнал себя. Из отражения на меня смотрел статный красавец в шикарном парадном наряде. Мой костюм, в котором я был на балу Скоробогатова, теперь казался грязным рубищем.

— Чудесно, — резюмировала помощница, зардевшись от внезапного смущения. — Просто чудесно. Выглядите великолепно, Михаил Иванович.

— Вашими стараниями, — чуть поклонился я, и та нахмурилась, подалась ко мне и смахнула пылинку с пиджака, а затем снова заулыбалась, удовлетворённая результатом. Я повёл плечами. Слишком шикарный наряд, движения стесняет, да и чувствуешь себя как ряженый. В моём мире так одевались только те, кто никогда не покидал своих дворцов. И уважения к подобным властителям было невысоким. Во время глобальной войны со Скверной не до красивых нарядов. В такие моменты ценятся практичные одежды, а ещё лучше доспехи.

Однако здесь принято иначе. Потому принимаем правила игры.

— Время, — сказал наблюдающий за этим Губарев. — Мы должны ехать.

Наш «волжанин» был перед воротами в Гатчинский дворец уже через десять минут. Кованая решётка, источающая Эхо чужого таланта, поползла в сторону, и наш автомобиль, просканированный несколькими техномантами, покатился по дороге, рассекающей изумрудные газоны с кустами, выстриженными в виде различных фигур. Машина свернула налево, мимо ряда скульптур мастеров разных эпох и стран. Одна из них, надо сказать, была подделкой. Белой вороной среди товарок. В плохом смысле этого слова.

Нашу машину снова встретили, мне помогли выйти очень вежливые люди. Я почувствовал лёгкое касание психомантии и перехватил взгляд пожилого человека, стоящего неподалёку. Магистр, не ниже. Ярко-голубые глаза одарённого излучали спокойствие. Однако я был уверен, что при необходимости этот старец с таким же умиротворённым видом вывернет мой мозг наизнанку, а все мои привычные обереги остались в домике, где меня готовили к встрече с Императором. Без них я ощущал себя голым.

— Прошу, — сказал Губарев и указал мне на дорожку, ведущую к дворцу.

Я шёл по парку, приближаясь к потрясающему произведению искусства, созданного руками строителей по планам знаменитых архитекторов, и задыхался от могущества Эха. Сюда бы протянуть силовую линию. Прекрасное место. Конструкт — великолепное изобретение, и способен сотворить многое. Объединить магию и технологию, открыть невероятные горизонты.

Но создать такое чудо, как дворец, могут только объединившиеся таланты десятков, сотен людей.

Я старался не озираться и держаться спокойно, но внутри всё захлёбывалось от восторга и бьющего Эха. На крыльце, в длинных коридорах, украшенных полотнами различных мастеров, в просторных залах, со звенящими полами. За мной поступью командора двигался Губарев, а почётные караулы охраны щелкали каблуками, вытягиваясь при нашем приближении.

Наконец, мы остановились перед массивной дверью, с кованым гербом Империи. Два солдата по краям застыли по стойке смирно, старательно глядя куда-то вперёд и ввысь. Генерал-адъютант обошёл меня и остановился у входа. Коротко постучал, дождался тихого: «войдите» и приоткрыл дверь. С него снесло всё высокомерие.

— Всемилостивейший Государь, простите за беспокойство, но Баженов уже здесь.

— Кто? — не понял находящийся в кабинете Император.

— Баженов. Зодчий. Вы просили…

— Ах да, пусть заходит. А ты подожди снаружи.

— Слушаюсь!

Генерал обернулся ко мне и сделал страшные глаза.

— Помню. Вилку в левую, — одними губами сказал я, сбрасывая напряжение шуткой, и вошёл в кабинет Императора.

Правитель Российской Империи сидел за большим столом из тёмного дерева. На столешнице лежала пачка бумаг, а сам Император, одетый в простую белую рубаху с расстёгнутым воротом, задумчиво крутил в пальцах ручку, глядя в окно на внутренний парк. Там, в пруду медленно гнул шею красивый лебедь, а в небольшой беседке сидела дама в белом наряде и читала.

— Приветствую вас, Михаил Иванович, — повернулся ко мне Император. — Присаживайтесь.

Я поклонился и прошёл к креслу напротив. Он внимательно наблюдал за мной, не прекращая поигрывать ручкой, а затем положил её на стол, будто поставив точку своим мыслям.

— Не ожидал, — вдруг сказал он. — Вы очень молоды, Михаил Иванович.

— Это пройдёт, всемилостивый Государь.

Губы Императора тронула улыбка. Он, не отрывая взгляда, открыл ящик стола. Вытащил оттуда папку и положил перед собой.

— Как вы думаете, Михаил Иванович, почему вы здесь?

— Затрудняюсь ответить, всемилостивый Государь, — честно признался я. Вариантов было несколько.

Император постучал пальцам по папке:

— Ответ здесь.

Он подвинул её в мою сторону.