Зодчий. Книга I

Глава 20

— Воу-воу, май друг! — сказал Билли, когда я вылетел на улицу. — Куда вы все так бежать, м?

Американца едва не прибило дверью, и потому его сетование было вполне понятно.

— Сначала прельестный Паулина умчалась на дорогой машине, теперь мой верный друг Зодчий куда-то бежать! Хочу тоже бежать! Ты идёшь на файт? Оу, давай файт, да? Как в лесу! М-м-м!

Он сдвинул свою шляпу на затылок и мечтательно улыбнулся.

— Нет, не файт. Скучные разговоры, Билли. Прости, очень спешу, — попытался я обойти его.

— Могу я спешить с тобой? Мне скучно, ю ноу! — не унимался тот.

— Как пожелаешь, не отставай.

Барон мигом переключился и вместе со мной вышел на дорогу к Орхово, которую ещё больше развезло после автомобиля, забравшего Паулину.

— Как твоя рукопись?

— Оу… Миша, это боль. Я два дня писал как… чумачечий? — неуверенно сказал Дигриаз.

— Сумасшедший, — поправил его я.

— Да! И сегодня утром я поньял, что не знаю как дальше, ю ноу! — он горестно вздохнул. — Надо переписать. Жаль.

— Быть писателем непросто, — поддержал его я.

— Нет, Миша! Каждый может, если задница крепкий и есть один палец, ю ноу! — отмахнулся Билли. — Но когда не идьёт, то не идьёт. Я весь мой комната убрать вместо служанки, лишь бы не писать! Оу…

Он понизил голос:

— Тот мэн, которого я тебе нашьёл… Вондерфул Полина забрать его совсем. Эта женщина непростая, кльянусь!

Да, я тоже заметил.

— Но такая фигура! Прямо притти-притти, — он помахал рукой, в поисках слов, но сдался. — Вондерфул. Горьячий льёд! Эверест! Как ты думаешь, Миша, есть ли у неё мэн?

Но не успел я ответить, как Билли продолжил:

— Обьязательно есть, Миша. Такие бэйб не бывают одни. Бат не про наш нос она, верно?

— Кхм, — ответил ему я. — Давай не будем развивать эту тему?

— Оу, прости-прости. Я забыл о приличия. Куда мы идьём?

— Задать пару вопросов местному иконописцу.

— Он как-то свьязан с теми бастардс в лесу? — понимающе закивал барон.

— Совсем нет.

— Супер, — чуть разочаровано заметил американец. — А есть что-то с ними свьязаное? Я краем уха слышал о беглом офицере, который напал на Зодчего.

— У тебя хороший слух. А у солдат длинный язык.

— Место маленькое, всё на виду, — широко улыбнулся Билли. — Донт би злой! Я случайно услышать! Офицер связан с бастардс?

Я покосился на американца.

— Те ребята в лесу хотели отомстить за нанесённую им обиду, Билли. Здесь нет ничего глобального. Просто, как у вас говорят, в городе новый шериф и идёт процесс притирки.

— Риали? — хмыкнул американец. — Я думаю иначье. Я поговорить тут с парочкой людей, послушал других. Да и мой опыт говорить, что такая группа, как те бастардс не работает без приказа босса. Тебя хотят убрать отсюда, май друг. И это вондерфул. Это даёт шанс на хороший файт! Ведь нет ничего лучше этого! Хочешь, я поеду на земли Игнатьевых? У них есть неплохая корчма где готовьят изумительную крольчатину. Могу послушать там внимательно, пока буду её кушать. Поводить носом.

Я непонимающе посмотрел на барона.

— Зачем?

— Вдруг узнаю что-нибудь!

— Хм… — у меня в голове появилась мысль.

— Мне нравится твой «хм»! Давай, май френд!

— А мне по душе твоя идея. Послушай, Билли, у меня есть парочка вещей, которые было бы неплохо провернуть. Раз уж тебе интересно поиграть в разведчика.

— Ты спас мою жизнь два раза, — важно сообщил Дигриаз. — Парочка вещей — это минимум, что я могу тебе сделать. Рассказывай.

Мы почти дошли до Орхово, когда я осторожно приоткрыл американцу планы на будущее и что он мог бы для этого предпринять. И чем дальше заходил мой рассказ, тем радостнее становился сам Дигриаз. Под конец он не скрывал своего восторга:

— Супер! Супер! Оу май гад, Миша! Я сделаю. Сделаю! Ты увидьишь! Они все будут твои!

— Только не нарвись, Билли, на неприятности.

— О чём ты, Миша? Конечно, нарвусь.

Пару минут я всерьёз думал, не передать ли моему приятелю сферу-манок с лесопилки, пусть положит куда-нибудь поближе к усадьбе Игнатьевых, но потом решил, что не надо. Мне всё равно нужно самому туда заехать, посмотреть на то, как живут соседи.

Да и техники у них там, должно быть, валом. А я очень люблю чужую технику.

— Я гореть, май друг! — подытожил барон, когда мы оказались на перекрёстке. — Я пошёл сейчас, бай! Позвоню!

И американец на самом деле повернулся и зашагал по дороге к Комаровке. Ладно, он мальчик взрослый, знает, что делать. У меня сейчас задача гораздо важнее.

Дом Олега-Иконописца находился в центре деревни, которую я пересёк под бесхитростное любопытство сельской ребятни. Хоть дворов здесь было и всего полста, а с детишками у местных семей было всё в порядке. Всех возрастов. Прямая в непосредственности малышня, вроде бы хмурые и серьёзные, но ещё подростки, ну и просто сорванцы малолетние, которых ещё к работам деревенским и не припахали, а из слюнявого возраста они уже вышли.

У ладной калитки в дом, указанный мне по дороге, я постучал по висящему на столбе железному звонку. Из уютного бревенчатого домика, метров десять в длину, тут же высунулась уже знакомая мне женщина. Супруга Олега, вызволявшая его из трактира.

— Господин Зодчий? — изумилась она.

— Здравствуйте, мне бы с мужем вашем поговорить.

— С Олежой? — она прижала руку к груди. — Опять учудил чего, ирод?

Женщина нахмурилась и помотала головой:

— Не он это, ваше благородие. Вот вам крест, не он! Как тогда вы за него у трактира вступились, честь вам и хвала, так он, почитай, всё работает и работает, совсем не пьёт! Не он это, ваше благородие!

— Я по поводу икон.

— Ах икон! — лицо её просветлело. — Конечно-конечно. Иконы! А я-то сразу! Уж простите, господин Зодчий! Олежа! Олежа, дурак ты блаженный! К тебе его благородие пришёл!

Она исчезла в доме, но голос её, пусть и приглушённый, продолжал взывать к мужу. Наконец, отворилась дверь, и на пороге дома появился худосочный иконописец. Вид у него был сильно смущённый. За ним воинственной глыбой встала супруга, подталкивая муженька в спину и одновременно с этим очень громким шёпотом увещевая:

— Иди, Олежа! К тебе ж само благородие!

— Доброго дня вам, ваше благородие, — очень тихо проговорил Олег. Глаза на меня поднять он боялся.

— Здравствуйте. Позвольте задать вам пару вопросов… Насчёт ваших икон.

У меня внутри всё дрожало от нетерпения, но виду я, конечно, не подавал. Вряд ли этот человек понимал, какое чудо совершил. И это правильно. Чем меньше людей будет знать о открытии, тем лучше.

— Да, ваше благородие. Конечно…

— Я могу взглянуть на вашу мастерскую?

— Зачем? — напрягся Олег.

— Всегда мечтал увидеть рабочее место творца, — с почтением проговорил я. — Я наслышан про ваши иконы и подумывал сделать заказ…

— Заказ? Не могу я, ваше благородие. Две иконы ещё должен сделать, а там работы до конца года. Простите… Людям обещал!

Жена что-то шикнула ему, но Олег оказался непреклонен. Он даже выпрямился чуток.

— Борисовы слово держат!

— Уважаю. Я бы хотел встать в очередь, если возможно, на икону.

— Конечно-конечно. Вам какой святой покровительствует? — оживился Олег.

— Может быть, у вас есть какие-то образцы?

Тот помотал головой:

— Нет, нет, ваше благородие. Так оно не работает. Вы называете вашего святого, а я уж сам как-то его рисую. Так оно от души будет.

И с правильным использованием Таланта, подумал про себя я, но вслух сказал:

— Понимаю! Простите, не хотел отвлекать, но всё же, мне попросту мечталось посмотреть, как работают гении!

Жена Олега, совершенно точно, дала тому по почкам, потому что мужчина охнул, а затем часто закивал:

— Конечно-конечно, проходите.

— Будете пирожки, ваше благородие? С грибами, с рыбой, с картошечкой? — засуетилась женщина.

Я машинально согласился на рыбу, а затем, склонившись, вошёл в домик иконописца. Потолки здесь были низкие, старые. Даже бытовых приборов особо не разглядеть. Привыкли вне цивилизации жить. Мы прошли мимо печи, на которой развалился жирный серый кот с крайне недружелюбными глазами.

А затем оказались в небольшой каморке, со столом напротив огромного окна, выходящего на юг, чтобы света всегда хватало. Здесь пахло краской, древесиной и чем-то ещё.

— Вот… Смотрите, ваше благородие, — Олег неловко прибрал со стола, освобождая холст с бородатым старцем. — Это вот святой Варлаам. Делаю вот…

От готовящейся иконы исходило отчётливое Эхо. Хорошее такое Эхо, но в нём не было того, что я почувствовал в реликвии у Паулины.

— И вот вы рисуете это всё, а потом просто вставляете в раму? — задал глупый вопрос я, сканируя помещение.

— Ну да. Рисую и вставляю, — вздохнул Олег, так и глядя в пол. Смущался он страшно. Наверное, потому что был трезвым.

— Ваше благородие, — он вдруг поднял взгляд на меня. — Спасибо, что вступились за меня там. Простите, я когда выпью… Ну сам не свой. Но если не выпью, оно разъедает меня изнутри, понимаете? Должен иногда пить, иначе работать не смогу.

Бремя многих носителей Таланта. Если не умеют балансировать на острие, то либо спиваются, как прежний Михаил Баженов, то либо теряют способность творить. Становятся ремесленниками, выжигая Талант. Горестное саморазрушение, несправедливое.

— А рама у вас уже готова под неё?

— Да возьму одну из тех, вон у меня стоят.

Я посмотрел на стеллаж, заставленный различными рамками. Местные, резные.

— Плотник наш делает. Кабальный Святослав, слышали, может? Сам-то я не очень с деревом.

— Слышал.

Пустышки. Не то, совсем не то. Но что же? Я подошёл к столу, осторожно опёрся на него, изучая работу Олега. И в этот момент почувствовал источник. Под столешницей. В ящике.

— Простите, у вас водички не найдётся?

— Конечно-конечно, ваше благородие, — засуетился иконописец, шатнулся к двери, получил протянутый ковш от подслушивающей супруги. А я уже выдвинул ящик и уставился на небольшую книжечку с золотыми страничками, аккуратно разделёнными папирусной бумагой.

— Что это?

— Это для золочения, ваше благородие. Сусальное золото. Вот, вода, как вы просили.

Я взял ковш и сделал несколько крупных глотков. Это непростое золото. Такие сокровища и такая халупа?

— Сами делаете?

— Да какое там, ваше благородие. Тихон из Комаровки. У меня нет ничего для этого. Я рисую им, ваше благородие. Так какой святой вас интересует? Я запишу.

— И цену не назовёте?

— Сколько заплатите, столько и заплатите, — пожал плечами Олег. — Я же не для денег это делаю.

За дверью отчётливо громко вздохнула его жена. И потопала прочь. Да, владельцы Таланта часто не от мира сего.

— Я думаю, вам Сергей Радонежский подойдёт. Он ведь покровитель строителей да Зодчих. Верно?

Я кивнул соглашаясь. Олег же достал книжечку, нацепил на глаза очки и нацарапал что-то у себя.

— Всё, записал. Но не раньше Нового года начну, ваше благородие. Дело не быстрое. Да и сезон, сами понимаете.

— Понимаю. Всего хорошего.

Выбравшись из дома, который игнорировал все технические новшества этого недоразвитого мира, я остановился на крыльце. Повернулся к хозяйке, проводившей меня до выхода, и спросил:

— Чего же вы совсем без техники-то сидите? Не тяжело?

Та замялась на пороге, грустная, но смирившаяся, но на вопрос ответила охотно:

— Да какая техника, господин Зодчий? Электричества-то нет у нас. У кого генераторы есть, да кто побогаче, у тех и машины стирающие найдутся, и даже это штука, которая пол лучше метлы метёт. Как её… Этот… Соросос, да?

— Пылесос… — машинально поправил я. — Как же так без электричества-то? Неужели имперские линии не протянуты?

— Ну так мы люди-то простые, ваше благородие. Не в Конструктах живём. Он до нас-то и не дотягивался никогда, далеко мы от него. А имперские до Островья дотянули, и всё. Сюда Пал Палыч грозился провести электричество, да только дорого это очень будет тринадцать километров по чащобам. Нет у нас таких деньжищ. Так что живём, как живём. По старинке, знаете ли.

— Ничего, — улыбнулся я женщине. — Скоро здесь всё изменится!

Та охотно закивала, но по глазам было видно — не верит. И имеет право. Чтобы добить сюда Конструкт, его надо поднять ещё на пару рангов, а это уже было за пределами возможностей предыдущих Зодчих. Без Фокус-Столбов пятый уровень они через пару лет бы смогли достигнуть, если бы всю энергию бросали на Конструкт.

— А кто такой Пал Палыч?

— Так это ж Павел Павлович Скоробогатов! Нашей деревне всегда помогает. Он… ой…

Я терпеливо ждал продолжения, хотя тётка побледнела. Губы её задрожали.

— Простите, ваше благородие. Простите. Тут ведь как… Приходят Зодчие да уходят, а мы одни всегда. Вот… Пал Палыч… Он часто людей своих присылает. Продукты подвозит на продажу. Не забывает о нас. Простите.

— Всё в порядке. Не волнуйтесь. Теперь у вас есть я.

А вот к Скоробогатову надо будет присмотреться внимательнее. Хитрый жук. Может быть, опаснее северного соседа, раз использует мягкую силу.

Ничего, так даже интереснее.

Выйдя из Орхово на дорогу, ведущую к Комаровке, я увидел гружённую сеном телегу с пожилым возницей и напросился к нему в попутчики. Надо, всё-таки, обзавестись транспортом. Очень много времени трачу на путешествия. Но пока приоритеты другие. И самый важный — что такое делает с золотом местный кузнец.

Когда я оказался на пороге кузни, то там вовсю пылало жаром, да стучали молоты. Уже знакомый мне помощник кузнеца, в фартуке на почти голое тело, раздувал меха, а щуплый длиннорукий хозяин производства точно молотил по заготовке, с видом максимально сосредоточенным. Огненные брызги летели в разные стороны, и я даже залюбовался работой мастера.

И тот меня заметил. Нахмурился грозно. Выпрямился, легко опустив молот. Обычно кузнец шире дверей в плечах, а этот весь узкий, хлипкий.

— Добрый день, мастер Тихон. Я Михаил Баженов. Новый Зодчий, — представился я.

— Ну? — буркнул тот. Его помощник продолжал качать меха, делая вид, будто меня не видит.

— У меня есть парочка вопросов по сусальному золоту, которое вы делаете для Олега-иконописца.

— И чё? Всё по закону! Да, лицензии нет, ну так и золото порченое! — мрачно заявил кузнец.

— Мастер Тихон. Со всем уважением. Вы не забываетесь с интонациями? — прищурился я. Тощий выпрямился, отёр руки о передник.

— Простите, ваше благородие, — опомнился кузнец.

— То есть вы делаете сусальное золото из осквернённого? — переспросил я.

— Порченое, осквернённое — без разницы. Так-то оно не нужно никому, — Тихон явно ждал подвоха. — Сами же знаете, не золото это уже. Оно ж когда в Изнанке полежит, то меняется сильно. В этих вон, в электрониках городских, работать перестаёт. Кто по побрякушкам работает, те тоже не берут его, тусклое оно совсем и мягкое слишком. А для икон самый раз. Пробу поднимаешь и цвет приемлемый для них становится. Что за вопросы-то у вас, господин Зодчий?

— Много у вас такого?

— Есть малясь. Смотря для чего вам, ваше благородие. Но сразу скажу: даром не отдам, возни с ним много, чтобы в сусальное перегнать. Для Олежи старался.

— Даром и не нужно, мастер Тихон. Спасибо.

Я вышел из кузни с загадочной улыбкой, и за моей спиной застучал молот по наковальне. Как всё, оказывается, просто. Осквернённое золото воздействует с Талантом и так разрушает Изнанку! Металлы вообще по-разному реагируют на скверну, и золото среди них выделяется. Но чтобы вот так…

Это, воистину, как яблоком по голове. Теперь просто нужно провести несколько экспериментов. И если всё получится, то у меня появится невероятное преимущество перед соседями.

Впрочем, оно у меня и так было, но больше не меньше.

Я с улыбкой стоял на улице, наслаждаясь хорошим предчувствием, и тут со стороны Орхово послышался церковный набат. Удары молота в кузне почти сразу прекратились. Справа в доме неподалёку громко хлопнула дверь, и на улицу выбежала женщина, вслушиваясь в звон. Лицо у неё исказилось в непонятную гримасу.

Гримасу страха и надежды. А затем селянка сломя голову, побежала мимо меня в сторону церкви.