Закат Ра

Tat zuletzt

Айро точно игралась с ними, манила выходом, но больно била по рукам не позволяя даже прикоснуться. «Как будто в глиняном чану сидим. Только проковыряешь дырочку, как кто-то с той стороны ломает тебе палец и наглухо замазывает брешь».

Сейвен грустно усмехнулся своим мыслям и посмотрел на Диз, задремавшую у его плеча. В тусклом свете битумных ламп ее лицо выглядело особенно бледным и изможденным. «Еще бы. Столько событий. Пугающих и необычных».

В трюме парусника «Тольеро» пахло сыростью и дегтем. Недавно окончившийся шторм выжал из матросов последние силы. Теперь вся команда спала, мерно, сообразно успокоившимся волнам, покачиваясь в сетчатых гамаках. Не спал только Сейвен, да одинокий рулевой на палубе. Спать не хотелось даже здесь, в воспоминании. «Да и нужно ли? Что, действительно, нужно, так это наконец добраться до материка».

Забрались они глубоко. Почти на триста фаз в прошлое, увязнув в грубом, но волевом периоде истории Вербарии. Не без грусти Сейвен предвидел, что это далеко не дно. Айро еще не раз их осадит и тогда придется нырять глубже. «Заставляя уже припомнятых, вспоминать людей и события прошлого». Люди… Именно они воздвигали ретроспективу, оживляя ситуации, в которых им довелось побывать. За пронзенных триста фаз коллекция из лиц собралась внушительная. Но сейчас все они были не нужны.

Сейвен закрыл глаза, прислушался. К скрипу снастей, уставших мачт и шпангоутов примешался шум дождя. Шквалистый ветер сник, оставив после себя ливень. Просочившаяся сквозь палубные доски капля угодила Сейвену прямо в лоб. Он встрепенулся, открыл глаза, аккуратно вытащил из-под Диз затекшую руку и отер лицо. Захотелось зонтик. Самый простой, тряпочный со складной ручкой. Стиснув зубы он подавил желание, откинулся на спальник и прикрыл глаза ладонью.

Триста фаз… Триста фаз они с Диз наблюдали как покорялся остров Бредби. Но не так, как в учебниках истории, а в обратном порядке. И что в итоге? В итоге не осталось тех, кто помнил остров до первых людей, а это означало миграцию на континент. «Хорошо бы выбрать время помоложе и вернуться туда на комфортабельном лайнере, но…» Они пробовали. Сейвен даже перемещался мыслью к современному Сотлехту. Но Айро моментально находила их при первой же попытке связаться с матушкой. Методом долгих и изнурительных проб они пришли к единственно действенному методу: медленно и верно от человека к человеку, без лишних фантазий и только с подачи воспоминаний других, углубляться в историю. Чем глубже они спускались, тем медлительней становилась Айро, тем больше времени им оставалось на открытое действие.

Здесь на корабле Сейвен знал каждого матроса как облупленного. Точно так же как он знал их друзей, их родню, родню друзей, друзей родни и так до самого последнего отпрыска, которого Сейвен знавал уже лично. Он мог бы воссоздать их всех сразу, все те места и закоулочки, которые они помнили, каждый жест, каждый вздох — все! Но сейчас ему нужны были моряки, которые знали корабль, помнили маршрут и тех, кто ожидал их во Франдии. Собственно, зона Сейвена ограничивалась только кораблем и потерянном в ночи кусочком моря. «Чем меньше, тем лучше. Тем незаметнее для нее». Теперь Сейвен в полной мере понимал опасения Теньеге по поводу всеобъемлющего, тотального надзора со стороны Айро. Она, действительно, проникала всюду. Она была всем.

Вдруг нараспашку отворилась дверь, впуская в трюм клокот дождя. Сейвен замер, прислушался. Чавкающие, как будто увязающие в густой грязи, шаги неспешно спускались по крутой лестнице. Вошедшим оказался капитан Могран. Спустившись, он остановился, снял треуголку, стряхнул с нее капли дождя, но назад не одел. Когда его блуждающий взгляд остановился на их гамаке, то капитан широко осклабился и медленно, стараясь не шуметь, начал подкрадываться. В его руке блеснул стилет. Сейвен внутренне напрягся, но смотрел он не на клинок, а на шляпу, которая стекала по руке, пузырилась и капала на пол. «Началось».

К спальнику подошел уже не Могран, а его отвратительная карикатура. Кожа на лице потемнела, сползла, обнажая костистые глазницы и кривые желтые зубы. Рука его, вслед за шляпой, стекла на пол и волочилась мутным, шипящим разводом. Грубая, но добротная моряцкая одежда как-то буквально за несколько шагов обветшала сквозными дырами и лохмотами. Сквозь прорехи на груди виднелась обнаженная клетка ребер. Вся фигура его сотрясалась неуловимой, вибрирующей дрожью, дублирующей каждое движение. Он точно раздваивался в мелькающем зеркале.

— Нужна помощь, капитан? — проговорил Сейвен и внезапно открыл глаза. Изуродованный вздрогнул, отступил и в этот единственный шаг стал прежним человеком.

— Я?.. — Могран растерянно посмотрел на занесенную для удара руку. Кулак сжимал серебряную ложечку.

— Спасибо, отужинали уже, — по-доброму рассмеялся Сейвен. — Как с погодой, капитан?

— Порядок, — он медленно опустил руку. — Я, право не знаю, что на меня нашло.

— Морок. Болезнь есть такая, когда человек во сне ходит. Редко случается, но видно, хе-хе, вы из их числа. — Сейвен значительно повел бровями. — Подумайте, может пора завязывать с контрабандой? Не ровен цикл, свалитесь, эдак, в море.

Все это время они разговаривали громко в полный голос, а Сейвен так и вовсе шумел. Но ни один матрос не проснулся.

— Извините. Я лучше пойду, — наконец ответил Могран и попятился к входу.

Хлопнула дверь, отрубая шум дождя, и Сейвен почувствовал, как под боком у него заворочалась Диз.

— Кто это был? — спросила она сонливо. — Ушел уже, кажется?

— Да. Морок заходил. Спи, ушел он.

Диз сладко улыбнулась и закрыла глаза.

— Мне снился чудной сон, — вдруг спокойным, вполне ясным голосом проговорила она. — Мы как будто с тобой спустились с самый-самый низ, во время, когда Вербария была раскаленным шаром. Кругом извергались вулканы, сверкали молнии, а небо сплошь заволок черный дым. Зловещее место. А мы стоим и даже не знаем куда нам идти. Я вдруг… Вдруг понимаю, что это не начало, а конец Вербарии. Что мы попали в самый момент ее гибели. Знаешь я… Я никогда не чувствовала такого отчаяния. Мы стоим, не шевелимся, а я все силюсь тебе сказать об этом, но не могу: язык отнялся, а сама я точно окаменела. И все. Больше ничего не происходит. Мы стоим долго. Бесконечно долго. С небес сыплется пепел, какой-то сверкающий искрами, электрический пепел. Он устилает все вокруг, но светлее от этого не становиться, а даже как-то наоборот. Страшно… Не могу объяснить… Вдруг все сотрясается от подземного толчка, мощного всеобщего и искорки выпавшего пепла стекаются в нити. Я снова вижу бурую, растрескавшуюся землю по которой раскинулась сеть, точно бы свитая из жидкого электричества из… Биоэфира. Тут-то и хлопнула дверь. Жаль. Не досмотрела, чем все… Закончится…

Ее голос становился все тише, речь медлительней. Диз снова засыпала.

— …Из самых толстых рукавов света, сводящих в узлы целые реки, выбирались люди, — прошептал Сейвен, поглаживая Диз по волосам кончиками пальцев. — Они высокие бледные и безликие. Это Древние. Они смотрят на нас. Они идут к нам, но их ноги не шевелятся. Они плывут, плывут по ментальной сети. Мне страшно. Они окружают нас, заключают в кольцо, сливаются в обруч, что сжимается, сжимается и сжимается.

Диз уснула. Сейвен аккуратно отнял руку, снова откинулся на лежак и вздохнул. Это океаническое странствие, на корабле с неучтенными орехами фудши, вспоминалось для него в пятнадцатый раз. И всякий раз что-то шло по другому. Вот, например, в прошлый, Диз приснилось то, что он сейчас досказал за нее. «Но в прошлый раз капитан вел себя смирно. Айро отравила его куда как позже».

В воссозданные Сейвеном картины Айро начинала просачиваться внезапно. Чем больше он позволял своих личных допущений, тем продолжительнее и досадней поднимались мороки. И угомонить их получалось не всегда.

Обычно, когда выстраивалось достаточно сложное препятствие, Сейвен не пытался его выровнять. Он просто переключался на другой сегмент, с другими людьми и другим окружением. Так было удобнее. Но если на острове, в более молодом временном отрезке, это было позволительно, то сейчас, когда у него не оставалось выбора, приходилось разглаживать корабль. «Который уже порядком надоел».

Все, чего требовалось Сейвену, это наложить собственное видение ситуации на идентичную в Вербарии. Если положение согласовывалось, то они могли перешагнуть грань воссозданного и вернуться к Теньеге. «Теоретически можем. А вот практически Айро не отпускает».

Как бы там ни было, но корабль с его временным пластом находился еще недостаточно глубоко. Нужно было идти дальше, проникать глубже, но это-то и беспокоило Сейвена. «Насколько глубоко? Когда отыщется тот самый день, который откроет дверь в Вербарию? Углубляться и искать лучше, когда есть выбор. А когда судьба оставляет только один корабль с командой… Разве это не насмешка?»

— Пусть все кругом горит огнем, а мы с тобой еще нальем, а мы нальем, а мы нальем, а мы с тобой еще бухнем, — тихо пропел Сейвен и вздохнул.

Происходящее все больше напоминало ему замшелое болото с черепами. Такое же зацикленное такое же… «Безвыходное».

— Не бывает таких ситуаций, — проворчал он и аккуратно выбрался из гамака.

Убедившись, что Диз не проснулась, он укрыл ее плечи своей курткой, а сам направился к выходу. На палубе он остановился, закрыл за собой дверь и вслушался в шум дождя. В каждой капле чувствовалось ее присутствие, слышался голос, раздробленный на несчетные лады. «Сейчас начнется». Он снял со стены фонарь, прибавил огня и пошел к рулевому.

С каждым шагом ночь сгущалась. Сейвен видел, как свет фонаря сжимался, уменьшаясь в радиусе. Мачты, канаты, другой мелкий такелаж выныривали из мрака, точно из кошмарных снов: гипертрофированными, покореженными, слепленными друг с другом в немыслимых сочетаниях. Пол под ногами затрещал: доски прогнили и рассыпались в труху. От них поднимался тяжелый смрад.

Когда Сейвен добрался до рулевого, то обнаружил того вросшим в штурвал. Одеревенелый торс, из которого вырывалось рулевое колесо, застывшее в неестественно широкой улыбке лицо, пустые глазницы… Примерно до пояса он был настоящей штурвальной тумбой, а выше — макетом человека, вырезанным из того же мокрого, блестящего дерева.

— Привет, приехали, — вздохнул Сейвен, продолжая водить фонарем вдоль деревяныча и разглядывать его. — С такими руками мы далеко не уплывем.

Вдруг он услышал тихое шуршание и прильнул ухом к чреву рулевого. Скреблось. Отчаянно и много. «Должно быть крысы». Едва он так подумал, как раздался истошный писк. Сейвен поднес фонарь к лицу фигуры и увидел, как в пустых глазницах извивались голые хвосты, скреблись лапки и топорщились кривые, крикливые пасти. Крыс становилось все больше и больше, точно они множились с неимоверной скоростью. Наконец, лоб рулевого не выдержал, треснул и презренный грызун извергся из него гейзером. Несколько штук окропили Сейвена, но тут же, с шипением метнулись прочь.

Шелест дождя сменился шорохом тысяч когтистых лапок. Крысы волнами исходили от рулевого, разворотив его своим потоком до пояса. Кишащие волны захлестнули палубу и с плеском проливались за борт. «Крысы бегут с корабля. Видно, кораблю хана».

— Ну а мы не капитаны, — буркнул Сейвен и, раздвигая крысиный поток, пробрался в трюм.

Внутри все еще теплился порядок, но пятнышки тлена уже точили входную дверь и примыкающие ко входу доски. Он скоро сбежал по ступеням, подхватил на руки Диз, вместе с гамаком, прижал ее к себе, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Когда Сейвен выдохнул, то они уже стояли на сыром, пропитанном серостью берегу моря.

— Не удалось? — Диз слегка сжала ладонь Сейвена, не отрываясь взглядом от угрюмого пейзажа.

Метрах в трехстах от берега покачивался на волнах темный бриг «Тольеро». Он ждал последнюю шлюпку, которая, в свою очередь, дожидалась только их.

— Попробуем еще, — после короткого молчания отозвался Сейвен. Он думал о полчищах крыс. — Выход есть. Он всегда есть.

Большая штука заключалась в том, что «Тольеро» никогда не возвращался. Корабль потонул в той самый шторм, что они переживали снова и снова. Дошло это до Сейвена только с пятнадцатого раза. Казалось, теперь незачем было проигрывать предрешенный путь, однако с каждым проигрышем крепла уверенность, будто именно на этом корабле они выплывут в действительность Теньеге.

На двадцать пятое фиаско о том, что что-то идет не так, догадалась и Диз.

— Почему же сразу не сказал? — шептались они в гамаке, после очередной пережитой бури. — Я ведь не такая… Острая как ты. Мог бы и поделиться.

— Я опасался, что ты послужишь для Айро нитью. Потому даже не думал об этом.

— Да как же я буду ее нитью, если целиком твоя?

— Не знаю. Я ни в чем не уверен, Диз… Прости. Я не хотел рисковать зря.

— В чем твой план, Сейвен? Наверняка у тебя во лбу что-то наклюнулось за все это время. Что-то чем ты не хотел рисковать.

— Хм. Ну, вот послушай. Любая наша попытка сочетания воссозданного с действительным оборачивалось неудачей. Чуть позже или чуть раньше, но все рассыпалось в бред. Я думаю, что так будет происходить постоянно, независимо от того, насколько далеко в прошлое мы уйдем.

— Но ведь она оставляла нам больше времени… На… Выдумки. Разве нет?

— Да, так, — вдохновленный мыслью и тем, что наконец-то может поделиться ею, Сейвен встрепенулся, привстал. — Это может быть из-за того, что Айро становится сложнее найти именно тот участок действительности, через который мы пытаемся выйти. Найти его и затереть. Ведь, чем глубже залегает пласт, тем больше событий ей приходится сравнивать.

— Откуда ты это взял? Ведь кроме корабля мы ни на чем более раза не останавливались. Постой… Драка в пабе «Гарцетама»! Там все обрывалось каждый раз раньше предыдущего звена в цепочке!

— Именно!

— Но ведь тогда получается, что мы в ловушке… И… Будет затерто все, любая цепочка.

— Нам нужно изобрести то, чего в действительности никогда не было и встроить это что-то в Вербарию. Если наша выдумка не будет противоречить целостности Теньеге, то она поверит нам и Айро не остановит нас, ведь ей не с чем будет сравнить.

— То есть твоя выдумка станет действительностью Теньеге? Ее маленькой частью, которой в ней никогда не было… Послушай. Сколько у нас еще времени? Пока не придет первый морок?

— Цикл, может меньше. Ну, во всяком случае, окно сужается. Первого я прогоню, он не сложный. Но вот дальше…

— А дальше и не нужно.

— Ты знаешь?..

— Тшш…

Сейвен умолк и невольно улыбнулся. Он помнил это шиканье, помнил слишком хорошо.

— На паруснике есть шлюпка?

— Да одна уцелела. Уж не хочешь ли ты?..

— Нет, не хочу. Но попробовать надо. Если корабль потоп в пути, и никто его так и не встретил во Франдии, значит на том его история и кончилась, так? А раз так, то цепь событий обрывается. Но что если… Что если мы продлим ее, скажем, спасем одного молодого человека и одну не совсем еще престарелую фройлен? А? Да так спасем, что их никто и никогда не смог бы увидеть или вспомнить. Спасем так, что цепочка оборвется именно на их воспоминаниях, а не на воспоминаниях утопших моряков.

— Диз, я сомневаюсь, что мы сможем доплыть до берега на шлюпе. Мы еще слишком далеко от континента. А предпринимать сверх возможное я бы не стал. Для Айро это все равно, что перед носом из сигнальной ракетницы палить.

— А доплыть до берега на обреченном корабле? Это возможно?

— Я думаю, — после некоторого молчания проговорил Сейвен. — Думаю, что у нас есть шанс, но только в том случае, если мы будем самыми обыкновенными людьми. Только так Теньеге сочтет нас своим собственным. А это значит, что рассчитывать мы можем только на себя.

— Никто не говорил, что будет просто, — Диз весело подмигнула Сейвену. — Как и всегда.

Они снова улеглись и прикинулись спящими.

Морок всегда выскакивал из нежданного угла, а его форму даже приблизительно нельзя было угадать. В прошлый раз их гамак потихоньку превратился в сеть, что неспешно затягивалась к верху. А в позапрошлый один из моряков отрастил громадную улитку вместо головы, да так и ползал на четвереньках, вынюхивая их место. На этот раз морок явился паучком, спустившимся с потолка на грудь Сейвену. Членистое тельце росло, вытягивалось, хищные жвалы щелкали все ближе и истовее…

— Кыш, — смахнул Сейвен насекомое и, убедившись, что паучок ретировался мизерностью, повернулся к Диз. — Пойдем. Нарнов пять у нас есть.

Крадучись они выбрались на палубу, где, как и прежде, хозяйствовал проливной дождь. Сейвен снял со стены фонарь, окинул шумную ночь памятным взглядом и, схватив Диз за руку, уверенно зашагал к траверсу со шлюпом.

Накрытая брезентовым пологом шлюпка до жути напоминала гигантскую личинку. «В чьем чреве нам предстоит уместиться». Сейвен бросился к узлам, но, как назло, веревки разбухли и не поддавались. Провозившись с узелком нарна два, он плюнул и передал фонарь Диз, что б схватиться за веревку обеими руками. Когда он вернулся к узелкам, то на их месте обнаружил змеиный клубок. Большие, лоснящиеся гадины сверлили его желтыми глазками и наперебой шипели. Мгновение Сейвен помешкал, скривившись от омерзения, но тут же вынул из-за пояса кинжал и рассек узлы. Траверс покачнулся, звонко тренькнула пружина и суденышко бросилось в воду. Квиком позже раздался смачный всплеск. Сейвен схватил рукой напрягшийся шварт и обернулся к Диз, чтобы препроводить ее на борт первой, но взглядом, всем свои естеством уперся в жуткое чудище, уже нависшее над нею горой. Контрольный морок напоминал громадную хищную пасть с руками, жирными губами, толстым, как реликтовый пень, языком и частоколом гнилых бревен, вместо зубов. И весь этот зев корчился моряками из трюма. Они точно скомкались, вылепились в жадную до жизни пасть и притащились сюда, вслед за ними.

— Ого… — только и успел выдохнуть Сейвен, схватил Диз за руку и, не оборачиваясь, спиной вперед, опрокинулся за борт.

Мгновенье полета обернулось жалящими объятьями холодной воды. «Если не поймаю борт, то все». Он рванулся к поверхности, загребая свободной рукой пошире, надеясь зацепить шлюп хоть кончиками пальцев. Наконец всхлипнула вода, волны расступились и Сейвен вынырнул на поверхность все еще с пустыми руками.

— Сейвен! — вдруг услыхал он крик Диз, уносимый волнами в сторону. — Я держу борт! Скорее! Выскальзывает!

Он подтянулся насколько мог, отпустил Диз и кинулся навстречу предполагаемой шлюпке. Попал, перевалился внутрь, тут же ощупью нашел холодную ладонь Диз и помог взобраться ей.

— Трос! Переруби его! — выплюнула она слова вперемешку с водой. — Та тварь может спуститься!

Суденышко бросало из стороны в сторону и пока Сейвен, в кромешной темноте, лез под пологом, его несколько раз пребольно швырнуло, особенно напоследок, когда он упал совершенно и ударился ртом о край лавки. Вдруг стало светло — это Диз каким-то образом отыскала фонарь и зажгла его. Уже в языках неровного пламени, Сейвен добрался до носа шлюпки, отогнул полог и снова выбрался в дождь. Шварт отыскался сразу, толстый и витой он буквально, звенел от напряжения. Только вот клинок не наносил ему вреда. Сколько бы Сейвен не резал, как бы сильно не замахивался, лезвие лязгало, скрипело, но шварт оставался целехоньким. «Так, словно трос. Металлический трос».

Подоспела Диз и, в свете фонаря, привязь, действительно, обратилась в металлический, свитый из тысячи проволочек трос. «Нечестно». Сейвен почувствовал как у него в буквальном смысле опустились руки. «Эта гиблая тварь нас не отпустит. Ни за что не отпустит».

— Проклятье! — выругалась Диз и скрылась под пологом. Через квик или того раньше он вернулась с внушительным топором. — Руби утку!

— Кого?!

— Швартовую утку руби, кретин! Она из дерева, руби скорее!

Сейвен размахнулся, ударил раз, второй, третий… Топор оказался на редкость острым, так, что после четвертого удара древесина крякнула, хрустнула и злополучная утка оторвалась. Темный остов «Тольеро» все это время волокущий их за собой, резко ускорился, оставляя беглецов далеко позади. Тяжело дыша, с топором в руках, Сейвен провожал его взглядом, точнее те немногочисленные фонари, что обозначали контур корабля. Вдруг раздался жуткий треск, точки-фонарики потеряли форму и один за другим, сгинули в морской пучине.

— Рифы! — услыхал он рядом уставший голос Диз. — Корабль не просто утонул, он разбился. Наверное, где-то здесь островная гряда.

«Хорошо хоть ветер послабел, а то бы и нас размозжило». Сейвен сглотнул, отер саднивший болью рот и только сейчас почувствовал, как сильно замерз. Он нырнул под полог, достал еще один фонарь, скрутил с него колпак, выставил фитиль подлиннее и зажег. Быстрое, трепещущее пламя ярко осветило нутро шлюпа, разбрасываясь по углам черными тенями. Стало еще ярче — Диз проделала со своим фонарем то же самое, воткнула его в штатив и принялась скидывать с себя мокрую одежду.

Дождь не стихал, продолжая монотонно бубнить по брезентовому шатру. Внутри шлюпа стало тепло и даже сухо, отчего развешанные вещи быстро подсыхали, но одеваться все равно не хотелось. Время от времени Сейвен подливал масло в лампы и следил за прогаром, подкручивая фитили по мере надобности.

— Чудное путешествие, Сейвен, — призналась Диз, когда он вернулся к ней на импровизированное ложе из парусиновых свертков. — Никогда бы не подумала, что близкое знакомство с тобой заведет меня так далеко.

После крушения корабля, их перестали заботить угрозы океана. Они даже не заговаривали о том, что будут делать, когда наступит рассвет. Все, что им оставалось — просто ждать солнца, а это они понимали и без лишних слов. «Ждать. Ждать и надеяться, что кончим мы все-таки днем».

Но одна мысль, беспокойная, назойливая мысль тяготила Сейвена. Наклюнулась она сразу, как Диз предложила сбежать с корабля. Если в первое время идея носила неясный характер догадки, какого-то предчувствия, то теперь обрела форму. И облик ее пугал.

— Диз мне… Мне кажется… Мне кажется, что теперь мы должны умереть. Так она впустит нас как… Как что-то настоящее.

— Я знаю, — тихо ответила Диз, и Сейвен почувствовал ее трепет. — Я знаю, но… Не хочу. Мне страшно. Ведь меня может не стать. Совсем, понимаешь? Как раньше. А я хочу жить. Жить с тобой…

Сейвен похолодел. На мгновение он даже перестал дышать, явственно ощущая, как сердце колотиться в груди точно бешеная крыса в бочке. За чередой событий, за естественностью Диз он совершенно позабыл, кем она являлась на самом деле и что… «Что там, далеко на Земле есть она другая. Она настоящая. К которой я обещал вернуться». Он скрипнул зубами и зажмурился так, что слезы мученья навернулись на ресницы. «Нет, так нельзя». Он открыл глаза, сглотнул горький комок и постарался расслабиться. «Так нельзя. Я ведь не для одного себя».

— Это еще неизвестно, — проскрипел он в ответ. — Разиель и маленькая Айро существовали ведь. И не в Вербарии, а в действительности даже. С чего тебе исчезать?

— Верно, — сквозь паузу ответила Диз ровным, усиленно ровным голосом. — Возможно, что ты и прав. Выбора у нас ведь все равно нет, верно?

Как бы соглашаясь Сейвен кивнул, но про себя усомнился. «Можно было бы мыкаться в замкнутом пространстве и сохранить тебя. Но тогда Айро сожрет Вербарию. Подчистую сожрет». А вот об этом думать не хотелось совсем. Но он и не думал. Воображение само подносило картины будущего. Большое спелое яблоко, что начинает гнить изнутри. Сначала янтарные семечки, потом пластиночки, мякоть… А он, как белый червячок, точит эту гниль, точит слепо, точит жадно, но, в сущности, гоняется за своим хвостом. Чудесный плод сморщился, одряхлел, на его поверхности проступили гнилостные пятна. Они складывались в гигантские, гротескных фигуры, бугрились бредовыми идеями пожирательницы сущего. Мо’роки, вытянутые в континенты, пыхтели, сопели и грызли друг друга почем зря, даже не ведая про существование Сейвена. Вскипали и сохли моря стылой крови, рождались новые континенты-чудища, один безобразнее другого…

Мороз пробежал по коже. Сейвену показалось, что он задыхается, что он уснул, и видит противный, скользкий сон. Вязкое, черное впечатление тлена пробрало тоскою до самых основ. «Я сплю?!» Со сдавленным выдохом он распахнул глаза и вздыбился на ложе, инстинктивно выбросив пред собой руки, точно силясь защититься от чего-то.

Фонари доедали последнее масло и их, некогда, ровный, теплый свет трепетал первобытными факелами. «И впрямь уснул. Как будто по-настоящему». Сейвен вытер ладонью испарину со лба, глубоко вздохнул и поднялся. Одну лампу он потушил совсем, а в другую вылил остатки масла, подкрутил фитиль. Нутро спасительного шлюпа вновь предалось теплоте и уюту. Но что-то было уже не так, чего-то явственно недоставало… «Качка. Шлюпка сидит как влитая». Он был готов поклясться, что прежде чем его угораздило вздремнуть, шлюп раскачивали волны.

Аккуратно, стараясь не шуметь, Сейвен пробрался к носу суденышка, отогнул полог и выглянул наружу. Серое утро застыло в туманной дымке. Дальше пяти-шести шагов ничего не было видно, впрочем… Впрочем, обзора хватало, чтобы изобличить неестественно статичную воду. Подобрав случившийся рядом топор, Сейвен перегнулся через борт и потыкал им в застывшую волну. Топор звонко брякнул и даже как будто высек искру. Немного поколебавшись, Сейвен все-таки решился и прыгнул за борт. Окаменевшее серое море выдержало его без видимых усилий. «Оно бы, пожалуй, и гору выдержало».

Вдруг из тумана вынырнуло заспанное и слегка недовольное лицо Диз. Бегло ознакомившись с ситуацией, она хмыкнула, почесала бровь и изрекла:

— Пойдем, сперва перекусим.

Перекусили сухарями, запивая их слегка протухшей водичкой из бутылки, случайно отыскавшейся под одной из лавок. Сквернее завтрака Сейвен припомнить не мог. Сие обстоятельство складывалось не столько из скудости запасов, сколь из натянутого молчания. Они оба знали, что пойдут, ведь никакой альтернативы не было и быть не могло. «Можно, конечно, остаться здесь и подохнуть от жажды и голода, но кого устроят такие перспективы? Уж точно не Диз».

Покончив с гнусными кушаньями, они выбрались наружу и, уже было собрались идти куда глаза глядят, как Диз попросила обождать ее с нарник и скрылась в чреве шлюпки. Она вернулась раньше обещанного, принеся с собой запах дыма.

— Последний мост, он самый прочный. Последний мост — мы и его сожжем, — возвышенно, с толикой грусти продекламировала она, глядя на то, как густой дым вытаскивал из щелей первые языки пламени.

Досматривать, как сгорает шлюпка они не стали и просто, взявшись за руки, побрели туда, куда смотрел охваченный пламенем нос. Однажды Сейвен все-таки оглянулся, но в туманной завесе увидал только размытое пятно огня, олицетворившее собою пожар.

Шли долго, неопределенно долго. «А долго ли?» Молчание, застывшее между ними, вполне могло растянуть пройденное время. Раз или два Сейвен порывался что-то сказать, но в последние мгновенья прикусывал язык и лишь чуть крепче сжимал ладонь Диз, ощущая ее ответное пожатие.

Взошло солнце и туман истончился в сизую дымку, а затем вовсе пропал. Взору открылась бескрайняя даль застывшего моря. Твердая, точно оледеневшая вода под ногами ничем не отличалась от воды настоящей. «Разве что по ней можно ходить». А в остальном… Покатые, кое-где подернутые ресничками бурунов, волны сменяли друг друга холодно и монотонно.

— Как ты думаешь, Сейвен, где мы сейчас? — вдруг нарушила обоюдное молчание Диз. — Куда мы идем?

— Я не знаю, — честно признался он. — Напоминает болота, только еще скучнее. Если это так, то, думаю, мы в пограничном состоянии. Где-то между Айро и Теньеге. А идем, ну… Выбрали направление и идем. Может, и выберемся куда-то.

Немного помолчали.

— Диз, хочешь я… Я верну все назад. Вернусь на остров, и мы попробуем снова? Попробуем отыскать другой путь, подумаем еще немного.

— Нет уж, — вздохнула она в ответ. — Пока мы будем думать, Айро доест Вербарию и тогда выбираться станет некуда. Знаешь я… Я обдумала свое положение. Все не так уж и плохо, на самом деле.

— Диз…

— Нет, я серьезно говорю. Я ведь только воспоминание. Взяла напрокат ее жизнь и попользовалась немного. Тем более, я останусь собой, точнее я вернусь к себе, когда все кончится, правда? Просто не буду помнить всего, что тут произошло с нами, но зато буду помнить другое, то, что случилось без тебя на Земле. Может в действительности времени прошло совсем немного и она даже не успела соскучиться. Но ты ведь расскажешь ей? Расскажешь обо мне? Как я хорошо себя вела и как я… Как мы…

Голос ее дрогнул, пресекся. Она высвободила руку, закрыла ладонями лицо, остановилась, и плечи ее задрожали. Глядя на нее, Сейвен был готов вырвать себе сердце.

— Нет, нет, — он обнял ее, почувствовав горячие слезы на своем плече. — Нет, ты никуда не денешься, все будет… Хорошо. Мы вернемся, вернемся вместе, я обещаю.

Он продолжал что-то лепетать, все меньше связывая слова и все больше поверяясь чувствам.

— Нет, любимая, нет. Это все не так, это все неправда. Нет тебя другой, и никогда не было. Ты одна, ты единственная. То все сон, вот действительность. И не нужно больше ничего. Это все так. Все образуется. Это все ничего…

— Обещай мне одно, — набухшим от слез голосом, наконец, оборвала его Диз. — Что ты не вернешься за мной. Чтобы ни случилось, ты больше не вспомнишь меня и вернешься к ней, к той единственной.

— Диз, Диз, Диз… Ты не исчезла ты здесь, вот. Зачем забывать? Зачем обещать…

— Отпусти меня, Сейвен. Я знаю, тебе больно, не меньше моего, но… Где мое место? Если все образуется, если все кончится хорошо, где окажусь я? Навсегда останусь тенью? Или подсижу себя же настоящую? Нас не может быть дважды. Это невозможно!.. Невозможно… Невозможно…

Она продолжала повторять, сопровождая каждое слово легким, бессильным толчком кулака в грудь Сейвена. Наконец, Диз утихла, зарылась лицом в его рубашку, но все еще продолжала всхлипывать редко и беззвучно. Сейвен гладил ее по волосам, целовал, и сам едва сдерживался. Он не чувствовал слез, проглоченный комок провалился куда-то в желудок, и теперь бессильная, сдобренная тоскою ярость закипала внутри. Хотелось заорать погромче, взять увесистый предмет и крушить им все подряд.

— Пойдем, пойдем вон там присядем, — скрепившись, мягко, но настойчиво, отлучил он Диз и подвел ее к высокой волне.

Они уселись на покатый вал так близко, как могли. Обнялись и молча смотрели как подзенитное солнце искрит и оживляет застывший океан. Буруны и вгибы напоминали дюны сине-зеленого песка, однажды очень сильно нагретого и оттого схватившегося блестящей коркой глазури. Бескрайний простор, особенно сейчас, когда небо истончалось до синих полутонов, у горизонта смыкался. Казалось, что они угодили на дно гигантской полусферы, эдакой планетарной игрушки, игрушки позабытой и оставленной на солнце у окна. Вот только… Сейвен прищурился. Ему показалось, что вдали, там, где с трудом различался переход от океана к небесам, чернела какой-то разлом, кривая трещина. «Поломанная игрушка. Ну, вот, кажется и все».

Мелкая дрожь разбила Сейвена, он поднялся на ослабевшие вдруг ноги и устремил взор туда, где виднелась трещина. Вслед за ним поднялась и Диз, кажется, вполне упокоившаяся и овладевшая собой.

— Там есть что-то, — проговорила она ровным, несколько озабоченным тоном. — На черту похоже. А ты что видишь?

— Рубеж, — выдавил из враз пересохшего горла Сейвен. — Последний.

— Ну и слава хранителям, — Диз вытерла пальцами глаза, поправила прическу и одернула уже изрядно натерпевшееся платье. — Пойдем, мой милый. Незачем больше тянуть.

Этот последний отрезок Сейвен прошел как в чаду, как в обреченном тумане. Он замедлял шаг, нарочно спотыкался, надеясь в сердцах брякнуться и поломать ногу. И все молчал. А Диз напротив, постоянно говорила, казалось, даже не замечая, что ее почти не слушали. Воспоминания, смешные и грустное; надежды, пустые и сбывшиеся; чувства, сокровенные и открытые… Она точно пела свою последнюю, предгибельную песнь, упиваясь каждым словом, как сладким вином.

Сперва разлом совсем не увеличивался — оставался прежней едва различимой черточкой, тем самым несколько обнадежив Сейвена. «Вдруг будет как с лесом на болотах?» Но в скором времени он распластался вдоль горизонта бездонной пропастью и, с каждым шагом, становился все шире и глубже, погребая на дне надежды Сейвена.

И вот, они, взявшись за руки, стояли на краю бездны. Противоположного края не существовало. Они точно подобрались к границе мироздания. Отвесный край простирался влево и вправо настолько, насколько хватало взгляда. «Идти вдоль кромки? Нет… Она не пойдет».

— Пришли, — выдохнул он, продолжая неотрывно смотреть в пропасть.

Ему припомнилось, что однажды он уже так стоял. «С Разиель, на горбу мертвой Вербарии». Тогда он еще не знал, чего предстоит коснуться, через что предстоит пройти. Тогда он преисполнялся надеждами и собственным могуществом. «Ну, а как теперь? Где вся твоя сила? О, хранители, в чем же сила, если я не могу сохранить ее!» Слепой в неведении. Он и сейчас не знал, как все обернется.

— Поцелуй меня, — тихо прошептала Диз и потянулась к нему сама.

Они слились воедино, так, как возможно только среди крепко влюбленных. Глаза закрылись сами собой, объятья сжались крепче. Сейвен чувствовал биение ее сердца, как свое, и именно сердце, а не что-то еще, сказало ему, когда они качнулись в пропасть.

— Смотри, смотри, он еще шевелится! — мальчишеский резкий голос сопровождался беспорядочными тычками палки то в бок, то в грудь, то в живот.

Сейвен застонал, пошевелился и с усилием приоткрыл глаза. Яркий солнечный свет пробивался сквозь широкие листья пальм, где-то в ногах шумел прибой, а дальше прямо над ним — голоса растревоженных детей.

— Он очнулся! Скорее, бежим домой! Мама! Мама!

Дети убежали, оставив Сейвена одного. Обессиленный он перевернулся на живот, с размаху зарывшись лицом в песок. Выдохнул, зашелся кашлем и снова перевернулся. Внутри него, точно росло что-то, причиняя острую, нестерпимую боль. Сдавленный, хриплый стон вырвался из его горла, судорога изогнула дугой все тело, вытянула до предела одну единственную невидимую струну. Теперь боль не просто ворочалась где-то под желудком, а растеклась до кончиков ногтей, до самого последнего волоса. Он заметался по песку, выгибаясь и скручиваясь, как червь на солнцепеке. Взгляд помутнел, багряные пятна окрасили светлый день… В голове промелькнула мысль, что это агония…

Его вырвало черной, вязкой жидкостью. Густая, как масло блевота изливалась тугим, долгим потоком, привнося несказанное облегчение. Задыхаясь, Сейвен приподнялся на локтях и стал крутить головой по сторонам, выискивая кого-то взглядом. «Кого?.. Кого?!» А рядом действительно кто-то был. Он стоял рядом у его головы, темный, скользкий, там, где только что была мерзкая черная лужа.

— Я говорил, что ты бездонно глуп, репликант Сейвен. Глуп и банально предсказуем. Думали, что перехитрили? Думали, я буду просто ждать? И забыли обо мне. А я следил за каждым вашим шагом. И вот, ты и твое воспоминание, проторили мне дорогу.

— Сейвен! — донесся до него далекий крик. — Сейвен!

— Смирись, — черный и склизкий, как тысяча кошмаров, Атодомель присел на корточки, приподнял ему голову за волосы и заглянул в глаза. — Для тебя и для нее все уже закончилось.

И вдруг он исчез. На мгновение пространство омрачила черная вспышка и Первого не стало.

— Сейвен! — крик становился ближе. — Это я!

Он привстал, покачнулся и криво сел. Его все еще мутило, но уже далеко не так. С каждым глубоким вздохом состояние налаживалось и к моменту, когда кликавший его голос приблизился вплотную, он уже стоял на ногах.

— Мама?

— О, Сейвен! — Теньеге обняла его, не скрывая слез. — Ты вернулся! Мальчик мой, он вернулся!

— Мама… Мам. Теньеге, постой! — он отстранил ее, но увидав вблизи ее счастливое лицо, не сдержался сам и сильно обнял ее. — Я очень рад тебя видеть, мам, но есть дело, очень срочное. Атодомель теперь, наверное, там, в физическом мире. Мне нужно следом! Скорее!

— Но что, что случилось?!

— Потом, мама, все потом. А сейчас выпусти меня наверх. Я должен успеть вперед!

— Хорошо. Куда тебе нужно?

— В недро с его телом. В Реликт.

— Хорошо, — медленно повторила она. — Я могу это сделать. Закрой глаза.

Сейвен повиновался, и в то же мгновение все кругом потемнело и оглохло. Он открыл глаза, но от этого сделалось лишь темней. «Как в бочке. Глухой и пустынной». Вновь припомнилась бездна под ногами, та самая пропасть, над которой они стояли с Разиель и с которой разошлись их пути. Он хлопнул в ладоши и высек облако искр, что устремились ввысь, облепили сводчатый потолок, ярко освещая генизу Вербарии. «Она бы сделала так».

Ни следов раскопок, ни горняцкого инструмента, ни грубой техники… Пропало все, включая глубокий карьер. Мерцающая лазурью плоскость, на которой сейчас стоял Сейвен, точно однажды расплавилась и накрепко застыла. Зато появилась жуткая фигура Атодомеля, черневшая в центре на почтительной возвышенности из биоэфира. Этот его трон и величественная поза в точности повторяли когда-то виденные Сейвеном в Вечности Кетсуи-Мо. «Нет, такого напоминания нам не надо». Глаза Первого были открыты — он следил за ним. Вообразилось, будто это Атодомель вернулся в себя и теперь торжествует победу, но подозрения мигом рассеялись. «Будь он внутри, стал бы сиднем сидеть?»

Сейвен тряхнул руками, удлиняя кисти в отточенные светом клинки, и бросился в атаку. На подлете его удар отразила черная молния. Он ожидал чего-то подобного и потому, едва коснувшись земли, оттолкнулся, подлетел к вершине купола и, с трехсотметровой высоты, обрушился на темную фигуру отвесным клином света.

Страшный грохот сотряс замкнутое пространство. Сейвена отшвырнуло к дальнему радиусу генизы, но он успел погасить импульс и остановиться. Кое-где с покатых сферических стен струился песок, сыпались камни. Плоскость биоэфира в радиусе десяти метров вокруг трона встопорщилась мелкими, точно снежинки, осколками. Близ целехонького стана Первого появилась фигура поменьше. «Явил-таки себя».

Атодомель выглядел не лучше дурного морока Айро и уж куда как хуже того человеческого обличия, в котором он являлся Сейвену раньше. Черный, точно вылепленный из густой смолы, контурами он сличался с телесным вместилищем, только меньше и обезличенней. Его теперешнее ментальное воплощение источало темную ауру, вымарывающую всякий цвет. «В точности как я. Только по-другому, начерно».

Тело Сейвена переливалось ослепительно белым светом. Он чувствовал источаемую силу как дыхание и, наконец, мог высвободить ее полностью. Но торопиться было нельзя. «Что-то не так. Он не может вернуть себе тело, иначе давно уже забрался бы». Становилось ясно — Атодомель попал-таки в купель первым и именно он отбил удары Сейвена, защищая свое тело. «Но что мешает ему попасть внутрь?»

Вдруг Первый сорвался черным разводом и ринулся в атаку. Сейвен кинулся навстречу, но удара не вышло — они разминулись, едва задев друг друга. На месте соприкосновения теперь шипела лужица растопленного биоэфира.

Сейвен не остановился, а напротив, покрепче оттолкнулся от пространства, взвился к вершине, и оттуда, разветвившись в сеть белого огня, накрыл противника. Он чувствовал, как вдавливает Атодомеля в твердый пласт, как тот сопротивляется, просачивается сквозь него, точно горсть ртути. Сейвен сжался в комок, стиснул врага собою, как заправской сияющей дланью, выдернул и швырнул об стену.

Удар получился такой силы, что окружение вздрогнуло, будто от подземного толчка. На месте, куда угодил Атодомель, теперь зияла громадная пробоина. Не дожидаясь пока уймется пыль и противник восстанет, Сейвен ринулся к телу Первого, но на самом подлете ему преградила дорогу Разиель. На мгновенье он растерялся. «Враг… Враг ли она сейчас?»

И вдруг удар!.. Сознание точно окунулось в холодную выгребную яму. Когда Сейвен прояснился, то обнаружил себя в скальной толщи и сразу понял, что это Атодомель напал со спины. Выбираясь из каменного мешка и извергая проклятья, Сейвен чувствовал, как горная порода плавилась от жара его тела, как камень шипел и брызгал раскаленным дождем. «Не прогореть бы на самое дно». Выбравшись чадящим големом, он на мгновенье вспыхнул, выжигая облепивший его камень, и немного отступил, укрывшись в дыму и пыли.

Сквозь густую завесу он различил противников, что метались вокруг Первого. Они, то рассыпались в черный туман, накрывая тело грозовой тучей, то облекались в телесные формы и льнули к нему, как к молельному идолу. Их удары и тычки высекали снопы темных искр, не затухающих, а застывавших в плоскости биоэфира черными мушками, отчего пространство вокруг тела Первого порябело. «Оно заперто. Айро? Да. Больше некому…»

Сейвен нервно сглотнул. Он чувствовал как мелкая дрожь, дрожь предательского людского волнения растрепала его. «Не наломать дров самое главное, ничего не испортить сейчас». Если он выдавит Айро, то злонамеренная двоица мгновенно займет тело и тогда одним хранителям известно, чем все кончится. Именно их следовало бы приструнить первыми. Забыть о Сейвена они точно не могли. «А это значит, что вот-вот хватятся меня. Ох, мама, была бы ты сейчас здесь…» Сейвен встрепенулся. «Мама».

Он упал на колени, вдавил ладони в сверкающую гладь биоэфира, закрыл глаза и представил себе Теньеге, представил не как аморфною всеобъемлющую сущность, а как собственную мать. «Мама, ты здесь? Ты слышишь меня?» Кончиками пальцев он ощутил ласковое прикосновение. «Помоги. Здесь Атодомель и его приспешница. Их нужно надежно запереть. На какое-то время. Ты сможешь мне помочь?»

Вместо ответа кисти рук Сейвена вытянулись и, двумя неприметными ручейками, зазмеились к центру генизы. Он чувствовал, что это не его руки, а длани Теньеге, которые он только направлял. У подножия Атодомеля он немного развел их в стороны, замер, оценивая, не заметили ли его, и раскрыл их, точно разжал свои кулаки. Улучив момент, Сейвен вскинул руки Теньеге и схватил темную двоицу. Полыхнула яркая вспышка и противники угодили в овальные капсулы, возникшие над биоэфиром, точно чудные грибы на тонких ножках.

Разиель опустилась на колени, закрыла лицо руками и затихла. «Теперь ей все равно. Нет ни его, ни моей воли и сражаться больше не за что». Атодомель же напротив, сообразив, куда угодил, заметался по узилищу кошмарным сном. Он то растворялся в туман, то сливался в длинного и тонкого червя, корчащегося внутри путанным клубком, то сминался в острую тварь и колол стенки капсулы. Но все зря. От любого, даже самого пустого касания, оболочка вспыхивала и сокращалась, пресекая удары. Наконец, приняв тщетность своего положения, он унялся, вернулся к человеческой личине и, упершись руками в оболочку кокона, с мрачной пристальностью уставился на Сейвена.

— И что теперь, репликант Сейвен? Ты знаешь, что теперь?

— Еще не решил, — ответил Сейвен, поднялся и подошел к пленному. — Отпускать вас точно не станем. Ну и… Как тебе? Не так уж-то мы и глупы, а?

Атодомель ухмыльнулся. Сейвен не видел его лица отчетливо: что-то скрывал блеск кокона, что-то растачивала невыразительность черт, но лукавое молчание и ухмылка насторожили. Когда же Первый тихо рассмеялся, Сейвена бросило в дрожь. «Что-то не так. Что-то снова не так!» Он завертел головой и увидел, что Разиель уже стояла, неотрывно глядя на безобразное тело Атодомеля.

— Нет, ты все-таки глуп! — торжествующе выкрикнул Первый и расхохотался в голос. — Так же глуп, как и я!

Разиель льнула к оболочке кокона, гладила ее ладонями, и все время что-то шептала. Казалось, будто она разговаривала. Отвечала на вопросы, сама что-то спрашивала… Больше прочего ужасало то, что корявая голова создателя была обращена в ее сторону.

— Домик? Я люблю. В лесу, в лесу, да! Там. И вы все там. Я там тоже? О… Как же. Я? Конечно! С вами, с вами, с вами… Не хочу, нет! Только вы… И я? Да, да, я… Хочу… Прошу, возьмите меня с собой!!!

И зов был услышан. Сквозь тонкий стебелек поддерживающий кокон внутрь пробрался черный щупалец. Извивающийся корешок уже хлестал внутренние стенки капсулы, отыскивая ее. Сейвен охнул, взмахнул руками, отсекая ножку кокона, но опоздал — кончик щупальца прикоснулся к голени Разиель раньше.

Трескучий, многоуровневый хлопок, точно составленный из тысячи враз лопнувших пузырей, сотряс нутро генизы. Черная вспышка с силой ударила Сейвену в лицо, но он устоял, обернувшись клином света. Бурлящая кошмарами ночь стеною обрушилась на него, как шторм на одинокий маяк. Но шквал долго не продержался — схлынул, обнажая свет и звуки.

Вокруг все рокотало и тряслось. Биоэфирную гладь обезобразила сеть кривых и черных трещин. Каждый новый ее зигзаг сопровождался громоподобным хрупаньем, точно это лопались стальные рельсы.

Тело Атодомеля, пусть страшное, но слаженное, обратилось в расстроенный ужас. Разодранное переплетением щупалец и костистых узлов, оно возвышалось над сияющим биоэфиром чудовищной марионеткой. Со всклокоченной, шипастой головы в разные стороны смотрели они. Сейвен видел лица, с бесконтрольным отвращением узнавал их: две сестры и мать. Шеи как таковой не стало. Вместо нее тугой жгут, свитый из лоснящихся чернотою щупалец. От торса остались какие-то ошметки, по которым невозможно было представить начальный облик создания. Эти куски едва скрывали неустанно шевелящийся клубок мерзких щупалец-змей, вгрызающихся в биоэфир.

Опора под ногами накренилась. Пласт биоэфира покачнулся, вздыбился и стал провалился одним краем под соседний пласт. Из-под противоположного, приподнятого края показались витки щупалец. Их было настолько много, что они слились в клубящееся марево, норовящее вырваться наружу.

Опережая любые рассуждения, Сейвен выстрелил к чудищу, метя в его витую грудь. «Будь что будет». Удара он не почувствовал, но и вреда не нанес — Айро бесследно затянула прокол. Тогда Сейвен ударил опять, но уже не просто навылет, а вытягиваясь в нить. Орудуя собой, как сияющей иглою, он ткал гильотину из света, рассекающую Айро надвое.

Удар за ударом, черта за чертою, Сейвен расправился в сплошной, выпуклый диск света, разделивший стесненное нутро генизы на две неровные половины. Рассеченная светом Айро сопротивлялась. Сейвен чувствовал ее отпор как жилистое, напрягающееся горло, которое он никак не мог передавить. Но чем больше усилий он прилагал, тем тверже становилась цель. Тогда Сейвен стал выгибаться к потолку, вытягивая Айро, точно крепко забитый гвоздь.

Округлые стены полости, в которые он — яркая мембрана из света — уперся краями, обезобразила сеть мелких трещин. Внизу расколотое море биоэфира вздыбилось, разверзлось лазурным вулканом, извергающим черный хаос Айро. Вытягиваемая Сейвеном скользкая масса даже отдаленно не напоминала человека. То был кудлатый сгусток из щупалец, нитей и струн, что постоянно сжимались и дрожали.

Наконец последний изгиб Айро выскользнул из лазурного плывуна и беспомощно повис над ним, сжимая в кольцах воздух. Озеро расплавленного биоэфира заволокла мутная плева. Казалось, что креатура выдавливает из себя гной, скопившийся в застарелой ране.

Сейвен вдавил Айро в каменный свод, твердо решив вытолкнуть ее в открытый космос. Достаточно углубившись, он расслабил края и, точно бутон солнечного цветка, сомкнулся вокруг всклокоченного черного тела. Сомкнулся без единого зазора и тут же сжался, прикладывая к тому все свои силы. Айро стала на удивление податлива. Вынутая из глубин генизы она будто увядала, с каждым мгновением все слабея.

Он вылупился из растрескавшейся земли, как упрямый росток. Его встретило солнце — немой и бесстрастный созерцатель развернувшейся трагедии. Когда он выбрался вполне и начал выталкивать из себя инородный тяж, то что-то почувствовал… Айро. Она не хотела уходить, цеплялась за выскальзывающего Сейвена не физически — физически она была все так же крепка и недвижима, — но ментально. Сумбурные, торопливые мысли, вдруг выстроились в громоздкую цепь, смыкающуюся на нем, не отпускающие его. Колючий помысел Айро умещал понимание лишь одного — через короткое мгновение не останется никого. И это одиночество продлится вечно.

Стало тихо. Перекрученный тяж Айро медленно, как во сне, отлетал к Солнцу. На фоне кипящего извечным огнем диска эта черточка виднелась удлиненным, лохматым веретеном. Глядя на нее, Сейвену не верилось в случившееся. «Просто маленькая царапина». Такие серьезные и большие происшествия, но… «Где? Где они все теперь?». Вокруг стыл в молчании космос, вечный и безучастный. Такой же, как до них, такой, каким он будет после. Молчаливый, холодный и чужой. Как пустота внутри.

Сейвен вспомнил про Атодомеля и вернулся к генизе Вербарии, но того нигде не было. Вновь застывшая гладь биоэфира погребла под собой последствия битвы. Ни раскрошенных каменьев, ни лавы или чернильных потеков безумия. Потрескавшиеся, выщербленные стены каверны — вот, пожалуй, и все напоминание о бедствии.

Сейвен торопливо нырнул в ментальную плоскость и оттуда просочился внутрь генизы. Его встретила безбрежная, немая пустота.

— Теньеге, — тихо позвал Сейвен. — Мама, ты здесь?

Чернота вдруг вздрогнула, зашевелилась, точно рой микроскопических мушек. Мошки, казалось, сидели совсем близко — на расстоянии вытянутой руки, но когда они закончили возиться, то перед Сейвеном простерлась объемная, пространная картина, так, если бы эти букашки не составляли полотно, а лишь заслоняли его.

Теперь он стоял посреди центральной площади Сотлехта, сгораемой в лучах закатного солнца. За ее пределами бушевала дичайшая круговерть. Тонны самых немыслимых, полупрозрачных образов, неслись друг за другом нескончаемым хороводом. Осколки зданий, людские изваяния, ветви деревьев и целые пролески зачем-то с пурпурной листвой… Затянутые в узлы стальные фермы мостов, нити рельс с приклеенными к ним поездами… Кое-где сверкали вспышки молний и показывался грозовой фронт, разбрызгивающий дождь в разные стороны… Все это месиво проявлялось только когда Сейвен сосредотачивался на чем-то конкретном.

Сейвен протянул руку в невольном останавливающем жесте. Хоровод повиновался и тут же замер. Тогда он стал вглядываться в мешанину, искать чего-то, совершенно не понимая чего. Детские игрушки, кресло, ящик морских огурцов, фасад какого-то здания с высунувшимися из окон цветочными горшками… Все бессмысленно, бессвязно, не соотносящееся одно с другим, проникающее одно в другое, как…

— Как бред Айро…

Какое-то всепоглощающее отупение навалилось на Сейвена. Рот растянула бессмысленная улыбка, он хмыкнул раз, другой, прикрыл смешок ладонью, но не выдержал и расхохотался. Слезы брызнули из глаз, он упал на колени, закрыл лицо руками и зашелся истерическим хохотом. Наконец, повалившись на спину и уставившись в небо мутными от слез глазами, он затих. В голове было пусто, как в выеденной консервной банке. Он отер лицо рукавом балахона, высморкался в него же и стал отыскивать взглядом белобокую тучку и так, чтобы непременно походила не него. Отыскал. Довольно быстро. Но додумать продолжение не успел — обзор заслонила мрачная тень.

Над ним стоял Атодомель в своем очеловеченном облике. Стоял и, с молчаливым любопытством, заглядывал ему в лицо.

— Не стой так, ложись рядом. Хочешь, я и тебе тучку смастерю?

— Ты вполне осознаешь, что случилось? — с долей участия поинтересовался он и присел на корточки.

— Не особо, — Сейвен приподнялся и сел. — А ты что тут делаешь?

— Я? — показалось, что вопрос несколько озадачил Первого. — Мне больше некуда идти. Айро больше нет, тела моего тоже…

Сейвен поднялся и посмотрел на творящийся вокруг туманный хаос по-новому, с оценкой.

— Пропало все?

— Ну, не все, — вздохнул Атодомель и тоже встал, озираясь по сторонам. — Ваза, когда падает на пол, не исчезает без следа. Да, вазы уже нет, но есть осколки. Так и вся гениза. А Теньеге пропала, если ты о ней спрашивал.

— Ты смеялся. Когда понял, что Разиель сольется с Айро? Неужели ты хотел именно этого?

— Хм. Но ведь ты тоже смеялся. Только что.

— Верно.

В повисшем, было, молчании Сейвен уловил, что больше не питает ненависти к Атодомелю. Он стал для него своим. «Хе-х, любимый враг».

— Как это случилось? — наконец спросил Сейвен. — Ты видел, как погибла мама?

— Видел. Изнутри видел, ведь я как раз был в ней в тот момент, — Атодомель мельком взглянул на Сейвена. — По твоей милости, кстати. Айро укоренилась в Вербарии крепче, чем мы думали. Когда ты схватился за нее, то потянул следом все связи. Грубый, но радикальный прием. В итоге ты ее выдернул, но гениза порвалась.

— Ага. Опять во всем Сейвен виноват.

— Я не виню. Ты спасал Вербарию.

— В том числе и от тебя. Только вот с Айро покончено, а ты-то здесь. Кто ты теперь?

— Призрак Вербарии и вряд ли что-то больше.

— Ой ли…

Сейвен задумался. Он был готов улететь на Землю к Диз, был готов оставить Вербарию до лучших времен, но теперь задумался. Атодомелю он не доверял и, пожалуй, вряд ли что-то заставило бы его поверить. Может тот и впрямь лишь фантом неприкаянный, но оставлять его наедине с Вербарией было опасно. «Кто знает, к чему я вернусь после отлучки на Землю».

— Просто так я тебя не оставлю. Но и оставить мне тебя не с кем. Варианта остается два, либо взять тебя с собой, чего мне не хочется, либо…

— Либо?.. — деликатно напомнил о себе Атодомель, когда Сейвен снова задумался и замолчал.

— Либо остаться здесь и починить Теньеге. Да, пожалуй, так. Уж кто-кто, а она за тобой присмотрит. К тому же… Годы здесь это только минуты там. Так что… Я могу себе это позволить. Ну? Что скажешь? Поиграешь со мной в создателя?

— Как тебе будет угодно, — с улыбкой ответил Атодомель. — Как угодно.