Закат Ра

Tat 23

Странное чувство. Как в ночь тяжелой болезни, когда закрываешь глаза и пытаешься уснуть, а перед взглядом, в изрытой мелкими крупинками темноте, что-то непрестанно мельтешит. Повторяется снова и снова, но не так как раньше, а по-другому, еще корявее и искалеченней.

Обычное яблоко то больше, то меньше, то с червем внутри, то с механической, блестящей сердцевиной, из которой торчит провод. Потом уже это не провод, а червь с большими и умными глазами в зрачках которого как раз то самое яблоко…

И если в горячке образ один, то Сейвена разрывали тысячи таких явлений.

Корабль битком набитый отрубленными головами. Разноцветные волосы настолько длинные, что свешиваются за борт, утопают в мутной воде. Корабль плывет в океане волос. Над ним рыба отрывисто машет длинными плавниками, разрывается на две части — передняя продолжает лететь, а задняя падает вниз, ударяется о груду голов, и обращается в чернильный дым. Дым поднимается к небу, из него выявляется могучий великан. Корабль жалкая кроха по сравнению с ним. Великан наклоняется, берет в руку корабль и осушает море волос. Он раскручивает его над головой и швыряет вдаль растрепанной кометой.

Сейвен не видит всего этого. Все это происходит внутри него, как внутри какой-то бочки набитой крысами. Крысы плодятся, стенки бочки распирает, она трещит, но не лопается. Образы-крысы… Они прибывают, становятся нетерпеливее и лаконичней. Они разрывают его обрывочным количеством.

Молоток в одной руке, горсть кривых и ржавых гвоздей в другой. Из-под лохмотьев торчат голодные ребра. Серая изможденная фигура с болтающейся на лице повязкой бродит по черному полю. Она, как живой фонарь, высвечивает небольшой участок и что-то ищет. Из земли показывается голова, серый человек приседает к ней и забивает гвоздь прямо в темя. Когда гвоздь с хрустом проламывает череп, его острие, точно эхо, вырывается из головы человека с молотком. Он поднимается и идет дальше.

Стук. Стук. Хрясь.

Человек сидит на стуле в белой хламиде и с бумажным кульком на голове. В груди у него зияет дыра. Не понятно сквозная она или нет, но оттуда выбирается человек поменьше, без кулька, но с гладким локтем вместо лица. Он садится на колени к первому, его грудная клетка трепещет и рвется с хрустом и брызгами. Наружи появляется третий, но еще меньше с пупырчатым щупальцем вместо головы. Из него пробивается еще один, из того еще и так до бесконечности… Наконец, появляется человечек с лицом Сейвена. Да и сам он очень похож на него. «Постой. Это ведь я и есть».

Сейвен огляделся. Он сидел на коленях у человека с заводным ключиком вместо головы. Родитель не держал его — разверзшись Сейвеном, он окаменел. Вверх громадной пирамидой уходили их прародители. Самый первый, тот, что сидел на стуле с кульком на голове, был самим небом. «Небесной твердью». Вниз спускалась лестница из колоссальных колен-ступеней, теряющаяся где-то в непроглядной тьме. Изредка там вспыхивали молнии, выхватывающие на миг голые ступни первого. Под ними была пустота.

Одолев десяток голов, Сейвен остановился перевести дух и невольно сравнил текущее плечо со скальным выступом. Из теплой прикрытой белой тканью плоти. У этого шея заканчивалась головой игрушечной лошадки. Правда, размеры этой ярко размалеванной игрушечки внушали трепет. «Если это мысли Айро, то дело дрянь. Она не просто расщепляет генизу, она переваривает ее в дерьмо какое-то». Сейвен усмехнулся. «А ведь меня она тоже сожрала. Вот только переварить не смогла».

Головы последних двух великанов, тех, что восседали на коленях у основы-основ, были настолько велики, что неразличимы. Сейвен прервал восхождение и в очередной раз осмотрелся. Бумажный кулек очерчивал рваными краями линию горизонта. По-сути он уже был внутри него, однако ничего не происходило. «Вверх. На самый верх, не иначе».

Восхождение напомнило ему ходьбу по болотистым пустошам. Все та же монотонная рутина, только без усталости и забытья. Цепляться за отвесные стены было удобно — их почти всегда прикрывала ткань, мягкая и прочная. А руками он перебирал быстрее, чем сороконожка лапками. С уступа на уступ, со складки на складку он прыгал не хуже блохи, за один прыжок покрывая двести-триста обычных шагов.

Плечи родоначальника предстали обширными слегка покатыми холмами. Сплошной белый покров кое-где марали алые пятна, казавшиеся доннами иссохших озер. Там, где когда-то желтел пакет, теперь распростерлась плоскость всепоглощающей тьмы. Немного поколебавшись, Сейвен оттолкнулся посильней и прыгнул в нее.

Он выскочил посреди вокзала Сотлехта. Вокруг ходили люди, спешили носильщики, таксисты у парковочных мест зазывно гудели в клаксоны. Сутолока и гомон. «Точь-в-точь как тогда, на Вербарии». Да и сам амфитеатр Сотлехта громоздился все так же естественно и непоколебимо, утопая в дымке погожего дня.

Решив, что будет лучше, если он сойдет с центра площади, Сейвен выбрал никем не занятую скамейку и направился к ней. По дороге на него никто не смотрел. Более того, толпа исподволь расступалась, освобождая дорогу, но не шарахалась, а обтекала его как естественную преграду.

Добравшись до прохладной тени, Сейвен, не без удовольствия, присел и вытянул ноги. Осмотрелся. Все выглядело настолько правдиво, что моментами он забывал, где находится. Подкупали натуральные мелочи, слагающие Вербарию, как слагают живую картину бесчисленные мазки кисти.

Сейвен будто вернулся в прошлое, наперед зная, что и как должно произойти. Знал и мог исправить. «Или наоборот, усугубить все донельзя». Ему вдруг вспомнилось как они, выйдя из хрустального вокзала, наткнулись с Лейлой на патруль стражников. Что если бы тогда он не протянул с улыбкой одному из них запал, а оттяпал бы ему голову? А потом второму. Что бы тогда? Сейвен усмехнулся. До какого абсурда можно довести свое положение одним-двумя простыми действиями. Сотворить все так, как никто в здравом уме не стал бы. С тем лишь одним, чтобы посмотреть: как оно? «Сдерживает только необратимость происходящего. Но так ли это?»

Вдруг на площади стало шумнее, а движение еще оживленней. Неразбериха занялась в самом центре, там, откуда ушел Сейвен. Он вскочил на лавочку, устремил взгляд поверх толпы и увидел черный гейзер. Вокруг явления, шагах в десяти, уже никого не было. «Вот оно поглощение Айро». Когда он добрался до места, то услыхал вопли ужаса. Кричать, действительно, было от чего.

В маслянисто-черной луже, растекшейся на два-три шага, сидело кошмарное существо. Длинные худые руки с беспорядочно трепещущими когтистыми пальцами, оголенные ребра, из клетки которых высовывались дрожащие детские ножки. Выражение перекошенного лица хаотически менялось от экстаза до ярости, а голова чудища то и дело проваливалась в плечи, отчего тело сжималось, натужено выдавливая из себя что-то. В эти мгновения раздавался младенческий крик, отдающий нечеловеческим ревом.

Стоило Сейвену пробиться в круг, как чудовище приподнялось на длинных руках и двинулось в толпу, волоча за собой иссиня-черные внутренности. Народ шарахнулся врассыпную. Организовалась паника, кто-то попадал в обморок. Сейвен тоже попятился назад, запнулся и отскочил шагов на пять, не отрывая глаз от существа. Подобравшись к распростертой на земле девушке, чудовище взгромоздилось на нее и, с отвратительным чавканьем, втянуло в себя. За считанные мгновенья от бедняжки не осталось и следа. Поглотитель же обзавелся новой сущностью, взревел яростным женским рыком и как будто немного подрос.

Кошмар заковылял на руках-ходулях к новой жертве. И снова поглощение прорвалось надорванным получеловеческим рыком. По телу чудища пробежала рябь, на мгновение оно замерло и взмыло черной медузой, обрушившись в самую гущу толпы. Сейвен заметил, как туша втиснула в себя с десяток людей и как те, еще в сознании, боролись с накрывшей их массой. В изнанку кожистой плевы упирались их руки, лица, слышались крики, переходящие в давешний вой.

Сейвен гадливо сплюнул, сомкнул у груди ладони и резко развел их в стороны. Толпу как будто ветром сдуло. Чудовище, слегка качнувшись от ударной волны, развернулось на него и припало к земле. Дожидаться атаки Сейвен не стал и наскочил первым.

Он слегка промахнулся и попал не в грудь, куда метился, а в склизкие плечи. Чудище под ним завыло, втянуло, было, голову, но Сейвен, уже готовый к этому, успел схватить ее за космы и потянул на себя. Шея чудовища натянулась мясистой струной и с чавкающим хрустом порвалась. Тут же из горла хлынул фонтан бурого ихора с крупными белыми включениями.

Отпрыгнув на почтительно расстояние, Сейвен с минуту понаблюдал за агонией чудища, затем обнаружил в руках оторванную голову и с размаху швырнул ее оземь. От удара череп раскололся как пустой орех. Сквозь трещину на лбу что-то виднелось. Он склонился над головой и слегка тронул ее. Внутри, как ядрышко в скорлупе, перекатился череп поменьше. Череп ребенка.

Пока Сейвен брезгливо ворочал оторванную голову, тело монстра вытекло без остатка, превратившись в костистые руины. Когда же он вернулся к трупу, то заметил, что кошмарная лужа под ним шевелилась. Мешанина сгустилась, потемнела и взбугрилась неровными складками. Неустанно перемешиваясь, эта масса втиснулась под скелет и, кость за костью, облепила его. Чудовище, как могло показаться, не сдохло, а переродилось.

Больше всего новый уродец напоминал сороконожку, слепленную из дюжины людей. Конечности распределились вдоль членистого тела, посерели и налились черными жилками. Каждый сегмент тела венчала человеческая голова, с неестественно широко разинутым ртом и провалившимися черными глазницами.

Вдруг головы разом повернулись к нему, чудовище вздрогнуло, заревело десятком голосов и, на широко растопыренных конечностях, бросилось в атаку. Сейвен хищно осклабился, встряхнул руками, удлиняя кисти в ослепительные клинки, расставил ноги пошире и приготовился.

Столкновения он не допустил — упал на спину, пропуская чудище над собой и, руками-клиньями, пропорол тому брюхо по всей длине. Из раны вывалился клубок извилистых нитей. Монстр остановился в десяти шагах, покачиваясь на переплетающихся жгутиках, как лодка на черных волнах. Конечности отвалились, головы по хребту втянулись, а все тело, чуть опустившись к земле, утопло в хаотически тонком сплетении. Вдруг струнки напряглись и вытянулись в длинные иглы. Сократились и снова выстрелили, оставляя в пространстве вокруг существа черные точки. Выстреливая снова и снова, оно скрывалось за следами проколов, как за черным облаком.

— Ну, нет, — Сейвен встряхнул руками, выбрасывая из кистей прежние световые клинки. — Погоди у меня.

Слепящие орудия вонзились в темное облако, как в глину. Сейвен сводил клинки, но это ему удавалось с досадной медлительностью. «Не успею». Иглы выстрелили в очередной раз, пронзая его вместе с пространством. В глазах потемнело, тело наполнилось тьмой, но уже в следующее мгновение он свел руки в мощный столб света. Не помня себя, Сейвен рванул сплетенные кисти вверх и будто вывалился из кромешной ночи в полуденный Сотлехт. Он упал, каменная плитка затрещала под его раскаленным телом, оплавилась. Сквозь белый дым он увидел, как поверженный монстр утекал в узкую щель пространственного разрыва.

— Не уйдешь, — проскрежетал Сейвен, вставая с земли. — Все равно достану!

Он успел втиснуть руку в разрыв, прежде чем тот сомкнулся. Кисть сдавило точно шипастым обручем, но Сейвен руки не отнял, а наоборот просунул вторую и светом, как щипцами, стал раздвигать края. Дыра поддавалась, но с трудом. Вся она покрылась изморозью тонких искр, колючих и нестерпимо холодных. Края прорехи трепетали, искрились лилово-черными молниями и, кажется, звенели. Впрочем, от сильного напряжения, могло звенеть у Сейвена в ушах. Крупные капли света вспыхивали на его лбу и спине, капали частыми вспышками и утекали во тьму прорехи радужными спиралями.

— Тварь! — прохрипел Сейвен, чувствуя, что он уже на краю своих возможностей. — Я тебя все равно… Грр.

Тьма прибила его бетонной плитой, размазала и смешала с дегтем.

Сейвен не понял как, но провалился-таки в пространственную брешь. В едва проглядной темени все куда-то плыло. Ни пола, ни потолка, ни единого ориентира, на котором можно было бы сосредоточиться. Только смазанные тени, краткие блики, какие-то стоны, вывернутые всхлипы… И все плотное, до одурения тесное, стиснутое в точку.

Он чувствовал себя лучом фонаря. Даже не лучом — луч откуда-то исходит, на что-то падает, а он… Скорее был каплей света в безбрежии тьмы, давящей со всех сторон, стремящейся его поглотить. И кто это? «Неужели это все она?!»

Несомненно, это была Айро. Но если в первый раз он чуть не захлебнулся ею, то теперь достало опыта остаться при себе. «Непонятно только что хуже, быть внутри этого безумия или на поверхности».

Сейвен не знал, куда ему править. Кругом все выглядело или ощущалось одинаково безумным. То, в чем он еще совсем недавно принимал активное участие, здесь обрело форму плотных волн, накатывающих со всех сторон, и не дающих сдвинутся с места.

Оставив попытки пробиться куда-то самостоятельно, Сейвен вплелся в одну из зыбей, отождествив себя с хаосом. И странное дело… Став частью хаоса, не мыслью, а элементом формы, он ощутил его целенаправленность, уловил некий порядок. Но что-либо понять не успел — волна разбилась и его, как жертву кораблекрушения, выбросило на незнакомый берег.

В окружении цепи вулканов, извергающихся лавой и пеплом, он, все в той же бессменной робе, стоял в центе пологого кратера. По крутым склонам рокочущих великанов реками стекал жидкий огонь. «Хаос ждет, что я побегу? Взовьюсь свечей в небо? Хе-х. Так вот дудки». Криво ухмыльнувшись, он уселся на потрескавшуюся землю и стал ждать.

Лава спустилась быстро. Сейвен, по крайней мере, не успел сыграть в крестики-нолики и восьми раз. Когда его накрыло огненной волной, но он ничего не почувствовал. Стало чуточку темнее. «Как будто в солнцезащитных очках». Тогда он поднялся и пошел наугад к одному из вулканов. Запросто, пешком. Будто бы только вышел из купола Бредби на свое первое задание.

— Будь моей канарейкой. Будь ею скорей!.. — вдруг запел он, и голос его разнесся по лаве плотным резонансом. — О, привет, Зак! Как поживает твой змей? Лейла… Не найдется лишней улыбки для меня? О, как трогательно!.. Моргот? Ух, ты проницателен как всегда. Я возьму у тебя роспись! Олаф, Дейт Сауро, моншеры, мое почтение! Разиель, Крайтер, не ожидал и вас. Будьте моими гостями, прошу!

Сейвен вдруг остановился как вкопанный. Сердце бешено колотилось. Он стаял в чарующей красоте мантапама, в том месте, где его посвятили в ларги купола Бредби. Он стоял в чреватом балахоне в одном ряду с Лейлой и Заком. Крайтер тоже стоял рядом и зубоскалил через спину. Его ухмылка не была видна, но чрезвычайно ощутима.

«Хранителей ради, что происходит?!»

Раздался звонкий щелчок пальцами. Сейвен вздрогнул, заморгал и с изумлением осознал, что стоит в одном ряду с Лейлой и Заком, и что Крайтер только что пощелкал у его ушей пальцами.

— Мышара, ты в порядке?

Он видел Крайтера как наяву, в гладко отутюженной форме доларга, опрятного, аккуратно причесанного.

— Даа… — нерешительно протянул Сейвен.

— Твой черед, иди, — Крайтер картинно повел ладонью, указывая ему путь на сцену.

Все аплодировали. И Дейт, и Олаф, и Моргот с Разиель, что стояли рядом, обнявшись.

С бокалом пальмового вина Сейвен взобрался на сцену. Его порядочно штормило. «Надо же было надраться так. И это в свой выпускной!»

— Друзья! — выдохнул он в микрофон с отвратительным звоном. — Возьмите все выпить!

«Что-то не так».

— Я не знаю, что тут трепал этот урод, только все брехня.

«О, хранители!..»

— Я вам так скажу… Это все Я-я-я. Ни много, ни мало. Бейте меня, любите меня — мне все рав…

Звонко брякнул микрофон: Сейвен бросил его на пол и наподдал пинком вдогонку.

«Это не я. Это не я. Это не я. Это. Не. Я».

Он запнулся на полуслове.

— Простите. Нервы. На самом деле я хотел сделать признание. Наша группа. Она не выиграла. Все подстроил Крайтер, а я ему помогал.

Просторную залу разобрал гомон.

— Шакалы у тракта, подожженный опорный пункт Гелионского присутствия, пойманные партизаны: это все мы. Это все мы подстроили. Не нужно искать виновных в партизанской войне. Ее не существует. Это все Делио Флаби!

Воздетые к небу руки Сейвена перехватила чья-то крепкая петля, что дернулась и повалила его. «Бокал… Вино?! Не расплескалось, слава хранителям!» Его тянули за кулисы плотных портьер. Бокала из рук он не выпустил.

— Проклятый лицедей!

Услышал он в полутьме кулис мантапама.

«У мантапама никогда не было кулис. Это только-то первый…»

— Сейвен! Сейвен!!

Звонкая пощечина хлестнула его по щеке. Сейвен вздрогнул и, казалось, пришел в себя. Он лежал на дощатом полу в центре закулисья. Кругом в беспорядке разбросан реквизит, коробки, манекены в античных одеждах. Пощечину отвесила ему Разиель. Но какая-то не такая… Вся серая в черных прожилках на коже. Даже ее пальцы чернели непонятной дрожью.

— Ты где?! — холодные пальцы схватили Сейвена за щеки. — Очнись, твою мать!

— Я… Я в порядке, — залепетал было он, но… — Нет, стой! Где я в порядке-то?! Врежь мне, Разиель! Еще! Скорее!

Новая, куда более звонкая, пощечина разнеслась по закулисью. Затем удар кулаком в челюсть и еще один снизу. Перед глазами у Сейвена поплыло, он шатнулся, налетел на дверной косяк, высекая искры, и вновь упал на колени.

— Встань! — вдруг прогремел низкий металлический голос.

Стальная, извивающаяся длань схватила его за грудки, приподняла и поставила на ноги.

— Да стою, я, стою, — раздраженно ответил Сейвен, прикрывая ладонью рассеченный лоб. — Кто ты?!

Он отнял руку и изумленно замер. Перед ним стоял Атодомель.