Я – король Баварии – 2. ((Не самый бедный Людвиг))

Глава сорок пятая

Дружба дружбой, а шанежки врозь

Западно-Германская империя. Мюнхен. Изарфорштадт. Район железнодорожного вокзала.

2 апреля 1862 года

Даже не сомневался, что меня повезут не в какое-то захолустье, дабы зарыть мертвую тушку в каком-то лесу. Отнюдь. Время еще не пришло для разборок такого типа. Сейчас не девяностые двадцатого века, а вполне себе шестидесятые девятнадцатого. Разница в менталитете людей — поразительная! Почему я так легко согласился ехать куда-то с незнакомым человеком? Так это… не совсем незнакомым. Я видел его рядом с Бисмарком во время торжественного провозглашения создания нашей империи. Конечно, все могло быть. Но меня очень умело сопровождали люди Марко. Весьма кстати, из гарибальдийцев (большей частью итальянцев) он набрал небольшую группу амигос, чья основная задача была охранять мою бренную тушку. И делают они это достаточно незаметно. Ехать нам не так уж и далеко, а вот они тут незаметно одну пролетку сменили другой. Передали меня второй группе сопровождения. Численность каждой два человека и вооружены они до зубов. Транспорт — наемный, чтобы постоянный не примелькался. В общем, пока что охрана моего бренного тела на довольно высоком (по местным меркам) уровне.

Вскоре мы очутились около Центрального вокзала (железнодорожного, если что — станция омнибусов неподалеку, но вокзал тут пока что один). Тут, на Привокзальной площади (я, честно говоря, забыл ее местное название, хотя мне кто-то про это и говорил) достаточно много кафе и небольших ресторанчиков, рассчитанных на проезжих, которых надо накормить, а иногда и обогреть. Напоить — это туда же. И да, насколько я помнил, в моем времени это место было оккупировано всякими разными турками и в городе считалось вполне себе таким турецким районом, в котором обычному немцу находиться было стремно, я бы даже сказал, опасно. Не любили их приезжие, которые чувствовали себя тут хозяевами. Но пока что вместо шавермы тут можно насладиться белыми баварскими колбасками и светлым (баварским же) пивом, съесть аппетитную рульку, попробовать супчик из дичи, а про гарнир из тушеной капусты я даже говорить не буду — он тут почти в каждом заведении имеется. Правда, Отто выбрал для встречи чуть ли не единственное тут кафе Парижского типа с выставными на улицу столиками. И расположился для беседы он не в тесном помещении кафе, а именно на уличном столике, подчеркивая этим, что не опасается подслушивания и ни о чем плохом со мной говорить не намерен.

— Добрый день, Ваше Высочество! — приветствовал меня дипломат.

— Добрый день, Ваше Превосходительство! Впрочем, насколько я понимаю, вы едете в Берлин на повышение. Дайте, угадаю? Возглавите кабинет министров? Думаю, Его Величество Вильгельм сделал весьма достойный выбор.

— Благодарю за комплимент, Ваше Высочество, но пока что я не в курсе замыслов моего монарха. Меня отозвали из Парижа, но я не мог не посетить ваше государство, тем более что перед этим заехал в нашу Рейнскую провинцию. И да, на этот разговор меня никто не уполномочил. Я тут, можно сказать, проездом и проявил частную инициативу.

— Я весь во внимании.

— Вы знаете, что мой государь объявил Рейнскую провинцию демилитаризованной областью?

— Несомненно.

— Но у нас возникли сложности с выводом нашего Прирейнского корпуса. Мы никак не можем получить разрешение ни от вас, ни от Ганновера. Сейчас оба государя находятся в одном месте, и я надеюсь, мне удастся каким-то образом продвинуть этот вопрос.

— О, да, я спросил как-то отца, что там происходит у нас под боком в прусском анклаве. Понимаете, дорогой мой друг, его весьма смущает странная демилитаризация в Рейнской области. Вы выводите оттуда целый корпус с кавалерией и артиллерией. Но там сразу же призываете ландвер. К чему это? Если вы сосредотачиваете свои опытные войска против кого-то, тот почему не поставили нас в известность, согласитесь, это как-то не говорит о прочной дружбе между нашими государствами. И если здесь я с отцом не полностью согласен — вам же надо иметь какие-то силы поддержания порядка в вашей провинции, то требование Молькте о том, чтобы войска пересекли границы нашего государства со всем вооружением — это уже беспредельная наглость! Тут и я возмущен! Если вы хотите провести свой корпус через Баварию, то только разоруженным — мы готовы предоставить вам для этого вагоны и поезда. И да, отправим всех в целости и сохранности, но оружие отправите потом, после вывода всех войск. Всех девяти полков и кавалерийских эскадронов. И, как вы сами понимаете, за услуги нашей железной дороги надо заплатить. Никаких переходов своими силами — только перевозка в вагонах. И тут я позицию государя-императора полностью поддерживаю. Перевезут войска, вы сможете отправить и вооружение, кто вам мешает? Но допустить вооруженные силы другого государства, пусть и самого дружественного— это нарушение нашего суверенитета, на это никто не пойдет.

— Вот как, Ваше высочество, а я так надеялся на понимание именно в этом вопросе.

Ага! Нашел наивного дурачка! И захотел проверить степень моей наивности? Ну-ну…

— Понимание вашей позиции, дорогой друг, у меня имеется, но согласия в этом вопросе быть не может. Я никогда не пойду против решения своего отца и государя-императора.

— Да-да, я и не настаиваю на том, чтобы вы как-то повлияли на мнение государя по этому вопросу. Но… скажите, вполне возможно, что Ваше Высочество сумеет организовать мне аудиенцию у Его Императорского Величества? Я могу ненадолго задержаться в Мюнхене.

— Хм… — я сделал вид что погрузился в тяжкие раздумья.

— У Его Величества сейчас много встреч и эти переговоры с Ганновером, а еще созыв рейхстага… вы же понимаете, насколько сейчас загружен император? Даже не знаю, чем вам помочь… — и начал даже шевелить губами, как делает человек во время весьма напряженного мыслительного процесса.

— Ваше Высочество… Я слышал, что вы хотели приобрести несколько картин некого художника Ансельма…

— Вы хотите меня оскорбить, Ваше Превосходительство? Предложить мне взятку? Или вы сомневаетесь в моей платежеспособности? — гнев сверкнул в моих глазах.

— Ну что вы, Ваше высочество… только из уважения к вашему положению и осознавая всю загруженность Ваше высочества заботами о королевстве я позволил себе некую вольность. — быстро пошел на попятную Бисмарк.

— Впрочем, вы натолкнули меня на мысль… Отец создал фонд для выплат небольшого пенсиона ветеранам баварской армии. Он мог бы вполне благосклонно оценить пожертвования в этот фонд и даже встретиться с щедрым дарителем.

Намек сделан. Последняя фраза про «щедрого дарителя» наверняка, резанула по прижимистой душе будущего главы прусского правителя. Но тут такое дело — хочешь внеплановой и срочной аудиенции у монарха — плати! И не оскудеет рука дающего! О!

Я не знаю, что в итоге победило — скупость или осознание того, что позиция Баварии в этом вопросе, скорее всего, будет неизменной. Конфидент отца докладывал о том, что Бисмарк попытался договориться о выводе войск Пруссии из Рейнской провинции через Францию, но получил категорический отказ. Париж не собирался пропускать через свои земли армию другого государства: ни с оружием, ни без оного. Наверное, будущий премьер-министр Пруссии весьма сильно расстроился. Но он еще более расстроился, если бы знал, что за определенную мзду Максимилиан был готов пропустить Восьмой (Прирейнский) корпус, но вот вооружение, в первую очередь артиллерию — ни за что! Но оказалось, я был не прав. Ровно через неделю Бисмарк появился снова в Мюнхене (как я понял, Вильгельм еще официально не назначил его главой правительства). Внес приличную сумму в фонд ветеранов, получил аудиенцию у императора. И даже о чем-то с ним договорился. Так что, скорее всего, он ездил в Берлин, чтобы получить разрешение на трату государственных средств. Все равно огорчился бы, если бы узнал, что фонд пенсионной поддержки ветеранов — это ширма, через которую мы тайно снабжаем средствами нашу имперскую армию. А то от бюргеров ландтага дождешься!

А вот после Отто фон Бисмарка, который кормил меня обманными надеждами, даже кофе не предложил, скряга[1], меня опять ждала встреча с ганноверским наследником. На этот раз вполне себе деловая. Я учитывал, что Эрнст Август прирожденный вояка. Гусаристость его характера для меня тайной за семью печатями не стала. А потому я потащил его ознакомится с нашим новым вооружением: теми самыми нарезными винтовками Шаппсо. Только мы разработали на его основе кавалерийский карабин и егерский вариант — чуть более удлиненный и без штыка. Зато бил чуть дальше и точность была вполне себе приемлемая. Надо сказать, что ничто так не укрепляет отношения между молодыми людьми, как хорошая пьянка и совместное посещение борделя!

На самом деле было можно еще кое чем похвастаться — наши химики вышли на создание бездымного пороха, из-за чего Бавария закупила призовую партию хлопка. Тем более. что мы и несколько мануфактур по производству тканей и формы из нее открыли. Ага! Армию собираемся увеличивать, значит и формы надо больше, а во время учебы оная еще и имеет паршивое свойство изнашиваться ударными темпами. Вот и получается. Что современная армия — двигатель развития промышленности и изобретательства, ибо для армии нужно много всего, желательно нового и самого лучшего. Но самое лучшее — разработанную на основе штуцера Щаппсо пятизарядную винтовку я кронпринцу Эрнсту показывать пока что не собирался. Идею подал я. Лучшие оружейники Баварии над этим делом покумекали и сообразили, как этот раритет переделать под пятизарядный магазин. Даже другой боеприпас разработали и как раз под бездымный порох. Но ушло на это денег! Главным образом на стимулирование творческой мысли. Но результат-то на лицо!

Впрочем, Эрнст, который Август, оказался тем еще кадром. От карабина пришел в восторг и выпустил почти цельную пачку патронов. Ну, нравится парню пострелюшки! А кому он не нравятся? Смотрю на него, а он патрон за патроном вставляет, только картон потрескивает, так сильно сжимает боеприпас. И лицо такое раскрасневшееся, восторженное, понимает, что с такой скоростью стрельбы да точностью — это же новая реальность боя!

— Людвиг, это великолепно!

— Согласен, Август, только у наших отъявленных друзей из Берлина такие тоже есть. Винтовки Дрейзе. Они у них жутко секретные! Все знают, что они в наличии, но их Большой штаб скрывает, что почти всю армию на эти ружья уже перевооружили. Во всяком случае нам надо научиться теперь правильно ими пользоваться. И еще… менять тактику, несомненно, придется.

— Да! Под массированным огнем плотными линиями или колоннами наступать — только людей терять.

— Это верно. И огонь лучше вести из-за какого-то укрытия, чтобы противнику уменьшить площадь, по которой можно попасть. И людей учить меткой стрельбе, а не залпом и куда-то туда, в сторону противника!

— Ну а наши генералы, они ведь все за линейный бой. Пришли колонной — развернулись в линию и залп во врага. Ну а потом — рукопашная!

— Вот это самое сложное — генералитет. Они все еще живут наполеоновскими войнами. А вот мы во время похода на Рим опробовали совсем другую тактику: заняли удобную позицию и отстреливали солдат противника, прикрытые естественными укреплениями. И хорошо так отстрелялись — французы со швейцарцами не дадут соврать!

— Слушай, расскажи, как под Римом у вас дело обстояло? А то из газетных публикаций мало что понять возможно?

В общем, наш разговор затянулся, тем более что мой реальный боевой опыт ганноверского кронпринца серьезно так заинтересовал. Ну а ему рассказывал, в меру своего разумения и только то, о чем можно поведать. Все остальное — под строжайшей самоцензурой! Ну а потом последовало повторение банкета. Бедная моя печень! Правда, я старался не столько пить, сколько подливать. Но и на мою длю досталось достаточно! А вот от повторного посещения борделя я отмазался, сказав, что батюшка поручил провести инспекцию горно-егерской дивизии. А сам загрузил свое тело в карету и срочно к старине Шварцу, шоколад горячий трескать! Ради успокоения нервов! Хотя нервы мне весьма умело успокоила Анна. Умелица!

[1] Ну да, Бисмарк был человеком, мягко говоря, прижимистым. У Пикуля описана его учеба русскому языку. Для этого был нанят учитель, не бесплатный, которого Бисмарк при каждом его приходе угощал сигарой. Но вот потом. При расчете. Сумму за сигары он у учителя из гонорара вычел.