Врач из будущего (Война)

Глава 8 Фундамент будущего

Апрельский вечер медленно опускался на Ленинград, окрашивая небо в сиреневые тона. В квартире Борисовых на Карповке пахло свежей выпечкой и домашним уютом. Андрюша, устроившись на коленях у деда, Бориса Борисовича, с серьезным видом пытался засунуть ему в рот деревянную ложку.

— Нет уж, внучек, это твой секретный инструмент, — с непривычной мягкостью сказал отец, аккуратно отводя руку внука. — У меня свой есть.

Анна Борисовна, наблюдая за этой сценой с дивана, где она сидела рядом с Катей, улыбалась. Ее лицо, обычно хранившее следы вечной усталости от больничных будней, сейчас светилось безмятежным спокойствием.

— Смотри-ка, Боря, он у тебя уже инспекцию проводит, — пошутила она.

— Зря смеешься, — отозвался Борис, но в его глазах тоже плескалось неподдельное умиление. — Мужчина растет. Надо ему саблю деревянную к лету сделать. Для стратегических маневров в песочнице.

Лев, разливая по бокалам крепкий, душистый чай, чувствовал, как накопленное за неделю напряжение понемногу отступает. Эти редкие, тихие вечера с родителями становились для него островком нормальности в бушующем море дел, тревог и ответственности.

— Как дела на фронте медицинской науки? — спросила Анна, принимая из рук сына бокал.

— По всем направлениям наступление, — устало улыбнулся Лев. — Иногда кажется, что мы бежим впереди паровоза, а он вот-вот догонит и переедет.

— С финансированием-то проще стало? — вступил в разговор Борис Борисович, усаживая Андрюшу на ковер рядом с пирамидкой.

— И да, и нет, — честно ответил Лев. — Деньги есть. Но их сразу же разобрали на проекты, как голодные крокодилы… ну или саранча, — поправился он, заметив недоуменный взгляд отца. — Теперь каждый отдел требует больше, лучше, дороже. Спектрографы, автоклавы, дополнительные руки…

Борис Борисович кивнул, его лицо приняло привычное, сосредоточенно-строгое выражение.

— Так и есть, Лёва. Большие деньги это не свобода, это большая ответственность и, главное, большое внимание. К тебе теперь относятся как к директору крупного, стратегически важного предприятия. За тобой выстроится очередь: одни с протянутой рукой, другие с каленым железом. Проверяющие из Наркомздрава, ревизоры из Наркомфина… Документы должны быть идеальными, а сроки железными. Любая оплошность, любая бумажка, подписанная не глядя, будет стоить тебе репутации. А в наше время репутация это не просто слово.

Он помолчал, давая словам усвоиться.

— И еще. Не распыляйся. Выбери два-три главных, самых важных направления и бей в одну точку. Остальное по остаточному принципу. Критически важное в приоритет. Перспективное, но не срочное — в резерв. Нельзя тянуть на себе все повозки сразу. А то сломаешься.

— Я стараюсь, отец, — вздохнул Лев. — Но трудно. Каждая задача кажется критической.

— Учись. Руководитель это не Дед Мороз, чтобы всем раздавать подарки. Ты командующий. И от твоих решений, кому дать резервы, а кому отказать, зависят жизни. Говоря о жизни… — Борис Борисович понизил голос, хотя кроме своих в комнате никого не было. — В верхах чистка продолжается. Ты наверно слышал…

Лев насторожился. Катя и Анна тоже перестали перешептываться.

— Пятнадцатого марта расстреляли Ягоду, — почти без интонации произнес Борис. — Того самого. Теперь очередь за его преемником. Наши копают под Ежова.

В комнате повисла тяжелая пауза. Даже Андрей, почувствовав напряжение, перестал стучать в ладоши и уставился на взрослых.

— Николай Иванович? — негромко переспросила Катя. Ее лицо побледнело. Она помнила времена, когда имя этого человека вселяло ужас в миллионы.

— Он самый, — кивнул отец. — Нарком, который боролся с «врагами народа», возможно сам окажется врагом. Впрочем, это не наше с тобой дело, Лёва, — он строго посмотрел на сына. — Твое дело это твоя лаборатория. Твои шприцы, твои лекарства. Будь как капитан на мостике корабля в шторм. Не смотри на волны, смотри на компас и веди свой корабль. Чем лучше ты это делаешь, тем прочнее твоя позиция. Твои успехи они как броня. Но помни: броня не делает тебя неуязвимым. Она просто дает шанс.

Разговор постепенно перешел на более спокойные темы: здоровье Анны Борисовны, новые успехи Андрюши, который начал пытаться ползать, городские новости. Борис рассказал о торжественной встрече в Москве полярников с Папанинской экспедиции. Это была светлая, объединяющая новость, которой гордилась вся страна.

Проводив родителей, Лев и Катя еще некоторое время молча убирали со стола.

— Что ж творится… Тебе не страшно, Лёв? — тихо спросила Катя, ставя тарелки в мойку.

Лев обнял ее за плечи.

— Не совсем так. Скорее я чую еще большую ответственность. Отец прав. Я должен быть не ученым в башне из слоновой кости, а командующим. А командующие не имеют права бояться. Они должны принимать решения.

Позже, когда Катя уснула, прикорнув на диване с книгой, а Андрей сладко посапывал в своей кроватке, Лев заперся в кабинете. Он достал из потайного ящика стола толстую, в кожаном переплете тетрадь. На обложке было выведено «План „Скорая“».

Он перечитал свои старые, наспех набросанные тезисы, которые казались ему тогда абстрактными кошмарами из другого времени:

*«1. Массовая гибель медиков на поле боя. Санитаров, врачей целят в первую очередь. Нужно: а) Знак Красного Креста — не защита, а мишень. Искать альтернативы? б) Ускоренная подготовка санитаров-добровольцев. в) Защита для хирургов полевых госпиталей?»*

«2. Эвакуация раненых. Санитарный транспорт, недостаток анестетиков в пути. Шок при транспортировке.»

«3. Эпидемии. Вши, тиф, дизентерия. Разработать мощные инсектициды, упрощенные методы обеззараживания воды.»

*«4. Психологические травмы. „Контузия“. Не лечили вообще. Нужна хоть какая-то система.»*

Некоторые пункты уже обретали плоть. По пенициллину и сульфаниламидам работала Ермольева, по переливанию — своя группа. Но другие висели мертвым грузом. Он взял карандаш и вывел новый, четкий тезис:

«5. АНАЛЬГЕТИКИ. Острая нехватка морфия. Синтетический заменитель — Промедол? И неплохо бы хотя бы ибупрофен до кучи начать делать.»

Взгляд снова уперся в пункт один. «Гибель медиков». Эти слова жгли бумагу. Он не мог просто констатировать факт. Он должен был действовать. Но как? Одиночка, даже гениальный, ничего не изменит. Нужна система. Нужны люди. Особые люди. Ученые, организаторы, практики.

Он закрыл тетрадь. Решение созрело. Завтра же он начнет закладывать следующий камень в фундамент своего плана спасения.

Кабинет профессора Жданова в стенах Ленинградского Медицинского института всегда был для Льва местом силы. Здесь пахло старыми книгами, качественным табаком и интеллектуальной смелостью. Дмитрий Аркадьевич, несмотря на свою молодость для профессорского звания, был одним из немногих, с кем Лев мог говорить почти на равных.

— Ну, рассказывай, коллега, — Жданов откинулся в кресле, выпуская струйку дыма из дорогой, на тот момент, папиросы «Казбек». — Как Москва, какие впечатления. Метро опробовал, говоришь? Подземные дворцы для трудового народа… Зрелище, должно быть великолепное.

Лев, удобно устроившись в кожаном кресле напротив, с удовольствием делился впечатлениями. Рассказал и про роскошь «Арагви», и про аскетичное величие деревянного Мавзолея, облицованного лабрадоритом. Да про встречу с Булгаковым не забыл упомянуть.

— Да, — кивнул Жданов, когда Лев закончил. — Страна страна растет, чего уж тут. И сам я давненько Москву не навещал, все в заботах… Ермольеву встречал, поздравлял с финансированием. Молодец ты. Вырвал у государства солидный кусок. Теперь главное не подавиться им. — улыбнулся он

— Об этом и речь, Дмитрий Аркадьевич, — Лев перешел к сути визита. — Деньги есть, но время сжимается. Нужны не просто сотрудники, а таланты. Люди с горящими глазами и холодным умом.

— Есть кто-то конкретный на примере? — Жданов притушил папиросу.

— Химик-органик. Молодой и перспективный. Я присмотрел одного в Москве, Николай Простаков. Работает в институте органической химии, публикации сильные, но, по слухам, ступил на пятки какому-то маститому академику. Карьерный потолок. Мой прагматик Сашка пытался его «купить», предлагал хорошую зарплату, квартиру служебную. Но не вышло. Говорит, «не в деньгах счастье». Видно, не с той стороны я к нему пытался зайти.

— Так а что ты, собственно, от него хочешь? — с интересом спросил Жданов.

— Я хочу создать в структуре СНПЛ-1 отдел синтетических анальгетиков. Для войны. Морфия не хватит на всех раненых. Нужен свой, советский, сильный и не вызывающий привыкания анальгетик. Я хочу предложить Простакову возглавить это направление. Дать ему не просто работу, а лабораторию, ресурсы, команду и стратегическую задачу государственной важности. Но моего имени и авторитета для такого шага, видимо, маловато. Хотя возможно он и просто оскорбился предложением.

Жданов долго молчал, глядя в окно, за которым медленно плыли апрельские облака. Его лицо было непроницаемым. Затем он резко повернулся, взял со стола тяжелую черную телефонную трубку.

— Агата, соедините меня с Москвой, Институт органической химии имени Зелинского. С директором. Да, я жду.

Лев замер. Он не ожидал такой скорости.

Раздался щелчок. Жданов изменил голос. Он стал не просто официальным, а властным, стальным.

— Николай Иванович Шуйкин? Жданов Дмитрий Аркадьевич беспокоит. Здравствуйте. Да, спасибо, все в порядке. Слушайте, мне нужен ваш сотрудник, Простаков Николай Сергеевич. Нет, не консультация. В Ленинграде Лев Борисов, вы, наверняка, слышали его имя, разворачивает новое направление — синтез анальгетиков для нужд обороны. Простаков нужен ему лично. Для руководства отделом. Так что готовьте документы для перевода. Командировку и все формальности оформлю я со своей стороны. Да, я понимаю. Да, но приоритеты меняются. Спасибо за понимание.

Он положил трубку, не дав директору возможности для возражений. Пальцы вновь набрали номер.

— Соедините с лабораторией, с товарищем Простаковым. Да.

Пауза затянулась. Лев видел, как Жданов смотрит в пространство, собирая в кулак всю свою волю и авторитет.

— Простаков Николай Сергеевич? С вами говорит профессор Жданов. Из ЛМИ. Да, тот самый. Слушайте меня внимательно. В Ленинграде Лев Борисов создает новое направление, синтез анальгетиков для фронта, которого еще нет, но который неизбежен. Он просит вас лично. Это не предложение о работе. Это предложение возглавить отдел. Бросьте все, что можете бросить. Приезжайте завтра же. Командировку и все необходимое оформлю я. Вам нужно будет только быть здесь. Вопросы есть?.. Нет? Отлично. Ждем вас.

Он повесил трубку. В кабинете воцарилась тишина.

— Но… вы же с ним лично не знакомы? — осторожно спросил Лев.

— А зачем? — Жданов снова достал портсигар. — Таланты не привлекают, Лев. Их мобилизуют. Особенно в такое время. И для такой цели. Я ему не сладкие пряники сулил. Я ему бросил вызов. И дал шанс. Настоящий талант всегда выберет вызов и шанс вместо теплого, но тесного угла. Он будет здесь завтра-послезавтра. Готовьте ему лабораторию и готовьтесь встречать.

Лев вышел из кабинета Жданова с чувством, что только что увидел мастер-класс по управлению реальностью. Он не просил, не уговаривал. Он констатировал факт и ставил задачу. И мир подстраивался под его волю. Этому, понимал Лев, ему еще предстояло учиться.

На следующий день в кабинете Льва собралось ядро команды: Сашка, Катя, Миша и Арсений Ковалев. В воздухе висело ожидание. Все знали о визите «московского гостя».

Когда дверь открылась и в кабинет вошел Николай Простаков, первое впечатление было обманчивым. Молодой человек, лет двадцати, в скромном, чуть поношенном костюме, с робкой, почти застенчивой улыбкой. Но за стеклами очков глаза горели цепким, живым интеллектом.

— Коллеги, знакомьтесь, Николай Сергеевич Простаков, — представил его Лев. — С сегодняшнего дня он возглавляет в нашей структуре новое направление — отдел синтетических анальгетиков.

Сашка, прагматик до кончиков пальцев, оценивающе осмотрел нового сотрудника. Катя с любопытством изучала его лицо. Миша, погруженный в свои мысли, кивнул вежливо, но без интереса. Ковалев скептически хмыкнул — еще один претендент на новые ресурсы.

— Николай Сергеевич, — Лев подошел к доске. — Задача вашего отдела сформулирована на государственном уровне. Критически важная. Нам нужен свой, советский, мощный анальгетик. Морфий дорогой, вызывает зависимость, и его не хватит. Вы должны создать синтетический препарат, не уступающий ему по силе, но лишенный этих недостатков.

Простаков слушал, затаив дыхание. Его скромность куда-то испарилась, осталась лишь сосредоточенная серьезность.

— Это возможно, — тихо сказал он. — Есть работы в Германии, в США… Но путь долгий. Годы проб и ошибок.

— У нас нет столько времени, — жестко парировал Лев. — У нас есть месяцы. Максимум год. Поэтому мы не будем искать вслепую.

Он взял мел и провел на доске несколько лаконичных формул, общие контуры молекул.

— Мы будем двигаться не от простого к сложному, а от перспективного — к реализуемому. Сконцентрируемся на двух классах соединений. — Он обвел одну группу формул. Во-первых, производные пиперидина. Это наша главная цель, наш «морфий для бедных». И во-вторых… он нарисовал другую структурную формулу, — производные пропионовой кислоты. Задача попроще, но не менее важная. Нестероидный противовоспалительный препарат. Для жара, для менее интенсивной боли, для массового применения. Представьте такой препарат, мы назовем его ибупрофен… в общем идея ясна? Ваша цель — здесь. — Он ткнул мелом в центр нарисованных структур. — Все ресурсы, которые вам потребуются для синтеза и испытаний, вы получите в приоритетном порядке.

В кабинете повисла тишина. Миша первым нарушил ее, подойдя ближе к доске и уставившись на формулы.

— Интересно… — пробормотал он. — Очень изящное направление. Пиперидин… да, логично. А пропионовая кислота… это же гениально просто! Почему до этого никто не додумался?

Простаков смотрел на Льва с благоговейным ужасом и восторгом. Ему только что не просто поставили задачу. Ему показали карту сокровищ, где крестом был отмечен клад.

— Лев Борисович… это… вы на годы опередили современные исследования! Откуда вы…?

— Гипотезы, Николай Сергеевич, — уклончиво улыбнулся Лев. — Логические построения на основе анализа мировой литературы. Ваша задача проверить их и воплотить в жизнь. Жду от вас список необходимого оборудования и количества дополнительных рук. С Александром Морозовым выберете лучшее помещение из пустых и он начнет закупку, по поводу вашей квартиры я сегодня же похлопочу. Договорились?

— Договорились, — Простаков выпрямился, и в его позе появилась уверенность. Сомнений не осталось. Он был на своем месте.

После того как все разошлись, настал черед следующей, менее приятной части дня. Лев назвал ее «аудиенциями». Первым вошел Миша.

— Лев, мне нужен новейший спектрограф, — заявил он без предисловий, его глаза за стеклами очков горели фанатичным огнем. — Без него мы в димедроле вслепую работаем! Не видим примесей, не контролируем чистоту! Ты сам говорил, что токсичность из-за примесей! А без спектрографа я как с завязанными глазами за рулем!

— Сколько? — спросил Лев, заранее зная, что ответ его не обрадует.

Миша назвал сумму. Она была немаленькая.

— Хорошо, — Лев не стал отказывать сразу. — Подготовь технико-экономическое обоснование. Подробное. Распиши, как именно спектрограф ускорит работы по димедролу, на сколько именно сократит сроки выхода на клинические испытания, какую экономию даст в долгосрочной перспективе за счет сокращения брака. Докажи, что это не просто «хочу блестящую игрушку», а стратегическая необходимость.

Миша нахмурился.

— Но это же очевидно! Лев!

— Мне, конечно да. А людям, которые будут проверять, куда ушли деньги, нет. Сделаешь убедительное ТЭО и получишь свой спектрограф.

Следующим был Неговский. Он, как всегда, говорил страстно и убежденно, жестикулируя.

— Лев Борисович! Мои эксперименты с непрямым массажем сердца и искусственной вентиляцией упираются в отсутствие современной аппаратуры! Мне нужен полноценный виварий с операционной, электроэнцефалограф для отслеживания функций мозга в терминальных состояниях, специальные насосы для моделирования кровообращения! Без этого все наши «руководства по реанимации» это просто теория!

Лев вздохнул.

— Владимир Александрович, ваш проект один из приоритетов. Но бюджет не резиновый. Начните с малого. Докажите эффективность вашей методики на имеющемся оборудовании. Подготовьте новый отчет с результатами на животных. Получите первые, пусть скромные, но реальные результаты. С ними мы пойдем за финансированием на расширение. Согласны?

Неговский хотел было возражать, но, увидев непоколебимый взгляд Льва, сдался.

— Хорошо. Докажем.

Последним вошел Арсений Ковалев, выглядевший как загнанная лошадь.

— Лев Борисович, у меня отдел на грани срыва! По витамину С полный тупик, а по тиамину нужно ставить доклинические испытания! Мне физически не хватает рук! Прошу, одобрите мне хотя бы еще двух лаборантов! Самых простых!

Это была самая простая просьба. И самая дешевая.

— Одобряю, — Лев сделал пометку в блокноте. — Оформите заявку через Сашку. Двух лаборантов вы получите на следующей неделе.

Лицо Ковалева просияло.

— Спасибо! Огромное спасибо, Лев Борисович!

Когда кабинет опустел, Лев откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя как дирижер, пытающийся управлять оркестром, где каждый музыкант хочет играть громче всех и на самом дорогом инструменте. «Если дать всем все сразу — через полгода будем нищими, — подумал он. — Нужно учиться говорить „нет“ или „не сейчас“. Лидер не Дед Мороз, раздающий подарки, как сказал отец. Лидер это тот, кто решает, кому сегодня достанется последняя пайка хлеба, чтобы завтра весь взвод мог идти в атаку».

Он подошел к окну. Во дворе кипела жизнь. Грузовики подвозили оборудование, рабочие что-то монтировали. Его маленькая империя росла. И он должен был управлять ее ростом, чтобы к моменту испытаний она оказалась не карточным домиком, а крепостью.

Следующий шаг был, пожалуй, самым трудным. Он касался не технологий и не химии, а людей и их судеб. Лев пригласил к себе в кабинет полковника медицинской службы Геннадия Николаевича Соколова, своего старого знакомого по ВМА, человека трезвого ума и большого практического опыта.

Соколов, приземистый, крепкий, с умными, немного уставшими глазами, вошел в кабинет и, поздоровавшись, уселся с видом человека, готового к серьезному разговору.

— Геннадий Николаевич, спасибо, что нашли время, — начал Лев. — Речь пойдет о вещах, о которых не любят говорить в открытую.

— Говори, Лев Борисович, — Соколов достал портсигар. — У нас с тобой, кажется, один уровень секретности. Куришь?

— Нет, спасибо.

— Зря. На войне табак дороже хлеба, — Соколов прикурил. — Нервы успокаивает. Итак, о чем?

— О гибели медиков на поле боя, — прямо сказал Лев.

Соколов замер с папиросой на полпути ко рту. Его лицо стало каменным.

— Это мрачные фантазии, товарищ Борисов. У нас есть Женевская конвенция. Знак Красного Креста…

— … является отличным прицелом для снайпера, — жестко закончил Лев. — Геннадий Николаевич, давайте отбросим условности. Вы же сами все знаете! Санитары с красными крестами на повозках, медсанбаты, развернутые в километре от передовой… Их не щадили. Не будут щадить и в будущей, большой войне. Потери среди среднего и младшего медперсонала в первые месяцы могут достичь восьмидесяти процентов! Мы можем остаться без тех, кто должен спасать жизни.

Соколов тяжело вздохнул, отложил папиросу.

— Знаю. Конечно, знаю. Но что ты предлагаешь? Отменить конвенцию? Это не в нашей власти.

— Предлагаю думать не о правилах, а о реальности, — Лев встал и начал ходить по кабинету. — Представьте: массовый поток раненых. Хаос. А у нас вместо обученных санитаров убитые мальчишки и девчонки. Решение должно быть комплексным. Давайте начнем с малого. С пилотного проекта. Первое: маскировка. Давайте разработаем и протестируем маскировочные сети и халаты для палаток полевых госпиталей. Не белые с красным крестом, а защитного цвета, с разрывом рисунка. Чтобы с воздуха и с земли не так просто было идентифицировать.

Соколов задумался, кивнул.

— Это можно проработать. Палатки… да, логично.

— Второе: тактика. Надо учить санитаров не геройски бежать с носилками под огнем, а правильно перемещаться. Короткие перебежки, использование складок местности, укрытий. Не «за раненым!», а «к укрытию!», «от воронки к воронке!». Превратить их из мишеней в солдат, чья задача эвакуировать, а не погибнуть с честью.

— Устав… — начал Соколов, но Лев его перебил.

— К черту устав, когда речь идет о выживании! Мы можем разработать краткий, интенсивный курс. Не для всех, а для инструкторов. Пусть это будет наша совместная инициатива: СНПЛ-1 и ВМА. Мы даем методичку, вы полигон и инструкторов.

— И третье, — Лев остановился напротив Соколова. — Кадры. Нам нужно готовить их заранее. И массово. Предложить комсомолу создать сеть кружков «Юный санитар». Не для галочки, а по-настоящему. Ускоренная, интенсивная программа. Основы остановки кровотечения, наложения шин, транспортировки. Чтобы, когда придет время, у нас был мобилизационный резерв из тысяч молодых людей, которые уже знают азы.

Соколов молчал долго. Он снова закурил, его взгляд был устремлен в прошлое…

— Ты предлагаешь революцию, Борисов, — наконец сказал он. — Революцию в военной медицине. От спасения отдельных жизней, к системе спасения.

— Я предлагаю готовиться к войне, которую мы не можем предотвратить, но последствия которой можем смягчить, — поправил его Лев.

— Ладно, — Соколов решительно потушил окурок. — По рукам. Начнем с курса для инструкторов и маскировочных сетей. Разрабатывай свою методичку. Я найду людей в академии, которые возьмутся за это дело без лишних вопросов. И поговорю в комсомоле насчет кружков. Под каким-нибудь благовидным предлогом. Например, «Подготовка к труду и обороне», санитарный раздел. Это будет наш, так сказать, эксперимент.

Когда Соколов ушел, Лев почувствовал невероятную усталость и одновременно огромное облегчение. Еще один пункт его тайного плана перестал быть призраком и начал обретать плоть. Пусть это были лишь первые, робкие шаги. Но это было начало.

Поздний вечер. Лев снова сидел в своем кабинете. За окном был черный, беззвездный ленинградский вечер. В здании царила тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем настенных часов.

Он снова открыл «План „Скорая“».

Рядом с пунктом «5. АНАЛЬГЕТИКИ» он с удовлетворением поставил жирную галочку. «Отдел создан. Руководитель — Простаков. Работа начата.»

Взгляд перешел на пункт «1. ГИБЕЛЬ МЕДИКОВ». Он взял карандаш и, не ставя галочки, провел от него несколько стрелок, превратив его в узел новой сети. Рядом он написал: «Начало работ с ВМА (Соколов). 1. Маскировка госпиталей. 2. Тактика перемещения санитаров. 3. Ускоренная подготовка инструкторов. 4. Инициатива с комсомолом („Юный санитар“).»

Он откинулся на спинку кресла. План больше не был просто списком угроз. Он становился картой действий. Но с каждым решенным вопросом возникали новые. Его мозг, настроенный на поиск уязвимостей, уже выявлял следующую проблему. Он взял карандаш и в самом низу страницы вывел новый, рождающийся прямо сейчас пункт:

«6. МАССОВЫЕ РАНЕНИЯ. Проблема сортировки (триажа) в условиях потока. Нужны упрощенные, „дуракоустойчивые“ протоколы для младшего медперсонала. Цветовая маркировка? Приоритеты эвакуации?»

Он отложил тетрадь и потушил настольную лампу. В темноте он чувствовал, как его роль снова меняется. Он уже не только ученый, не только организатор. Он стратег, который пытается перевести абстрактные, чудовищные угрозы будущего, в конкретные и осязаемые проекты, приказы и методички. Он строил систему спасения под названием «Скорая» кирпичик за кирпичиком, зная, что времени на возведение всей крепости у него катастрофически мало.

Он вышел из кабинета и медленно пошел по темному коридору. Свет из-под двери отдела организации говорил о том, что Сашка все еще сводит дебет с кредитом, пытаясь втиснуть аппетиты ученых в прокрустово ложе бюджета. Из-за двери химической лаборатории доносился слабый запах и гул вытяжного шкафа — Миша или Простаков, возможно, уже начали свои ночные вахты.

Лев вышел на улицу. Холодный апрельский воздух обжег легкие. Он посмотрел на темный силуэт своей лаборатории. Плацдарм, завоеванный с таким трудом, был построен. Теперь на нем нужно было возводить крепость. Крепость из идей, людей, технологий и протоколов.

«И время, — подумал он, закутываясь в пальто, — это тот самый бетон, который стремительно застывает».