Врач из будущего (Война)

Глава 13 Стены

Катин кабинет, до этого пустующее помещение, теперь был заставлен ящиками и стопками бумаг. В воздухе витал запах чернил, свежей типографской краски и легкого, едва уловимого аромата духов Даши.

— Итак, коллеги, — Катя, стоя перед небольшим коллективом лаборанток и младших научных сотрудников своего отдела, положила ладонь на стопку папок. — С сегодняшнего дня координацию всей нашей документации по клиническим испытаниям берет на себя Дарья Сергеевна Орлова. Она утверждена моим заместителем.

Даша, стоя рядом, слегка выпрямилась, пытаясь скрыть волнение. На ней была не привычная белая медицинская форма, а строгая темная юбка и светлая блузка.

— Даша не только блестящая медсестра, прошедшая с нами огонь и воду, — продолжала Катя, — но и обладает тем самым системным мышлением, которого нам так не хватало в бумажной работе. Все текущие вопросы по протоколам к ней.

Когда короткое собрание закончилось и сотрудники разошлись, в кабинете остались они вдвоем. Катя с облегчением опустилась в свое кресло.

— Спасибо, что согласилась, Даш. Без тебя я бы тут одна захлебнулась в этих «бумажках». Лев требует к двадцатому числу сдать все в Мечникова. Январь старт испытаний.

— Я сделаю все, что в моих силах, Екатерина Михайловна, — серьезно ответила Даша, подходя к столу.

— Хватит этого, — Катя махнула рукой. — Когда мы одни просто Катя. Садись, начнем с самого сложного, с димедрола.

Они погрузились в работу. Даша с поразительной скоростью и аккуратностью заполняла графы в черновиках протоколов, сверяясь с химическими формулами, которые ей предоставил Мишин отдел.

— Так, — говорила Катя, просматривая ее записи. — Для аллергических реакций предлагаем стартовую дозу в десять миллиграмм. Но обязательно прописываем пункт о возможной сонливости, как говорил Лев. Это критично для водителей, машинистов, да и для рабочих у станка.

— А здесь, — Даша переложила перед Катей другой лист, — протокол для премедикации. Перед хирургическими вмешательствами, в комбинации с будущим промедолом, так же со слов Льва Борисович. Дозировку нужно согласовать с анестезиологами в Мечникова.

— Верно. Выдели это красным карандашом. Отдельным приложением.

Они перешли к «Норсульфазолу». Даша разложила таблицы предполагаемых инфекций: от пневмонии до рожистого воспаления, с колонками для дозировок, длительности курса и контроля за функцией почек.

— Профессор Постовский настоял на этом пункте, — показывала Даша на строчку, обведенную чернилами. — Обильное щелочное питье для профилактики кристаллурии. Без этого применение небезопасно.

Катя кивнула, с удовлетворением глядя на подчиненную. Даша не просто переписывала данные, она вникала, анализировала, видела потенциальные проблемы.

— Теперь витамины, — Катя отодвинула стопку с сульфаниламидами и потянула к себе новую папку. — Здесь проще, но масштабнее. Программа профилактики авитаминозов на трех заводах. Нужно расписать график выдачи, формы контроля, опросные листы для рабочих.

— Я уже подготовила черновик, — Даша достала из нижнего ящика стола аккуратно исписанные листы. — По аналогии с тем, что мы делали для «Юного санитара». Только упрощенно. Рабочий не будет заполнять сложные анкеты.

Дверь в кабинет тихо открылась. На пороге стоял Лев. Он несколько секунд молча наблюдал за ними: Катя, склонившаяся над схемой, и Даша, быстро перебирающая бумаги с сосредоточенным выражением лица.

— Как продвигается? — тихо спросил он, чтобы не спугнуть их рабочее настроение.

Катя вздрогнула и подняла на него усталые, но сияющие глаза.

— Продвигается, Лёва. К сроку успеем. Даша просто находка. Если бы не она, я бы до сих пор с одним только димедролом разбиралась.

Лев одобрительно кивнул, его взгляд скользнул по аккуратно разложенным папкам.

— Отлично. Двадцатое число железно. В январе начинаем. От успеха этих испытаний зависит, пойдут ли наши препараты в серию до… — он не договорил, но все в комнате поняли, до того, как начнется по-настоящему.

Он вышел так же тихо, как и появился. Даша выдохнула, сняв напряжение.

— Он всегда такой… собранный?

— Не всегда, — улыбнулась Катя, снова погружаясь в бумаги. — Но сейчас на всех нас давит один и тот же груз. Ты быстро к этому привыкнешь. Главное не забывать, что за всеми этими бумагами стоят реальные люди. И наша задача чтобы эти бумаги помогли им выжить, а не похоронили их в бюрократии.

Она отложила папку и посмотрела на Дашу внимательнее.

— А с Мишей у тебя как? Не сказывается на отношениях? Работа в одном месте, да еще и в таком напряжении?

Даша смущенно покраснела.

— Нормально… Он все дни в своей лаборатории, я тут. Видимся вечерами, иногда в столовой. Он такой… рассеянный стал после Нобеля. Все о своих колонках думает.

— Держись, — Катя положила руку на ее ладонь. — Это пройдет. Просто сейчас у него своя война, а у тебя своя. И вы оба делаете одно общее дело. Это и есть настоящая семья.

Лев вышел из кабинета Кати с чувством глубокого удовлетворения. Видеть, как слаженно работает механизм, который он когда-то создавал в муках и сомнениях, было лучшей наградой. Он медленно прошел по длинному коридору лаборатории, заглядывая в открытые двери.

Из отдела Миши доносилось равномерное гудение спектрографа и сдержанный спор двух химиков о полярности растворителей. В соседнем кабинете Сашка, сняв китель и закатав рубаху, лично помогал двум лаборантам взвешивать на огромных весах упаковки с только что прибывшими резиновыми трубками для капельниц. Он, поймав взгляд Льва, широко улыбнулся и показал большой палец.

Всё кипело. Строились те самые стены, о которых он писал в своем плане. Стены из дисциплины, технологий и человеческой преданности. Он задержался у стенда, где были вывешены те самые одобренные «Боевые листки санитара». Простые, доходчивые схемы, как наложить жгут, как сделать искусственное дыхание. Это было так же важно, как и сложный ЭКГ.

Он дошел до своего кабинета, налил себе крепкого чаю и сел за стол, собираясь углубиться в отчеты по витаминному заводу. Спокойное, рабочее утро. Этим утренним спокойствием и пришлось пожертвовать.

Дверь в кабинет отворилась без стука. На пороге стояла Марина Островская.

Она была в новой, идеально отутюженной форме младшего лейтенанта медицинской службы, сапоги сверкали, а волосы были убраны под пилотку с такой строгой геометрией, что, казалось, нарушь линию и она рассыпется. Ее поведение было выверено, как строевой шаг.

— Товарищ Борисов, — ее голос прозвучал металлически-четко, без единой эмоциональной ноты. — Военфельдшер Островская вернулась из командировки после Хасана и к исполнению обязанностей приступила.

Она сделала два шага вперед и положила на край его стола сложенный вдвое лист с печатью.

— Имею предписание от комбрига Иванова продолжить курирование выполнения госзаказа № 387-С.

Лев медленно отпил чаю и поставил кружку. Он не предложил ей сесть.

— Ясно. Докладывайте о результатах командировки.

— На маневрах 45-й стрелковой дивизии, — начала она, глядя в пространство чуть выше его головы, — апробированы предложенные вашим институтом турникетные жгуты и модифицированные системы для инфузий. Эффективность признана удовлетворительной. Снижение времени наложения жгута на семь секунд.

Она говорила сухо, по-штабному, но Лев видел, что гложет ее изнутри. Не провал на учениях, а личное поражение здесь, в этом кабинете. Ее глаза, холодные и красивые, скользнули по нему, пытаясь поймать его взгляд, найти слабину. Он видел в них не служебное рвение, а стальную, затаенную обиду и непоколебимое намерение эту слабину найти. Она была уверена, что он сломается.

— Однако, — продолжила она, — выявлены новые требования. Армии требуются утвержденные ТТХ для трех основных «пакетов» оснащения. — Она положила на стол еще одну папку. — Комплект ротного медика. Полевая лаборатория. Мобильный перевязочный пункт. Срок предоставления до 25 декабря.

— Пакеты уже в работе, — парировал Лев, даже не глядя на папку. — Тактико-технические будут готовы к сроку.

— Надеюсь, — ее губы тронула едва заметная, холодная улыбка. — Армия не любит ждать. И не терпит невыполнения приказов.

В этот момент дверь распахнулась с такой силой, что она ударилась о стену. На пороге стоял Сашка, красный от возбуждения и счастья, смахивая на могучего, румяного медвежонка.

— Лев! — выпалил он, не обращая внимания на Островскую. — С завода №2 докладывают: первая партия жгутов, пять тысяч штук, принята! Ящики грузят в эшелон прямо сейчас! Носилки и капельницы идут следом, к концу недели! — Он, наконец, заметил Островскую и ухмыльнулся ей с нескрываемым ехидством. — О, Марина Игоревна, здравствуйте! Как раз кстати. Вопрос по первому пункту ваших требований, можно сказать, закрыт. И с большим опережением графика.

Островская побледнела. Ее прежняя решимость не смогла скрыть легкую дрожь в уголках губ. Она резко кивнула, больше похоже на отрывистый поклон.

— Принято к сведению. Жду ТТХ по остальным позициям. До двадцать пятого.

И, не прощаясь, вышла, оставив в кабинете тяжелое, но уже побежденное напряжение.

Сашка проводил ее насмешливым взглядом и повернулся к Льву.

— Ну что, шеф? Справился с «угрозой»?

— Пока что да, — Лев наконец улыбнулся. — Справились… Спасибо, Саш.

— Да брось, — тот махнул рукой. — Это я тебе должен сказать спасибо. Пять тысяч жгутов, Лев! Это ж сколько крови удастся остановить?.. Ладно, побежал, там еще три вагона с бинтами встречать.

Он выскочил из кабинета, оставив Льва наедине с мыслью, что Сашка, как всегда, попал в самую суть. Речь шла не о цифрах в отчете, а о крови, которую не прольют.

После совещания в лаборатории воцарилась особая атмосфера: не просто рабочая суета, а сфокусированная, целеустремленная энергия. Из кабинета Кати доносился ровный гул голосов, она с Дашей проводила инструктаж для группы лаборантов, которым предстояло вести протоколы испытаний. В отделе Миши пахло паяльной кислотой и нагретым металлом: он с двумя инженерами колдовал над своим полевым фотоколориметром.

Лев прошелся по коридорам, наблюдая за этим кипением жизни. Он видел усталые, но одухотворенные лица. Эти люди работали на износ, и результаты были впечатляющими. Но он тоже чувствовал нарастающую усталость: в напряженных плечах, в тяжести век к концу дня. Они все выдыхались, а впереди был 1939-й год, несущий с собой обещание новых, еще более тяжелых испытаний.

Именно в этот момент, глядя на молодого лаборанта, задремавшего над микроскопом от изнеможения, Лев окончательно утвердился в своем решении. Им всем нужна была передышка. Не просто выходной, а настоящее событие, которое сплотит команду и даст им заряд перед новым рывком.

Лев подождал, пока стрелки на часах приблизятся к шести, и снял трубку аппарата. Несколько гудков, и на том конце провода раздался знакомый, твердый голос.

— Борисов.

— Отец, это Лев.

— Привет, слушаю тебя, сын. — В голосе Бориса Борисовича появились теплые нотки.

— У меня к тебе просьба, — Лев облокотился о стол. — Команда у меня на пределе. Люди работают без выходных, горят. К Новому году хочу устроить им настоящий отдых. Нужно снять на выходные, с двадцать седьмого по двадцать девятое, большую дачу. Чтобы разместились человек семьдесят. Где-то под городом.

На том конце провода повисла короткая пауза, заполненная лишь ровным гудением линии.

— Мысль здравая, — наконец произнес Борис Борисович. — Бойцов тоже нужно вовремя кормить и давать им поспать. Знаю один поселок, Сиверский. Там селится наша… научная и творческая интеллигенция. Есть несколько подходящих особняков. Думаю, смогу договориться об одном из них.

— Спасибо, отец. — Лев почувствовал, как с его плеч свалилась еще одна забота.

— Пусть отдохнут, — строго сказал Борис Борисович. — Но чтоб без эксцессов. Ты за них отвечаешь.

— Понимаю отец, без возражений.

Вечером дома, когда Андрюша уже спал, Лев поделился идеей с Катей. Она сидела на диване, закутавшись в плед, и читала медицинский журнал.

— Кать, я хочу на выходные перед новым годом всех вывезти на дачу в поселок Сиверский. Отец поможет с организацией.

Катя отложила журнал и посмотрела на него усталыми, но теплыми глазами.

— Это прекрасная идея, Лёва. Им всем это действительно нужно. И нам с тобой тоже, — она потянулась и положила руку ему на ладонь. — Мы все стали похожи на загнанных лошадей. Последний рывок перед праздниками… и потом такой подарок. Они этого не забудут.

На следующее утро Лев подозвал к себе в кабинет Сашку.

— Александр, готовься. Я решил устроить общий праздник для всего коллектива нашей лаборатории. На выходные едем на дачу в Сиверский. На тебе организация продуктов и всего остального, справишься?

Лицо Сашки расплылось в широкой, мальчишеской улыбке.

— Ого, хорошая идея Лев. Да ты что⁈ Конечно справлюсь! Я организую все по высшему классу! — Он уже потирал руки, в глазах загорелись огоньки. — Продукты, транспорт, музыка… О, Варьку с собой возьмем, она с хозяйством управится! Лев, да ты гений!

«Главное, без эксцессов» — напомнил себе Лев, а Сашка уже мчался вниз по лестнице, строя планы и бормоча что-то про мандарины и патефон.

Договорились, что детей, Андрюшу и Наташку на эти дни оставят с бабушками и дедушками, чтобы взрослые могли по-настоящему расслабиться. Мысль о предстоящем празднике витала в воздухе, заряжая всех новыми силами для завершения дел перед Новым годом.

Центральный рынок в предновогодние дни был подобен кипящему котлу. Гомон голосов, возгласы зазывал, мычание скотины где-то на задворках и пронзительный свист паровозов с соседнего вокзала сливались в единый симфонический гул. Сашка, сдвинув на затылок ушанку и сжимая в руке список, уверенно прокладывал путь через толпу, а Варя, кутаясь в шерстяной платок, едва поспевала за ним.

— Саш, ну куда ты прёшь как танк! — взмолилась она, уворачиваясь от корзины с живыми гусями.

— Не задерживаться, Варька! Надо все успеть! — отбрил он, останавливаясь у прилавка с копченостями. — Здравствуйте, гражданка! Дайте три окорока вот этих, самых жирных. А вообще, давайте четыре! И чтоб самые свежие!

Торговка, дородная женщина в фартуке, смерила его взглядом.

— Четыре, говоришь? А денег-то хватит?

Сашка с вызовом достал из внутреннего кармана толстую пачку.

— Хватит! Отпускайте товар, время дороже.

Заполучив окорока, он двинулся дальше. Варя, пока он торговался за бочку соленых огурцов, с ужасом подсчитывала в уме.

— Саш, ну нам же не роту кормить! — шептала она ему, дергая за рукав.

— Ага, — фыркнул он, — всего-то человек семьдесят, не считая поваров и официантов! Мелочь!

У лотка с цитрусовыми, где пахло так сказочно, он развернулся во всю свою мощь.

— Мандарины эти… — ткнул он пальцем в ящик с золотистыми плодами, — десять ящиков! И апельсинов пять! К новому году детям, значит, надо! — объявил он так громко, что окружающие обернулись. Продавец, тщедушный армянин, от изумления чуть не выронил весы.

— Десять⁈ Да ты что, гражданин! У меня весь-то запас…

— Знаю твой запас, Ованес! — Сашка подмигнул ему. — Со склада на Кузнечном тебе вчера двадцать ящиков привезли. Так что не разводи антимонию, грузи!

Расплатившись, он, довольный, наблюдал, как грузчики переносят ящики в нанятую им полуторку. Варя лишь качала головой, глядя на мешок лука и мешок моркови, которые Сашка приобрел оптом.

— И что мы с этим добром делать будем? Луковый пир на весь мир?

— Варя, милая, — с пафосом произнес Сашка, — без лука и моркови какой же гусь? Это ж основа основ! А вот теперь, душа моя, главное!

Он взял ее под локоть и повел в сторону рыбных рядов. Здесь воздух был густым и соленым, пахло водорослями и свежестью. Сашка с важным видом остановился у прилавка, ломившегося от даров моря.

— Рыбы нам! — провозгласил он. — Осетра копченого эту тушу! Белужины балык вот этот, с жирком! Семги соленой пять кило! И красной икры, конечно, баночку побольше, осетровой, для бутербродов! — Он щелкнул пальцами, а Варя уже просто безучастно наблюдала за этим пиром воображения и финансов.

Но главный сюрприз ждал впереди. В дальнем углу рынка, у прилавка, который охранял сурового вида мужчина в кожаном фартуке, Сашка обнаружил настоящую редкость.

— Гражданин! Это что же у тебя? — он указал на ледяную глыбу, в которой поблескивали розовато-серые раковины.

— Креветки дальневосточные, мороженные, — буркнул торговец. — Дорого.

— Дорого, это для тех, у кого нет денег! — весело парировал Сашка. — Все, что есть, забираю! И эти мидии тоже! И устрицы, что ли… для разнообразия! — Он обернулся к бледной Варе: — Представляешь, Варь, они устрицы эти с лимоном глотают! Как жабы! Помнишь Мишка рассказывал…

Затем была молочная часть: бидон сметаны, два круга сыра «Голландского», творог для ватрушек, сливочное масло брикетами. И, наконец, гастроном «Елисеевский».

Здесь пахло кофе, дорогим шоколадом и роскошью. Сашка, чувствуя себя рыбаком, забросившим невод в океан, прошелся по залу, указывая пальцем:

— Колбаса «Сервелат» вот эти пять палок! Ветчина «Пражская» тот большой рулет! Шпроты все банки, что на витрине! И конфет: «Птичье молоко, 'Грильяж», «Песни Кольцова», «К звёздам» да побольше! Если что, раздадим остальное коллегам!

Он не забыл и о выпивке: несколько ящиков «Столичной», «Портвейн Красный Ливадия», шампанское «Абрау-Дюрсо» и сухое вино «Цинандали» для дам и интеллигенции.

Когда полуторка, груженная до самых бортов окороками, гусями, рыбой, диковинными морепродуктами, ящиками с цитрусами, банками с шпротами и коробками с конфетами, тронулась в сторону Сиверского, Варя выдохнула и облокотилась на мешок с картошкой. Она смотрела на Сашку, который, напевая что-то под нос, уверенно рулил, объезжая трамваи.

— Ну, Саш… Ты либо гений, либо сумасшедший, — прошептала она, но в голосе ее уже не было укора, лишь усталое восхищение.

— Гении они все такие, Варька, — устало улыбнулся он. — А мы просто… создаем праздник. Они это заслужили. Все это, — он кивнул на грузовик, — это просто еда. А то, что мы делаем в лаборатории… это будущее. И ради будущего можно и нужно устроить пир.

Просторная кухня дачи больше напоминала лабораторию алхимика. На массивном дубовом столе громоздились привезенные Сашкой запасы: окорока и гуси, битком набитый морозный ледник с диковинными морепродуктами, мешки с овощами и ящики с цитрусами. Воздух был густым и насыщенным, пахло свежеразделанной рыбой, копченостями, солеными огурцами и чем-то еще, неуловимо праздничным.

Три повара из «Норда» в белоснежных, еще не успевших запачкаться кителях, стояли в почтительном, но недоуменном ожидании. Их возглавлял Аркадий Петрович, мужчина лет пятидесяти с седыми закрученными усами и бычьей шеей, от которого веяло опытом и легким скепсисом.

Лев, сняв пиджак и закатав рубашку до локтей, с видом полководца перед битвой обходил свои трофеи. Он остановился перед глыбой мороженых креветок.

— Начнем с аперитива, — сказал он, обращаясь к поварам. — Креветки отварим в подсоленной воде с укропом и лавровым листом. Подадим со льдом и дольками лимона. Это чтобы гости могли пообщаться, постоять с бокалом.

Аркадий Петрович скептически хмыкнул:

— Товарищ Борисов, народ привык с селедочки начинать, с водочки… А это… рачки какие-то. Не поймут.

— Поймут, — уверенно парировал Лев. — А теперь главное. — Он взял со стола блокнот с заранее набросанными рецептами. — Блюдо номер один: «Мясо по-французски».

Он начал диктовать, а лица поваров постепенно выражали все большее изумление.

— Свинину, вырезку, нарезаем тонкими пластами, отбиваем. Противень смазываем маслом. Слой лука кольцами. Сверху мясо. Солим, перчим. Заливаем смесью майонеза «провансаль» и горчицы. И последний слой тертый сыр. В духовку, до золотистой корочки.

В кухне повисла тишина. Младший повар, паренек с юношеским пушком на щеках, не удержался:

— Сыр… с мясом? Да он же расплавится, потечет!

— В том-то и смысл! — рассмеялся Лев. — Чтобы получилась румяная, сырная шапка. Это и есть главная особенность.

Аркадий Петрович молча чесал затылок, мысленно примеряя экзотическое блюдо к привычному столу Советов.

— Особенность… — пробормотал он. — Ладно, посмотрим… А майонез этот у нас свой, домашний, яичный, будем делать.

— Отлично. Блюдо номер два, — Лев перелистнул страницу. — Для горячего гусь. Но не просто запеченный. Гусь, фаршированный… — он сделал драматическую паузу, — черносливом, яблоками и гречневой кашей с жареным луком и грибами.

Тут даже Аркадий Петрович одобрительно кивнул:

— Это дело. Сочный будет, с кислинкой. Я таких гусей на своем веку… — но Лев его уже перебил, увлеченный своим кулинарным откровением.

— Блюдо номер три: салат «Оливье».

Повара переглянулись. Знакомое название.

— Но не тот, что вы думаете! — предвосхитил их вопрос Лев. — Отварное мясо телятины и язык, нарезанные кубиком. Отварной картофель, морковь. Соленые огурцы. Зеленый горошек. Вареные раковые шейки. И заправка не сметана, а соус на основе майонеза, с добавлением горчицы и лимонного сока.

— Раковые шейки в салат? — прошептал младший повар, и глаза его стали круглыми, как тарелки.

— А почему бы и нет? — парировал Лев. — Это же праздник!

— Блюдо номер четыре: салат «Цезарь».

И он начал диктовать рецепт соуса, от которого у поваров началась настоящая умственная буря.

— В ступке растираем анчоусы с чесноком. Добавляем горчицу, желтки вареных яиц, лимонный сок. Постоянно помешивая, тонкой струйкой вливаем оливковое масло. Должна получиться густая эмульсия. Этим соусом заправляем листья салата, сверху гренки из белого хлеба, обжаренные на сливочном масле с чесноком, и тертый пармезан.

— Сырое яйцо в соус? — Аркадий Петрович смотрел на Лева, как на укротителя тигров. — Анчоусы? Это ж такая мелкая рыбка, соленая… Граждане просто не поймут, что это!

— А вы не говорите, из чего соус, — нашел выход Лев. — Скажете фирменный соус. Сначала попробуют, потом спасибо скажут.

Он не остановился на достигнутом.

— Блюдо номер пять: торт «Медовик». Тесто на меду, с добавлением соды. Коржи тонко раскатываем и выпекаем до золотистого цвета. Прослаиваем сметанным кремом с ванилью. И даем настояться, чтобы коржи пропитались.

— Блюдо номер шесть: тарталетки. Песочные корзинки, которые наполним икрой, паштетом из печени и грибным жульеном под сыром.

— Блюдо номер семь: канапе. На шпажках: кусочек сыра, маринованный огурчик, оливка. Просто, но элегантно.

— Блюдо номер восемь: картофель. Но не просто отварной, а «Дофин»: натертый с сыром и запеченный со сливками до хрустящей корочки. В довесок, если останутся силы, можете и что-то свое приготовить, людей то много будет! Да и вам с официантами покушать тоже надо.

Когда Лев, наконец, замолчал, в кухне стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь треском дров в плите. Аркадий Петрович медленно вынул из-за уха незажженную папиросу, повертел ее в пальцах и сунул обратно.

— Ну что ж, — тяжело вздохнул он, но в его глазах загорелся огонь настоящего кулинарного азарта. — Будет вам праздник, товарищ Борисов. Такого Ленинград еще не видал. Принимаем бой.

Лев с облегчением улыбнулся. Мост между будущим и прошлым был перекинут не только в медицине, но и здесь, на этой кухне. И это было только начало.

Предновогодний вечер в Сиверском встретил их тишиной заснеженного леса и морозной свежестью. Двухэтажный деревянный особняк с резными наличниками, уютно светился всеми окнами, словно гигантский праздничный пряник. К подъезду один за другим подъезжали нанятые автобусы, из которых высыпали оживленные сотрудники СНПЛ-1. После рабочих будней, пропахших формалином и спиртом, эта сказочная обстановка казалась нереальной.

Лев и Катя встречали гостей в просторном холле с огромной елкой, которую Сашка с ребятами успели украсить стеклянными шарами и самодельными гирляндами.

— Размещайтесь! Верхняя одежда в гардероб налево! Кто хочет может пройти в гостиную, там патефон! — выкрикивал Сашка, сияя. Он уже успел сбегать на кухню и вернуться с тарелкой, уставленной канапе. — Попробуйте, это закуска новая, от Льва Борисовича!

Варя, сняв пальто, сразу направилась помогать официанткам расставлять на длиннющих столах столовые приборы. Столы ломились от яств, и воздух постепенно наполнялся густой смесью ароматов: от привычного запаха горячего картофеля и гуся до совершенно новых, волнующих ноток.

Через полчаса все собрались в большой гостиной. Шум голосов, смех, звон бокалов: лаборатория превратилась в одну большую, шумную семью. Лев встал на невысокое возвышение у камина. Разговоры постепенно стихли, все взгляды обратились к нему.

— Дорогие друзья! Коллеги! — начал Лев, и в его голосе не было обычной строгости, лишь теплота и искренняя благодарность. — Мы собрались здесь не просто как сотрудники одного института. Мы семья. Семья, которая совершает, без преувеличения, невозможное. Каждый из вас от уборщицы до заведующего отделом, вносит свой вклад в одно великое дело. В дело спасения жизней.

Он обвел взглядом зал, видя знакомые, дорогие ему лица: умного Жданова, внимательно слушавшего в углу; Постовского, скромно улыбающегося; Мишу, краснеющего под взглядами; Катю, смотрящую на него с безграничной верой и поддержкой.

— Мы создали не просто лабораторию. Мы создали фабрику чудес. Наши шприцы, наши жгуты, наши лекарства уже сейчас, сегодня, спасают людей. А впереди новые открытия, новые победы! Но сегодня не о работе. Сегодня о нас. О нашей дружбе, о нашем единстве. Я хочу сказать каждому из вас спасибо. С наступающим 1939-м годом! За нас!

Громовое «Ура!» потрясло стены особняка. Все чокнулись, кто бокалом с шампанским, кто стопкой с водкой. Настроение стало по-настоящему праздничным.

И тут началось пиршество. Столы представляли собой фантастическое зрелище. Рядом с традиционным гусем с яблоками и селедкой под шубой красовались диковинные блюда.

— А это что за красота? — протолкался к столу один из инженеров, указывая на румяное «Мясо по-французски» под золотистой сырной шапкой.

Лев, стоявший рядом, с улыбкой пояснил:

— Это мясо по-новому рецепту, «а-ля Борисов». Сыр плавится и создает такую корочку. Попробуйте, не пожалеете.

Люди с опаской, но с любопытством накладывали себе на тарелки невиданные яства. Сашка, уже изрядно развеселившийся, активно рекламировал устриц.

— Не бойтесь, граждане! Смотрите, как я! — Он взял раковину, сбрызнул лимоном и с шумом втянул моллюска. Все ахнули. — Вкусно! Как… как свежий огурец, только морской!

Но настоящий фурор произвел салат «Цезарь». Многие с подозрением ковыряли в нем вилкой.

— Листья какие-то… с сухариками? — недоумевала одна из лаборанток.

Лев подошел и, взяв себе порцию, стал есть с видом знатока.

— Это новый салат, «Цезарь». Соус тут особенный. Попробуйте, это очень свежо и вкусно. И полезно.

Его пример оказался заразительным. Вскоре у блюда с «Цезарем» выстроилась очередь. А когда подали торт «Медовик» с нежнейшим сметанным кремом, восторгам не было предела.

— Лев Борисович, да ты не только медик, ты и кулинар от бога! — восхищалась Варя, забирая у официантки вторую порцию торта.

Патефон заиграл танго. Сначала танцевали только самые смелые пары, но постепенно, под воздействием вкусной еды, прекрасного настроения и алкоголя, танцевальная площадка заполнилась. Леша, раскрасневшийся и счастливый, пытался научить Дашу танцевать фокстрот, вызывая добродушный смех окружающих. Миша, сначала ревниво наблюдавший, не выдержал и присоединился к ним.

Сашка отплясывал русскую с Варей, залихватски притоптывая и вызывая оглушительные аплодисменты. Катя, сияя, танцевала с Львом медленный танец, на мгновение забыв обо всех тревогах и заботах.

Позже, когда страсти немного поутихли, кто-то из младших сотрудников достал гитару. Первые, робкие аккорды, и взгляд всей компании невольно обратился к Льву. Он улыбнулся, махнул рукой, но Сашка уже толкал его в спину:

— Спой, Лев! Спой что-нибудь для души!

Лев взял гитару, настроил ее и запел по-особенному, с каким-то фирменным, Горьковским цинизмом и в то же время искренней удалью.

'Я московский озорной гуляка,

По всему тверскому району,

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку…'

Сначала подпевали тихо, потом все громче и громче, а на припеве уже гремел весь зал, хлопая в ладоши и притоптывая. В этот момент не было ни начальников, ни подчиненных, ни академиков, ни лаборантов, была одна большая, шумная, счастливая семья.

Поздней ночью, когда основные страсти утихли и основная масса гостей разбрелась по комнатам или дремaла в креслах, «старая гвардия»: Лев, Катя, Сашка с Варей, Миша, Леша и счастливая Даша устроились в более тесном кругу в малой гостиной, у самого камина. В воздухе витал запах кофе, дорогого табака и полного, глубокого удовлетворения.

Сашка, развалившись в кресле и попивая портвейн, вздохнул:

— Вот это праздник так праздник. Прям душа поёт.

Лев, глядя на огонь в камине, улыбался. Алкоголь и общая атмосфера сделали его разговорчивее.

— А вы знаете, — начал он задумчиво, — пока я все это организовывал, мне в голову пришла одна идея. Побочная, но… прибыльная.

Все с интересом перевели на него взгляды.

— Мы тут с вами всю эту кухню будущего устроили, — он обвел рукой стол с остатками яств. — А почему бы параллельно с медициной не начать делать патенты на бытовую технику? Приборы, которые лет через двадцать-тридцать должны быть в каждом доме.

— Например? — с любопытством спросила Катя.

— Ну, например… тостер, — сказал Лев, и все замерли. — Тот самый Сашка, его ведь можно запросто в массовое производство пустить. — Или электрический чайник. Воду вскипятит в разы быстрее, чем на плите. Или капельная кофеварка… Блендер, чтобы супы-пюре делать… Или… — он сделал драматическую паузу, — микроволновка.

— Микро… что? — не понял Леша.

— Микроволновая печь, — пояснил Лев, стараясь говорить максимально просто. — Прибор, который разогревает еду с помощью особого излучения. За минуту, без огня. Внутри все молекулы воды начинают… колебаться, от этого и жар.

В комнате повисло ошеломленное молчание. Даже Миша, знавший толк в физике, смотрел на Льва с широко раскрытыми глазами.

Первым опомнился Сашка. Он фыркнул, потом рассмеялся, и его смех подхватили все остальные.

— Лев, да ты тот еще изобретатель! — сквозь смех выдохнул он. — Сначала кровь останавливаем, сепсис лечим, а потом бац! И тостерами весь мир завоевываем! Я уже вижу вывеску: «Борисов и Ко: от пенициллина до тостера!»

Все смеялись, шутили, представляя себе эти диковинные приборы. Идея воспринималась как бредовая, но гениальная, рожденная в атмосфере полного расслабления и праздника.

Когда общество окончательно разошлось, Лев и Катя вышли на веранду. Морозный воздух обжег легкие после натопленного дома. Небо было черным и бездонным, усыпанным мириадами звезд. Где-то вдали завывали волки, да из трубы поднимался к луне тонкий столб дыма.

Катя прижалась к нему, кутая руки в рукава его пиджака.

— Холодно, — прошептала она.

— Зато как тихо, — ответил Лев, обнимая ее за плечи. — И как красиво.

Они молча смотрели на звезды. Где-то там, в другой жизни, остался Иван Горьков. А здесь, в морозной тишине подледеневшего декабрьского неба, стоял Лев Борисов. Со своей женой. Со своими друзьями, спящими в доме. Со своей миссией.

— Мы создали не просто лабораторию, Кать, — тихо сказал он, и его голос прозвучал особенно четко в ночной тишине.

— Мы создали… дом. Настоящий. И его нужно беречь.

Катя ничего не ответила, лишь сильнее прижалась к нему. Этого было достаточно. Они стояли так долго, пока мороз не начал пощипывать щеки, глядя на темный силуэт спящего леса и яркие, не мерцающие в морозном воздухе звезды. Впереди был 1939-й год. Год обещаний и год угроз. Но сегодня, в этой тишине, они были просто были счастливы.