Война

Глава 22 Англия идёт на войну

Известие о переходе через Прут русской императорской армии произвело в Лондоне эффект разорвавшейся бомбы.

Во-первых, был нагло попран Венский Конгресс твёрдо постановивший, что нерушимость государственных границ стоит выше желаний каких-либо народов на их изменения, особенно в направление чьей-либо независимости.

И кто нарушил это постановление? Россия! Россия, которая почти двадцать лет твердила даже во время войны с Персией и той же Турцией о не то что незыблемости, о священности границ, придавая им характер близкий к сакральному! Как же их страшное негодование из-за помощи свободолюбивым полякам? Их ярость из-за появления Бельгии на карте Европы? Их упорное нежелание помогать даже Греции, пока положение не стало выглядеть совсем неприлично?

Во-вторых, не то что уважаемые парламентарии, последний чистильщик сапог в Сити знал, что цель у русских одна — захватить Константинополь и проливы. Зачем? Ясное дело — чтобы потом захватить Индию! Самое ценное владение британцев казалось им самой желанной и естественной целью для остальных держав. О том везде где только можно твердили представители Ост-Индийской компании, большая часть которых пребывала в привычном состоянии крепкого подпития.

— Впервые в жизни вижу столь странное единение в Палате Общин, — ехидно заметил герцог Веллингтон своему брату, — за одно это я испытываю чувство признательности к русским. Приятно видеть Англию единой.

Единение, впрочем, на том и исчерпывалось. Правительство Пиля получило ультиматум от разьяренных вигов и подало в отставку. Во главе правительства встал истинный владыка, некоронованный повелитель Англии — сам герцог Веллингтон лично, и король не посмел отказать. Кто как не победитель Наполеона способен поставить на место зарвавшихся русских? Выбор очевиден, хотя сам герцог был изумлен.

— Виги требуют моего назначения? — неверяще переспросил он получив предложение? — То есть они желают заменить одного тори на другого? Это самое странное что я слышал в своей жизни со времен согласия моей супруги выйти за меня замуж.

Тем не менее, сэр Артур принял пост не испытывая особенной благодарности к вчерашним врагам. Он относился к тому виду природных философов, что теориям предпочитают практику, и слишком хорошо изучил жизнь британского общества.

По какому-то наитию, может быть, дару от природы, он в очень раннем возрасте сумел нащупать модель поведения и отношения к окружающему миру, что в конечном итоге вознесло его на вершину. Сам он сформулировал просто: важно делать то, что нужно, но много важнее не делать того, что не нужно. Пока другие стремились угадать «нужное», подобрать золотой ключ к дверям лучшей жизни, Артур задумчиво наблюдал.

— Не желаешь ли ты, милый, стать священником? — спросила его мать.

— Нет, матушка, — ответил сын, — мне кажется, что это не нужно.

— Кем же ты хочешь быть? — поинтересовался старший брат, обмениваясь с матерью тревожными взглядами. — Нельзя ведь всю жизнь музицировать на скрипке?

Артур честно ответил, что ничего так не желал бы как стать банкиром.

— Финансистом? — неверяще переспросил брат.

— Финансистом? — с ужасом презрения прошептала благородная мать.

Юноша повторил сказанное и пояснил, что по его наблюдениям никто не живёт так хорошо как банкиры. Кроме самых знатных лордов и короля, разумеется.

— Видишь ли, брат, — возразил старший Роберт, знаком удерживая матушку от готовой сорваться тирады — для того, чтобы стать кем ты хочешь требуется изначально много денег, а у нас их нет. Я вижу лишь два пути для представителя столь известной фамилии, и если тебе не по нраву жизнь слуги Божия, то остаётся жизнь слуги короля. Армия, брат мой, армия.

К его удивлению, Артур подумал и кивнул головой в знак согласия.

— Все что я могу тебе сейчас дать, это сто двадцать пять фунтов стерлингов в год, как прибавку к жалованию. Ну и… несколько просьб на твой счёт. Мне не откажут. Есть некоторые преимущества в положении личного друга самого Питта!

Так будущий полководец одел мундир и стал франкмасоном. Последнее было необязательно, но крайне желательно в те годы, когда во главе Ложи открыто был сын и наследник короля, и Артур счёл, что отказываться не нужно.

Брат сдержал слово и карьера Артура понеслась вскачь. Одно огорчало — скачка эта была не по вертикали, а по горизонтали. Он стал энсином (то есть брат купил ему патент), затем адьютантом Бэкингема (брат замолвил словечко), вскоре получил чин лейтенанта (брат вновь открывал кошелек), и на этом путь наверх встал на паузу. Решив, что достаточно проявил родственных чувств, Роберт потребовал отдачи. Сперва он выдвинул младшего в депутаты парламента Ирландии.

— Но я ещё не достиг возраста! — удивился Артур. — Мне всего двадцать!

— Ну и что? — отмахнулся Роберт. — Какие пустяки. Я скажу пару слов кому надо и дело в шляпе.

Артур почувствовал, что отказываться не нужно и стал совмещать службу с политикой, то есть в какие-то свободные от службы дни приходил молча сидеть в парламенте.

Довольный покладистостью брата, Роберт поручил тому заодно управление семейным имением, поскольку сам очень занят более серьезными делами. И здесь Артур решил, что отказываться не стоит.

Надо отдать Роберту должное — однажды он его пожалел.

— Эх, Артур, — ласково потрепал он брата, — ты всерьёз думал жениться? И на ком? Они знатны, но нищие почти как ты. Разумеется, тебе отказали!

Уязвленный Артур разломал свою скрипку и поклялся никогда больше не тратить время на подобную чепуху. Пообещал себе не играть в карты и не притрагиваться к спиртному подобно Юлию Цезарю. Поразмыслив, он всё-таки снял с себя последний обет, ибо мнить себя равным Цезарю — грех гордыни.

Во Франции гремела революция, назревала большая война, и по английской традиции многие офицеры получили перед ней повышения. Брат дал денег и Артур купил патент на звание майора. Брат дал ещё денег и Артур купил патент на звание лейтенант-полковника, став самым младшим по опыту и самым старшим по званию среди офицеров своей бригады.

Компания в Нидерландах закончилась полным провалом. Лучше всего её описал один немецкий генерал, сообщивший английскому командующему, что «ваши офицеры, их кареты и большой обоз в безопасности, а рядовые погибли». Видевший всё это своими глазами лейтенант-полковник понял многое из того, что делать было не надо. Двадцать тысяч человек за карету — неравноценный обмен, пусть даже карета покрыта золотом, а солдаты набраны из отбросов общества.

— Ничего, брат, ничего, станешь генеральным инспектором артиллерии Ирландии, — утешал брат, — я замолвлю словечко.

Артур возразил, сказав, что этого делать не нужно, поскольку проигравших никто и нигде не любит, но Роберт лишь посмеялся. К огромному удивлению личного друга Питта ему было отказано.

Артур понял, что действовать необходимо самому. Он выбрал Индию, полный решимости штыком и палашом прорубить сквозь джунгли путь к званию генерал-майора и наконец жениться на предмете своей страсти.

В Индии ему повезло. Уже находясь в колонии, полковник Ост-Индийской компании вдруг узнал, что новым генерал-губернатором назначен…его старший брат Роберт, волею судьбы словно назначенный опекать младшего.

Дальнейшее известно. Братья добились практически всех поставленных перед собою целей. Роберт вписал себя в историю Англии, вернул британцам чувства приятного удовлетворения от грабежа туземцев (перед его назначением многие в Парламенте склоняюсь к идее вовсе покинуть Индию, поскольку имеющееся было разорено и почти не приносило доход), стал маркизом и пэром, а Артур получил вожделенное звание генерала и изрядную сумму денег. Занятный факт — на обратном пути в Англию братья посетили остров Святой Елены, где ночевали в самом приличном доме, что впоследствии станет жильём человека много более знаменитого чем они оба.

Вернувшись домой, Артур всё-таки женился как хотел, но жить как мечтал не смог. Брак вышел крайне неудачным, будто в насмешку над огнём чувства, что горело в его сердце столько лет. Уэллсли вернулся в армию.

Генерал-лейтенант, член тайного совета, опытный военачальник с большими связями — в предверии сорока лет Артур добился казалось всего. Судьбе, однако, было угодно, чтобы это все послужило только платформой, фундаментом для подлинного величия.

Через шесть лет, после первого отречения корсиканца, когда он вернулся домой, ему были в один день последовательно вручены четыре патента: на звание виконта, графа, маркиза и герцога. Полгода спустя, на поле близ Ватерлоо, Артур достиг своего пика пути воина. Он делал то, что должно — построил армию и держал позиции, и не делал того, что не нужно — не пытался состязаться с Бонапартом в искусстве маневра, что и принесло успех. Одни говорят будто он улыбался, не в силах побороть переполнявшую его радость, другие — что он рыдал, сокрушенный громадностью потерь, но все соглашаются с тем, что с того дня он стал для Англии чем-то большим нежели просто победоносный генерал.

Сейчас, спустя почти два десятилетия, Англия вновь звала его и предлагала первое место после короля. Железный герцог вновь почувствовал, что отказываться ему не нужно.

— Русские не остановятся ни перед чем, джентльмены. Здесь, на острове, под защитой непобедимого флота, кто-то из вас может чувствовать себя в безопасности, мне это понятно. Но что будет с Индией? Она обречена пасть в лапы медведя, если не предпринимать самых решительных мер. Восток лишь кажется большим, но я открою вам истинное положение дел. Русский царь захватит Константинополь, никто не сможет остановить его. А дальше? Дальше он двинет полчища своих казаков в Персию. Она не устоит и месяца. Сто тысяч войска и её нет! Затем он захватит Кабул!! Две-три недели, не более того! И вот она, Индия! Два месяца и русский царь станет владыкой Инда! Это вызовет восстание туземцев, после чего не будет в мире сил исправить ситуацию!! Это катастрофа.

— Вы не чрезмерно горячитесь, мистер Эванс?

— Я?! Горячусь?! Призываю господа Бога в свидетели, господа, что я собрал в кулак все возможное для человека чья родина в опасности хладнокровие! Положение критическое. Индия — единственно возможная цель русских. Все остальное для отвода глаз. Они так и пишут в своей прессе, открытым текстом! Процитирую по памяти, что доложили мне наши дипломаты (у Ост-Индийской компании была своя дипломатическая служба — прим.) из России: — Вперёд! Вперёд! Индия будет наша! О, гордый Альбион, ты будешь повержен в прах и твои девы будут рыдать! Мы нанесем тебе удар в Калькутте!!

Тут мистер Лейси Эванс пошатнулся, словно удар тотчас хватил его раньше Индии, но чудовищным усилием воли джентльмен устоял на ногах.

— Так пишет Московская газета, — уже спокойнее продолжил оратор, — и нужно быть слепцом и глупцом, чтобы не доверять врагам когда те говорят о своих планах.

— Благодарю за выступление, мистер Эванс, — хладнокровию Веллингтона можно было позавидовать, — мы услышали вас и ваше мнение. Не обессудьте, что не все способны подобно вам столь ярко представлять эту проблему.

Эванс не посмел возражать и сел на место. Этот парламентарий служил под началом герцога ещё в Индии, затем в Испании, и дрался при Ватерлоо. Подобно многим колониальным служащим, он привык относиться к себе как представителю почти Бога на земле, но если кто и имел непререкаемый авторитет над людьми данного сорта, так это Веллингтон.

— Остановить русских — непростая задача. Но мы остановили французов, — взял слово герцог, — до них остановили голландцев, а до них испанцев. Справимся и здесь. Признаюсь, сердце моё в печали. Где-то дома у меня висит мундир русской армии, джентльмены. После победы над узурпатором русский царь даровал мне звание фельдмаршала и наградил орденом святого Георга. Жаль, что нельзя надеть этот мундир и не скомандовать русским идти по домам. Увы, это под силу только мундиру британскому. Но для войны нужна армия, а русские вовсе не так отсталы и невежествены в деле военном как нам бы хотелось, и как вы нас уверяли, мистер Эванс. Нам следует более точно определить всё то, что нужно предпринять.

Итогом определения стала программа из пяти пунктов:

1. Потребовать от русских объяснений и вообще точнее разузнать, что именно им нужно. На этом настоял Артур лично.

2. Немедленно объявить Османской империи о полной поддержке в случае войны с Россией и выдать туркам кредит. Размер определили в шесть миллионов фунтов стерлингов. Сразу решили распределение, то есть три миллиона удержать в счёт будущих процентов за пять лет, ещё на полтора выделить пушек и ружей оставшихся после войны с Наполеоном, прочее разделить поровну и одну часть передать послу в Константинополе, а другую непосредственно туркам. Согласятся ли те никто не поинтересовался. Зачем, если и так ясно? Распределение тоже не стало чем-то новым, как и сумма кредита — парламентарии просто скопировали всё это с кредита выданного Мексике за десять лет до того.

3. Послать Королевский Флот к Константинополю для поддержки турок и к Санкт-Петербургу для устрашения русских.

4. Объявить набор в армию с целью создания экспедиционной армии, предварительно определённой в сто тысяч человек. Для этого начать благотворительный сбор по десять фунтов с джентльмена и по шиллингу с патриотов попроще.

5. Найти союзников для войны с Россией и возглавить коалицию.

Последний пункт, самый щекотливый, не давал покоя герцогу. Поздно вечером, по дороге домой, он размышлял о ситуации и всё больше мрачнел.

— Вы как будто и не рады, ваша милость?

— А? Что? — Артур не сразу понял, что секретарь осмелился на вопрос. Приглядевшись, он вдруг разозлился.

— Знаете, Смит, хотя бы вы не уподобляйтесь нашим олухам, вообразившим, что нас ждёт лёгкая прогулка и медведь убежит прятаться в своей берлоге едва увидев наш флаг. Если царь настроен серьёзно, то…

— То вы разобьёте его, ваша милость! — воскликнул секретарь с убежденностью слуги во всемогущество господина.

— Я? Но милый Смит, я глава правительства, а не военачальник, если вы не заметили. Не мое дело лезть под пули. Хотя не скрою, вероятность моей отставки с поста и назначения в армию велика, ибо я лишний раз убедился ныне, что проще командовать сотней тысяч трубочистов, но иметь право расстреливать ослушников, чем вериться в соку предложений людей образованных. С ума можно сойти, из трех любых парламентариев будут два дурака, а третий просто не понимает о чем говорит! А я не могу применить даже порку, что весьма огорчительно. Нет, наша система правления не лишена существенных недостатков.

— Однако, ваша милость, осмелюсь заметить, что именно Англия выходила победителем из всех войн. Следовательно, достоинства перевешивают недостатки.

— Вы плохо знаете историю, Смит. И уж точно не задумываетесь чего это стоило. В жизни столько случайностей, что иногда кажется будто она состоит из них одних. А на войне… Знаете, я бывал в Индии. Там в ходу поговорка, что мы завоевали её по небрежности. Это и верно и неверно. Но по той же небрежности мы потеряли колонии в Америке. Что это за шум, Смит?

Секретарь выглянул в окошко кареты.

— Ваша милость! Вас ожидает толпа людей.

— Только этого недоставало. Черт возьми, я разве похож на торговца пивом?

Лондон гулял и ликовал. Скопившееся напряжение нашло выход в стихийном праздновании войны с Россией, что всем казалось делом уже решенным. К вечеру, если в городе оставались ещё трезвые люди, то на улицах их видно не было. Веллингтона вынесли из кареты и на руках понесли к воротам его собственного особняка. Герцог не нашёл нужным сопротивляться.

— Вперёд, мои львы, вперёд, — насмешливо командовал он орущим что-то людям, — надеюсь, многие из вас запишутся на королевскую службу и мы с вами зададим жару этим варварам, не правда ли, друзья мои?

Дома его ждал очередной сюрприз. Старший сын герцога, Артур Младший, маркиз Дуро, только что получивший (купивший) патент на звание подполковника, с торжественным видом ожидал в гостиной.

Отец и сын молча смотрели друг на друга какое-то время.

— Нет! — произнёс наконец Артур Старший.

— Но, отец!

— Даже не думай.

— Это невозможно! Почему?

— Сперва ты должен стать генералом, сын мой. Не будем нарушать традицию.

— Но как мне им стать, если ты не возьмёшь меня на войну?!

— А, вот оно что. Прости меня, сын. Был трудный день. Я было подумал, что ты вообразил себе жениться.