Вечерело, когда далеко впереди на скалах показались первые хижины Редклифа. Заспанный, но уже посвежевший Айан прошел на нос корабля, на ходу приняв заверения капитана о скорейшем прибытии. Остановившись рядом с неподвижно сидевшим здесь Дайленом он некоторое время глядел на медленно проплывавший берег. Однако, взглянув на товарища, переменился в лице.
— Ты должен был поспать, как и все мы, — жестче, чем обычно, сказал Командор. Амелл поморщился, но его ужимки мало тронули Айана. — Ни Винн, ни Морриган не справятся с демоном. В Тень пойдешь ты.
— Я знаю, — раздраженно бросил Страж-маг.
— Если знаешь, какого нагьего помета ты не отдохнул? Живой мертвец — и тот выглядит… живее.
Дайлен вздохнул. Раздражение медленно сползло с его лица, уступая место прежним угрюмости и равнодушию.
— Я размышляю, — признался он спустя какое-то время. — Ранее мне казалось, что я понимаю замысел Создателя. Что все в мире совершается по его мудрому плану. А зло происходит от неумных и недобрых людей.
— Так и есть, — осторожно согласился Айан, исполненный самых дурных предчувствий. И они не замедлили оправдаться.
— Тогда во имя Создателя, отчего в башне Круга, где, помимо всякой мерзости, служили рыцари, преданные Церкви и следующие своим обетам, отчего, спрашиваю я, уцелели Хосек, Алесар и Каллен, а их добродетельные братья мертвы? Отчего из всех магов достойных уцелела жалкая горсть, а все прочие… так неумелы, что… если бы не Бьорн с его храмовниками, мы бы даже с Ульдредом не справились, не говоря уже о том, чтобы получить помощь против порождений тьмы!
Айан присел рядом с разглядывавшим доски палубы магом и уперся локтями в колени.
— Хосек показался мне человеком, который помнит о долге и печется о судьбе Ферелдена, — медленно проговорил он. Дернув углом рта, Дайлен несколько раз качнул головой, будто соглашаясь.
— Ты прав, брат. Капитан Хосек всегда помнит о долге, — он сцепил руки, оценив заботу товарища, давшего ему возможность выплеснуть то, что мутным маревом клубилось запертым в душе. — Он всегда помнит о долге, даже когда присутствует при издевательствах над магами, что чинят его подопечные, либо когда творит насилие сам — помнит всегда. Создатель, я долгое время поражался этому его качеству. Многие рыцари Церкви умны, способны, и омерзительно безжалостны к подчиненным им магам, но совмещать такое умеет только сэр Бьорн.
Дайлен умолк, но, по-видимому, еще не закончил. Айан не торопил его, следя за полетом озерной птицы, что уже долгое время сопровождала их корабль.
— Среди храмовников много… таких вот… людей, — спустя некоторое время продолжал Амелл. Его глаза оставались темными, не выцвечивая навсегда въевшимся в них лириумом, только пальцы подергивались, словно желая сжаться в кулак. — Тех, кто не сообразуется ни с чем, разрушает семьи и судьбы… Для них любой маг — выродок. Им плевать, что маг может быть чьим-то отцом, чьим-то сыном, чьим-то любимым. Они придут за тобой. В любой забытой Создателем вонючей деревне, на краю света, но они тебя найдут. Ты видел отряд Бьорна, который охотился за ведьмой. Храмовники идут по следу до последнего человека, до последнего! Она смогла защитить себя. Но часто маг не может справиться со всеми. Они заберут с собой силой, а родителей лишат всех прав перед Создателем. А если сбежишь — они тебя выследят. Снова, и снова, и снова.
Против ожиданий встревоженного Кусланда, стихиарий говорил не зло, а устало. Теперь он тоже смотрел в небо, но не на птицу, а на подсвеченные предзакатным солнцем облака.
— Из твоего сна я знаю, как забирали тебя. Жаль твоего отца.
— Отца? — Дайлен, по-видимому, не удивился осведомленности Командора. — А сестру мою тебе не жаль? Ведь они бросили ее там!
— Как? — не поверив своим ушам, переспросил Кусланд. — Бросили? Сколько ей было?
— Три лета, — Дайлен опустил взгляд и его красивое лицо исказилось. — Они заставили меня умолять взять ее вниз, в деревню. Я валялся у них в ногах, целовал пинавшие меня сапоги. Я… был готов на что угодно. Но… им просто хотелось видеть мое унижение. Унижение мага. Когда натешились, ушли, и уволокли меня с собой. И излеченные мною ушли тоже, а ее оставили там… Она… должно быть, умерла. Девчонка не могла бы выжить там одна, даже будь она постарше. Не было дня, когда бы я не молил Создателя, чтобы смерть ее была быстрой.
Дайлен прервался, пережидая, пока тащившие мимо канат матросы отойдут на достаточное расстояние.
— Жизнь мага в Круге — это мука, — ровно продолжил говорить он о том, чем, должно быть, хотелось поделиться уже давно. — Все подчинено правилам, весь день, изо дня в день, из года в год. Маг почти не видит неба, не видит солнца, не дышит свежим воздухом. Каждый день нужно ложиться, вставать, есть по часам. Отступление от этого строго карается. Проклятые храмовники натыканы в каждом коридоре, перед каждой дверью, даже возле уборной. И таращатся, таращатся, таращатся… Ты не представляешь, каково это — все время чувствовать на себе чужой недоброжелательный взгляд. Это пытка, Айан.
Он зло поджал губы.
— К тому же, Круг Ферелдена расположен, должно быть, в самом неудачном месте из всех в Тедасе. В отличие от магов, храмовники могут выходить наружу, но на голом острове вдалеке от человеческих поселений им просто нечем занять свое свободное время. Ни рынков, ни трубадуров с их песнями и плясками, ни арен петушиных и собачьих боев, ни шлюх. Только вода и камни. Они бесятся от скуки. Но быстро находят, чем, или вернее сказать, кем занять свои вечера… и ночи.
Встретившись взглядом с товарищем, Айан отвел глаза. Как занимали себя храмовники, он видел из его сна.
— Ниалл, да примет Создатель его душу, упоминал о насилии, что чинят храмовники над магами.
— Должно быть, Ниалл из щепетильности… приуменьшил размеры… происходящего, — Дайлен криво усмехнулся. — Только в нашем… в ферелденском Круге ежегодно по нескольку магов отдают души Создателю, предпочитая смерть тому, что делают с ними слуги Церкви в стенах святилища знаний и магии. При том, что Хосек часто удерживает своих псов от наиболее жестоких развлечений и… нужно признать, что он вправду допускает многие послабления, недоступные для магов где-то еще. К тому же, постоянно вступается перед Грегором. Но не из доброты или сочувствия. Ему просто нет резона сокращать поголовье таких нужных узников. Маги полезны, если уметь их правильно использовать, а капитан умеет, можешь мне поверить.
Амелл прервался, кашлянув в кулак. Почувствовав, что холод осеннего ветра наконец-то забрался и под его доспех, Кусланд запахнул край своего плаща.
— Хоть кто-нибудь из вас пробовал говорить с Грегором, или хотя бы Ирвингом?
Дайлен хмыкнул.
— Брат, ты думаешь, что они не знают? Это все в порядке вещей. Старый капитан так и вовсе применял к магам такие наказания, что поневоле начнешь ценить сэра Бьорна, который добился их отмены. Каково было бы тебе посидеть несколько часов в стальном кресле, на которое наложено заклинание обледенения, и без штанов? А ведь совсем недавно такое было обыденностью. Ко всему прочему, Грегору нет дела до происходящего в Круге. С тех пор, как, говорят, он, подчиняясь закону, вынужден был отправить собственного новорожденного сына от какой-то магини, в Церковь за пределы Ферелдена, рыцарь-командор пристрастился к антивскому вину. Во всех делах он полагается на капитана Хосека, который железной рукой держит за глотку каждого мага в башне… да и храмовника тоже. А Ирвинг — его единственный собутыльник. Другим по рангу не положено. Хотя бы раз в неделю старики надираются в доску, а все прочие дни скорбят по своим жизням, которые безвозвратно прошли в той дыре, именуемой башней магов.
— Я не мог этого знать, — напомнил Кусланд, следя за приближением берега. Корабль эрла почти достиг крайних домов Редклифа, и темная громада замка уже виднелась вдали, закрывая добрую четверть неба. До городской пристани оставалось не более получаса. Амелл пожал плечом, давая понять, что теперь-то он знает.
— По всем законам Создателя капитан должен был погибнуть, — не зло, а как будто удивленно продолжал Амелл, без перехода возвращаясь к предмету своих размышлений. — Он, и подлец Алесар, и фанатик Каллен. Но Создатель принял к себе благодетельных рыцарей и магов, а самых… отвратных оставил жить. Я не могу постигнуть его замысел, Айан. В чем тут справедливость?
Командор покачал головой, поморщившись.
— Не нужно искать справедливость или высший замысел Создателя там, где их нет, и не предполагается, — он поднялся на ноги и, подойдя к борту, оперся на него. Амелл с трудом преодолевая сопротивление затекших мускулов, и прихрамывая, последовал его примеру. — Говорю же тебе. Это не испытания судьбы, о которых любят петь сказатели. Это просто жизнь. Я также долгое время терзался измышлениями о справедливости или помысле Создателя, пока не понял этого, и… что?
— Не сочти за обиду, Айан, — Страж-маг всем весом облокотился на борт и опустил взор к бегущей из-под кормы воде. — Но что ты, сын тейрна, можешь знать о несправедливости? Твой отец, да примет его Создатель, был вторым после короля. Кто-то хотя бы раз пытался тебя обидеть?
Айан обернулся. Уже проснувшийся Алистер, поглядывая в их сторону, о чем-то беседовал с капитаном. Винн, сидя у мачты, перебирала содержимое взятой из Круга сумки. Временами она поднимала лицо, подставляя его ветру, и на губах ее появлялась улыбка. Матросы сновали по палубе, готовясь к скорому причаливанию. Никто в ближайшее время беспокоить их не собирался.
— Я родился в семье Кусландов и первые девять лет жизни был сущим проклятием для родителей, — медленно и подолгу подбирая слова, заговорил Айан. В отличие от скорого на язык товарища-мага, вести рассказы ему давалось тяжелее. — У меня был брат, Фергюс, почти двенадцатью летами старше. Отец, как казалось мне, делал большую разницу между нами. Он всячески привечал моего брата. Ко мне же относился, как к беспородному щенку. Толкал, одергивал, но чаще не замечал.
— Отцы бывают скупы на любовь, — заметил Дайлен, охотно переходя со своих на переживания товарища. — Мой редко ласкал меня и Солону. Но все же я знал, как крепко он нас любит. Быть может, многое тебе чудилось по малолетству?
— Дослушай. Мне казалось, что отец не примечает меня оттого, что Фергюс большой, а я мал. Он замечал только, когда я совершал проступки. За них наказывал меня сам, да так, что, бывало, я по нескольку дней не мог ни присесть, ни прилечь без боли. Но все же он меня замечал, и постепенно я стал совершать все больше провинностей. Я всегда терпел его порки молча. Мне, глупцу, казалось, что он по стойкости моей увидит, что я — тоже мужчина. Такой же, как Фергюс. И будет относиться ко мне с тем же расположением. Быть может даже, полюбит. Но делалось только хуже. Со временем отец даже имя мое перестал упоминать. Называл Волчонком. Всякий раз морщился, стоило мне попастся ему на глаза.
— А твоя матушка? — хмурясь, спросил Амелл. — Что она?
— Матушка, — лицо Айана смягчилось. — Редкая мать не любит свое дитя. Хотя моим безрассудством, чем дальше, тем больше, я огорчал ее. Я понимал, что делаю многое не так. Но не разумел, что и как должен делать. И поступал по велению детского упрямства и обиды.
— Но ведь все переменилось.
— Да, — Кусланд был рад догадливости товарища, избавлявшей его от необходимости долгого рассказа, который, как ему казалось, выходил у него непонятным и нескладным. — Все переменилось, когда однажды я подслушал разговор матери и Нэн, моей старой няньки, что смотрела еще Фергюса. В тот вечер отец особенно жестоко избил меня. Впрочем, заслуженно. Мать успокоила и, думая, что я сплю, беседовала с Нэн в ее углу за занавеской. Я впервые видел мать плачущей, — он качнул головой. — Она всегда была сильной. Умела сражаться наравне с мужчинами, была мужественна и неизменно весела. Но тогда она плакала. Жаловалась на отца. Пеняла, что он не справедлив ко мне, хотя до сих пор ни он, ни она, ни в чем не уверены. Из их разговора я многого не уразумел, но после, уже наедине с собой, догадался.
Он вздохнул.
— Расскажу, как понял, уже своими словами. После Фергюса у матери долго не получалось зачать ребенка. Они с отцом ждали и надеялись, приглашали лекарей, но безуспешно. Постепенно они смирились, что у них будет один сын. Не особо уповая, мать в последний раз отправилась в храм Андрасте на одном из островов. Отец должен был ехать с нею, но в последний миг прибыл нарочный от короля с важными известиями. Мать отправилась без мужа.
Амелл слушал молча. Он уже начинал догадываться.
— Пар Валена далеко, но Хайевер стоит на побережье, и бывает, тал-васготы приплывают на своих кораблях, дабы творить бесчинства в землях Ферелдена. Большинство гибнет от наших мечей, но всегда находятся новые. Однако между храмом и замком — неполный день пути, потому мать не взяла с собой много охранных людей.
— Все же тейрне пришлось столкнуться с косситами, — полуутвердительно проговорил Дайлен, когда молчание друга затянулось. Айан кивнул.
— Ее отряд попал в западню. Мужчин перебили сразу. Мать… тогда еще была молода и очень красива. Вождь косситов… принудил ее… провести ночь в его палатке.
Страж-маг вскинул и опустил загоревшиеся недобрым синим светом глаза.
— Отец должен был ехать в Денерим. Но он вернулся с полдороги. Как почувствовал что-то, — Айан по-прежнему говорил ровно и спокойно, как непросто говорить о подобных вещах. — Узнав, что тейрна не вернулась в замок, он с отрядом рыцарей отправился на ее поиски, и довольно скоро нашел. Тал-васготы даже не потрудились убрать следы разгрома, что учинили охране матери накануне. Отец жестоко расправился с безбожными мерзавцами. Но матушке это уже помочь не могло. Она осталась жить, но… спустя некоторое время поняла, что беременна.
Дайлен потер переносицу, кончиками пальцев разглаживая собравшиеся там морщины.
— И все это ты понял из одного разговора двух женщин?
Айан качнул головой.
— После я подстерегал их за беседой, уже намеренно. Они еще не раз говорили об этом.
— Но, быть может, твои родители ошиблись? Что если ты все-таки сын своего отца?
— В том и дело, что они ни в чем не могли быть уверены, — скособочившись, Айан полуоперся на один локоть. — Их убежденность колебалась еще и оттого, что я, хотя вовсе не походил на тейрна Брайса, зато во всем похож на моего деда, банна Эдмунда Ворта, отца моей матери, геройски павшего в войне с Орлеем. Он был высоким, крупным мужем — и огненно-рыжим. Ростом и статью я мог уродиться в него, а не в коссита.
— Так ты до сих пор не знаешь, чей ты сын?
— До сих пор. Не ведаю, чего это стоило моим родителям, но они вырастили меня как настоящего Кусланда. Правду обо мне знали только трое — отец, мать и Нэн. Теперь еще ты.
Стражи помолчали.
— Ты упоминал, что после услышанного что-то переменилось, — напомнил маг. Командор утвердительно кивнул, выныривая из омута своих воспоминаний.
— То, что я узнал, потрясло меня. Все-таки я был ребенком. Не знаю, отуда я взял, но ужас от того, что от меня могут отказаться в любой миг из-за моих выходок или услать из дома, сковал меня. До сих пор я слышу его отголоски. И тогда я решил сделаться хорошим, — Айан усмехнулся, отгоняя от лица водяную стрекозу. — Чтобы у них не было повода отсылать меня. Оставил шалости. Сделался очень исполнителен и послушен. Пытался добросовестно учиться, хотя у меня нет способностей к ученью. Стал упражняться в воинской науке, и достиг в ней успехов. Со временем родители смогли гордиться мной. Я выигрывал королевские турниры, был учтив, исполнителен и целомудренен, чем отличался от Фергюса, на всю округу славившегося своим распутством. Порой мне бывало непросто придерживаться роли хорошего сына, в особенности, когда я сопровождал брата во время его похождений. Но всегда помнил о своем положении, и это придавало мне сил. В конце концов, старания мои окупились. Тейрн Брайс… за несколько часов до его кончины я узнал, что он окончательно признал во мне сына.
— Признал?
— Когда за мной пришел Дункан. Я был уверен, что отец будет рад избавиться от меня и незамедлительно отдаст приказ о вступлении в Орден. Вместо этого он до последнего препятствовал в этом Командору, и сдался уже перед лицом гибели всей семьи. Помню, я так был водушевлен тем, что отец признал меня кровным сыном, что на привале почти набросился на Дункана с требованием сказать, смогу ли после посвящения продолжить свой род. Род Кусландов. Представляю, как я его этим удивил.
Дайлен не смог удержаться от улыбки.
— Как, как ты сказал?
— Точно не успомню, — Айан улыбнулся тоже, и напряг память. — Кажется «смогу ли я после посвящения продолжить свой род» — так и спросил. Мне это тогда казалось очень значимым. Видел бы ты лицо Дункана в тот миг.
Они рассмеялись. Постепенно тяжесть недавней беседы таяла сама по себе, как и дурное настроение мага. Разделив тревоги с товарищем, Дайлен ожидаемо почувствовал себя лучше. Впрочем, последнее относилось не только к Дайлену.
— А теперь скажи, друг, — посерьезнел Айан, сумев поймать его взгляд и завершая беседу. — Разве справедливо то, что тейрн Кусланд так относился ко мне? Вдруг я все же его сын? А если нет? Разве справедливо, что меня не выбросили куда-нибудь на кухню, драить котлы и чистить корнеплоды? Или выносить навоз за лошадьми? Или корм носить для свиней? Что справедливее, как по-твоему?
Амелл молчал. По крайней мере, теперь ответить ему было нечего.
— Потому не нужно всюду пытаться разглядеть промысел Создателя и огорчаться, не разглядев, — Кусланд хлопнул товарища по плечу, отчего последние слова утратили назидательность, претворившись просто в дружеское напутствие. — Это не проявление справедливости или несправедливости, это просто жизнь.
Дайлен снова не ответил, но было видно, что слова Командора не прошли мимо него. Некоторое время Стражи помолчали, погруженные каждый в свои мысли.
— Скажи, Дайлен, — спустя какое-то время неожиданно спросил Кусланд, продолжая размышлять уже вслух. — Тогда, в Остагаре. Ты мог сотворить магию и освободиться сам. Отчего ты этого не сделал?
— Если мог — освободился бы, — хмыкнул тот, явно удивленный. — Ты всерьез думаешь, что мне нравилось там сидеть? Магия это не так, что захотел — и получилось. Это абсолютная концентрация желания и воображения, делающие мысль материальной. Тебе нужно до мелочей представить, как оно должно быть, где преображаться, с какой скоростью двигаться. В очень короткое время. Все это требует серьезной сосредоточенности, ясности и напряжения. А у меня перед глазами плыл туман. Все же удар по затылку тогда был силен. Все время мутило, да и голова болела зверски. Даже думалось с трудом. При том, что порождения тьмы не давали скучать.
— Значит, тогда ты не мог творить магию?
— Может быть, и мог, — пожал плечами Дайлен. На мгновение он уронил тяжелую голову на руки, но тут же поднял ее вновь, и принялся растирать глаза. — В целом тогда я едва помнил себя. Быть может, если бы в голове прояснилось хоть ненадолго, мне не потребовалась бы ваша помощь.
— То есть, все дело в сосредоточенности?
— По большей части — в ней.
— Из-за того ты можешь творить магию без посоха и рук?
— Верно. Но учиться этому пришлось немало. Маги, все же, как правило, помогают себе — посохами, или руками, как, вот, целители.
Кусланд посмотрел на свои руки и несколько раз постискивал их в кулаки, сжимая и разжимая пальцы.
— У магов — несхожие магические способности, — помог ему Дайлен, предвосхищая следующий вопрос. — Тех, кто бы был хорош во всем — нет. Это как с обычными людьми. Кто-то ладно держит меч, а кто-то лепит горшки, и местами их менять не стоит. Ты знаешь, друг, что я — стихийник. Или, быть может, даже стихиарий — сильный маг стихий. Но зов природы, тонкие материи бытия, целительство — это все мне почти не доступно. Кое-что я могу, но в целом… Вот как бы растолковать… если у тебя отобрать меч, и посадить тачать сапоги — много ли наработаешь?
Кусланд усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— А Винн все свое бытие занимались только целительством. Ее магия — не в разрушении. Или взять Морриган… она скрытна. В природе ее дара я разобрался плохо. Но из того, что на виду — она тоже целительница и способна видеть мир глазами зверей более чем кто-либо. Не думаю, что теперь осталось множество звериных магов, но Морриган — одна из них.
Айан кивнул. Это было ожидаемо.
— Почему ты решил учиться творить магию без рук? — спросил он еще. Дайлен повел головой, одновременно пожимая плечами.
— Так ведь не всегда можно ими воспользоваться. Храмовники, да и не только они, знают твердо — связанный маг перестает быть магом, — он помолчал. — В тот день, когда меня притащили в Круг, я сделался свидетелем казни. Маг убил старого капитана, того, который еще до Хосека. Не знаю, из-за чего это случилось, но, как мне рассказывали, старик тот был жесток даже к подчиненным ему рыцарям. Многие вздохнули спокойнее, когда он отправился к праотцам. Но, как бы то ни было, преступника это не спасло. Храмовники выкачали из него ману, связали руки и — сожгли на пустыре за башней. А нас заставили смотреть.
— И ты…
— Да. Если они когда-нибудь захотят казнить меня — по крайней мере, утащу с собой побольше этих мерзавцев. И это я должен буду сделать со связанными руками, ногами, глазами, кляпом во рту и сидя в мешке, на случай, если меня решат утопить. Так я тогда и решил. Что должен готовиться к тому, чтобы убить как можно больше храмовников. Не суди строго — ведь они убили моих отца и сестру. Душевные раны были свежи.
Айан еще раз взглянул на свои руки. Дайлен понимающе стиснул его плечо.
— Спрашивай в любое время. Я готов помочь, когда потребуется.
Позади раздался нарочито громкий топот. Обернувшимся Стражам предстал Алистер с тремя большими кусками хлеба и сыра в грубой деревянной миске.
— Не смог дождаться, пока вы докончите делиться друг с другом важными тайнами, — покаялся он. — Но Винн уже дважды отправляла меня к вам с ужином. Она утверждает, что перед уходом в Тень маг должен сытно есть и мало спать. На берегу поесть нам не дадут, ведь демон долго ждать не станет. И потому — вот. Разбирайте быстрее, скоро будет не до того. В особенности Дайлену.
Алистер оставался Алистером, и все же что-то в его голосе насторожило товарищей. Дайлен догадался первым и, подмигнув Кусланду, приобнял сына Мэрика за шею одной рукой. В другой он держал кусок сыра.
— Не обижайся, друг, тут нет никаких секретов, — примирительно покаялся он. — Визит в Круг не доставил мне веселья, и я долго досаждал Командору своими жалобами и стенаниями о горькой судьбе мага. Если ты желаешь послушать, я с радостью повторю все еще раз для тебя.
— Не стоит, — попытался вывернуться из-под заботливой руки товарища Алистер, но был перехвачен с другой стороны.
— Тогда, быть может, желаешь послушать горькую историю моего детства? — мягко предложил Айан, хлопая друга по доспеху ближе к плечу. — Я не так скор на язык, как вот этот ненавистник храмовников, но обещаю, что если говорить коротко, то ты успеешь узнать все еще до того, как корабль подойдет к пристани.
— Обойдусь, — получив желанную свободу, Алистер на всякий случай отступил на два шага и взял из миски последний кусок сыра. — Благодарю вас, друзья. Теперь я даже счастлив, что ничего не слышал. Куда больше, чем выслушивать чужое нытье, я люблю делиться своим. Вот послушайте…
Поднявшаяся на корабле суета, вызванная подходом к берегу, не дала ему закончить. Должно быть, их приближение в замке заметили еще издали. К тому моменту, как судно пришвартовалось к потемневшему от влаги и времени причалу, его уже ожидали. Банн Теган, прибывший в сопровождении четырех своих людей, был мрачен. Весь вид его говорил о крайней усталости. Сестра Лелиана, одетая не в доспех, а в простое зеленое платье и оттого неузнаваемая, прикладывала ладонь к глазам, силясь разглядеть что-то или кого-то на палубе. На ее миловидном лице читалась тревога. Вид потрепанных, но целых Стражей, которые прибыли в том же составе, что и отплывали, заметно ее успокоил.
— Хвала Создателю, вы вернулись!
— Командор, — забыв поздороваться, банн Теган шагнул вперед, протягивая руку, которую Айан пожал с искренним расположением.
— Скажите, вам… удалось?
— Мы взяли все, что нужно. Винн, — Кусланд тепло кивнул старой магине, которая, опираясь на руку Алистера, сходила по трапу, — вызвалась помочь с ритуалом. Что у вас?
— У нас все еще тихо, — Теган потер лоб рукой. Бывший по слухам, первым ловеласом и дамским угодником в столице, внешне брат эрла сильно изменился за последние дни. Несчастье, случившееся с его семьей, сильно подкосило блистательного банна. — Капитан Харрит и магиня… Морриган неотступно находятся рядом с Коннором. Он не просыпался. Но капитан предупреждает, что теперь счет идет на часы. Мы должны как можно скорее вернуться в замок. Сколько вам понадобится времени на подготовку к ритуалу?
— Не более получаса, — Дайлен посмотрел в сторону старой магини, и та прикрыла глаза в знак согласия.
— Тогда не будем терять времени, — Теган простер руку в приглашающем жесте. Прибывшие с ним солдаты держали на поводу лошадей. — Мои люди доберутся пешком. Мы должны спешить.