Восстание Архидемона (СИ)

Глава 47

… Живой камень, извлеченный из кусков обгорелой плоти, привел их на последний из четырех островов. Этот был таким же каменистым, неровным и пыльным, как и все его прочие висевшие в пустоте собратья. Как и на других, поблизости от пьедестала на нем колебалось густое кисельное марево чьего-то сна.

Шагнув в который, они очутились опять в тумане — на этот раз молочно-белом. Через этот туман по колено в хлюпавшей в сапогах грязной воде пробирался отряд храмовников, вымокших и заляпанных болотной жижей по самые прорези на шлемах. Впреди, высоко поднимая длинные ноги, вышагивал капитан — широкоплечий, но худой человек со скуластым лицом, глаза на котором горели лихорадочным блеском. В одной руке острием кверху он держал двуручный меч, другой нес на плече большой походный мешок. За ним, спотыкаясь и подскальзываясь на ненадежных кочках, растянутой цепью тащились его люди.

Кроме капитана, все рыцари Церкви были в закрытых шлемах. Однако Хосека узнали сразу — и хорошо знакомые с ним маги, и даже Стражи Алистер и Айан, увидевшие его впервые только сегодня. Рослый храмовник возвышался над самым высоким из своих товарищей на целую ладонь. Светлые волосы, которые он, похоже, не обрезал с рождения, не помещались под шлемом и, как видно, здорово ему мешали. Помимо сумки сэр Бьорн нес за плечами большой мешок, тяжко бряцавший при каждом его шаге.

— Я догадываюсь, где это, — Алистер не без удивления разглядывал кошмар капитана Хосека. — Это дикие земли Коркари.

— Да, действительно, — согласился Айан, следя за тем, как Бьорн Хосек успевает схватить за наплечный ремень одного из храмовников, который, оступившись, стремительно ушел в болотную жижу по самую грудь. Вместе с подоспевшим товарищем, они вытащили незадачливого рыцаря, облепленного грязью и тиной. — Но что делают там воины Церкви? Обращают в андрастеанство хасиндов?

— Тогда бы с ними шла и преподобная мать, — Алистер еще раз внимательно пригляделся к отряду храмовников. — Снарядились, как для сражения. Приглядись. На каждом под доспехом — еще цельная кольчуга. Наверняка заговоренная, иначе зачем таскать на себе по болоту такую тяжесть.

— И мечи у всех тоже заговоренные, — вмешался Дайлен. — Видите сине-красное свечение вокруг их ножен? Такие наверняка выдаются только для самых опасных дел. Во всей башне постоянно заговоренное оружие носят при себе только Грегор и Хосек.

— Так, капитана мы нашли, — Алистер кивнул в сторону сэра Бьорна, который, как и большая часть его товарищей, бешено вертел головой, разгоняя полчища болотного гнуса. — И что теперь? Как его разбудить?

— Нужно угадать, кто именно из его окружения — демон, — пояснил Ниалл, разглядывая храмовников. — И ошеломить первым ударом. В прошлый раз мы угадали неправильно, и…

— Демон едва нас не прикончил, — мрачно завершил Айан. — Думай сам. Если я правильно понял, как это происходит, демон будет в том, кто причинит храмовнику наибольшие мучения. Пусть даже простыми словами.

Алистер негромко вздохнул.

— Кажется, я понимаю, о чем вы. В моем… сне я тоже сильно обижался на эрла Эамона. Я всегда считал его названым отцом, а он… — не договорив, сын Мэрика махнул рукой.

— Где ж конец этим болотам? — прохрипел тем временем один из храмовников. Он оступился и лицом вперед полетел в воду. Ближайший к нему товарищ успел подхватить в падении, не давая окунуться в холодную илистую жижу с головой.

— Меньше болтай, — сипло посоветовал кто-то, судя по голосу — кто-то уже немолодой. Под глухими наличниками головы храмовников казались одинаковыми. Рыцари Церкви разнились лишь степенью измазанности грязью.

— Тихо! — идущий впереди капитан остановился, поднимая руку. — Сэр Отто! У тебя острый глаз. Что это там, впереди? Невысокий, но крепкий храмовник, идущий третим в цепи, вышел вперед. Некоторое время он вглядывался в молочно-белый туман, потом вздрогнул, непроизвольно делая шаг назад.

— К оружию, братья! К оружию!

После его выкрика болото словно ожило. Откуда ни возьмись со всех сторон раздались шипящее кваканье и шлепающие звуки, точно кто-то бегал по трясине, как по твердой земле. Из молочного тумана на одного из рыцарей Церкви стремительно бросилось темное нечто…

— Болотные ящерицы, — морщась, объяснил в воздух Алистер. — Сейчас они им зададут.

Кого он имел в виду на самом деле не казалось таким уж ясным. Болотные хищники, хотя многочисленные и острозубые, были все же недостаточно крупными, чтобы всерьез навредить закованным в броню с головы до ног рыцарям. Но и храмовники на узкой болотной тропе были неповоротливы и являли собой удобную мишень для нападения.

Отмахиваясь от наскакивавших на них хищников, которые чуяли мясо, но не могли до него добраться из-за покрывавшего железа, храмовники быстро отходили к чему-то, пока не видимому в тумане. Наконец, забрезжившая темная громада возвестила о пролеске. Болота медленно отступили, с ними отступили уже порядком потрепанные ящерицы.

— Все целы? — тяжело дыша, прохрипел капитан. Следы от когтей на его лице воспалялись на глазах. — Отойти от болот. Встанем лагерем. Бьорн, Отто — проверить здесь все. Исполняйте!

Высокий храмовник и его приземистый остроглазый собрат сбросили весь лишний груз прямо на месте и быстрым шагом ушли в лес. Когда деревья скрыли их от занявшихся лагерем товарищей, сэр Отто заметно расслабился. Через несколько десятков шагов он поднял руку, останавливая напарника и, прислонившись задом к дереву, стащил шлем.

— Дыхание Создателя! Я был уверен, что он ко мне прирос.

— Зря снял, — в отличие от более беспечного товарища, Хосек встал так, чтобы видеть как можно больше вокруг себя. Его рука в латной перчатке лежала на рукояти запоясного ножа. — Мало тебе болота? Хочешь шрамы, как у капитана?

— Ладно, брат Бьорн, — сэр Отто заглянул внутрь шлема. Подхватив матерчатую полу своего одеяния, нашел более-менее чистый участок ткани и принялся ею что-то оттирать. — Ты ведь прикроешь меня в случае нужды.

Хосек не ответил. Поглаживая рукоять ножа, он, судя по движениям его головы, обводил взглядом их место.

— Быстрее, брат. Нам нужно обойти кругом всего лагеря.

Отто вытащил импровизированную тряпицу и еще раз критично оглядел свой шлем изнутри.

— Не сердись, — миролюбиво попросил он, протирая выбритую маковку ладонью до того, как опять водрузить на нее шлем. — Уже иду.

Они добросовестно и быстро обошли кругом лагеря, однако не обнаружили ничего за исключением мелкого зверья. Уже возвращаясь, наткнулись на место, где посреди лесной просеки стояло мутное зеленое озерцо. Сэр Бьорн придержал за руку товарища, кивая на росшие у илистого берега кусты.

— Подожди меня, брат Отто.

Оставшийся в одиночестве храмовник присел на траву, положив рядом меч. Потом оглянулся на кусты, в которых скрылся его напарник и стянул с головы шлем. Склонившись над водой, он зачерпнул ее ладонями и с наслаждением умылся. Мигом позже он вздрогнул от внезапного испуга. Из воды на него смотрело красивое женское лицо. Смотрело не отрываясь, и, по-видимому, не было мертво. Силясь разглядеть это новое чудо, сэр Отто склонился ниже, полагая, что ему почудилось. Незнакомка мягко улыбнулась, и ее образ в мутной зеленой воде будто бы приблизился.

— Бьорн! — не отрывая глаз от незнакомки, негромко позвал храмовник. — Иди, посмотри!

Из воды показалась перевитая водорослями рука. Тонкие пальцы ласково погладили небритую щеку храмовника, и вдруг, впившись в затылок, рванули его вниз.

Толчок был так силен, что сэр Отто сам не заметил, как оказался по пояс в озере. Он не ушел под воду весь только потому, что успел вцепиться в кстати оказавшийся рядом древесный корень. Но нечисть не отпускала, ухватившись за него руками, которых становилось все больше. Не имея возможности вскрикнуть или глотнуть воздуха, храмовник бился, взбаламучивая воду, и обагряя ее кровью из расцарапанного затылка. Теперь лицо, которое он по-прежнему видел сквозь вспыхивавшие перед его глазами черно-багровые круги, не казалось привлекательным или даже вообще человеческим. Состоявшее из переплетений болотных трав, с острыми сучками вместо зубов, оно щерилось в оскале, почти касаясь древесными выростами его судорожно сжатых губ. Сэр Отто отчаянно дернулся из последних сил, чувствуя резкую боль в груди у сердца, и разжал пальцы, давая озерному монстру увлечь себя на дно…

В последний миг что-то жесткое и режущее мертвой хваткой вцепилось в его плечо и рвануло вверх — к солнцу и сырому лесному воздуху, с которыми он уже успел распрощаться. Захлебываясь и кашляя, сэр Отто рухнул в прибрежную грязь, чувствуя пронзительную боль в затылке, с которого, должно быть, сорвало всю кожу. Вслед за ним из озера рванулось нечто дикое, уродливое и сучковатое, взметнув над водой десятки живых травяных отростков…

Чудом увернувшись от рухнувшей сверху болотной мерзости, сэр Отто с оттенком изумления еще не до конца прояснившегося сознания увидел стоявшего у самой кромки воды Бьорна Хосека. Оплетенный тинистыми конечностями огромный храмовник на вытянутой руке удерживал на расстоянии от себя мерзостное существо, чем-то отдаленно напоминавшее сприггана из бресилианских лесов. Его огромный двуручник валялся далеко в стороне, видимо, выбитый при нападении. Однако вторая рука Хосека была свободна, и ее он как раз с маху впечатал в то, что было у твари на месте лица.

В походе храмовнику Отто доводилось вскользь услышать байки о силе сэра Бьорна, с одного удара валившего быка или могущего перешибить хребет волку. Однако когда под латным кулаком раздался отчетливый хруст, Отто не поверил своим ушам. Глазам, все же, пришлось поверить. Одна за другой разжимались, опадая, сучковатые руки. Чудовище, только что живое и страшное в своей стремительности, теперь превратилось просто в проломленную покрытую тиной корягу. Хосек приподнял висевшее у него на руке, чем-то отдаленно напоминавшее человеческое, тулово и с хрустом переломил его об колено.

Подскальзываясь в грязи, сэр Отто поднялся сперва на четвереньки, потом на ноги. Его потряхивало. Хосек отбросил в сторону уже дохлую тварь и, подобрав валявшийся в грязи шлем, протянул его напарнику.

— Х-храни тебя С-создатель, б-брат Бьорн, — заикаясь, пробормотал Отто и осекся. Со стороны оставленного ими лагеря раздались отчаяные крики и чей-то рев, перемежаемые треском и шипением.

Храмовники, не сговариваясь, бросились туда. Лагерь оказался совсем рядом, благо, они почти закончили обход. И, к тому моменту, как заросли выплюнули их на облюбованную товарищами поляну, они уже знали, с чем придется иметь дело. Четверо рыцарей, прикрываясь щитами, отступали назад, к болоту. Двое неподвижно лежали в разных частях поляны куда, судя по виду тел, их расшвыряла какая-то чудовищная сила. Еще один, больше походивший на обагренное кровью месиво из человеческой плоти и покореженного металла, лежал на земле у незажженного костра. На живых, оглашая окрестности диким хриплым ревом, наступал большой, в три человеческих роста, сильван. Демон из Тени, взбешенный многолетним заточением в теле дерева, растерял остатки разума, даже если тот у него имелся. Теперь он видел перед собой живую плоть — то, чего он вожделел более всего в двух мирах, и так и не смог получить. И потому само лицезрение людей приводило его в неописуемую ярость.

— Бьорн! — уцелевший среди своих обреченных людей капитан вовремя отскочил с пути рухнувшего сверху огромного древесного сука. Сильван взревел, вздергивая покрытый зеленью отросток для нового удара. — Твоя сумка!

Задрав голову вслед за указающим перстом старшего храмовника, Хосек обнаружил свой мешок висящим высоко среди ветвей у края поляны. Не задаваясь вопросом, как он туда попал, храмовник кивнул сэру Отто и, подпрыгнув, ухватился за нижнюю ветвь. Стражи и маг в некотором изумлении наблюдали, как быстро храмовник подбирался к подвешенному мешку, несмотря на сильно мешавший ему тяжелый доспех. Меж тем сильван, почти загнавший храмовников обратно в болото, сумел достать еще одного рыцаря, почти снеся ему голову ударом тяжелой ветки. Оставшиеся с отчаянными криками атаковали безумного демона, однако их мечи мало чем могли навредить толстому древесному стволу.

Хосек добрался, наконец, до своей сумки. Мгновение спустя он сбросил ее в руки ожидавшему внизу напарнику. Сэр Отто вытащил на свет нечто круглое, размером не больше кулака, похожее на металлический шар. В какой миг в руках его появились кремень и кресало, никто из наблюдавших за битвой углядеть не успел. Храмовник выбил сноп искр прямо на лежавший перед ним шар и, размахнувшись, с силой метнул его в древесного монстра.

Бросок был удачен. Шар попал в сильвана и застрял в его кроне. Демон обернулся и, заметив новых врагов, сделал к ним шаг. Однако больше ничего сделать он не успел. Раздался взрыв, и теснимых храмовников обдало веткам и щепой. Большая часть сильвана упала перед загнанными рыцарями, другая попадала то тут, то там малыми кусками.

К тому моменту, как Хосек спустился с дерева, его четверо уцелевших товарищей уже занялись ритуалом провода погибших к Создателю. Храмовники действовали споро, то и дело оглядываясь на постепенно погружавшиеся в вечернюю тьму болота. Леса вокруг было достаточно, и не пришлось удивляться тому, что погребальный костер запылал быстро.

— Мы не можем оставаться здесь, сэр, — обратившийся к капитану храмовник был не старше Отто. Свой шлем он потерял во время битвы и пока его не нашел. — Сдохший демон привлекает к себе нечисть.

— Я сам это знаю, брат Кай, — потирая сочившиеся суковицей порезы от когтей, старший храмовник обернулся к Хосеку, который бережно перебирал содержимое мешка. — Что у вас, Бьорн?

— Нечисть в лесу есть, — как всегда без тени эмоций, спокойно доложил Хосек. — Если мы встанем лагерем на ночь, останется уповать на Создателя.

— Что скажешь ты, брат Отто?

— Она уже почуяла нас, — стриженный храмовник потер лоб. — Знает, что мы здесь.

— Ты уверен? — капитан нахмурился. — Этот сильван вышел на нас не сам? Отто?

Тот отрицательно покачал головой, стараясь не смотреть на товарищей. Догоравший смертный костер бросал отсветы на их мрачные лица.

— Она нас почуяла, сэр. И в покое уже не оставит. Может, пришлет еще одного сильвана. Или древесных дев. Или звериную стаю. А может — придет сама. Я… я не знаю, сэр. Не могу читать ее мыслей. Только чую то, что сказал.

— Будь она проклята! Слишком рано она о нас узнала, — старший храмовник еще раз взглянул в сторону вечерних болот.

— Мы потеряли девятерых, чтобы добраться сюда, — в наступившей тишине, нарушаемой звуками леса и треском костра, негромко напомнил Хосек. — Если сейчас пойдем через болота обратно, умрем все.

— И что ты предлагаешь?

— В лесу в лагере не доживем до утра, — спокойно пожал плечами Хосек. Он единственный из храмовников так и не снял своего шлема. — В болотах тоже не доживем до утра. Но если брат Отто слышит ведьму, значит, она недалеко. Можем попробовать добраться до нее раньше, чем она доберется до нас.

Капитан посмотрел на стриженного храмовника. Тот медленно кивнул.

— Где теперь ведьма?

Отто обернулся к ночному лесу и уверенно указал на юго-запад.

— Тогда пошли, — капитан бросил последний взгляд в сторону костра. — Помоги нам Создатель!

— Кто же из них демон? — пробормотал Алистер, поочередно оглядывая каждого из храмовников.

— Демон может появиться позже, — Ниалл тоже смотрел на храмовников, и на лице его читалось сомнение. — Но мы можем приблизить его появление, если попытаемся разбудить капитана прямо сейчас.

— Думаю, это бесполезно, — мрачно вмешался Амелл. — Быть может, я ошибаюсь. Однако что-то мне подсказывает, что пробудить спящего можно только в том случае, если демон рядом.

Меж тем храмовники, ведомые сэром Отто, который, как можно было понять, обладал поразительной способностью чувствовать зло, углублялись в лес. Утомление после долгого дневного перехода через болота и недавней битвы сказывалось в движениях каждого, даже Хосека, который казался крепче остальных. Все чаще, то один, то другой рыцарь задерживались, чтобы перевести дух прежде, чем снова начать месить грязь и спотыкаться о древесные корни, замаскированные в переплетении пожухлых трав и листьев. Постепенно наползавшая тьма в лесу сгустилась настолько, что вынудила полуживых от усталости храмовников зажечь факелы.

— Все же нам ужасно не повезло, — почти простонал сэр Кай, размазывая грязь по лицу. — Как она могла заметить нас так рано? Если бы все прошло, как задумывалось, мы бы отдохнули этой ночью, а завтра со свежими силами…

Не договорив, он споткнулся, и рухнул куда-то вниз, в замаскированную листвой глубокую яму. Мигом позже раздался звук удара и его вопль. Бросившиеся к яме храмовники увидели товарища, лежавшего в ошметках клейкой паутины. К нему из земляной норы, вырытой в стене той же ямы, уже торопился огромный толстобрюхий паук, величиной с хорошо откормленного взрослого пса мабари.

— Братья! Во имя Создателя!

Сэр Кай рванул из ножен меч, но тот запутался в переплетениях клейкой и на удивление прочной паутины. Паук напружился, видимо, готовясь к броску. Но прыгнуть не успел. Миг — и его лоснящееся брюхо оказалось пришпиленным к земле острием двуручника. Не полагаясь только на меч, Хосек с силой метнул в голову насекомого большой камень, едва не угодив в сэра Кая. В последний раз скребнув паутину когтями, ее хозяин затих. Сэр Отто и другой храмовник, оставшийся безымянным, улеглись перед ямой на животы, протягивая руки незадачливому товарищу.

— Не оставь там мой меч, — устало напомнил капитан, не забывая, все же, оглядываться по сторонам. — Не хотелось бы драться с демоновой ведьмой голыми руками…

Он запнулся. Жестом заставив тянувших товарища храмовников и помогавшего им Хосека перестать шуметь, он сделал шаг в сторону и прислушался. Откуда-то из леса со стороны предполагаемого обиталища ведьмы раздавались голоса… нет, плач. Детский плач. Капитан резко обернулся в сторону вновь завозившихся рыцарей и яростно цыкнул. Потом прислушался вновь. Плач сделался как будто ближе и громче. Теперь было ясно, что плакал ребенок. Точнее, девочка. Плакала отчаянно, навзрыд и, кажется, звала на помощь.

Выбравшийся из ямы сэр Кай переглянулся с безымянным рыцарем. Сэр Отто шагнул вперед, остановившись рядом с обратившимся в слух капитаном.

— Доводилось мне слышать хасиндские легенды, — вполголоса произнес он. — О том, что лесные ведьмы принимают звериный облик и крадут оставшихся в одиночестве детей. Волокут их в зубах в свои норы. И пожирают там живьем. Ребенок кричит, бьется в исступлении… Храни Создатель оказаться на месте такого дитя.

— Ты что же, считаешь, что это плачет такой ребенок? — в голосе безымянного храмовника, глухо доносившегося из-под шлема, была откровенная злость. — Ведь даже самому старому и тупому нагу тут ясно, что это ловушка! Морок! Эта тварь хочет заманить нас и убить!

— Или поиграться, — меланхолично предположил сэр Кай, также подходя к капитану и протягивая ему меч. — Благодарю, сэр. Капитан взял меч и не глядя вложил его в ножны.

— Мы должны выяснить, что там, — решил он, принимая из рук Хосека свой факел. — Создатель не простит, если мы оставим в беде ребенка.

— Капитан! — безымянный храмовник сорвал с головы шлем, являя ночному мраку грязное усатое лицо. — Разве вы не видите, что это — западня?

Плач ребенка теперь был совсем рядом. Он больше не походил на стоны призраков, сделавшись вполне реальным и очень горьким. Меж деревьев мелькнул детский силуэт в длинной белой рубашке.

— Вот она! — сэр Кай вскинул руку. — Я ее видел!

— Стой! — капитан сорвался с места, кидаясь в лесную чащу. — Погоди, дитя!

За ним неуверенно оглядываясь, быстро ушел сэр Кай. Отто двинулся было следом, но его удержала рука в тяжелой латной перчатке — та самая, что спасла ему жизнь у лесного озера. С другой стороны мрачно смотрел безымянный храмовник. Усатое лицо даже в лесной темноте, разгоняемой лишь светом их факелов, казалось серым от усталости, и выражало уже равнодушную безысходность.

— Бесполезно, — в ответ на вопросительный взгляд сэра Отто, которого все еще удерживал за плечо Хосек, устало проговорил усатый. — Она околдовала их. Все с самого начала, с тех пор, как мы ступили в дикие земли, было так, как хотела она. И сейчас тоже. Она вот-вот до них доберется, а потом…

Его прервал отчаянный крик. Кричали с той стороны, куда ушли за призраком девочки околдованные храмовники. Оставшиеся на поляне переглянулись. Кричал как будто бы сэр Кай и так, словно с него сдирали кожу.

— Далеко же они успели уйти, — спокойно проговорил Хосек, снимая руку с плеча Отто и вытаскивая ею свой двуручник. В другой руке у него по-прежнему был факел.

— Во имя Создателя! Мы должны были задержать их! Какого демона мы бездействовали?

— Ведьма с удовольствием полюбовалась бы на нас, бьющихся друг с другом, — усатый горько покачал головой. — Я слышал о таких штучках. Они любят стравливать храмовников. Если бы мы попытались их остановить, они бы посчитали демонами нас, не дающих им спасти несчастного ребенка… Будь они все прокляты!

Кого конкретно он проклинал, усатый уточнять не стал. Сэр Кай вскрикнул в последний раз и умолк. Хосек поправил мешок на плече, без видимого усилия действуя той рукой, которой продолжал удерживать меч.

— Где ведьма? — спросил он у бледного, как лик ночного светила, сэра Отто. Силясь унять дрожь, тот указал направление.

— С-совсем близко, — заикаясь, предупредил он. Усатый поддернул пояс и проверил свой меч.

— Во имя Создателя! — обреченно выдохнул безымянный храмовник. Хосек промолчал. Он первым шагнул в указанную сторону, не выявляя признаков беспокойства. Товарищи старались держаться поближе к нему.

Постепенно лес стал редеть, и спустя короткое время храмовники вышли на опушку. Впереди, насколько было видно в темноте, вновь простирались болота, кое-где поросшие жидкими деревцами. У самого края леса на пригорке притулилась вросшая в почву хижина, кровля которой поросла мхом, и оттого была едва видна от земли.

— Это — ее логово? Она там?

Сэр Отто, к которому был обращен вопрос, с силой стиснул руками виски. Его покачивало, как от сильного ветра, хотя воздух над болотами был на удивление тих. Молодой храмовник поднял взгляд на хижину, а затем вдруг развернулся к топям и глаза его расширились от ужаса.

Над болотами словно пронесся ураган. Усатый храмовник не удержался на ногах. Отто и Хосека отнесло в другую сторону и повалило, как поленья. В ночное небо взвился огромный черный силуэт и, взмахнув чудовищными крыльями, дохнул на обреченных рыцарей струей ревущего пламени.

Миг спустя Хосек был уже на ногах. Его опять едва не сбило с ног мощным потоком воздуха, когда дракон пронесся над подожженной поляной и полетел в сторону леса, явно намереваясь развернуться. Бросив мгновенный взгляд на то, что когда-то было усатым товарищем, Хосек подхватил за шиворот стонущего сэра Отто и потащил его в кажущееся единственно возможным укрытие — в далеко отстоявшую от горящего леса хижину ведьмы. Кое-как втиснувшись в незапертую дверь и затащив товарища, храмовник бросил его на пол и спешно прикрыл дверь. Существовала небольшая надежда на то, что дракон их не заметил. Потому что если он все же заметил, надежды на спасение не было.

Хосек огляделся. Изнутри хижина представляла собой ожидаемую нору, с набросанными на пол выделанными шкурами и связками сушеных трав, свисавших отовсюду. В углу шкур было больше — должно быть, там была постель. Приглядевшись, храмовник в самом деле различил под наваленными мехами грубо сколоченное широкое ложе. У единственного, затянутого по хасиндскому обычаю рыбьим пузырем окна, стоял не менее грубо сколоченный стол, на котором громоздились разнообразные кувшины, склянки, миски и плошки. Там же лежала раскрытая тетрадь в темном кожаном переплете. Вокруг стола в таком же беспорядке было навалено множество книг.

Хосек подошел к столу. Взяв в руки тетрадь, он в тусклом свете окна бегло просмотрел открытую страницу и, недолго думая, свернул найденное в трубку. Задрав полу мантии, он вытащил засапожный нож и бросил за стол, а в опустевшее гнездо принялся засовывать тетрадь, испещренную малопонятными рисунками и символами.

— Брат… Бьорн…

Покончив со своим занятием и убедившись, что его стараниями тетради не было видно даже при тщательном осмотре, Хосек выглянул в окно. Дракон не возвращался. Глубоко вдохнув, Хосек опустился на колени рядом с товарищем и перевернул его на спину.

Голова и руки сэра Отто сильно обгорели. Его лицо было сплошным ожогом. Кое-где даже доспех выглядел порядком оплавленым. Хосек порылся в мешке, который он умудрился не потерять при бегстве, и выудил оттуда лечебную настойку. Накапав бесценной жидкости на чистую тряпицу, он укрыл ею глаза товарища.

— Воды…

Хосек оставил лекарственный пузырек и взялся за притороченную у пояса флягу. Отто пил жадно, проливая и то и дело болезненно вскрикивая, когда его обожженные губы касались края сосуда. Наконец, напившись, он откинул голову и, с помощью товарища умостил ее на полу.

— Бьорн… благодарю. Теперь убей… такая невыносимая боль, Бьорн… убей, прошу тебя, не лечи, убей меня! Все равно… она сейчас придет сюда, и тогда… Пусть посчитает, что никто не спасся. Убей меня и уходи, слышишь, Бьорн! Она уже рядом! Ну! Скрипнула открываемая дверь. Хосек вскочил, силясь разглядеть вошедшую. Вне всяких сомнений, перед ним стояла та, кого они столько недель искали в диких землях Коркари. Женщина шагнула вовнутрь хижины, и с ее появлением в комнате зажглись все не замеченные ранее лучины и лампадки.

— Дыхание Создателя! Это же Флемет!

Айан молчал. Он и сам видел, что это была Флемет. Не та старуха, которая лечила его раны в своей — другой, чем эта, хижине. Нынешней Флемет было не более сорока. А может, и поменее. Седина только немного тронула ее еще густые темные волосы. Уже начинавшая увядать красота все еще оставалась в ее облике, как может оставаться в небе солнце в последние дни поздней осени. Флемет была одета в добротное крестьянское платье. Длинные тонкие руки она сложила на груди.

— Так-так. У меня незванные гости, — ведьма ухмыльнулась, делая приветственный жест. — Доблестные рыцари Церкви. Не сказать, чтобы я была рада видеть вас. Все же я думала, что все вы мертвы. Ну что же, раз вы уже здесь, будет неприлично вот так сразу прогонять вас прочь.

Хосек прыгнул вперед, занося меч. Но, несмотря на свою быстроту, опустить его не успел. Ведьма дернула рукой, и храмовника прижало к стене ее хижины. Переступив через стонущего на полу сэра Отто, Флемет прошла на середину комнаты, и остановилась перед корчившимся в путах заклятия Бьорном.

В полуоткрытую дверь проскользнула худая темноволосая девочка лет пяти. Ее длинная белая рубашка была чистой, словно не она только что бегала по лесу, завлекая в чащу непрошенных гостей.

— Они снова пришли, — обращаясь к девочке, проговорила Флемет, оглядывая взглядом фигуру Хосека, который в сравнении с женщинами казался великаном. — Говорила я тебе, они все время приходят, опять и опять. Когда нужно выследить и убить ведьму, их не пугают ни враждебные племена, ни гнилые бездонные болота, ни страшные леса, полные нечисти. Ведь так, доблестный воин своего Создателя? Желание убить в тебе сильнее страха за собственную жизнь?

Хосек молчал. На миг ему показалось, что он способен оторвать руку от стены, но под взглядом ведьмы вся его чудовищная сила вновь и вновь обращалась в ничто.

— Не нужно стараться. Знал ведь, что охотишься на малефикара? Ты сможешь двигаться только, когда я этого захочу. Девочка раздула угли небольшого очага и сунула туда котелок с водой. Ведьма продолжала стоять перед пойманным ею храмовником, прокручивая дешевое медное кольцо на одном из пальцев.

— А ведь я предупреждала, — после паузы, сказала она. — Я всегда предупреждаю. И в землях хасиндов. И в болоте, и в лесу. Но они не слушают. Никогда не слушают. И все же, как они нашли нас на этот раз? Мне казалось, наше убежище было достаточно надежным. Не откроешь секрет, воин Создателя? Я даю тебе разрешение говорить.

Хосек почувствовал, как оковы крови слегка разжимаются. Он попытался оторвать от стены голову, и ему это удалось. Однако прочее тело было будто бы деревянным. Ведьма покачала головой.

— Безнадежно. Этот такой же, как остальные. Даже говорить не хочет. Или он немой?

Рыцарь оставался безмолвным. Флемет шагнула к нему и, взявшись за края, стянула шлем с головы.

Без шлема сэр Бьорн оказался неожиданно юным, не старше Айдана Кусланда, а может, и младше. Его почти мальчишечье лицо, еще не отмеченное никаким пороком, хранило печать бесстрастности и отрешенности, словно происходившее в хижине его не касалось. Очевидно, для удобства ношения доспеха с одной стороны его волосы были заплетены в грубую косу. Ведьма провела ладонью по высокому лбу храмовника, счищая грязь, что набилась в прорези шлема, и усмехнулась.

— Видно, совсем оскудела воинами эта их Церковь, раз посылает в дикие земли таких цыплят.

Хосек смотрел на нее, не отрываясь, и взгляд его был до странного спокойным. Флемет, похоже, это удивило. Она подошла ближе, заглядывая в глаза.

— Страха я не чувствую. Как и ненависти. Нет ни обиды, ни жажды убийства, а это странно. Жив ли ты, храмовник? Ну же! Поговори со мной. Не может человек ничего не испытывать. Здоров ты или нет?

Сэр Отто застонал сильнее. Должно быть, уже в бреду. Флемет бросила на него короткий взгляд, и вновь обратилась к Хосеку. Попутно перебирая между пальцами его спутанные волосы, те, что не были забраны в косу.

— Ты, в самом деле, ничего не чувствуешь. Бедняга. Никаких желаний, никаких пороков. Ничего. Идеальный воин Церкви. Но не Усмиренный же ты, в самом деле. Как так вышло, храмовник?

Сэр Бьорн отвел от нее взгляд, посмотрев на продолжавшего стонать товарища. Флемет пожала плечами.

— Не хочешь говорить — не надо. Все, что мне нужно, я и сама могу узнать.

Она тронула его лоб, прикрывая глаза. Рыцарь дернул головой, попытавшись сбросить ее руку, но Флемет держала цепко. Сэр Бьорн рванулся еще раз и, смирившись, застыл. Спустя какое-то время ведьма открыла глаза и, отпустив его, неожиданно расхохоталась.

— О великий хаос! Я-то думала, передо мной очередной великий стоик, из тех, что Церковь воспитывает в послушании для себя, делая из своих почитателей не людей, но оружие. А ты-то… — она обхватила себя за плечи, не в силах сдержать искреннего смеха. — Тебя же с крыльца уронила кормилица, и, ударившись головой, ты навсегда разучился чувствовать и желать. Наш бедный рыцарь просто болен!

Бьорн продолжал глядеть спокойно. Его узкое лицо не выражало интереса или иных чувств. Флемет оборвала смех и, подойдя вплотную, коснулась его губ, оттягивая нижнюю. А потом вдруг прижалась к ним своими.

Поцелуй длился долго. Наконец, Флемет отстранилась. В ее лице читалась досада. Хосек равнодушно смотрел в пол. Он не пытался уклониться, но и не отвечал на ласку лесной ведьмы.

— Так не пойдет, мой рыцарь, — Флемет прошлась по комнате. — Так ведь не интересно. Большая редкость поймать такое великолепное животное, как ты — молодое, выносливое, сильное. Но без чувств это все впустую. Где твоя ненависть к отступникам? Где твоя жажда убивать? Твои возмущение и ярость? Где, в конце концов, твое вожделение, храмовник? В деревянной колоде — и в той больше жизни!

— Хватит пустых разговоров, — пересохшее горло слушалось с трудом, и голос Бьорна оказался внезапно сиплым. — Замыслила убивать — убей.

Собеседница рассмеялась.

— О, так ты, все-таки, умеешь говорить, — она растерла ладони. — Я уж думала, ты совсем недоумок.

— От десницы Создателя не требуется разговоров. Ей достаточно крепко держать меч.

Флемет опять рассмеялась.

— Еще и философ! Знаешь, что, — ведьма подошла ближе и ладони ее загорелись целительским синим пламенем. — Пожалуй, я ведаю, как мы с тобой поступим. Я излечу тебя. Ты сможешь чувствовать и вожделеть, как все прочие люди. Ты рад? Как тебе такой подарок от ведьмы за то, что ты единственный из всех добрался невредимым до ее логова?

— Лучшим подарком для меня будет свобода.

Ведьма рассмеялась вновь. Определенно, в сне храмовника она мало походила на ворчливую старуху, которую помнили Стражи в том, реальном мире.

— Мы не всегда получаем то, чего хотим, мой гость.

Она запустила пальцы в волосы юного храмовника, крепко стиснув его голову между ладоней. Синеватое свечение ее рук сделалось почти фиолетовым. По мере того, как магия перетекала в голову храмовника, выражение его лица менялось. Отчужденность и равнодушие все более уступали место испугу и смятению. Рыцарь словно пробуждался от долгого сна, и пробуждение это вовсе не было приятным. Когда волнение перешло в ужас, Хосек вновь попытался вырваться из оков заклятия, но опять не смог.

— Что… что ты со мной сделала ведьма? Что это… такое? Во имя Создателя!

— Вот это другое дело, — Флемет удовлетворенно кивнула, убирая руки. — О, да, теперь я чувствую тебя! Даже, пожалуй, слишком хорошо… а ведь это еще одна прекрасная мысль!

Она провела ладонью по лицу сэра Бьорна, будто снимая невидимую паутину. Кожа храмовника вспыхнула, расцветая бордовым багрянцем. Потяжелевшее дыхание сделалось прерывистым. Ведьма понимающе улыбнулась уголком рта и коснулась тыльной стороной ладони его щеки. Юный храмовник с хрипящим стоном потянулся за дарившей ласку ладонью. Глаза его сделались затуманенными, как в бреду.

— Помоги мне Создатель… ведьма, что бы ты ни сделала… умоляю, прекратить… я теряю разум… Создатель да поможет мне превозмочь… эту… пытку…

Заклятие отпустило его. Храмовник рухнул на колени, сотрясаясь и пряча в ладонях лицо. Он уже не пытался бросаться на хозяйку берлоги с мечом и, похоже, вообще был не в себе.

— Я помогла тебе с твоими желаниями, — Флемет с легким интересом сверху вниз смотрела на рыцаря Церкви, почти упиравшегося лбом в ее туфли. — Теперь ты чувствуешь то же, что другие, те, кто не усмирен. Все человеческие страсти тебе доступны. Больше того — я усилила их, в награду за все те годы, что мертвой куклой ты жил. Отныне там, где другой будет ровно гореть, ты пропадать станешь в буйном пожаре.

Рыцарь Церкви всхлипнул куда-то в пол. Все его большое тело сотрясалось от беззвучных рыданий — или от неудержимого смеха, понять это не представлялось возможным, не видя лица. Ведьма сочувственно покивала.

— Да, теперь, когда мир не так прост и понятен, будет труднее выполнять твою работу. Ты всегда был верным слугой своего Создателя, непогрешимым и не сомневающимся. Ни разу не дрогнула твоя рука, уничтожая плоды человеческой слабости. Это так, храмовник?

— Порочная слабость — греховна, — глухо пробормотал сквозь прижатые к лицу ладони сэр Бьорн. Несмотря на бурю, бушевавшую в душе и теле, ответы его, хоть и невнятные, оставались разумны. — Люди… маги, потакающие своим страстям… ох… есть прах перед Создателем… и… должны вернуться к праху… дабы гнев его… вызванный их мерзостью… не… не пал на истинных почитателей… как было когда-то…

— Оставим этот разговор, — перебила Флемет, разглядывая юношу с все тем же интересом. — Спрошу еще кое-что. Скажи, храмовник, если бы тебе удалось убить меня, пощадил бы ты ее? — она указала на девочку, которая, сидя у очага, не сводила с них внимательных недетских глаз. — Или не стал бы возиться, ведя через все дикие земли к вашим церковным судьям, и голова ее торчала бы на пике рядом с моей?

Бьорн с трудом оторвал ладони от лица и, дрожа, поднял взгляд на ребенка.

— Н-не ст-тал бы убивать… — через силу выдавил он, стараясь не стучать зубами. Лицо его, некогда отрешенное и спокойное, дергалось и цвело красными и багровыми пятнами, которые тут же стухали, уступая место мертвенной бледности. Доселе не испытываемые им чувства, выжигали нутро храмовника, как едкий настой, что используют чеканщики для гравировки своих изделий. Сознание его мутилось, и только слабеющая мысль о том, что его сумасшествие доставит удовольствие ненавистной ведьме, заставляла юношу хвататься за остатки разума, с трудом удерживая себя на границе безумия.

— Не стал бы, — повторил он. — Любое дитя… младше двенадцати, должно быть доставлено в Круг для обучения… дабы уберечь от демонов из трижды проклятой Тени…

— Почему же убиваете вы взрослых отступников? — снова перебила Флемет. — В чем их вина перед вашим Создателем?

— Только тех, кто противится, — стараясь справиться со своим дергающимся лицом, ответил несчастный. — К чему эти… все эти вопросы, ведьма? Я… не могу поверить, что… что я первый, с кем ты… беседуешь об этом… этих вещах…

— Мне интересно, что скажешь ты. Вы все говорите одно и то же, но бывают такие… интересные мнения!

— Мое… ты знаешь. Маги… порочны… Забывая о долге… перед Создателем они… потакают своим страстям… и делаются сосудами для демонов… Люди… не могут защитить себя… ни от магов, ни от чудовищ, в которых их превращает гордыня и…

Храмовник, не договорив, затрясся и обнял себя руками, вновь опуская голову. Его волосы упали с плеч, закрывая лицо, но и так было видно, что юноша вот-вот лишится последних сил — или рассудка. Флемет покивала, как будто бы соглашаясь.

— Странно слушать рассуждения о подавлении страстей от человека, который до сего часа не знал, что такое страсть. Однако эта нелепица теперь исправлена. Отныне тебе доступны все страсти и желания, какие только могут быть — самые сильные, самые порочные. Попробуй превозмочь то, за что раньше ты так легко судил на смерть других, храмовник.

Сэр Бьорн поднял на нее блестящие глаза.

— Да, ты понял правильно, мой рыцарь, — ведьма неподдельно вздохнула, но взгляд ее оставался насмешливым. — Жаль отпускать такое красивое животное. Ты бы продержался долго, очень долго. Но теперь я хочу, чтобы ты жил. Живи как можно дольше, храмовник. Если я велю тебе остаться хотя бы на одну ночь, отсюда ты уже не уйдешь. А потому — убирайся сейчас.

Хосек поймал на себе взгляд темноволосой девочки, и поспешно отвел глаза.

— Я надеюсь, ты сумеешь не издохнуть по дороге и все-таки доберешься к своей Церкви, — наблюдая за его попытками подняться на ноги, с усмешкой проговорила Флемет. — Хочу, чтобы ты на своей шкуре испытал, что такое ее терпимость к человеческим страстям. Твоим страстям, храмовник. Я отпускаю тебя только потому, что знаю — скоро ты сойдешь с ума, а до тех пор жизнь твоя будет страшнее тех снов, что постоянно видят Серые Стражи.

Рыцарь Церкви поднялся на ноги. С трудом заставив себя отпустить стену, сделал неуверенный шаг к двери, еще…

— И забери с собой этот мусор, — кивнув на затихшего на полу сэра Отто, напоследок приказала ведьма. — Выбросишь где-нибудь по дороге…