Воронцов. Перезагрузка. Книга 9

Глава 4

За спиной раздался знакомый голос с лёгким английским акцентом:

— Егор Андреевич, это правильно, что вышли. — Свежий воздух — он полезен.

Я обернулся. К нам, улыбаясь, шёл Ричард. Видимо, возвращался из клиники.

— Да какой он тут свежий, Ричард, — усмехнулся я. — Вот дома, в Уваровке — там да, там воздух, хоть ложкой ешь. А здесь, что ни говори — не деревенский.

— Всё лучше, чем в четырёх стенах лежать, — резонно заметил он, подходя ближе. Его взгляд упал на коляску. — Ого! А это что за диковинка?

— Подарок для будущего наследника, — с гордостью пояснила Машка, проводя рукой по кожаному тенту.

Ричард обошёл коляску, с интересом врача оценивая конструкцию. Потрогал амортизирующие ремни, качнул корзинку.

— Поразительно, — вынес он вердикт. — Будет плавный ход, не будет тряски… Вы даже это продумали! Восхитительно, Егор Андреевич!

И тут я вспомнил. Со всей этой болезнью и суетой из головы совершенно вылетело то, ради чего, в том числе, я так спешил вернуться до распутицы.

— Ричард, постой! — воскликнул я. — Я же для тебя кое-что привёз!

Я подозвал Захара, который всё это время тактично держался в стороне, наблюдая за лошадьми.

— Захар, принеси-ка те два ящика, что мы с Уваровки привезли. Только осторожно с ними!

Захар кивнул и направился к сараю, где оставили поклажу с заводной лошади. Ричард удивлённо поднял бровь.

— Для меня?

— Для нашей клиники, — поправил я его. — Увидишь сейчас.

Через пару минут Захар вернулся, неся в руках два продолговатых деревянных ящика, тщательно уложенных соломой. Я поставил один на землю, аккуратно поддел крышку. Внутри, в гнёздах из той же соломы и холстины, лежали они — сверкающие стеклом, сложные и прекрасные в своей функциональности дистилляторы.

— Вот, смотри! — я извлёк один аппарат и продемонстрировал его Ричарду.

Тот ахнул. Он осторожно взял дистиллятор, разглядывая его на свет. Прозрачная колба, длинный змеевик, приёмная ёмкость — всё было выполнено Митяем с поразительной точностью.

— Двенадцать штук! — воскликнул Ричард, заглядывая в ящик. — Егор Андреевич, да с таким количеством мы можем наладить производство эфира в промышленных масштабах! И спирт очищать для настоек, и дистиллированную воду для растворов делать! Это… невероятно!

Его глаза горели неподдельным восторгом учёного, получившего в руки новый, совершенный инструмент.

— Это ещё не всё, — загадочно улыбнулся я и, уложив дистиллятор обратно, открыл второй ящик.

Там, в таких же аккуратных гнёздах, лежали маленькие стеклянные пробирки с узкими, вытянутыми горлышками. Ампулы.

Ричард с недоумением посмотрел на них.

— А это зачем? Пробирки?

— Не совсем, — я взял одну ампулу, повертел в пальцах. — Понимаешь, Ричард, у эфира есть большой недостаток. Он очень летуч и нестоек. В открытой или даже просто закупоренной склянке он хранится не больше восьми, ну, десяти дней. Потом теряет свои свойства.

— Да, я заметил, — кивнул он. — Это создаёт большие проблемы. Приходится готовить свежий эфир практически перед каждой операцией.

— Вот! А теперь представь, — я поднял ампулу, чтобы она сверкнула в лучах солнца, — что мы разливаем свежеприготовленный эфир вот в такие сосуды. А потом, очень осторожно — он ведь ещё и взрывоопасен — запаиваем вот эти тонкие кончики.

Я показал, как кончик ампулы можно оплавить, создав герметичную запайку.

— Получится полностью герметичная ёмкость, — продолжал я. — Эфир не сможет испариться. Воздух не попадёт внутрь и не окислит его. И в таком виде, Ричард, срок его хранения увеличится до нескольких месяцев. Может, даже до полугода!

До Ричарда дошёл весь масштаб идеи. Он молча взял у меня из рук ампулу, посмотрел на неё, потом на меня. В его глазах было изумление, смешанное с восхищением.

— Хранить эфир месяцами… — прошептал он. — Это же меняет всё! Мы можем создавать запасы! Снабжать армию в походах! Любой полковой лекарь сможет иметь при себе десяток таких ампул и проводить операции с наркозом прямо на поле боя! Егор Андреевич… это просто замечательное, гениальное решение!

Он так разволновался, что даже перешёл на английский, произнеся несколько фраз настолько бегло, что я не понял, но по интонации было ясно — он в абсолютном восторге.

Не успели мы обсудить детали, как во двор буквально влетел Григорий.

— Егор Андреевич! Слава Богу, на ногах уже! — выпалил он, с ходу пожимая мне руку. — А мы уж волновались! Как здоровье?

— Спасибо, Григорий, всё в порядке, — улыбнулся я. — Как дела на заводе?

— Кипят дела! — с гордостью доложил он. — Пневмосистема работает как часы! Станки подключаем один за другим, производительность растёт! А ученики-то, ученики! Сначала нос воротили, мол, мы и так всё умеем. А как вы им показали, что такое стандарт и взаимозаменяемость, как поняли, что можно брак снизить в разы — так теперь от станков не оттащишь! Просят ещё и ещё знаний! Опытом обмениваемся, спорим до хрипоты, но дело движется!

Его рассказ прервало появление ещё одного гостя. Со стороны ворот к нам неспешно шёл Савелий Кузьмич.

— Здоровья тебе, Егор Андреевич, — басовито прогудел он, подходя. — Слыхал я, искупался ты в речке не вовремя. Хорошо, что кости целы.

— И тебе не хворать, Кузьмич. Спасибо, обошлось. Как у тебя дела в кузне?

— Делаем помаленьку, — он погладил бороду. — Паровые машины твои строим. Григорий вот помогает. Чертежи твои новые — с конденсатором этим и трубками — голова сломается, но интересно!

Тут в разговор снова вмешался Ричард, который, очевидно, только что вспомнил о чём-то важном.

— Савелий Кузьмич, а иглы-то как? Готовы?

— А как же! — хмыкнул кузнец. — Ювелир свою работу сделал, я — свою. Всё как ты просил, Ричард.

— Важный момент, — я поднял палец, привлекая его внимание. — Обязательно следи за остротой. После нескольких применений они могут тупиться. И самое главное, — я посмотрел ему прямо в глаза, — перед каждым использованием, для каждого нового пациента — обязательно кипятить! Минут десять в кипящей воде. Кипячение убивает всю заразу, всю ту невидимую глазу мелочь, что может остаться на игле от предыдущего больного или просто из воздуха. Если этого не делать, можно занести в кровь человеку горячку или что похуже. Понимаешь? Никакого заражения.

Ричард слушал очень внимательно. Он достал из кармана свой блокнот и огрызок карандаша и начал быстро что-то конспектировать, бормоча себе под нос: «Кипятить… десять минут… перед каждым… использованием…»

Во дворе стало шумно, стоял гул, как в улье в разгар медосбора.

— Тихо, тихо, мужики! — хлопнул я в ладоши, привлекая всеобщее внимание. — Так мы до вечера проговорим. Давайте по порядку.

Все разом замолчали, с ожиданием глядя на меня.

— Ричард, — начал я, повернувшись к врачу. — У тебя теперь есть всё для начала. Дистилляторы, ампулы. Нужно организовать производство.

— Я вот об этом и думаю, Егор Андреевич, — тут же откликнулся он. — В клинике есть отдельный флигель с хорошей вентиляцией. Подальше от основных палат. Там можно устроить лабораторию. Я отберу двух самых толковых из новых помощников, обучу их процессу. Безопасность — прежде всего.

— Правильно мыслишь, — одобрил я. — Лаборатория должна быть отделена. Никакого открытого огня рядом. Для запайки ампул нужна будет специальная горелка, с узким пламенем. Поручи это Семёну Кравцову, он парень с головой, сообразит, как сделать. И начинайте производить. Нужно создать запас. Как Фома приедет — привезет ампул еще, я сказал Митяю, чтоб тот делал.

Ричард кивнул, уже делая пометки в своем вездесущем блокноте.

— Григорий, Савелий Кузьмич, — я повернулся к мастерам. — Паровая машина. Каков срок?

Савелий Кузьмич поскрёб бороду.

— Ежели без проволочек с медью для трубок, думаю, недели за две управимся. Работа мудрёная, спешки не любит.

— Хорошо, — согласился я. — Нам нужна не скорость, а качество и полная взаимозаменяемость деталей. Генерал Давыдов ждёт эту машину как манны небесной. Григорий, твоя задача — проследить, чтобы каждый узел, каждая деталь соответствовала чертежу. Никаких «на глазок». Только штангенциркуль, только калибры.

— Будет сделано, Егор Андреевич, — твёрдо ответил Григорий. — Мастера из школы тоже рвутся в бой. Просятся на практику, посмотреть на сборку паровой машины.

— Вот и отлично. Привлекай их. Пусть смотрят, учатся. Теория без практики мертва. Но сначала — пусть освоят азы.

— Они уже поняли, что это не пустые слова, — усмехнулся Григорий. — После того, как я заставил их собрать и разобрать замок от ружья, а потом поменять детали местами, и он не сработал — то, о чем вы говорили стало для них золотой истиной. Теперь к стандартизации относятся с уважением.

Не успел я ответить, как скрипнула калитка, и во двор вошел Иван Дмитриевич.

— А вот и начальство пожаловало, — тихо пробормотал Савелий Кузьмич, снимая шапку. Остальные последовали его примеру.

— Доброго здоровья, Егор Андреевич, — Иван Дмитриевич подошёл, цепким взглядом окинув нашу компанию и остановившись на коляске. — Вижу, вы не только государственными делами заняты. Похвально. Андрей Петрович, — он кивнул моему отцу, который тоже вышел на крыльцо, — вот, полюбуйтесь, ваш сын и о преемственности рода не забывает.

Отец подошёл к коляске, с интересом осмотрел её. Я видел, как в его глазах мелькнуло удивление, смешанное с одобрением.

— Хитро придумано, — заключил он. — В моё время младенцев нянькам на руки отдавали.

— Времена меняются, батюшка, — улыбнулся я и посмотрел на Ивана Дмитриевича.

— Как здоровье, Егор Андреевич? — Иван Дмитриевич окинул меня оценивающим взглядом. — А то Ричард говорил, что искупаться вы решили в водице студёной, да сил не рассчитали.

Мы все дружно засмеялись. Савелий Кузьмич даже прыснул, прикрыв рот ладонью. Григорий ухмыльнулся, глядя в землю.

— Да уж, решил, — усмехнулся я. — Вы уж лучше сами говорите, с чем пожаловали. Вижу же, что не здоровьем моим справиться.

— А вот это вы зря, Егор Андреевич, — Иван Дмитриевич покачал головой. — Здоровье ваше для государства не безразлично. Но вы правы — дело есть.

Он помолчал, будто подбирая слова.

— Пришёл я после разговора с Давыдовым. Только что один станок заклинило. И никто не может понять почему. Остальные работают хорошо. А этот перестал — что-то там поломалось. Боится он, чтобы с остальными ничего не случилось.

Григорий и Савелий Кузьмич разом уставились на меня. Я развёл руками:

— А я-то что? Откуда знаю⁈ Поехали, смотреть будем.

Я направился в дом, чтобы переодеться — быстро натянул простую рубаху, старые штаны и сапоги. Когда спускался вниз, Матрёна буквально набросилась на меня с куском пирога, завёрнутым в холстину:

— Хоть по дороге перекусите, Егор Андреевич, а то знаю я — до вечера будете на заводе работать!

— Да ладно, Матрёна, — попытался отмахнуться я.

— Ничего не ладно! — она всунула свёрток мне в руки. — Вы только выздоровели, а уже голодом себя морите!

Бабушка появилась из гостиной, сложив руки на груди:

— Егорушка, возьми пирог. Не спорь со старшими.

Я со вздохом взял свёрток. Спорить с двумя женщинами одновременно было себе дороже.

Во дворе уже ждали лошади. Иван Дмитриевич сидел в седле, Григорий и Савелий Кузьмич тоже приготовились к выезду. Захар подвёл мне гнедого.

— Поехали, — сказал я, вскакивая в седло.

Дорога до завода заняла минут двадцать. Мы ехали быстро, почти галопом. Весеннее солнце припекало, снег окончательно сошёл, оставив после себя грязь и лужи.

У ворот завода нас встретил генерал Давыдов собственной персоной. Лицо у него было озабоченное.

— Егор Андреевич! Как здоровье? — первым делом спросил он, помогая мне спешиться.

— Всё в порядке, Пётр Семёнович, — заверил я. — Что там у вас случилось?

— Пойдёмте, покажу, — он повёл нас через двор к токарному цеху.

Внутри стоял привычный шум работающих станков. Пневматические двигатели тихо шипели, приводя в движение валы. Стружка летела, мастера склонялись над заготовками. Но один станок, в дальнем углу, стоял молча. Рядом с ним собралась группа мастеров, озадаченно чесавших затылки.

— Вот этот, — показал генерал. — Утром работал исправно. После обеда попробовали запустить — клинит. Разобрали двигатель, проверили поршень, цилиндр — всё в порядке. Собрали обратно, запустили — опять на пол-оборота и встал.

Я подошёл ближе, присел на корточки рядом с пневмодвигателем. Осмотрел его внимательно. Действительно, внешне всё выглядело исправно. Соединения герметичны, поршень ходит свободно, клапаны открываются и закрываются как положено.

— Запускали его отдельно, без нагрузки? — спросил я.

— Запускали, — кивнул один из мастеров, невысокий крепкий мужик с седой бородой. — Работает без проблем. Но как только станок подключаем — клинит.

Я встал, отряхнул колени. Что-то здесь не так. Двигатель исправен, станок тоже. Но вместе не работают.

— А когда именно начались проблемы? — спросил я. — Сразу после обеда?

— Да, — подтвердил генерал. — До обеда всё было нормально.

— И что изменилось после обеда? Что-то подключали? Отключали?

Мастера переглянулись. Генерал нахмурился, вспоминая.

— Вроде ничего, — неуверенно сказал он. — Работали как обычно.

Я обошёл цех, глядя на работающие станки. Их было… сколько? Я начал считать. Раз, два, три… Тринадцать. Тринадцать работающих станков. А этот, четырнадцатый, стоит.

— Гриша, — окликнул я Григория, который стоял рядом. — Сколько сейчас работает станков?

— Четырнадцать, — не задумываясь ответил он, потом осёкся. — То есть… тринадцать работают, а этот не запускается.

— А этот? — я кивнул на проблемный станок. — Он и есть четырнадцатый?

— Да, — подтвердил Григорий. — Его последним подключали, недели две назад.

— А сейчас все тринадцать работают? — уточнил я.

Григорий пробежался взглядом по цеху, потом сбегал в соседний, где тоже стояли станки. Вернулся, кивая:

— Да, все тринадцать. И ещё четыре вентилятора у горнов в кузнице.

— А когда этот, четырнадцатый, подключаете — он клинит? — я уже начинал понимать, в чём дело.

— Получается так, — согласился Григорий.

Я оглянулся на генерала Давыдова:

— Пётр Семёнович, попросите остановить соседний станок.

Он удивлённо поднял бровь, но кивнул. Григорий подошёл к мастеру за соседним станком, что-то тому сказал. Тот остановил работу, отключив подачу воздуха. Станок замер.

— Теперь запускайте этот, — велел я, показывая на проблемный.

Мастер с седой бородой открыл клапан. Пневмодвигатель ожил, поршень пошёл ровно, без заминок. Станок начал работать. Вал крутился плавно, без рывков и остановок.

Генерал Давыдов и Иван Дмитриевич переглянулись. Мастера загудели, обсуждая происходящее.

— Понял, в чём проблема? — спросил я Григория.

Он нахмурился, глядя то на работающий станок, то на остановленный соседний:

— Нет… То есть… Когда тот остановили, этот заработал. Но почему?

— Проблема в том, — объяснил я, повышая голос, чтобы все слышали, — что запас воздуха, создаваемый мехами на реке, недостаточный для работы такого количества станков. Тринадцать станков плюс четыре вентилятора — это предел. Четырнадцатый просто не получает достаточного давления.

Наступила тишина. Все переваривали информацию.

— То есть, — медленно проговорил генерал Давыдов, — система работает на пределе мощности?

— Именно, — кивнул я. — До обеда станков работало меньше, верно? Кто-то был на перерыве, кто-то заготовки менял. А после обеда все вышли, все станки включили одновременно — и давления не хватило.

Григорий хлопнул себя по лбу:

— Чёрт! Как я сразу не догадался!

Савелий Кузьмич задумчиво погладил бороду:

— Значит, мехов не хватает. Нужно добавлять.

— Да, — согласился я. — Либо ставить дополнительные меха на реке, либо…

Я замолчал, обдумывая варианты. Дополнительные меха — это хорошо, но требует времени на изготовление и установку.

— Либо? — подтолкнул меня Иван Дмитриевич.