Воронцов. Перезагрузка. Книга 9

Глава 15

Я стоял, глядя на светящуюся лампу, и в голове уже крутился план. Это не просто диковинка для мастерской. Это решение проблем, о которых я говорил Глебу Ивановичу. Уличное освещение. Ночные смены на заводе. Работа в зимние сумерки без копоти и чада от лучин.

Но показывать это нужно не только мастерам. Нужны люди, которые поймут масштаб.

Я повернулся к Семёну Кравцову:

— Семён, беги к воротам. Найди караульного, пусть бежит к градоначальнику от моего имени. Скажи — дело срочное, очень срочное. Прошу прийти немедленно. И скажи, чтобы Давыдов тоже шёл.

Семён вскинул брови от удивления, но спорить не стал. Кивнул и сорвался с места, выбежав из мастерской.

Григорий недоуменно посмотрел на меня:

— Зачем градоначальника звать? Что-то случилось?

— Был у меня разговор с Глебом Ивановичем, — ответил я уклончиво. — Вот, по всей видимости, и решение его вопросов.

Я вспомнил ещё кое-что важное. Повернулся к Григорию:

— Гриш, кликни Захара. Пусть мигом везёт сюда Ивана Дмитриевича. И важно — чтобы он приехал быстрее градоначальника.

Григорий кивнул:

— Сейчас!

Он выскочил за дверь. Я слышал, как он окликнул Захара, быстро отдал распоряжение. Через пару минут Григорий вернулся:

— Передал. Захар уже поскакал.

— Молодец, — кивнул я.

Савелий Кузьмич с сомнением посмотрел на меня:

— Егор Андреевич, вы уверены, что стоит такой шум поднимать? Лампа-то ещё сырая, недоделанная. Вдруг что не так пойдёт?

Я покачал головой:

— Савелий Кузьмич, она работает. Это главное. Конечно, есть что улучшать — механизм можно упростить, колбу сделать прочнее, продлить время работы. Но принцип доказан. А это уже победа.

Фёдор добавил:

— И потом, это же не для продажи сейчас показывать будем. Просто демонстрация, что такое возможно.

— Вот именно, — согласился я.

Мы стояли вокруг светящейся лампы, ожидая. Колба продолжала ровно светиться, барабан тучал, рычажки щёлкали. Завораживающее зрелище.

Минут через десять дверь мастерской распахнулась. Вошёл Иван Дмитриевич — взъерошенный, без шляпы, запыхавшийся. Таким я его ещё не видел — обычно он всегда собран, аккуратен, невозмутим.

— Что случилось, Егор Андреевич⁈ — выпалил он с порога, оглядывая мастерскую. — Захар примчался как угорелый, сказал — срочно, не терпит! Пожар? Несчастный случай?

Я шагнул к нему:

— Пойдёмте сюда, Иван Дмитриевич.

Отвёл его в дальний угол мастерской, подальше от мастеров. Говорить нужно было тихо, чтобы не услышали лишние уши.

— Значит так, — начал я вполголоса. — Сейчас сюда придут Глеб Иванович и Давыдов. То, что мы сделали, — я кивнул за спину, где на верстаке стояла уже отработавшая цикл механизма лампа, — это будущее. Будущее, которое придумают ещё не скоро. Поэтому вам говорю первому — патент на это изобретение должен быть у государства.

Иван Дмитриевич прищурился, посмотрел через моё плечо на верстак:

— А что там вообще?

— Скоро увидите, — уклончился я. — Уже не успеем ещё раз показать. Всем вместе продемонстрирую.

Он усмехнулся:

— Судя по всему, что-то из ряда вон выходящее?

— Типа того, — подтвердил я.

— Ну и… — он сделал паузу, — один процент семье Воронцовых от доходов с патента? Как обычно договариваемся?

Я выдохнул с облегчением. Он быстро схватывал суть.

— Не откажусь, Иван Дмитриевич.

Он наклонил голову набок:

— А вам не кажется, что это кот в мешке? Вы меня просите согласовать условия, даже не показав, что там у вас.

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Знаете, Иван Дмитриевич, то, что я делаю для завода — новые стволы, замки с пьезоэлементами, паровые машины — мы не патентуем. Как говорится, пользуйтесь на здоровье и во благо Отечества. А это… — я снова кивнул на лампу, — это пусть будет у государства, но под патентом. Я лишь хочу обеспечить свой род, когда меня не станет. Чтобы Сашка, его дети, внуки — все имели доход. Небольшой, но стабильный.

Иван Дмитриевич медленно кивнул:

— Разумно. Хорошо, Егор Андреевич, договорились. Надеюсь, что вы меня удивите.

В этот момент в мастерскую вошли градоначальник Глеб Иванович Дубинин и генерал Давыдов. Оба выглядели озадаченными и слегка встревоженными.

— Егор Андреевич! — в один голос воскликнули они. — Что случилось⁈

Давыдов оглядел мастерскую, словно ища признаки беды:

— Караульный прибежал, сказал — срочный вызов! Я думал, что-то стряслось!

Глеб Иванович вторил ему:

— Я как раз собирался ужинать, но бросил всё и поскакал! Что случилось-то?

Я улыбнулся, стараясь их успокоить:

— Ничего не стряслось, господа. Напротив — произошло нечто замечательное.

Давыдов нахмурился:

— То есть вы вызвали нас не из-за аварии?

— Не из-за аварии, — подтвердил я. — Из-за… открытия.

Я повернулся к Давыдову:

— Пётр Семёнович, помните, я вам говорил, что смены на заводе можно увеличить? Чтобы и ночью можно было работать, как днём? И зимой — тоже в нормальных условиях, с хорошим освещением, а не с лучинами да масляными лампами, которые коптят и чадят?

Давыдов нахмурился, припоминая:

— Помню, Егор Андреевич. Говорили об этом. Но я тогда не понял, как это возможно осуществить. И что вы придумали на эту тему?

Я повернулся к градоначальнику:

— Глеб Иванович, помните наш разговор об уличном освещении?

Он оживился:

— Да, конечно помню! Мы с вами обсуждали ливневую канализацию, фонари на улицах. Я даже в план себе поставил, чтобы к осени сделать это хотя бы на Центральной улице. Купить фонари, нанять фонарщиков.

Я улыбнулся шире:

— Вот именно. Так вот, господа, у меня для вас сюрприз.

Я шагнул к верстаку, обернулся к Григорию:

— Гриш, заводи.

Григорий кивнул, взялся за ключ пружинного механизма. Повернул несколько раз, натягивая пружину. Потом отпустил.

Механизм ожил. Барабан начал вращаться с тихим тиканьем, рычажки поочерёдно поднимались и падали, ударяя по кристаллам кварца. Щёлк-щёлк-щёлк.

И колба вспыхнула.

Яркий, ровный, голубовато-белый свет залил мастерскую. В вечернем полумраке, где до этого царили тени и слабые отблески угасающего дневного света из окон, этот искусственный свет был подобен чуду.

Глеб Иванович застыл на месте, раскрыв рот. Давыдов отшатнулся, словно от взрыва, потом шагнул вперёд, прищурившись.

— Что… что это⁈ — выдохнул градоначальник.

Иван Дмитриевич тоже подошёл ближе, всматриваясь в светящуюся колбу. На его лице впервые за всё время нашего знакомства я увидел неподдельное изумление.

— Это механическая лампа, — спокойно объяснил я. — Работает без огня, без масла, без свечей. Только механизм, кристаллы кварца и специальный газ в колбе.

Давыдов обошёл верстак кругом, разглядывая конструкцию со всех сторон:

— Без огня… — пробормотал он. — Но как⁈

Я начал объяснять, показывая на детали:

— Вот здесь пружинный механизм. Его заводят ключом, как часы или музыкальную шкатулку. Пружина раскручивается, приводя в движение барабан с выступами. Выступы поднимают рычажки, рычажки падают, ударяя по кристаллам кварца. Кристаллы при ударе дают электрические импульсы.

Глеб Иванович нахмурился:

— Электрические импульсы? Как молния?

— Примерно так, — согласился я. — Только очень маленькие. Эти импульсы по проводам идут к электродам внутри колбы. В колбе — разреженный газ, водород. Когда электрический разряд проходит через водород, газ вспыхивает, даёт свет.

Давыдов потряс головой:

— Невероятно. Просто невероятно. Я своими глазами вижу, но не верю.

Иван Дмитриевич подошёл совсем близко к колбе, всматриваясь в пространство между электродами, где проскакивали яркие разряды:

— А колба не нагревается? Не взорвётся?

— Нагревается, но не сильно, — ответил я. — Стекло толстое, прочное. Водорода внутри мало, взрываться нечему. И главное — никакого открытого огня. Можно использовать в помещениях, где огонь опасен.

Глеб Иванович наконец пришёл в себя, шагнул к верстаку, осторожно протянул руку к колбе:

— Можно потрогать?

— Осторожно, — предупредил я. — Стекло тёплое.

Он коснулся колбы ладонью, подержал секунду, отдёрнул:

— Тёплая, но не обжигает. Не то что свеча.

Давыдов повернулся ко мне:

— Егор Андреевич, а сколько она проработает?

— Пружины хватает на два-три часа, — ответил я. — Потом нужно заводить снова. Но это уже вопрос технический. Можно сделать пружину мощнее, чтобы хватало на целую ночь. Или использовать несколько ламп по очереди.

Глеб Иванович медленно выдохнул, глядя на лампу:

— Егор Андреевич… Вы понимаете, что это значит?

— Понимаю, — кивнул я.

— Уличное освещение без фонарщиков! — голос градоначальника повысился от возбуждения. — Представьте — на каждом столбе такая лампа! Завёл раз в день — и она светит всю ночь! Никаких масляных фонарей, никакой копоти, никаких фитилей!

Давыдов подхватил:

— А на заводе! Цеха можно осветить так, что работа пойдёт круглосуточно! Зимой, когда темнеет рано, не нужно будет останавливать производство! Экономия масла, увеличение производительности!

Иван Дмитриевич молчал, но я видел, как в его глазах загорелись огоньки — он просчитывал возможности, масштабы, выгоды.

Глеб Иванович обернулся ко мне:

— А можно сделать таких ламп много? Десятки, сотни?

— Можно, — подтвердил я. — Нужно наладить производство. Колбы сейчас делает Митяй в Уваровке — он уже освоил технологию. Кристаллы кварца обрабатывают ювелиры. Пружинные механизмы… — я задумался, — это сложнее. Нужны квалифицированные мастера. Но при желании можно обучить, поставить на поток.

Давыдов схватился за голову:

— Господи, да это же переворот! Егор Андреевич, вы гений! Настоящий гений!

Я смущённо улыбнулся:

— Не я один. Вот мастера, — я указал на Григория, Савелия Кузьмича, Фёдора, Семёна, — они собирали, проверяли, дорабатывали. Без них ничего бы не получилось.

Мастера расплылись в довольных улыбках.

Глеб Иванович подошёл ко мне, положил руку на плечо:

— Егор Андреевич, я хочу заказать партию таких ламп для города. Сколько бы это ни стоило. Начнём с Центральной улицы. Пусть Тула станет первым городом в России с таким освещением!

Давыдов тут же вмешался:

— И для завода! Мне нужны лампы для цехов! Егор Андреевич — я готов финансировать производство!

Иван Дмитриевич наконец заговорил. Голос его был спокойным, но твёрдым:

— Господа, прежде чем бросаться заказами, нужно решить вопрос патента.

Все обернулись к нему. Он продолжал:

— Это изобретение стратегической важности. Егор Андреевич правильно предложил — патент должен принадлежать государству. Российской империи. Все доходы от продажи ламп, от лицензий на производство — в казну. Автору изобретения — процент. Один процент от всех доходов.

Глеб Иванович нахмурился:

— Только один процент? Мне кажется, это слишком мало за такое открытие.

Я поднял руку, останавливая спор:

— Один процент — это справедливо. Если производство пойдёт в масштабах всей России, это обеспечит мою семью на многие поколения вперёд. Я не прошу большего.

Иван Дмитриевич кивнул с одобрением:

— Разумная позиция. Тогда предлагаю оформить это официально. Завтра же составим патентные документы, заверим у нотариуса. Государство берёт на себя финансирование массового производства, а Егор Андреевич получает процент и будет курировать этот проект.

Давыдов согласился:

— Поддерживаю. Но хочу, чтобы первая партия ламп пошла на завод. У нас срочные государственные заказы, нужно увеличивать производительность.

Глеб Иванович возразил:

— Пётр Семёнович, с уважением, но город тоже нуждается! Безопасность на улицах, борьба с преступностью — всё это зависит от освещения!

Они начали спорить, перебивая друг друга. Я поднял руки, призывая к тишине:

— Господа! Не нужно спорить. Можно сделать и то, и другое. Организуем производство в два потока. Один — для завода, второй — для города. Привлечём дополнительных мастеров. Через месяц-два сможем выпускать десятки ламп в неделю.

Иван Дмитриевич задумчиво кивнул:

— Это решение.

Глеб Иванович снова подошёл к лампе, не мог оторвать взгляд:

— Представляю, как это будет выглядеть. Центральная улица, освещённая ярким белым светом. Люди гуляют вечером без страха. Лавки работают допоздна. Город живёт полноценной жизнью даже ночью.

Давыдов мечтательно добавил:

— А завод! Три смены вместо двух! Производство ружей увеличится на треть! Мы обгоним все европейские мануфактуры!

Иван Дмитриевич достал блокнот, начал записывать:

— Хорошо. Завтра начинаем оформление документов. Пару недель на набор и обучение мастеров. Через неделю — пробный запуск производства. Через месяц — первые партии готовых ламп.

Глеб Иванович наконец оторвался от созерцания лампы, повернулся ко мне:

— Егор Андреевич, позвольте пожать вам руку. Вы делаете для России невероятные вещи.

Я пожал его руку. Потом руку Давыдова. Потом Ивана Дмитриевича.

— Спасибо вам за доверие, господа, — сказал я. — Будем работать дальше. Это только начало.

Мы ещё с час провели в мастерской, обсуждая детали производства, логистику, поставки материалов. Когда наконец расходились, лампа всё ещё горела — пружина была заведена туго, запаса хватало.

Я проводил гостей до ворот, попрощался. Потом вернулся в мастерскую, где мастера уже начали убираться.

— Ну что, мужики, — сказал я, оглядывая их, — похоже, у нас будет много работы.

Григорий усмехнулся:

— Ещё бы! Десятки ламп в неделю — это не шутки.

Савелий Кузьмич басовито добавил:

— Зато дело хорошее. Полезное. Люди будут благодарны.

Фёдор кивнул:

— И платить будут хорошо, раз государство финансирует.

Семён мечтательно произнёс:

— Представляете, наши лампы по всей России! В Москве, в Петербурге, в Киеве!

Я улыбнулся:

— Всё возможно, Семён. Если работать не покладая рук.

Мы закончили уборку, погасили лампу (точнее, дали пружине раскрутиться до конца), аккуратно разобрали её и убрали колбу в ящик с мягкой подстилкой.

— Завтра начнём производство второй лампы, — сказал я на прощание. — А там — третьей, четвёртой. Будем отрабатывать технологию, пока не доведём до совершенства.

Мастера согласно закивали.

Я вышел из мастерской, нашёл Захара у ворот:

— Домой, Захар.

Прошло несколько дней после демонстрации механической лампы. Я разрывался между заводом, где шла подготовка к массовому производству, и домом, где Машка с Сашкой требовали моего внимания. Сын рос не по дням, а по часам — уже начал держать головку, когда лежал на животе, и улыбался в ответ на наши голоса.

В это утро погода выдалась тёплой и солнечной. Машка встретила меня в столовой с предложением:

— Егорушка, может, прогуляемся сегодня? Погода вон какая чудесная.

Я посмотрел в окно — действительно, солнце светило ярко, небо было чистым, безоблачным. После недели напряжённой работы такая прогулка была бы кстати и мне самому.

— Отличная мысль, — согласился я. — Собирайся, поедем в центр города. По Центральной улице прогуляемся.

Машка просияла:

— Вот и хорошо! Я Сашку сейчас покормлю, оденем его потеплее — и в путь!

Через полчаса мы уже были готовы выезжать. Машка села в карету, держа на руках запелёнутого Сашку. Я, перед тем как забраться к ним, кликнул Захара:

— Привяжи коляску к карете, — распорядился я. — Будем с ней гулять.

Он кивнул, ловко закрепил коляску. Мы тронулись.

Тула в тот день была особенно оживлённой. Тёплая погода выманила на улицы множество народу — купцы торговали прямо с возов, дети бегали между домами, женщины несли корзины с рынка. Запах свежеиспечённого хлеба смешивался с ароматом цветущих яблонь в садах.

Мы выехали на Центральную улицу — широкую, вымощенную булыжником, с каменными домами по обеим сторонам. Здесь было ещё больше народу — дворяне прогуливались парами, купцы обсуждали дела, нищие просили подаяние.

Я помог Машке выйти из кареты, Захар выгрузил детскую коляску. Машка осторожно уложила Сашку в люльку, укрыла одеялком. Сашка зевнул, посопел и задремал.

— Ну что, поехали? — улыбнулся я, беря ручку коляски.

Мы медленно двинулись по улице. Коляска катилась плавно, колёса на толстом войлоке почти бесшумно шуршали по булыжникам. Люлька мягко покачивалась на кожаных ремнях, убаюкивая Сашку.

Прохожие оборачивались, разглядывая нашу коляску. Некоторые останавливались, показывали пальцами, переговаривались. Я слышал обрывки разговоров:

— Глянь-ка, что за диковина!

— Карета для младенца! Вот это придумали!

— И удобно, поди. Не на руках таскать.

Машка смущённо улыбалась, прижимаясь ко мне:

— Егорушка, на нас все смотрят.

— Пусть смотрят, — спокойно ответил я. — Скоро у многих такие будут.

Мы прошли квартал, свернули к скверику, где росли старые липы. Там стояли скамейки, гуляли пары, дети играли в мяч.

И вдруг я увидел знакомую фигуру — градоначальник Глеб Иванович Дубинин шёл навстречу, держа под руку супругу.

— Егор Андреевич! — окликнул меня Глеб Иванович, завидев издалека. — Какая встреча!

Я остановил коляску, поклонился:

— Добрый день, Глеб Иванович, Любава Матвеевна. Рад вас видеть.

Он подошёл ближе, галантно поклонился Машке:

— Мария Фоминична, вы прекрасно выглядите! Материнство вам к лицу.

Супруга градоначальника подмигнула Машке и кивнула мне в знак приветствия.

Машка зарделась, опустила глаза:

— Спасибо, ваше превосходительство.

Глеб Иванович заметил коляску. Подошёл ближе, наклонился, разглядывая:

— А это что? О, я слышал о вашей коляске для младенцев! Но вижу впервые своими глазами. Любопытная конструкция!

Он обошёл коляску кругом, ощупывая медный каркас, проверяя, как крутятся колёса:

— Продуманно. Очень продуманно. Колёса на мягкой подкладке — значит, ход плавный. Люлька на ремнях — покачивается, младенца убаюкивает. Ручка высокая — спину не нужно гнуть. Гениально просто!

Его супруга тоже подошла, заглянула в люльку, где спал Сашка:

— Ах, какой прелестный малыш! Как зовут?

— Александр, — с гордостью ответила Машка. — Сашенька наш.

— Чудесное имя, — улыбнулась Елизавета Сергеевна. — И коляска действительно замечательная. Глеб, а почему у нас такой нет? Внукам бы пригодилось!

Градоначальник выпрямился, почесал подбородок:

— Вот и я думаю… Егор Андреевич, а много ли таких колясок?

— Сейчас только две, — ответил я. — Одна наша, вторая — у племянницы княгини Шуйской. Она попросила сделать в подарок.

— Всего две? — Глеб Иванович приподнял бровь. — А я думал, вы уж массовое производство наладили.

Я усмехнулся:

— Пока нет. Это штучное изделие. Делали мастера вручную, по чертежам.

В этот момент к нам подошла знакомая фигура — княгиня Елизавета Петровна Шуйская в сопровождении молодой женщины, которая вела точно такую же коляску, как у нас. В коляске спал младенец, завёрнутый в кружевное одеяльце.

— Егор Андреевич! Мария Фоминична! — радостно воскликнула княгиня. — Тоже гуляете⁈ Как Сашенька? — Она слегка повернулась в сторону градоначальника. — Глеб Иванович, Любава Матвеевна, добрый день!

— Растёт, спасибо, — ответила Машка. — А ваша племянница как?

— Прекрасно! — княгиня повернулась к молодой женщине. — Познакомьтесь, это моя племянница, Анна Николаевна Волконская. Анечка, это Егор Андреевич и Мария Фоминична Воронцовы. Они сделали чудесную коляску, которую я подарила тебе.

Анна Николаевна, хрупкая блондинка с нежным лицом, благодарно улыбнулась:

— Очень приятно! Не знаю, как вас благодарить, Егор Андреевич. Эта коляска — просто спасение! Раньше я носила дочь на руках, спина болела ужасно. А теперь — гуляем по часу, по два, и так удобно!

— Рад, что пригодилась, — ответил я.

Глеб Иванович оживлённо переглядывался между двумя колясками:

— Так-так-так! Значит, уже две штуки гуляют по Туле! А вы говорили, что никакого тайного производства! — Рассмеялся он.

Я поддержал шутку:

— Да вот, ночами не спится — делаю на продажу…

Градоначальник, отсмеявшись, задумчиво постучал тростью по булыжнику:

— Знаете, Егор Андреевич… А не поделитесь ли вы чертежами этого замечательного изобретения?

Я удивлённо посмотрел на него:

— Чертежами? Зачем?

— Затем, — он оживился, начал жестикулировать тростью, — чтобы организовать производство в городе! Представьте — мастерская, где делают такие коляски на заказ. Молодые родители приходят, покупают. Удобно всем! И спрос будет, я уверен. Вон, две коляски по городу катаются — уже очередь любопытных собралась!

Действительно, вокруг нас уже столпилось человек десять прохожих, разглядывавших коляски, переговаривавшихся, показывавших пальцами.

Любава Матвеевна поддержала мужа:

— Глеб прав, Егор Андреевич. Это очень практичная вещь. У нас четверо внуков, и всем бы такие пригодились!

Анна Николаевна тоже кивнула:

— И я бы ещё одну купила! Для прогулок за городом.

Княгиня Шуйская добавила:

— И я знаю нескольких дам, которые просто в восторге от моего подарка Анечке. Они спрашивали, где можно заказать такую же.

Я почесал затылок, обдумывая предложение. Идея была разумной. Коляска — вещь действительно полезная. Спрос будет, это очевидно. Производство наладить несложно — чертежи есть, технология отработана.

— А вы что предлагаете, Глеб Иванович? — спросил я.

Он оживился ещё больше:

— Вот что. Вы передаёте мне чертежи. Я организую мастерскую, нанимаю мастеров. Они производят коляски, продают через лавки. Вы получаете… — он задумался, прикидывая, — скажем, пять процентов от выручки. За идею и чертежи. Честно и справедливо.

Пять процентов. Не так много, но если производство пойдёт, это может быть стабильный доход. Плюс, коляски действительно нужны людям. Зачем держать изобретение при себе, если оно может принести пользу многим?

— Хорошо, — согласился я. — Передам чертежи. Но с условием — качество должно быть на уровне. Не хочу, чтобы коляски разваливались после первой прогулки.

— Разумеется! — заверил Глеб Иванович. — Я лично проконтролирую производство. Только лучшие мастера, только качественные материалы. Ставлю свою репутацию на кон!

Мы пожали друг другу руки, скрепляя договорённость.

— Отлично! — градоначальник потер ладони. — Завтра же пришлю к вам писаря. Составим договор, всё оформим как положено. Два экземпляра — один вам, один мне.

— Договорились, — кивнул я.

Мы ещё немного постояли, обсуждая детали. Княгиня Шуйская расспрашивала Машку о Сашке, Любава Матвеевна делилась советами по уходу за младенцами, Анна Николаевна восхищалась коляской.

Наконец мы распрощались. Градоначальник с супругой пошли дальше по улице, княгиня с племянницей свернули к собору. Мы двинулись обратно к карете.

— Егорушка, — тихо сказала Машка, когда мы остались одни, — ты всё правильно сделал. Пусть все мамочки с детками так гуляют. Это ведь и правда удобно.

Я обнял её за плечи:

— Ты права. Не нужно держать полезную вещь при себе. Пусть приносит пользу многим.

Мы дошли до кареты, Захар помог погрузить коляску. Машка села внутрь, устроив Сашку на руках. Я забрался следом.

По дороге домой я думал о разговоре с градоначальником. Пять процентов от выручки — это хорошо. Но главное не деньги. Главное — что изобретение пойдёт в народ. Родители смогут гулять с детьми без мучений, младенцы будут дышать свежим воздухом, качаясь в удобных колясках.

Ещё один шаг в правильном направлении. Маленький, но важный.

Вечером того же дня, когда я уже собирался подняться в кабинет, в дверь постучали. Матрёна открыла — на пороге стоял молодой человек в аккуратном сюртуке, с портфелем под мышкой.

— Егор Андреевич Воронцов? — вежливо спросил он.

— Да, это я, — ответил я, спускаясь в прихожую.

— Я от градоначальника Дубинина, — представился гость. — Иван Петрович Соколов, писарь городской управы. Прислан составить договор о передаче чертежей детской коляски.

Я удивлённо приподнял бровь:

— Так быстро? Мы же на завтра договорились!

Соколов улыбнулся:

— Глеб Иванович не любит откладывать дела. Велел срочно оформить всё как положено.

— Проходите, — я провёл его в кабинет.

Мы уселись за стол. Соколов достал из портфеля пачку бумаг, перо, чернильницу. Разложил всё аккуратно, прочистил горло:

— Значит так, Егор Андреевич. Договор стандартный. Вы передаёте права на использование чертежей детской коляски городской управе. Управа организует производство. Вам выплачивается пять процентов от общей выручки с продаж. Выплаты ежеквартальные, с предоставлением отчётности.

Он писал быстро, каллиграфическим почерком. Я следил за его рукой, проверяя формулировки.

— Всё верно, — кивнул я.

— Далее, — продолжал Соколов, — городская управа обязуется контролировать качество производства. Вы имеете право в любой момент проверить качество выпускаемых колясок. В случае выявления брака, управа обязуется приостановить производство до устранения выявленных недостатков.

— Хорошо, — согласился я.

Он дописал последний абзац, поставил точку, отложил перо:

— Вот, готово. Два экземпляра, как и велел Глеб Иванович. Прошу ознакомиться и подписать, если всё устраивает.

Я взял первый лист, внимательно прочитал. Всё было чётко, грамотно, без подводных камней. Пять процентов от выручки, ежеквартальные выплаты, контроль качества, право на проверку.

— Устраивает, — сказал я, беря перо.

Расписался на обоих экземплярах, поставил дату. Соколов тоже расписался как свидетель, поставил печать городской управы.

— Один экземпляр — вам, — он протянул мне документ. — Второй — Глебу Ивановичу. С этого момента договор считается заключённым.

Я аккуратно свернул свой экземпляр, убрал в ящик стола:

— Спасибо, Иван Петрович. Быстро сработали.

Он улыбнулся:

— Это моя работа, Егор Андреевич. Привык к срочным заданиям.

Я проводил его до дверей, попрощался. Когда он ушёл, я вернулся в кабинет, снова достал договор, перечитал.

Вот и всё. Теперь в Туле начнётся производство детских колясок. Через пару месяцев по улицам будут гулять десятки, а может, и сотни молодых родителей с такими же удобными колясками, как у нас.