Воронцов. Перезагрузка. Книга 9

Глава 23

Фома ввалился в мой кабинет, как обычно — с шумом, запахом дороги и широченной улыбкой, которая, казалось, могла осветить комнату не хуже моих механических ламп. Он смахнул с плеча дорожную пыль и бухнул на стол увесистый мешочек. Звякнуло приятно, весомо.

— Ну, Егор Андреевич, принимай отчет! — гаркнул он, утирая лоб рукавом. — Уваровка не просто живет, она, почитай, цветет и пахнет!

Я отложил чертежи нового цеха и с удовольствием пожал его мозолистую руку.

— Рассказывай, Фома. Как там наши подвесные телеги? Не развалились на колдобинах?

— Развалились⁈ — Фома аж поперхнулся от возмущения. — Да ты что, барин! Это ж не телеги, это перина на колесах! Мы ж стекло везли, керамику Митяя — тонкую, звонкую. Раньше как было? На каждой кочке сердце в пятки: дзынь — и нет горшка. А теперь? Ни черепка! Ни единого!

Он развязал мешок и высыпал на стол горсть серебра.

— Вот! Купцы дрались за товар. Говорят: «Откуда у вас стекло такое чистое, да посуда без трещин?» А я им: «Секрет фирмы Воронцова!» В общем, бой товара снизился почитай до нуля. Прибыль — чистая, как слеза младенца.

Я кивнул, радуясь этому. Логистика. Вроде скучное слово, а сколько в нем силы.

— А что народ? — спросил я. — Не ропщут?

— Ропщут? — хмыкнул Фома, усаживаясь на стул и вытягивая ноги. — Молятся на тебя. Когда в середине мая редиску кушали из теплиц, все никак в это поверить не могли. Мужики все при деле. Степан мельницу расширяет, хочет второй жернов ставить. Илюха печь новую сложил. Семён говорит, фарфор скоро такой выдаст — китайцы от зависти пожелтеют еще больше.

Мы проговорили больше часа. Фома сыпал новостями, цифрами, именами. С весны, как только дорога появилась после распутицы, оборот торговли вырос втрое. Семён не успевал делать бутылки, Митяй посуду лил день и ночь — уже двух помощников взял, обучает их стекло дуть. Петька взял в кузницу трое парней-подмастерьев, и теперь его изделия расходятся не только по Туле, но и по соседним уездам.

— А знаешь, Егор Андреевич, — сказал Фома, когда разговор подходил к концу, — мужики уже мечтают о том, чтобы ты приехал. Хотят показать, как деревня преобразилась. Новые дома, баня, мастерские…

— Обязательно приеду, — пообещал я. — Как только дела здесь устаканятся.

Фома кивнул, потом достал из кармана небольшой свёрток:

— Это тебе от матери твоей жены. Она просила передать.

Я развернул свёрток. Внутри была вышитая рубашка — тонкая работа, каждый стежок идеален.

— Она сама вышивала, — пояснил Фома. — Говорит, чтобы ты носил и помнил о доме.

— Фома, ты следующий раз бери её с собой, а то внука же еще даже ни разу не видела.

Я провёл пальцами по вышивке. Традиционный узор — птицы, цветы, солнце. Работа кропотливая, любовная.

— Спасибо, — тихо сказал я. — Передай ей… передай, что я очень ценю.

Когда Фома спустился вниз увидеть Машку, да Сашку на руках подержать, я потянулся, хрустнув суставами. Уваровка, моя маленькая вотчина, превращалась в некую промышленную зону. Это было приятно. Это давало тыл. День только начинался, а настроение было — горы свернуть.

Потом прибежал Ричард. Он ворвался в дом, когда я ещё завтракал.

— Егор Андреевич! — он был взволнован, глаза горели. — У меня идея!

— Доброе утро, Ричард, — я отхлебнул чаю. — Какая идея?

Он сел напротив, развернул на столе карту России.

— Смотрите. Мы обучили уже двадцать врачей. Они разъедутся по городам — Москва, Петербург… Будут оперировать, учить других. Это хорошо. Но этого мало.

Он ткнул пальцем в западную границу:

— Война придёт сюда. И здесь будут раненые. Тысячи раненых. Им нужна помощь немедленно, на месте. Если тащить их в тыл — большинство умрёт по дороге.

— Полевые госпитали, — кивнул я. — Да, это необходимо.

— Не просто госпитали! — Ричард встал, начав ходить по столовой. — Передвижные хирургические отделения! С эфирным наркозом, с инструментами, с обученными врачами! Мы можем оперировать прямо на поле боя, спасать тех, кто раньше был обречён!

Идея была здравой. В моей истории полевая хирургия появилась позже, но почему бы не ускорить процесс?

— Что тебе нужно? — спросил я.

— Время, — ответил Ричард. — И деньги. Нужно создать стандартный набор инструментов для полевого хирурга. Скальпели, щипцы, иглы, шовный материал. Нужны переносные столы для операций. Нужны запасы эфира, спирта, марганцовки. И главное — нужны обученные люди.

— Сколько времени?

— Три месяца на подготовку первого отряда, — прикинул Ричард. — Потом можно тиражировать.

— Хорошо, — кивнул я. — Я поговорю с Иваном Дмитриевичем. Он организует финансирование. Ты занимайся подготовкой.

Ричард просиял:

— Спасибо, Егор Андреевич! Вы спасёте тысячи жизней!

— Мы, — поправил я. — Мы спасём.

Днём меня пригласил к себе градоначальник Дубинин. Я приехал в его особняк, гадая, что случилось.

Глеб Иванович встретил меня в приподнятом настроении. Он выглядел моложе, чем обычно, глаза блестели.

— Егор Андреевич! — он пожал мне руку. — Проходите, проходите! У меня для вас новость!

Мы прошли в кабинет. На столе стоял графин с вином и два бокала.

— Что случилось? — спросил я, садясь.

Дубинин налил вина, протянул мне бокал:

— Центральная улица! Она полностью освещена! Все двадцать фонарей работают исправно! Вчера вечером я прошёлся по ней — Егор Андреевич, это сказка! Светло как днём! Люди гуляют, дети бегают, торговцы лавки до позднего вечера держат открытыми!

Он сделал глоток вина:

— А знаете, что самое важное? Преступность упала! Раньше по вечерам на этой улице грабили, резали. Темнота — лучший друг разбойника. А теперь? Светло! Городовому видно всё! За неделю не было ни одного случая!

— Это отличная новость, — улыбнулся я.

— И это ещё не всё! — Дубинин достал бумагу. — Помните, мы вводили систему контроля качества для детских колясок? Клеймо, проверка?

— Помню.

— Работает! — он хлопнул по столу. — Работает отлично! Мы прикрыли трёх кустарей, которые делали опасные подделки. Конфисковали товар, наложили штрафы. А честные мастера теперь гордятся клеймом! Говорят, что «тульское клеймо» — знак качества!

Дубинин поднял бокал:

— За вас, Егор Андреевич! За человека, который меняет Тулу к лучшему!

Мы чокнулись. Вино было хорошим, но я пил мало — голова должна была оставаться ясной.

— Глеб Иванович, — сказал я. — Это же только начало. Можно сделать больше.

— Что вы имеете в виду?

— Расширить освещение. Не только центральную улицу, но и другие. Особенно те, где торговля идёт. Это увеличит безопасность и оборот торговли.

Дубинин задумался:

— Это дорого…

— Но окупится, — возразил я. — Больше торговли — больше налогов. Меньше преступлений — меньше расходов на полицию и суды.

— А вы знаете, Егор Андреевич, вы правы, — кивнул он. — Я подам прошение губернатору. Попрошу выделить средства.

На следующий день на завод прибыл барон Строганов. Лично. С небольшой свитой, но без лишней помпы.

Я встретил его у ворот.

— Егор Андреевич! — он протянул руку. — Наконец-то встретились.

Мы пожали руки. Хватка у него была крепкая.

— Барон, — кивнул я. — Рад видеть вас в Туле.

— Я тоже рад, — улыбнулся он. — Очень рад. Знаете, после того, как мы по вашей рекомендации улучшили процент и качество выплавки, я подумал о том, что пора заимствовать те новшества, которые вы сделали тут, на оружейном заводе.

Мы прошлись по заводу. Я показал ему токарные станки с пневмоприводом, сверлильные станки для глубокого сверления, сборочные линии для ружей. Строганов смотрел внимательно, задавал вопросы, делал пометки в блокноте.

— Это революция, — сказал он, когда мы закончили осмотр. — Настоящая промышленная революция. Воронцов, вы понимаете, что делаете?

— Понимаю, — кивнул я. — Меняю производство.

— Не только производство, — покачал головой барон. — Вы меняете саму суть работы. Раньше всё зависело от мастера — от его силы, умения, опыта. А теперь? Машина работает за него. Мастер только направляет, контролирует.

Он посмотрел на меня:

— Я хочу предложить вам сделку. Большую сделку.

— Слушаю.

— Мои заводы на Урале. Железо, сталь, медь. Они работают по старинке. Молоты ручные, плавильни с вашей помощью улучшили. Теперь я хочу модернизировать само производство и подход к нему. Хочу, чтобы вы помогли.

— Чем конкретно?

Строганов достал из кармана список:

— Во-первых, пневматические молоты. Вместо ручных. Во-вторых, улучшенные плавильни с лучшим нагревом. В-третьих, освещение — ваши лампы. В-четвёртых — обучение мастеров. Я готов отправить к вам сотню человек, чтобы они учились.

Я задумался. Это масштабное предложение. Но и очень выгодное.

— Что вы предлагаете взамен?

— Металл, — просто ответил барон. — Сколько вам нужно. По себестоимости. Железо, сталь, медь, чугун. Всё, что производим. Плюс — доля в разнице прибыли от модернизированных заводов. Скажем, процент.

Это было щедрое предложение. Доступ к качественному металлу по низкой цене решал множество проблем.

— Мне нужно подумать, — сказал я. — Обсудить с партнёрами.

— Конечно, — кивнул Строганов. — Но не тяните. Время дорого. Война на носу, металл будет нужен в огромных количествах.

Когда он уехал, я позвал Григория.

— Что скажешь? — спросил я.

— Выгодно, — коротко ответил Григорий. — Очень выгодно. Металл по себестоимости — это экономия огромная. А процент от прибыли уральских заводов — это могут быть тысячи рублей в год.

— Но это дополнительная нагрузка, — заметил я. — Нам придётся отвлекать мастеров, чтобы обучать уральцев. Разрабатывать новые проекты для их заводов.

— Справимся, — уверенно сказал Григорий. — Тем более, Николай Федоров уже наладил систему обучения. Он сможет организовать курсы для уральских мастеров.

Я кивнул:

— Хорошо. Согласимся. Но с условием — они присылают мастеров партиями, по двадцать человек. Чтобы не перегружать нашу систему.

— Разумно, — согласился Григорий.

Вечером того же дня я встретился с Николаем Федоровым. Молодой учитель сидел в учебном классе, что-то записывая в своей тетради.

— Николай, — начал я. — У меня к тебе предложение.

Он поднял голову:

— Слушаю, Егор Андреевич.

— Ты отлично справляешься с обучением мастеров. Результаты впечатляющие. Уральцы, московские мастера, даже наши тульские — все довольны. Я хочу расширить это дело.

— В каком смысле?

— Превратить заводскую школу в полноценную Тульскую техническую академию. Место, где будут учить не только ремеслу, но и науке. Физике, химии, математике, инженерному делу.

Глаза Николая загорелись:

— Академия… Это амбициозно.

— Но возможно, — кивнул я. — Нужно разработать программу. Чему учить, в каком порядке, сколько времени на каждый предмет. Нужно найти преподавателей — физиков, математиков, химиков. Нужно оборудовать классы, лаборатории.

Николай встал, начал ходить по комнате, размахивая руками:

— Это… это грандиозно! Представляете, Егор Андреевич? Академия в Туле! Она станет кузницей кадров для всей России! И все они будут выходить отсюда!

— Именно, — улыбнулся я. — Поэтому я поручаю тебе разработать программу. Детальную. С расчётом времени, ресурсов, преподавателей.

— Когда нужно?

— Через месяц. Чтобы к осени мы могли начать набор первого курса.

Николай кивнул, глаза горели азартом:

— Сделаю! Обязательно сделаю!

Прошла неделя. Барон Строганов вернулся, я дал согласие на сотрудничество. Мы подписали договор, скреплённый печатями.

Ричард начал подготовку первого полевого хирургического отряда. Он отобрал пять лучших врачей из тех, кого обучил, и начал тренировать их на скорость и точность.

Николай погрузился в разработку программы академии. Он приходил ко мне каждый день с новыми идеями, предложениями, набросками.

Завод гудел. Производство ружей шло по плану — уже четыреста штук из второй партии были готовы.

Всё шло хорошо. Слишком хорошо.

Вечером, когда стемнело, я решил прогуляться. Один. Без охраны. Захар был против, но я настоял — мне нужно было проветрить голову, подумать в тишине.

— Егор Андреевич, — Захар стоял у дверей особняка, скрестив руки на груди. — Это неразумно.

— Захар, я просто прогуляюсь по центральным улицам, — отмахнулся я. — Там фонари горят, людей полно. Что может случиться?

Он нахмурился, но спорить не стал. Привык уже к моим причудам.

Я шёл по улице, погружённый в мысли. Академия, полевые госпитали, партнёрство со Строгановым, новые заказы на ружья… Столько дел, столько планов. Голова гудела от цифр, схем, расчётов.

Центральная улица была прекрасна. Мои фонари заливали брусчатку ровным белым светом. Пары прогуливались под ручку, торговцы зазывали последних покупателей, где-то смеялись дети. Я шел, чувствуя себя демиургом, который немного подправил этот мир. Тени отступали.

Свернул в переулок, чтобы срезать путь к дому. Здесь фонарей еще не было — периферия, бюджет градоначальника не резиновый. Темнота навалилась плотная, вязкая. Только слабый свет луны пробивался сквозь облака.

Шаги за спиной я услышал слишком поздно.

Инстинкты, отточенные в прошлой жизни на тренировках и в этой — на занятиях с Захаром, сработали. Я начал разворачиваться, вскидывая руку для блока.

Но они были профессионалами.

Удар прилетел не сзади, а сбоку. Тяжелый, тупой удар чем-то вроде мешка с песком — в висок. Мир вспыхнул сверхновой и тут же погас. Ноги стали ватными, земля ушла из-под ног. Я даже не успел почувствовать боли, только оглушительный звон в ушах.

Второй удар — уже по затылку — отправил меня в глубокую черную яму.