Кроме Яншо, у съемочной группы был запланирован выезд в близлежащую горную деревушку. Именно ради сцены в деревне мы прибыли сюда в августе.
Это время, когда рисовые террасы Лунцзы зелены. Мягкий климат позволяет собирать два урожая риса в год. В Юннани мне довелось увидеть блестящие зеркальные поля сразу после посадки риса.
Драконий хребет открылся мне в пору сочной изумрудной зелени.
Осенью, ближе к октябрю, спелые колосья вызолотят поля. Рукотворные террасы горного хребта станут похожи на золотые ступени небесного храма. Возраст этих террас близится к восьми сотням лет.
Отличный панорамный вид наши операторы пустят в дело. Как оформление к путешествию Вихря. Цель: «отпросить» у строгих деревенских родителей одного из танцоров. Ведь когда команда отправит видеокассету с танцем на столичный конкурс, мало кто реально будет верить в успех.
А он случится. Провинциальную группу танцоров заметят, выберут для участия в «массовом замесе» дэнсеров. И это прекрасно… было бы, если бы не пора сбора урожая. Кроме риса, жители деревень так-то много всего растят.
Второе место по сбору урожая в округе Гуанси занимает кукуруза. Дальше идут соя, батат, пшеница, тыква, сахарный тростник. Его, кстати, прямо на улице отжимают с помощью механического пресса. И продают: разбавленным и нет, со льдом и без — словом, в разных вариациях.
Ещё, конечно, растят острый перец. Как в Китае без перчика?
И вместо сбора всего этого один из мемберов Вихря намерен умотать в Бэйцзин. Оставить самый жаркий сезон на престарелых родителей.
Я, признаться, малость сомневалась в полезности этого эпизода. Как будто мы учим молодых людей плохому.
Экранная «мать» паренька тоже примерно так мыслит. Что выражается в воплях и весьма бойком забеге с разноцветным полотенцем за «сыном, который вырос раздолбаем». Носятся они по двору, уставленному разнообразными поддонами и корзинами с уже собранными дарами природы.
«Мать» — это актриса, а не местная жительница, как можно было бы подумать после тщательной работы стилистов. Местные «играют» молчаливых работящих тетушек.
Невозмутимые тетушки при этом продолжают методично что-то там резать на огромном решетчатом столе внушительными тесаками. (У мамочки дома тоже такие есть, ага).
Всё заставлено, обвешено, рассыпано… Когда я говорю: всё, это значит, что даже крыши украшены тарами с овощами для просушки.
Ведь мало собрать урожай. Нужно его сохранить.
Дальше ещё коптильная печь — от неё тянутся дым и умопомрачительные запахи. И через всю эту красоту носятся «сынок-танцор» и его «мама».
«Наташа, мы всё уронили», — почти про эту сцену. Обрушат деревянные подпорки, рассыпят живописно (и немножко попинают) тыквы, поднос с острым перцем навернут… А пучком лука-порея всё-таки надают по шеям нашему второстепенному герою.
Но — отпустят. Ведь в конечном итоге — мудрость, озвученная немолодой и неулыбчивой женщиной — каждый родитель желает, чтобы его ребенок прожил счастливую жизнь. Раз сын решил, что его счастье — в танцах, пусть попробует. Мать не станет его удерживать силой.
Так мои сомнения и развеялись: в дыме от копченостей и чихах от остренького. Эпизод ну очень уж яркий и сочный получился. Прямо — моё почтение тому, кто его придумал.
А счет за всё уроненное щедро оплатил Зеленый лимон. Причем никто, даже я, не сомневался: после нашего ухода всё тщательно соберут, отряхнут и оставят в числе заготовок.
Местные, особенно из числа деревенских, очень рачительные.
Бонусом ко всему этому фееричному веселью шла прогулка по деревне. Не все дома в ней кирпичные, большая часть — деревянные. В основном старинные, сработанные без единого гвоздя (деревянным зодчеством Руси для меня пахнуло в китайской деревне). И с необычным (на мой неопытный взгляд) фундаментом.
Эти камни сложены без раствора, ничем между собой не скреплены. То есть, можно буквально вытащить какой-то камушек из опоры дома. И дом при этом не рухнет.
(Каюсь, я один вытянула — надо же было проверить! — а потом запихнула обратно).
Из непредвиденных бонусов: мы походили по деревне и наткнулись на женщину, торгующую вышитыми вещами. Яркие цветные узоры — часть местной культуры. Они совсем не такие, как мамины шелковые картины или работы из школы вышивания в Лицзяне.
Здесь узоры кажутся грубее, но зато в них «шифруются» скрытые значения. В основном это традиционные пожелания удачи и процветания. Но можно и настоящее послание составить. По преданию, одна из местных девушек в древности вошла в императорский дворец, как наложница.
Некоторое время спустя она прислала в родной дом вышитый платок. И по нему (в отличие от письма с восхвалениями) семья девушки узнала, как тяжела жизнь наложницы во дворце. Незадача: рассказчица не знала, предприняла ли та семья хоть что-то, получив скрытое послание.
В качестве благодарности за рассказ мамочка закупилась сувенирами. По-моему, у нас столько родственников и знакомых (включая подчиненных) не наберется, сколько Мэйхуа накупила в порыве щедрости.
К этому моменту обе Чу уже несли груз из сушеных перцев и грибов шиитаке. Грибы тоже прямо тут собирают, они вкусные и полезные. Дядя Ли помогал с переноской костюмов. Маме тащить покупки самой вроде как не по статусу.
Так что нам без просьбы выделили «носильщицу». По совпадению — ту девушку, что выражала прежде недовольство спасением Гоу. Лучше бы никого не выделяли. С таким недовольным красным лицом та несла сумку, будто уже закусила перчик. Всухомятку. И теперь огненно-жгучие семена с кожицей вызывали «дыхание дракона».
— Знаешь, дай-ка мне, — не осталась слепой к поведению девушки мама. — Свободна.
Вроде как её — девицу ту — потом распекали за недостойное поведение. Но это уже были внутренние дела студии. Мы никаких претензий не предъявляли. Всего лишь не хотели, чтобы нам впечатление от выезда в колоритное селение испортили досадливым видом.
А их, впечатлений, оказалось неожиданно много.
Кира Воронова в деревне — российской, конечно же — бывала. Но так редко, что те случаи по пальцам сосчитать можно. Так что сейчас, в китайской провинции, мне всё было в диковинку.
Понятно, что вау-эффект длится недолго. День-два, максимум месяц. А когда вкалываешь от зари до зари на тех же рисовых полях день за днем, год от году, впечатления совсем иные. И никаким ярким красным перчикам не сделать рутинный труд привлекательнее.
Но для туриста — самое то. Вот и в кино деревенский быт одной кратенькой сценкой покажут. Вкусной и сочной.
Да нам после этого ещё и премия положена. За вклад в развитие внутреннего туризма. Впрочем, эта ворона готова удовольствоваться национальным признанием. Как себя любимой в роли танцующей малышки Шао, так и всего кинофильма.
Скромность, как здесь часто повторяют, украшает.
На следующий день по возвращении с Драконьего хребта зарядил дождь. Хлесткий, затяжной. Капли стучали по черепичным крышам и мощеным древними камнями мостовым. Ветродуй задувал колючие струи под навесы, заставлял прикрывать ставни.
Вроде и закончился сезон дождей, а небо решило иначе.
Съемки все у нас тут остались натурные. А в ливень танцевать нас загонять — у цитрусовых начальников мысли не возникло. Угу, многократно усиленный риск травм на мокрой поверхности, а ещё, наверняка, повальная простуда. Разгоряченное тело и холодные струи — то ещё комбо.
Короче говоря, мы сидели в номерах и пялились на то, как идет дождь.
Дядя Ли уехал в Гуйлинь. Забирать из ветлечебницы Гоу. Нас по телефону уверили, что хвостатый вовсю идет на поправку. При соблюдении врачебных рекомендаций (диета, никаких резких движений, но можно аккуратно начать расхаживаться) собакен может отправляться домой. В нашем случае — в гостиничный номер.
Финансами на оплату услуг Мэйхуа снабдила дядю Ли с запасом. Мало ли что: всплывут побочные расходы, не мотаться же туда-обратно? Рентген, осмотр, анализы, операция по остеосинтезу. Лечение, стационар — это всё очень недешево.
А удобных переводов через систему быстрых платежей пока, увы, Цзинь даже не начал внедрять. Больше того, он и не в курсе, что ему предстоит всем этим заниматься…
«Не хочешь — заставим», — подумала я о судьбе родственничка.
Улыбнулась по-доброму: с тем, как китайцы обычно упахиваются, одним проектом меньше, одним больше… Просто время ещё не настало. Как бы одной вороне не хотелось его подогнать.
О спешке: в студию Бай Хэ поступило интересное рекламное предложение. Не первое (и, смею надеяться, не последнее) за время съемок кинофильма. Но остальные были менее привлекательны. Или требовали скорейшего исполнения контракта, а нам пока не до этого.
Выбрав кинофильм Зеленого лимона, мы — всей студией — сделали его первоочередным приоритетом. Но рекламодатель — итальянский парфюмерный бренд Омега (не припомню такого в моем-прошлом мире) — не спешил.
Временные рамки довольно широкие, итальянцы (точнее, их представительство в Китае) готовы были ждать до октября. К октябрю «Я помогу тебе взлететь» будет отснят и отправится на постпродакшн. Найти несколько дней на рекламные съемки Жуй Синь точно сможет.
Даже если прямо завтра студию Бай Хэ завалят предложениями с новыми ролями (а уже начали, правда, из описаний — там скучный проходняк, но тенденция важна), мы встроим в график актера рекламу парфюма.
Если, конечно, договоримся по деньгам. И сам Жуй согласится с условиями.
— Госпожа Лин? — с толикой сомнения обратился Синь, вызванный на совещание в наш с мамой номер. — Я не ослышался? Вы хотите знать, заинтересован ли я в рекламном контракте?
— Именно, — кивнула Мэйхуа. — Я считаю, что на переговорах мы сможем добиться более выгодного предложения. Сейчас оплата явно занижена. Когда «Я помогу тебе взлететь» доснимут, и начнется продвижение, твое имя и лицо так же взлетят в цене.
— Понимаете… — Жуй потянулся к шерстистой подруге, но та уже была плотно осаждена этой вороной. — В агентстве «Радость» меня никогда не спрашивали, хочу ли я взять ту или иную роль или рекламу. Меня — и других артистов — ставили в известность о дате и времени начала съемок. Мы даже гонорар узнавали не сразу, а по итоговым отчислениям. Плюс в «Радости» чаще всего двигали определенных людей. Если заказ не именной приходил. Да и так могли перехватить контракт на более распиаренного коллегу.
— Узаконенное рабство, — прошипела из угла дивана Чу Суцзу. — А если что-то вдруг пойдет не так, крайним сделают артиста. Агентство заберет большую часть прибыли, наживется и без зазрения совести выбросит отработанного работника, если тот, скажем, травму получит. Как недавно на фестивале актрису какой-то сумасшедший облил кислотой. Агентство даже больничные счета не оплатило. Вся нагрузка — и по счетам, и по неустойкам — легла на бедную девушку и её семью. Ой, я забыла, что тут сестричка Мэйли…
С некоторых пор наша бледная моль стала очень уж боевитой. Отстаивает справедливость на каждом шагу. Разительная перемена — мы с мамой хорошо на неё влияем.
Но про этот инцидент я не слыхала. Полагаю, так меня хотели оградить. Заботливые мои.
— Студия Бай Хэ не станет вести дела подобным образом, — немного резче, чем оно того требовало, высказала мать моя директор. — Забудьте о том, что где-то работают по-другому. Вернемся к контракту: они хотят съемки с расстегнутой рубашкой. Я не могу не спросить, как ты к отнесешься к подобному. Они покажут твое тело.
С другой стороны закашлялась Чу Баочжэн.
— Только рубашка? — переспросил Жуй. — Без проблем. Это работа. Меня и без рубашки снимали.
Надсадный кашель стал сильнее. Вероятно, окошко надо плотнее закрыть, сквозит.
— Тогда по возвращении в Бэйцзин мы проведем переговоры, — мама кивнула Чу-один.
Суцзу сделала пометку в ежедневнике.
На том уютном и практически семейном совещании никто не догадывался, что вскорости билборды с Жуй Синем украсят множество высоток по всем крупным городам Поднебесной. И вовсе не вызывающе ему эту рубашку расстегнут. Всё в рамках приличия.
Контракт принесет творческой студии (после вычета налогов) почти миллион юаней.
И мамочка ещё будет считать, что мы продешевили. Хотя изначальное предложение было втрое меньше.
Умница она у меня!
К прибытию дяди Ли и собаки Гоу дождь поутих. Но ужинать решили всё же в номере. Спасенный пес еще несколько недель будет носить бандаж. И чтобы никаких прыжков и бега. А раз уж у нас выдался совершенно свободный вечер, помноженный на прекрасный повод — выписку хвостатого пациента — мы устроили совместный ужин. Дружный и почти семейный.
Как радовалась Дуду — это не описать словами. Хвост-смайлик чуть не превратился в пропеллер и не унес песочную кожу в верхние слои стратосферы.
У всех нас — участников операции по спасению — камень с души упал при виде Гоу. Всё-таки получать отчеты о состоянии и вживую наблюдать идущего на поправку собакена — две большие разницы.
Пес правда хорошо оправлялся. Ему даже разрешили бывать на свежем воздухе. Часа два-три в день, а потом в тень. И без излишней активности. Так что утром нового дня на подсохшую за ночь съемочную площадку с нами прибыло два хвоста.
Дядя Ли устроил псу лежанку под навесом для персонала. Фасолинка как будто поняла, что шалить нельзя, и смирно сидела рядом с Гоу. А тот оказался молодчинкой, и легко понимал команду: «Лежать». Главную для него на ближайшие месяца полтора-два.
Съемки общего танца — процесс небыстрый и выматывающий. Хотя все всё знают, но крохотные помарки всё равно допускаются. Особенно двумя не-профи: грустно это признавать, но косячили по большей части я и Жуй.
Полагаю, дело отчасти было в самой площадке. Репетировать на гладком полу с разметкой, а затем танцевать на мостовой — сложно. Особенно брейк, ведь для кручений и прочих трюков поверхность особенно важна.
Увы, сценарист и режиссер видели эту сцену на улице. А на пешеходных улицах — мощеный камень. Не на асфальтированную проезжую же часть выносить эпизод? С перекрытием участка дороги. Читаем: с очень большими расходами на это дело.
Кроме того, для этого важного отрывка истории специально подобрали участок. Местечко в парке, с веселыми скульптурными слониками, лошадками и человеческим детенышем на камне.
Танец опять же предполагал построение «горки», где центральный элемент — настоящий детеныш, Шао, похожим образом «релаксирует» на руках танцоров.
В этот раз без полетов: меня поднимут, подержат на весу и отпустят. Мы же снимаем немножко задом наперед относительно хода истории. И в этом кусочке Шао ещё мало что умеет. Уже потом, в столице, когда «прокачается», начнутся полеты…
Дубле эдак на сороковом поступило предложение снять танец — в идеальном исполнении — в студии. На зеленом фоне. А из того, что мы тут, обливаясь потом, натанцевали, смонтировать нарезку. Наложить одно на другое. И не мучать бедных нас.
Высокое начальство ушло отсматривать наиболее удачные дубли. И совещаться. Исполнителей отпустили на обеденный перерыв.
— Кашу для собак ещё не принесли? — осведомилась мама.
У пса послеоперационная диета. Дуду — из солидарности — с утра просила дать ей то же, что и дружочек ел. С ложки: дядя Ли кормил собаку самолично. Каша из мелкорубленной куриной грудки, тыквы, ростков бамбука, приготовленная на пару.
Лимоны (в лице уважаемого продюсера) взялись обеспечить диетическим рационом двух наших хвостиков, когда мы на съемках.
Буквально с каждым новым решением зарабатывают баллы цитрусовые в моих глазах.
А это к чему ведет? Верно: в случае, если у Зеленого лимона появится работа для этой вороны, то она будет иметь больший вес, чем иные предложения.
Сотрудничать лучше с теми, кто всячески демонстрирует готовность к плодотворному взаимодействию.
И уже потом, вторым номером, пойдут денежные вопросы.
Очень по-китайски: связи решают всё. И связи с Бай Хэ Зеленый лимон явно строит с прицелом на будущее.
— Мам, давай сходим? — предложила я. — Вдруг там забыли?
Прямо на территории парка есть ресторанчик. Совсем простенький, я бы его назвала — летнее кафе. Оно сегодня кормит — не забесплатно, конечно же — и хвостиков, и всю съемочную группу. Работники заведения поставлены в известность, когда у нас обед. И, вероятно, в готовке для них важнее люди. Собачий рацион могли и задвинуть «на потом».
А наш раненый песик не может есть много за раз. Его нужно кормить часто, но ограниченными порциями. В общем, этой вороне было бы спокойнее с осознанием — про братьев наших меньших не забыли.
Тем более, что не так сильно я и устала. У меня в этом танце довольно слабая нагрузка.
— Идем, — согласилась мама.
И кивнула Чу-один, чтобы тоже с нами шла. Волнуется она за мою безопасность. Сестрица Суцзу, конечно, не телохранитель. Но всё же с ещё одним человеком передвигаться надежнее.
Дотопали мы до заведения общепита. Тут и выяснилось, что ход мыслей вороны шел верным путем. Про собачью еду не то, чтобы забыли. На неё почти забили. Почти — это потому что выдали продукты и посуду двум сотрудницам из цитрусового стаффа. И отправили к уличной плите, что позади здания.
На таких ещё уличные торговцы готовят всякую всячину. Плоская поверхность из стали, прямо на ней и жарят. Огонь — внутри, прогрев равномерный.
Рядом пластиковый стол с продуктами.
Мы не дошли совсем немного до этого места. Замерли.
— Бянь, не делай этого, — заставил остановиться сперва меня, а затем и двух моих спутниц встревоженный голос. — Говорю тебе, быть беде!
— Заткнись, — немного гнусавый голосок в ответ. — Мне было тяжело достать это средство. Деревня же! Значит, водятся крысы. И продается средство от них. А нет, эти деревенские дураки делали вид, что не понимают, что я них спрашиваю.
— Потому что оно запрещено! — снова голос здравого смысла. — Уже лет десять, если не больше, как вышел запрет. Бянь, если тебя поймают, могут судить.
Невидимые — мы так и не завернули за угол здания — обладательницы голосов продолжали спор. Суцзу дернулась было — пойти, вмешаться, прояснить… Но Мэйхуа остановила помощницу. Приложила палец к губам.
Тоже хочет дослушать?
— За псин? — снова гнусавая. — Выплачу штраф. Как ты не понимаешь? Из-за этой собаки уволили моего Чжэ! Он уже месяц не может найти работу. А мы с тобой — варим курицу с тыквой для собак. Уже двух тупых собак. Ненавижу! Мы едим клейкий рис с овощами. А для них — курочку! Это уже слишком. Часть съемок на рынке перенесли, чтобы маленькая госпожа не увидела кошечек в клетке рядом с кроликами. Режиссер У даже выкупил всех кошек.
— Я помню, — вздох. — Но он сказал, что в его родной провинции нашествие грызунов. И кошки должны помочь с ними справиться.
— Что, ближе не нашлось? — захохотала гнусавая с отзвуками истерики. — Он оплатил для каждой из них отдельные клетки и транспортировку. Лишь бы драгоценная главная героиня не узнала, что он плохо обошелся с животными.
— Бянь, не наше дело — оспаривать решения начальства, — снова послышался голос разума. — И я в последний раз говорю тебе: не делай глупостей.
— Поздно, — хохот усилился. — Кушай, собачка, кушай больше…
— Я ухожу, — голос разума превратился в голос паники. — Не хочу в этом участвовать. Скажу, что заболел живот. Ничего не знала…
— Только попробуй уйти, — издевка в ответ. — Решила сдать меня, да? Предать? Не получится. Уйдешь — я всем скажу, что ты всё знала. И помогала мне.
— Бянь, ты спятила…
— Стойте здесь, — прошептала мамочка. — Мы услышали достаточно.
Мэйхуа пригладила волосы. Решительно шагнула вперед. Всего три шага, чтобы зайти за угол. К этим… личностям.
— Т-ц, — озвучила мать моя. — Так вот где еда для наших собак. Девушки, вы выглядите бледными. Наверное, тоже голодны? Время обеда. Как насчет того, чтобы попробовать немного каши? Гоу не съест много, придется выкидывать. Переводить хорошие продукты. Такое расточительство.
У Чу Суцзу не было выбора. Я настойчиво потопала следом за мамой, а силой меня удерживать — команды не было.
Мама при виде нас легонько покачала головой, но ничего на самоуправство доченьки не сказала. Видимо, предполагала, что так и будет.
Так что когда обладательница гнусавого голоса — Бянь — отшатнулась, а «голос разума» бухнулась на колени, я легко узнала в отравительнице ту недовольную девицу из стаффа.
Почему сразу отравительница? Так нетрудно догадаться, о каком «средстве» от крыс речь.
Мэйхуа и рученьки свои белые не погнушалась испачкать. Подхватила со стола миску из нержавейки. Зачерпнула прямо из кастрюли варево, подошла в упор к девице.
— Ты или пробуешь, что наготовила, — без эмоций сказала мать моя. — Или моя помощница вызывает полицию.
— Добрая госпожа, пощадите… — заныла вторая, почти распластавшись по земле.
— Считаю до трех, — оповестила Мэйхуа. — Один.
— Я ничего не знаю, отпустите меня… — снова взмолилась вторая.
— Заткнись, — встала перед ней Суцзу. — Ты мешаешь моей госпоже.
— Два, — озвучила мама.
— Вы не можете меня заставить, — оскалилась — любая собака позавидовала бы — Бянь.
— Мне и не нужно, — спокойно ответила мама. — Твой отказ говорит сам за себя. Будь в каше что-то безобидное, вроде слабительного, ты бы не отказалась. А я не стала бы поднимать шум. Тебя бы тихо уволили, даже с выплатой выходного пособия.
— Вы не докажете…
— Шутишь? — Мэйхуа выгнула бровь. — Впрочем, скажешь это полиции при обыске. Три. Суцзу, звони.
Девица с бледным перекошенным лицом рванулась к маме. Ухитрилась выхватить миску и даже поднять ко рту.
Дзы-ынь! Миска звонко задребезжала на камнях. Содержимое выплеснулось комками.
— Стоять! — вжала моя хрупкая мамочка более крупную отравительницу в стену.
Чу подрагивающими пальцами набрала «110». Номер экстренной службы. Полиции.
Вторая рыпнулась, попыталась отползти.
— Думаешь, мы тебя не запомнили? — спросила я беглянку. — Лучше останься. И дай честные показания.
— Мы подтвердим, что ты пыталась отговорить подругу, — всё так же ровно добавила мама. — А-Ли, позови людей из ресторана. Пусть подержат эту неблагодарную.
«Хм?» — не сразу уловила мысль эта ворона.
Ну да. Так-то мать моя жизнь этой Бянь спасла, когда выбила миску с отравой.