Когда мы спустились с обзорной площадки — вынырнули из молочно-облачного моря — пришли вести из клиники. Хвостатый пациент вышел из наркоза. Прогноз на выздоровление Гоу — осторожно-положительный.
— Уф-ф, — выдохнули шумно, с облегчением я, мама и порыв внезапного ветра.
— Всё будет хорошо, — добавила Мэйхуа.
— Госпожа директор, — обратился дядя Ли к маме. — Могу я спросить?
На таком обращении к моей деятельной настоял сам дядюшка. Мол, ему неловко будет по-родственному общаться при чужих людях. При этом ответное «дядя Ли» никого не смущало. Он же старше, годится в дядюшки — ничего необычного.
— Конечно, — улыбнулась мама.
Мягкий рассветный луч светила вызолотил её лицо. Теперь понятно, в кого Мэйли такое солнышко — вон как сияет родительница!
— Когда песика выпишут, вы уже решили, что с ним станется? — задал он логичный, в принципе, вопрос.
Вообще-то, глядя на нежные нежности брутального Синя и внушительной Фасолинки, я млела. Такие они милые в эти моменты! И сердечко нет-нет, а щемило: тоже хотелось безусловной преданности. Своего хвостатого друга. Не обязательно собаку, тут как раз возможны были варианты.
Но ещё я понимала: с учетом моей занятости, это будет не вполне мой питомец. Кто будет ухаживать за животным, когда я в садике или на съемках? Очевидно, исполнение моей прихоти стало бы дополнительной нагрузкой для взрослых.
Нормальные дети не задумываются о подобном. И это естественно.
Однако эта ворона не нормальный ребенок.
— В гостиницу Яншо разрешили заселиться с животным, — ответила мама. — У нас такой же номер, как и у Жуй Синя с Дуду. Не думаю, что возникнут сложности.
— Ай-ё, дырявый мой рот, слова растерял, — вытер лоб запястьем дядя. — Я хотел узнать вот что: можно ли мне выкупить песика? Если у вас на него других планов нет? С вычетом из зарплаты? Я же его на руках держал, и он совсем не вырывался. Наоборот, жался ко мне. После всего — доверился. Будь я псом, клянусь Небом, кусал бы всех людей. Я и счета его покрою за лечение. Постепенно, правда.
Чек там обещает набежать внушительный. Больше денежек в разы, чем мамочка «насорила» перед бывшим хозяином. Чтоб ему всю жизнь икалось…
Дядя Ли удивил, но не так, чтобы слишком. Одинокий вдовый мужчина в незнакомом городе. Со шрамом в душе. Потребность в любви, как сказали бы психологи?
Я потянула на себя мамину руку. Кивнула, когда та обернулась на мой беззвучный призыв.
— Если вы того желаете, дядя Ли, — мягко улыбнулась Мэйхуа. — Он останется с вами. Но о деньгах я слышать не желаю. Обижусь.
— Спасибо вам большое! — просиял родственник. — Обещаю хорошо заботиться о Гоу.
— Не сомневаюсь, — кивнула мамочка.
Логично: она уже доверила дяде Цзялэ самое дорогое — меня. Не будет ставить под сомнение его готовность заботиться о собаке.
История спасения Гоу быстро перестала быть тайной. Сложно в плотном скоплении людей утаивать, что там за пес такой. Особенно, когда это не незнакомцы.
Отчеты по состоянию Гоу нам давали два раза в сутки, незадолго до обеда и ближе к вечеру. Чу принимали вызовы вместо мамы, и всякий раз убегать с телефоном в безлюдное место — сложно.
К маме, мне и Синю стафф с расспросами подходить стеснялся. Но у них же в доступе — две Чу. Традицию витаминизирования съемочной группы фруктами перемещение из столицы в провинцию не отменяло. Выдача фруктиков — удачный момент для проявления любопытства.
В итоге — опустив деталь с героическим врывом Жуя — Чу Суцзу (с разрешения мамы) «сдалась» сотрудникам Зеленого лимона. Выдала им кусь действа: госпожа Лин выкупила песика из очень плохих условий. Избитое животное с множеством травм (в том числе и застарелых) сейчас находится на стационарном лечении.
Сотрудники впечатлялись щедростью и добросердечием (именно в таком порядке) моей замечательной. А Чу запоминала их реакции. Чтобы попозже, в номере, рассказать маме о некоторых из них.
Зачем? Если вопрос про раскрытие тайны собаки по имени Гоу, то проще было сказать правду (основную часть), чем давать поводы для фантазий. А что до реакций… Земля круглая, как говорится. Как знать, кто из этих людей однажды к нам «подкатится»?
Реакции, собранные сестрицей Чу, довольно честные. Для сотрудников низшего звена (а большие люди вопросов не задавали) Суцзу — ровня. Слащавая вежливость в беседе с ней не обязательна. И это несколько раскрепощает.
Если бы стафф общался с Мэйхуа, кроме восхищений и восхвалений ничего не прозвучало бы.
А так мы узнали побольше. Несколько мужчин покачали головой и сделали непонимающее лицо. «М-м», — сказал один младший сотрудник. — «Удивительно». Будто ему рассказали сказку, а он не поверил.
Одна девушка скривилась. Будто незрелый лимон укусила. «Лучше бы о людях позаботились. Какая-то шавка? Что толку — деньги на ветер».
Девица из обслуги уровня «направлять обдув» и «менять полотенца для танцоров». То бишь, из низкооплачиваемого персонала. Весьма вероятно, не благополучна в финансовом плане. Иногда в людях говорит зависть.
Сейчас я пройдусь по самому краешку. Политика — то, куда вороний клюв совать не стоит. Но всё-таки. Существует курс на увеличение благосостояния граждан. Государственная программа по борьбе с нищетой — так это называется.
Субсидии бедным регионам, социальные программы, строительство дорог и инфраструктуры, различные инвестиции…
Юани льются полноводною рекой. Ручейки из этого мощного потока находят «заводи» в карманах представителей госструктур. Считается, что коррупции в Срединном государстве нет. Мы этому, конечно, верим.
Но можно ли послушно сидеть у берега широкой денежной реки, сравнимой по мощи с рекой Хуанхэ, получая при этом официально где-то тысячу-полторы юаней (это позже заработок чиновников кратно возрастет)? Ага, и отправлять детей учиться за границей. У родственников откуда-то доходный бизнес образуется…
Ладно, способы отвода мелких и не очень денежных потоков от господдержки — не воронье дело. Я вообще-то про другое хотела сказать.
С бедностью борются не первый год. Даже не первое десятилетие. Однако нищета, особенно в глубинке, всё ещё цветет буйным цветом. Не нужно далеко ходить за примером. Батя мой в школьные годы мог брать с собой на обед в школу только маринованные овощи. В основном дикий лук, собранный своими руками.
Не потому, что его не любили и нарочно морили голодом. Просто ничего другого не было. И это не какой-то особенный единичный пример, таких была тьма тьмущая в послевоенном Китае. Семья Ли преодолела трудности, даже юного Танзина смогли отправить в столицу.
Сейчас у них крепкий дом, хозяйство. Несколько полей, мандариновые сады. Уверенность в завтрашнем дне.
Мне, далекой от масштабных идей и политики, охота сравнить прогресс клана Ли и всей Поднебесной. Действительно, многие жители улучшили своё материальное состояние. И продолжат в том же духе.
Да, нищеты всё меньше. Но она не канула в забвение. Она всё ещё может взглянуть на меня. Непропорционально большими черными глазами на истощенном лице худосочного ребенка в обносках. Или же бешеным взглядом человека, готового отрезать лапу своему псу, чтобы прокормиться — хотя бы на день.
Это — непарадный, нетуристический Китай. Как комнатушки-коробки или подвальные каморки с плесенью. В таких всё ещё живут многие из моих соотечественников.
Как дома, где родители пододвигают ребенку последнюю миску риса. Вареное яйцо — одно — в праздник. Улыбаются: кушай, детка, мы с папой уже сыты.
Но даже так большинство людей будет стойко держаться за существование. Бороться, стараясь выкарабкаться. Дать — не себе, так детям — лучшую жизнь.
Они будут улыбаться, если вы подойдете к ним на улице. Накроют для гостя стол из последних продуктов в доме. Они — очень сильные, эти простые люди с непростой судьбой.
Но некоторые из них не выдерживают житейских тягот. Надламываются изнутри. И сложно их корить за это.
Поэтому никто из нас не осудил ту девушку за её реакцию. Ситуации бывают разные, особенно для девочек. Сын — наследник, будущее семьи, а дочь — будущее проданное поле. У нас так-то две Чу в примерах, как бывает несправедлива семья к девочкам.
Долю понимания — авансом — получает от этой вороны каждая девушка в Поднебесной.
Может, работница Зеленого лимона спроецировала на себя эту ситуацию с Гоу. Предположим, когда-то она остро нуждалась в помощи, но никто не подставил ей плечо в трудный миг. Кто знает, какой там у девы багаж за спиной? Гоу — собаке такой — помогли, а от неё все отвернулись. Может быть такое? Запросто.
— На всякий случай присматривайте за ней, — велела Мэйхуа нашим сотрудницам. — Скорее всего, за её словами нет злого умысла. Но лучше в этом убедиться.
Легкие шпионские игры добавляли перчинки съемочному процессу. Мы уже отработали все сцены в Гуйлине. Бег по вокзалу с чемоданами, где я на шее у «папки», ведь руки-то заняты. Немножечко напряжения — как быть, если опоздаем на поезд? — и веселых столкновений по пути.
Что-то ещё там без моего участия отсняли. Не присутствовала — лазала по горам, раз дали добро. Не переставала восторгаться видами.
Так-то под карстовыми горами тоже есть, на что взглянуть. Пещер тут много, в том числе знаменитая пещера Лудиянь (пещера Тростниковой флейты). Там множество залов, созданных лучшим художником — природой. Озеро с зеркальной водой…
В отеле нам показывали фото. Красиво, но слишком ярко для этой вороны. В подземное царство уже влезли люди с улучшениями. Сделали подсветку — разноцветную, неоновую. Для меня такое — слишком. Но многим, я уверена, понравится.
Волевым решением эта ворона отложила посещение пещер. При всей их полезности — в войну их использовали, как бомбоубежища. Моя стихия — воздух, а не подземелья. Я же ворона, а не крот какой-нибудь (при всём уважении к кротам).
Момент с выходом нашей маленькой «семьи» из дома на вокзал тоже забавный. Сценка коротенькая, на пару минут всего. Но добавляет живости: там вся команда ждет на улице, пока мы выйдем с чемоданами. И мы выходим: я, «папка», небольшой синий чемодан на колесиках (компактный такой).
Народ удивляется, как мало у нас багажа. Жуй оставляет меня с чемоданом, быстренько вбегает обратно в дом. Возвращается, пыхтя. Выволакивает, едва помещаясь в дверной проем, ярко-красный чемоданище. Самый громадный из чемоданов, какой только нашли цитрусовые киношники. Он ненамного ниже, чем актер, и в несколько раз шире.
Немая сцена.
«О, мои вещи», — радуюсь я. «А там?..» — робко уточняет один из танцоров, тыча в первый, синенький чемоданчик. «А там весь мой багаж», — вздыхает «папка».
На самом деле, уже при распаковке в столице, выяснится, что в монстро-чемодане ещё и костюмы для выступлений. Для всех. Тетушка-костюмер расстаралась. Но это будет потом.
В Яншо мы устроились в небольшой, но уютной семейной гостинице. Да, номера в ней были проще, чем гуйлиньский люкс. Но здесь царила уютная теплота: в оформлении, в свежести белья — каждое утро перестилаемого, в том, как суетилась по-доброму жена хозяина, она же повар, вокруг нас…
Это подкупало куда больше, чем поклоны вышколенных сотрудников отеля в Гуйлине. Хотелось верить, что это не только ради прибыли. Ведь чаевые тут не приняты, а проживание киностудией оплачено заранее.
Здесь, в провинции, снизился темп репетиций и съемок. Учитель Дуань с нами не поехал. Ведь «на натуре» будет не слишком сложный общий танец отснят. И он уже столько раз был прогнан, что разбудите нас ночью — мы его с закрытыми глазами отработаем.
Тут больше по художественной части работа. Атмосфера, эстетика — то, что привлечет зрителя визуально. И в историю семьи главного героя погрузит. Начало отношений с женой, романтика юности…
Жую зачесали волосы немного по-другому. «Маму» малышки Шао омолодили более легким «прозрачным» гримом. Я затем мельком глянула, что они там отсняли, пока я лазала по горам. Самым впечатляющим оказался гигантский баньян. Ну очень большой фикус, который, разрастаясь, «шагает» новыми стволами и воздушными корнями-опорами вширь. Корни крепнут, превращаются в толстые древесные стволы. С возрастом отличить основной ствол и опору всё труднее.
Этому баньяну что-то около тысячи четырехсот лет. Дерево, которое само по себе лес. И с этим «мега-фикусом», конечно, связана легенда.
Здесь девушка, обладающая волшебным песенным талантом, признавалась в любви молодому человеку. Сладкими песнями донести до него чувства не могла, пришлось идти к дереву-баньяну на поклон.
Если верить хозяйке гостиницы, «фея песен» Лю бросала красный мяч в своего избранника. Но что-то мне подсказывает — это была такая метафора. Или нет?
В нашей истории «мама» бросала в «папу» бумажным мячиком на красной ленточке. Тот ловил и завязывал ленточку, как бы создавая «узел судьбы», и бросал мячик обратно.
И по сей день мастерят женщины шарики, продают их незадорого влюбленным, что приходят к великому баньяну испытать свои чувства. Маленький любовный бизнес.
Мои соотечественники умеют делать деньги на всем. Не осуждаю.
Я спросила: а что, если бы герой не испытывал симпатии к девушке? «Тогда он бросил бы мяч, не связав нить», — ответили мне.
Сложно. Как по мне, проще было бы увернуться от снаряда.
Жуй на экране поймал шарик. Эпизод как бы про то, что это «мама» изначально положила глаз на молоденького танцора. Не он за ней бегал.
Затем, как я поняла, вставят кусочек-другой про тяжелый быт. Беспросветный и беспощадный. Момент с ручной стиркой белья в реке уже сняли на натуре. В качестве статистов поработали местные жители.
Дедуля с навьюченным буйволом по дороге к воде. Уличные торговки с корзинами. Бабуля, рубящая острый красный перец и тут же смешивающая его с чесноком и пряными травами — в итоге что-то вроде адово-острой аджики получается.
Ещё один рыбак с бакланами. Дядечка возвращается с промысла. Птицы сидят на шесте, перекинутом через плечо. Местная ребятня тянет ручонки к усталым птицам. А один чумазый деть с тоской заглядывает в корзину с уловом.
Даже жаль, что эту (для меня) экзотику покажут мимоходом. Экранного времени на местных отведут совсем немного. Минуты две-три на всё про всё. Реалистичную атмосферу создали и хватит.
Ещё будет семейный скандал на тему денег. И того, что муженек снова вернулся без них. («Папка» одолжит дневной заработок ещё более неудачливому герою, которого играет Сыма, на оплату аренды). Но скандал можно снять и в павильоне, так что момент отложен на потом. Если останется время — сделают здесь, если нет, то уже по возвращении в Бэйцзин «добьют».
Следующим эпизодом будет, как молодая женщина пишет письмо. Прощальное. Утирает слезинку и уходит в закат. В светлое (не безденежное) будущее.
Ну и да, много снимают «папку» с его суровыми каждодневными подработками. Вот он работает разносчиком на Западной улице — это центральная пешеходная улица в Яншо. Насквозь туристическая и продажная… в смысле, торговая. Обилие лавочек, лотков с уличной едой, магазинов, кафе…
Шумно, людно, много всякой всячины. Вам приготовят горячую еду прямо на улице, нарисуют ваш портрет (хоть на бумаге, хоть на блюдечке), впарят кучу сувениров, возможно, чем-то удивят.
Ещё в некоторые дни «папка» поднимается на смотровую площадку. Там он продает воду, сувениры и услуги фотографа: селфи-палки и смартфоны с качественными фотокамерами ещё не изобрели.
Глядя на плетеную корзину с бутилированной водой, я чуть было не вякнула: «А кто спонсор по воде?». С задней мыслью — а ну как «Воды Куньлунь» будут заинтересованы в спонсорстве.
Но смолчала, увидев на всех бутылках одну этикетку. Опередили нас на этом водном «фронте». Заодно я другую мыслишку ещё разок обкатала в уме… Но до той задумки сначала должен выйти этот фильм. Успешно: иначе можно не заикаться про ТВ-шоу «Уличные танцы Китая». Всего-то на семнадцать лет раньше их запуска в моем-прошлом мире.
Там, помнится, главным спонсором был производитель какого-то напитка (напрочь забыла название). Вращением стеклянных бутылок на танцполе, это я хорошо помню, проводились все жеребьевки.
Минералку вроде не стоит вращать… А подойдет ли пластиковая бутылка, я не знаю. Возможно, придется уболтать дядю Яна на запуск премиальной линии водички в стеклотаре. Ну и стать титульным спонсором шоу, которое плавно вытекает (как вода в реке Ли) из нашего кинофильма.
Опять же: не стоит бежать впереди паровоза. Для начала кино нужно закончить и выпустить в прокат.
Подняться вместе с «папкой» на гору. После того, как основная масса туристов разойдется, вызвать родителя на разговор. Заявить:
— Шао хочет танцевать! Как папа. Вместе с папой. Научишь?
Жуй покрутит меня в воздухе. Голова закружится у всех — от фантастических видов. Выпалит, как на духу:
— Хорошо. Научу. Шао, я помогу тебе взлететь!
«И я помогу тебе, папочка», — скажет одними лишь глазами малышка.
Это безмолвное обещание, дочерние чувства — важнее слов. Два обещания, что эти двое пронесут через годы.
Самая сложная сцена.
И аплодисменты от съемочной группы, когда мы её закончили.
«Я помогу тебе взлететь» — так назовут наш кинофильм.
А кадр с обзорной площадки станет одним из фото-тизеров.
Это красиво уравновесит танцы с душевной историей одной маленькой семьи. Гармонично.
В Яншо после этого нам останется работы на пять дней.
Хотелось бы сказать, что они пройдут так же солнечно и тепло, как съемки перед ликами каменных исполинов.
Но эта ворона — честная.