В прошлый раз, когда я задалась этим же вопросом, жизнь столкнула меня нос к носу с Лин Сюли. И чуть позже неловкое детское тельце, упакованное в неудобный наряд, норовило сверзиться по траве в пропасть. С самого края мира…
Хочется верить, повтора того раза не случится. Даже близко.
Выезд в парк Бэйхай (что значит: северное море) больше похож был на сбор мощного торгового каравана в дальние края. Только у нас не старинные повозки, запряженные лошадьми, а микроавтобусы с лошадиными силами в железном «брюхе». И, конечно, ведущий каравана — продюсер на личном авто.
Важный дяденька «оседлал» оранжевого дьявола. Шучу, это всего лишь «Ламборджини Диабло» в цвете «арансио диабло». Вырвиглазный, но красивый (а еще про ценник его лучше не думать, он воистину адский).
Для нас с мамой, Жуя и помощниц выделили отдельный микроавтобус. Туда же — большим песочным зайцем — попала и Дуду, за неимением альтернатив. Оставлять собаку без присмотра не вариант, а обе Чу нужны на выезде.
Тем более, что внутрь императорского сада (а чего нам мелочиться?) через южные ворота транспорт не заедет. Всё нужное и важное понесут сотрудники. Одних костюмов для меня и «папки» по три комплекта.
Зачем? Чтобы было. Два для выступлений, и один запасной. Если вдруг изгваздаем, очистить грязь будет негде. Ну не в озере Бэйхай же застирывать? Проще взять с запасом и, в случае чего, переодеть героев. И да, переснять всю сцену. А что делать? Кто сказал, что киношная магия — это легко?
Вещей внезапно оказывается столько, что впору Фасолинке в зубы давать авоську и тоже припрягать к переноске.
Честно, проще было бы на зеленом фоне отработать сцену. А на пост-продакшн «допилить» с нужным фоном. Но режиссер У уперся: нужны «живые» кадры.
Всего должно быть три больших куска. Крайне желательно заснять их все одним днем. Экономия времени, а значит, и денег.
Один, с полетом отважной панды, на площадке возле арки за мостом. Там есть удобные постаменты и опорные столбы.
С ними и «соперники» поработают. У них будет нечто весьма бодрое с элементами паркура. И брейк-денс с хип-хопом. В общем, нескучное шоу обещано.
Казалось бы, логично с него и начать — это наиболее близкая точка от «стоянки каравана». Однако у киношников всё не по-людски: эта площадка зарезервирована на более позднее (и менее людное) время. Так что — откладываем локацию и топаем дальше.
Первым делом Вихрь (без меня) станцует у фактурной стены, заросшей плющом. Там еще арки, выложенные белым камнем — контрастно и эстетично.
Но эта ворона без дела не останется. Мне поручили важную соло-миссию: танец на фоне бордово-красных колонн. В традиционном наряде.
Танец — скорее набор движений в традиционном стиле. Задействуются в основном плечевой пояс и руки. Ногам достаются быстрые шаги и забавные «перетоптывания». Ну и повращаться, конечно же, надо. А иначе как смогут красиво разлететься юбки из расшитого золотой нитью шелка?
Третья локация — Павильон Пяти Драконов. Это, скорее, комбо из пяти павильонов, соединенных резными белыми мостиками. Мы добрались до этого живописного места к закату.
Облака пылали золотом и пурпуром, плакучие ивы шелестели под песни ветра и пипы — традиционного струнного инструмента в руках красавицы.
Это была не первая мелодия на нашем пути. На набережной играл на скрипке по нотам мужчина средних лет. Две девушки танцевали под стук барабанов. Седовласая пара кружилась в медленном танце. Романтика? Не знаю. Ощущение жизни, чужого дыхания на своей коже — наверняка.
Тут и без нас частенько музицируют и танцуют — место тем и славится. Лимоны, прямо скажем, не первооткрыватели этого места. По словам матушки, более популярны в этом плане разве что площадки близ Храма Неба и парк Цзиншань (мы сейчас к западу от него).
Вообще, отвлекусь на секунду. Песни, танцы, спорт, шахматы (китайские в основном) — то, чем занимают досуг мои новые престарелые соотечественники.
Помню, в первый раз, когда подслушала шутливую беседу родителей на эту тему, удивилась.
— В следующий раз сходим в парк Цзиншань, — размечталась в тот раз мама. — Ехать далековато, зато вид с горы открывается прекрасный.
Дело было еще до того, как эта ворона начала «светить мордашкой», и денежек в семье на гуляния было не особенно много.
— А еще там тетушки танцуют каждый день, — смешинки в глазах бати.
— Думаешь, я стану им завидовать? — мать уперла руки в боки. — Тетушка Яо тоже ходит на танцы. И прекрасно себя чувствует!
«Движение — залог долгого здоровья», — подумала тогда я и прекратила «греть ушки». Там взрослые стали к комплиментам и нежностям переходить, к чему мешать в такой момент?
Так вот, старички тут реально (те, кого я вижу тут и там) бодрячки. Связано ли это с воскресными (и не только) танцами? А драконы мудрые их знают. Но занятия на свежем воздухе всяко полезнее, чем лежать на диване и пялиться в телевизор днями напролет.
Вернемся же к нашим баранам… в смысле, танцорам.
Смелое решение принял Зеленый лимон: сочетать уличные «дерзкие» танцы с традиционными видами. Зато такого, как мне кажется, до нас еще не делали. Если (когда!) мы отработаем всё задуманное (и кое-что дофантазированное в процессе) на высшем уровне, это обязательно сработает.
Зрители внутреннего кинопроката — не только молодежь. Лимоны «бьют по площадям», дают феерическое шоу для всех. В том, что фильм увидят вне Китая, я испытываю здравое сомнение. Но если вдруг — да, то и там эта колоритная яркость станет экзотикой, эдакой «перчинкой».
Всё, помечтали и хватит. Ребята отсняли часть возле воды. Меня не привлекали, опасно. Мать моя, как узнала про телодвижения рядом с озером, аж сама вся позеленела. Хлеще, чем мутноватая вода Бэйхай.
Наверняка вспомнила, как Жуй меня из пруда доставал. А на фоне изначальных треволнений… Мэйхуа сама не своя была весь этот насыщенный вечер.
Режиссер У убеждал родительницу, что главную героиню задействуют только в танцах на суше. Твердая земля под ножками драгоценной малышки. Безопасность!
Один коротенький полет не в счет. Танцоры из Вихря скорее сами расшибут себе лбы, чем позволят упасть маленькой главной героине!
Мать моя растревоженная кивала и соглашалась. Того требовали правила вежливости. Но мне ясно было, как уходящий день, что за показным спокойствием перекатываются волны смятения.
Не помогали увещевания ответственных представителей студии. Да что там, даже подвешивание таблички с пожеланием у входа в храм неподалеку от первой съемочной локации не помогло. А ведь хвойное дерево выглядело основательно, и продавец табличек с иероглифом «удача» внушал доверие…
Меня лично если что и напрягало, так это праздношатающиеся. Наш «караван» невозможно было не заметить, с учетом всей техники и разнообразного скарба. Неудивительно, что за нами вслед увязались люди.
Сначала молодая парочка, затем группка туристов (из местных), затем ещё и ещё народ… У павильонов над водой к группе присоединилось несколько шахматистов. Им наши — согласованные с управляющими парком службами — съемки помешали закончить игру.
«Людям нечем заняться?» — мысленно спрашивала я.
И сама же себе отвечала: очевидно, нечем. Точнее, ничем более интересным, чем наблюдать за съемками динамичных хореографических номеров.
Дуду тоже в сторону растущей кучки «кожаных» поглядывала. Хвост-смайлик с момента входа в парк не улыбался.
Цитрусовые работники деликатно и аккуратно обозначали границы допустимого. В упор к месту съемок не пускали. Самое близкое — на пять метров. Но это у пяти павильонов несложно перегородить мостики людьми. На площади с аркой иная ситуация.
На фоне всего этого особо даже не удалось полноценно полюбоваться красотами. А ведь в парке столько восхитительного!
Но и грустного тоже… В одна тысяча девятисотом парк сильно пострадал. Альянс восьми держав (и Россия в том числе) при подавлении восстаниях отрядов «гармонии и справедливости» вел бои в Бэйцзине. С успешным — для альянса — завершением.
Многое было разрушено, безвозвратно утеряно. Ещё больше — украдено. Поднебесная ещё и контрибуцию выплатила.
«Зимний дворец», Бэйхай, существенно пострадал тогда. И — уже новый — летний императорский дворец. Тот, где мы снимали рекламу минеральных вод Куньлунь.
А старый летний дворец, Юаньминъюань был разграблен и сожжен еще раньше, во время Второй опиумной войны. Пожар длился три дня и три ночи. От прекрасных дворцов и павильонов дошли до наших дней дошли только изображения.
Его руины — боль и память.
А в былые времена летняя и зимняя резиденции были красивы и сияли, словно две жемчужины.
Оставим. Прошлое — в прошлом.
Мироздание поручило мне возвращать гармонию в настоящем.
Вот на этом и сосредоточимся.
По дороге мы миновали так много всего, достойного тщательного и вдумчивого осмотра. Но раз мы тут по работе, о любованиях речи не шло. Так, немного коротких информативных справок по ходу движения. В храмы и обители не заходили. Возможно, однажды…
Одно строение влекло к себе мой взгляд. Правда, сразу я спросить не успела. Тогда представители студии спешили вглубь парка, а на ходу обсуждались другие вопросы. Тут же, пока расставляли оборудование и решали, где будет массовка, я решила отвлечь мамочку.
А то снова лоб напряжен и губы сжаты. Пока развлекает доченьку историческими справками, меньше волнуется.
Белое здание непривычного вида трудно не заметить. Оно расположено на вершине Нефритового острова. И отлично просматривается с разных ракурсов.
— А что это такое? — детский вопрос звучит абсолютно невинно.
— Байта, — молниеносно отвечает Мэйхуа. — Белая дагоба.
Дальше следует путаное объяснение, что такое дагоба. Уясняю для себя, что это буддийское сооружение. Вроде как близкое с пагодой, но не пагода. Ступа, но не совсем… Я запуталась. Возможно, потому, что не особо вслушивалась.
Меня больше зацепил крохотный — едва заметный эпизод. Когда мама говорила, что Байта дважды была восстановлена. Оба раза после землетрясений. В семнадцатом веке — отстроили праведные и трудолюбивые китайцы уже в следующем после природной катастрофы году. И после землетрясения в тысяча девятьсот семьдесят шестом ещё разок реконструировали.
Второе — совсем недавнее. Мамочка его даже застала — крошкой совсем. Я же видела год её рождения в документах: Лин Мэйхуа родилась на год раньше, чем случились те мощнейшие подземные толчки. Разрушения от повторных толчков затронули и столицу (от Бэйцзина до Таншаня сто сорок километров).
Говоря про Таншань, мать моя отвернулась и опустила голову.
Что это было?
Печаль об унесенных катастрофой жизнях сограждан? Или что-то личное?
— Госпожа, нам нужно поправить макияж сестричке Мэй-Мэй, — столь несвоевременно возникла рядом Чу-три. — Мне сказали передать.
— Конечно, — ровно и спокойно отозвалась Мэйхуа.
В голосе — ни намека на скорбь или иные сильные эмоции.
Но зачем тогда отворачиваться?
— Идем, — тяну руку к Чу Юмин.
В рамках мер безопасности, ну и немного потому, что эта милашка мне нравится. Некая безотчетная симпатия. Может, так и действует на людей внешняя красота?
А может, дело в ямочках на щеках, когда та улыбается? Или в простоте и удивительной с учетом её прошлого рода деятельности наивности? Словом, в красоточке Юмин эта ворона видит живую плюшевую игрушку. И не отказывает себе в удовольствии лишний раз её тиснуть.
Забавный момент: все наши Чу мелькнут в рядах массовки в этой сцене. Пришло меньше людей, чем должно было. Лимоны с кислыми лицами уже перетерли этот неприятный инцидент. Сошлись на том, что все незанятые непосредственно в съемке танцев сотрудники изобразят восторженных зрителей.
Причем Дуду тоже там будет. Вообще, вход в парк Бэйхай с собаками, особенно крупными, не приветствуется. Могут просто вежливо попросить на выход. Но для нас сделали исключение. И теперь Чу-два прогуляется с Фасолинкой по мосту. Вроде как случайная прохожая увидела вау-представление и обомлела.
Даже так, с привлечением стаффа, нужного количества не набирается. Так что, когда наш «хвост» из прибившегося по ходу следования «каравана» народа приглашают на площадку, я не сильно удивляюсь. Их поставят в задние ряды и велят хлопать и кричать по команде. Задача наипростейшая, любой справится.
— Какая же куколка наша Мэй-Мэй!
Неподдельное восхищение от стилистки, уже не в первый раз высказанное, сбивает с мыслей о плотности зрительского кольца вокруг площадки.
— Это заслуга родителей, — качаю головой. — И ваша заслуга тоже.
Ответная похвала вызывает смущенные писки. Не приучены тут люди принимать комплименты. Я и сама потихоньку перенимаю местные реакции. Как минимум, это нужно, чтобы не выделяться ещё больше.
Раньше на комплименты самый частый ответ Киры Вороновой был: «Я знаю». Здесь же, в качестве Ли Мэйли, такого просто не поймут. И прослывет эта ворона грубой и невоспитанной. Оно мне надо, чтобы про моих замечательных говорили, будто они не в состоянии достойно воспитать ребенка?
Очевидно, нет.
— Мэй-Мэй готова? — подскакивает к нам помощник режиссера. — Мы вот-вот начнем.
Начнем мы с репетиции. Здесь танцоры работают вполсилы, поддержки и трюки только обозначают, но не выполняют полностью. Это нужно для корректировки. Камеры, свет, отражатели, а еще и обдув для создания ветра запустят и будут по ходу настраивать.
Вижу краем глаза недовольные рожи среди массовки. Как бы начхать: добровольцев звали цитрусы. А то, что на прямую просьбу редкий китаец ответит отказом, не мои трудности.
Но отчего так неприятно? Словно меня уличили в халтурной работе.
Не важно. Выбрасываем лишние мысли из головы. Репетицию сочли успешной. Минут десять на внесение быстрых изменений, и вперед. С песней! Бодрый танцевальный трек ставит ди-джей.
Вступление, где Вихрь справляется без меня. Летучая панда ворвется на проигрыше после куплета. Они строят под центральной частью арки ' «пирамиду», по которой я взбегаю. А на вершине (охота сказать — мира — но пока только на композиции из тел танцоров) меня запускают в полет.
Я улыбаюсь, рассекая воздух. Сыма — би-бой с встроенным фырчальником — поднимает руки, готовится меня ловить.
Тень на его лице и гримасу испуга я вижу, но сама испугаться уже не успеваю.
Протянутые ко мне руки вдруг окрашиваются кровью.
…События, которые я видеть не могла, реконструируют позже.
Зритель из заднего ряда оттер в сторону актеров массовки. Те не стали устраивать толкотню под камерами. Расступились.
Дуду сорвалась с поводка «прогуливающейся» Чу-два.
Мужчина с перекошенным злостью лицом швырнул бутылку с газировкой.
Большая песочная собака ринулась наперерез, прыгнула… Стекло ударило Фасолинку в бок. Отлетело от удара, прыснуло осколками и бурлящими брызгами. Мощеная площадь приняла на свои камни большую часть осколков.
Дуду проскочила на ускорении, и пострадала только от удара. Не сильно, позже рентген и доктор в ветлечебнице это подтвердят. Ни разрывов, ни переломов, ни трещин. Ушиб, и тот быстро пройдет. Заживет — обещал доктор — как на собаке.
До зрителей осколки не долетели. Гад кидал «снаряд» с силой и яростью, он на несколько метров от толпы улетел.
Несколько мелких осколков каким-то образом попали в того, кто меня ловил. Вошли в предплечье и запястье с внешней стороны.
Эту ворону не то что стеклышки — брызги не затронули.
А руки Сыма (да, после такого я его фамилию запомнила четко) не опустил даже при таких обстоятельствах.
Приземление прошло штатно (ну почти)…
— Остановить съемку! — с запозданием пронесся режиссерский рык, усиленный громкоговорителем. — Задержать нарушителя!
Когда Сыма меня подхватил, «пирамида» рассыпалась. «Обломки» в основном ринулись к нам с пострадавшим танцором.
— Мэй-Мэй!
— Брат Сыма!
— Вы в порядке?
— Небо! Тут кровь!
Жуй рванул в другую сторону. К зрителям.
Впрочем, не добежал. Народ дружно расступился, демонстрируя темнокожего танцора (того, что шутил про глаза лобстера). Высокий и крепкий мужчина держал за воротник лысоватого типчика, а тот, наверное, по инерции, продолжал перебирать ногами в воздухе.
«Что за идиотина?» — других мыслей при виде «беглеца» у меня не возникло.
— Доченька! — прорвалась сквозь людской заслон моя ошарашенная.
Выходит, не зря она тревожилась.
— Я цела, — объявила во всеуслышание эта ворона. — Кто-нибудь объяснит мне, что случилось?
Тут-то и начали говорить. Все, наперебой. И только афроамериканец молча держал на весу того лысика до прибытия сотрудников службы безопасности.