Ворона на взлете

Глава 1

Эта история является вымышленной от начала и до конца. Все совпадения случайны. Все расхождения обусловлены либо авторским замыслом (он же иногда произвол), либо тем, что мир, где происходят основные события — другой.

«Миров множество» © Мироздание.

Июль 2001, Бэйцзин, КНР.

Этим славным летним утречком мы вернулись в столицу после долгого отсутствия. Новая — необжитая еще — жилплощадь, радостный батя (пока не убежал на работу, он сиял, как иные фонари не светят). Еще и пополнение маминого счета: киностудия перевела двести тысяч юаней, а после точного подсчета человеко-часов докинет оставшееся.

С приподнятым настроением мы с мамой осваивали новую территорию, когда раздался звонок в дверь. Ноги сами понесли меня вперед, стоило услыхать обращение к пришедшему: «Цзинь». А еще мне очень не понравился тон Мэйхуа. Словно мама-кошка… испугана, но скрывает опаску под холодом.

Так что я проскользнула тихонечко за огромный диван.

Ой, вы же не поймете, почему так, если я не расскажу про еще одну особенность китайских квартир. В них практически отсутствуют прихожие. В лучшем случае, как у нас, возле входной двери предусмотрена ниша для встроенного шкафа. Туда убирают верхнюю одежду, а для каждодневной обуви обычно ставят какой-нибудь ящик-пуфик, реже обувницу.

В итоге получается, что пришедший чуть ли не сразу вваливается в вашу гостиную-столовую. Не скажу, что так прямо везде устроено, но из моих наблюдений и из дорам по ТВ — это распространенная планировка.

И вот я прячусь за диваном, куда кралась на цыпочках из своей спальни. Грею уши и прикидываю, насколько беспалевно будет выглянуть из-за боковины мягкой мебели.

— Что ты здесь делаешь? — если бы лед в голосе мамы можно было взвесить, то каждое слово тянуло бы на килограммовый кубик. — Как ты нас нашел?

Гость что-то ответил, но так тихо, что я не смогла разобрать.

— Тебе лучше уйти, — зато Мэйхуа слышно неплохо, хоть и она старается понизить голос. — Сейчас же.

Любопытство сгубило кошку, но я верю — ворону оно пощадит. Не могу же я пропустить всё самое интересное? Мама серьезно настроена, сейчас возьмет и вытолкает этого Цзиня взашей. А я сама себя загрызу, что упустила возможность узнать больше о тайнах родительницы.

Часть моей головушки высунулась за край дивана. Ну… на рэкетира гость не тянет. Он молод, хорошо одет и вообще ухожен. От него в прямом смысле пахнет деньгами — ноздри ощутили едва уловимый парфюм.

Костюм не из масс-маркета. Слишком хорошо сидит. Да что там костюм! На один зажим для галстука (зуб даю, он из платины) этого хлыща небольшая семья может целый год прожить. Особенно, если не в одном из крупных городов.

Но меня зацепил не платиновый зажим. А четкие, я б даже сказала — породистые — черты лица носителя того зажима. Особенно брови и нос. Впрочем, разрез глаз и форма губ, да даже манера приподнимать в улыбке один кончик, когда другая половина рта прямая — это всё мне было очень знакомо.

— Уходи, — громкий шепот матери дал знать, что времени на разглядывание у меня не осталось.

— Дядя Цзинь! — с радостным визгом выкатилась я из-за дивана. — Долго же ты к нам шел.

— О? — приподнял правую бровь гость.

Точно, как это делает порой Мэйхуа.

— А-Ли? — отзеркалила поднятие бровки родительница. — Ты ничего не хочешь объяснить?

— Я? — ткнула себя пальцем в грудь эта ворона. — Нет. Дядя Цзинь, проходи. Нет, сначала разуйся. У нас так принято. Вот, теперь идем.

Они переглянулись. Молодой совсем (на первый взгляд, китайцы ж хорошо сохраняются) братишка моей прекрасной матушки вид имел слегка растерянный.

— Вы же на одно лицо, — всплеснула я руками — детская непосредственность рулит. — Если дядя отрастит волосы, то совсем похожи будете.

Чуток приукрасила: форма нижней челюсти у них разная, и овал лица у Мэйхуа более узкий. Изящный и женственный, тогда как Цзинь в этом плане побрутальнее смотрится. Еще смущают разные фамилии, но с этим будем разбираться по уже ходу пьесы…

Главное, что я не позволила выгнать родственника за порог. Уж теперь-то они никуда от меня не денутся! Хоть что-то, да вытяну из главной конспираторши семьи Ли.

И да, кровный родственник — это лучше, чем друг или бывший возлюбленный. Я берегу нашу ячейку общества. Осознать, что ее целостности не угрожает какой-то левый тип — облегчение.

— Дядя не готов… — сознался в близкородственности подозреваемый. — Отращивать волосы.

Прислонилась к стене и закашлялась Мэйхуа. Возможно, представила…

— А придется, — тем временем я подвела гостя к своему недавнему месту для засады и скрытного наблюдения, дивану. — Мэйли три года. А дядя Цзинь пришел только сейчас. Это неправильно.

Детям, пока они маленькие, тут позволяется очень многое. В кругу семьи, само собой. Подросток за такой наезд мог бы отхватить по полной (вспоминаем дедову бамбуковую палку), тогда как малявке всё сойдет с рук.

— Мамочка, — позвала я застывшую у входной двери статую. — Мэйли кажется, что вы с дядей хотите мне что-то рассказать.

— Шэнли… — вопросительно глянула на братца Мэйхуа.

Тот пожал плечами, мол: а я-то что? Это твой ребенок.

— Хорошо. Да, хорошо… — мать моя явно собиралась с мыслями (или с включением фильтров: что скажет, а о чем смолчит). — Моя наблюдательная девочка угадала. Мэйли, познакомься. Это твой дядя, Цзинь Шэнли. Цзинь, это наша драгоценная А-Ли.

— Она же Мэй-Мэй, — улыбнулся открыто и искренне дядюшка.

Он еще и мой фанат? Значит, вкус у него есть.

— А почему ты зовешь дядю — Цзинь? — пока отвечают на вопросы, их надо задавать, даже если они кажутся несуразными. — Не по имени?

— В детстве все звали его Цзинь-Цзинь, — ответила мама. — Он любил игрушку с золотистыми бубенчиками. Звенел ей и говорил: «Цзинь». С тех пор и повелось.

— А я звал твою маму Лин-Лин, — снова вздернул один уголок рта гость. — Слива — это дерево, дерево в лесу — Лин-Лин. Вроде как мстил. В детстве нас с ней правда путали. Наши мамы — сестры-близнецы. И мы тоже похожи, хоть и не родные брат с сестрой. Еще и родились в один год. А потом, когда…

Он замялся.

— Когда — что? — мое любопытство уже было не унять.

— Ты совсем ничего ей не рассказывала о семье? — повернулся он к Мэйхуа.

— Семья А-Ли — здесь, — вздернула подбородок мама. — Танзин и я. Его родители и вся его родня. У А-Ли много добрых и любящих родственников.

— Мэй-Мэй, — наклонился ко мне Цзинь. — Извини, но я уже наговорил лишнего.

— Ну вот, на самом интересном месте…

Упс, я это вслух сказала?

— Девочка моя, — подошла ко мне мамуля. — Нам с твоим дядей нужно поговорить.

— Поняла… — вздохнула эта ворона и покинула мягкий насест. — Дядя Цзинь, Мэйли рада знакомству.

Я ушла и показательно захлопнула дверь. Конечно же, чтобы ее тихонечко приоткрыть спустя несколько минут. Что-то из разговора полушепотом я пропустила. Но выдержать паузу значило ослабить их бдительность.

— Она очень необычный ребенок, — высказал наблюдение гость. — Подумать только, ей всего три года.

— Ты и представить себе не можешь, насколько необычна А-Ли, — с гордостью и каким-то надломом ответила Мэйхуа.

— Поясни?

А у них, похоже, раньше были доверительные отношения. Потому как с момента, как я усадила дядюшку в гостиной, мама общается с ним так же свободно, как с мужем. Ну и со мной. Так что Шэнли, по наблюдениям, допущен в «ближний круг». Это те, перед кем нет необходимости «держать лицо», и можно открыто высказываться, показывать эмоции.

Тем ценнее мой сегодняшний улов!

Мама тем временем куда-то ходила — я слышала ее легкие шаги. Кажется, в их с батей спальню, она в другой стороне от моей. Помнится, я одобряла такое расселение. Предки молодые, у них должно быть личное пространство для нежностей. Не под ухом у дочки.

— Вот, — сказала Мэйхуа, вернувшись к двоюродному брату. — Что скажешь?

— М-м… — гость задумался. — Детский рисунок? Немного помятый… Это кто, ты? А это что в руке?

Мурашки побежали по моим рукам еще на слове «рисунок».

— Разделочный нож, — ровным голосом произнесла мать моя непостижимая женщина. — Когда моей девочке было немногим больше года, ей захотелось рисовать. Я отвела ее в студию. Учитель задала два задания. Первое — нарисовать дом. Ты знаешь, наверное, изобразительный тест «дом-дерево-человек»?

— Знаю, — не подвел гость. — Ключевой частью теста считается изображение дома. То, как испытуемый рисует дом, многое говорит о душевном состоянии человека и о его семье.

— Дом Мэйли был нарисован близко, — подхватила Мэйхуа. — Что говорит об открытости и душевной теплоте. В левой стороне листа, но не слишком смещен. Стены светлые и яркие, хотя и с некоторой потертостью. Что говорит о прекрасной адаптивности, высокой эмоциональности, а также сложном отношении к самой себе. Как если бы она ощущала себя значительно старше своего биологического возраста.

…Вот тебе и особая малышковая техника…

— Пока что всё соответствует, — сумничал Цзинь.

…А дальше по коридору стояла с раскрытым ртом (клювом?) одна ошарашенная ворона. И не понимала, что вообще думать обо всём этом, так что просто фиксировала на слух.

— Внизу устойчивый фундамент, — продолжила мама. — Очень ровный, надежный. А вот стены с акцентированным смещением — все до единой.

— Стремление сохранить контроль? — оттенок тревоги в голосе новоявленного родственника.

— Очень возможно, — вздохнула мать. — Или слабое восприятие времени: прошлого или будущего.

— Или же она еще не совладала с ровными линиями? — вроде как попытался успокоить сестру Цзинь. — Ты сказала, ей тогда было чуть больше года?

— Год и пять месяцев, — внесла коррективы Мэйхуа. — Это и правда совсем рано. Однако же ровный фундамент и ровненькие окна с дверью у доченьки удались.

— А крыша? — заинтересованно спросил Шэнли. — Область фантазии?

— Крышу с трубой приподняло ветром, — новый вздох. — Независимо от ее собственной воли, какая-то сила ей будто бы повелевает… Не думаю, что дело в нас с Танзином. Мы стараемся ни в чем на нее не давить. А-Ли разумный ребенок, мы показываем ей свое полное, всеобъемлющее доверие. Оно — искреннее, Цзинь.

— Верю. Теперь я понимаю, почему тебя обеспокоил нож в руке на втором рисунке.

— Нет, нет. Перед этим доченька веселилась, когда я разделывала курочку. Смеялась — она чудесная и открытая, ты сам мог бы понять, если бы взглянул на распахнутую дверь и приоткрытые окна дома А-Ли. Что меня поразило, так это то, что она спрятала этот рисунок. Мэйли защищала меня. От того, что ее изображение могут неправильно понять.

— О? — удивился дядя. — Это она тебе сама сказала?

— Нет, Шэнли, — возразила Мэйхуа. — Твоя сестра не совсем глупа. Никаких других причин, чтобы спрятать его, быстренько нарисовав другой, у моей драгоценности не было. И, обрати внимание, какие здесь теплые цвета.

— Как тогда второй рисунок попал к тебе? — задался здравым вопросом родственник.

— Случайно, — отозвалась мама. — Я помогала застегнуть рюкзачок, и он оказался там, внутри.

— Доверие, говоришь? — фыркнул Цзинь. — То, что ты его забрала и хранишь, больше похоже на поведение дяди…

— Ты!

— Молчу.

— Это правильно. Шэнли… До года моя девочка была другой. В год мы с Танзином провели жуажо.

На этих словах эта ворона, кажется, перестала дышать. Тот разговор на мой второй день рождения, про традиционный обряд жуажо, я помню преотлично. Часы — как символ скоротечности бытия. Их не должно было оказаться в наборе вещиц на выбор «будущего».

— И что за предмет схватила моя племянница?

— Песочные часы.

— Никто не кладет перед ребенком часы. Сестра, вы с мужем перегрелись?

— Я не знаю, как это случилось, Цзинь! Мы несколько раз вспоминали и обсуждали тот день с Танзином. Он тоже не помнит, как и почему среди предметов на выбор оказались они.

— Так. Дальше?

— А-Ли схватила эти часы… А потом упала и ударилась головой.

— Что⁈

— Тише, с ума сошел так орать?

— Прости. Малышка сильно ушиблась?

— Думаю, да, — долгая тяжелая пауза. — В тот день А-Ли изменилась. Ты мужчина, и не поймешь. Но мать носит в себе дитя долгих девять месяцев. Мы знаем, чувствуем, когда что-то с нашим ребенком не так.

— Танзин знает?

— Да.

— И что вы думаете об этом?

— Мы не знаем. Допускаем, что наше сокровище от удара вспомнила другую свою жизнь. Прошлую или будущую.

— Ты не особо верила в Колесо Сансары, как я помню. Наша бабушка верила в Будду, это да…

— Череда реинкарнаций, говорила бабушка Синхуа, это часть бытия. Пока человек не прервет ее и не прорвется в Нирвану. Я считала это устаревшими представлениями. Неуместными в наши дни. Теперь… не уверена. Но других здравых объяснений у меня нет.

Я просто села там, где стояла. Эта женщина знает, что я — не её дочь. Или не вполне её дочь, что приблизительно одно и то же. И батя тоже осознает перемены в их крохе.

Они продолжают защищать меня, заботиться и… Любить? Чем еще можно назвать ту немыслимую теплоту, которой они меня окружают?

Черт с ним, с анализом рисунков. Он, конечно, шокирует, особенно то, как точно и детально запомнила мои каракули Мэйхуа. О выводах тоже можно поразмыслить позднее. Хотя они даже на первый взгляд довольно впечатляющие. И тот мой косяк с тесаком…

Меня куда больше шокирует, что они осознают изменения в личности их дочери. И ни словом, ни жестом не показывают, что что-то не так… Это просто не укладывается в голове.

— Да, Лин-Лин… Это более, чем необычно.

— Она удивительная, Цзинь. Когда ты узнаешь ее получше, тоже поймешь это.

— Не ты ли гнала меня прочь? Сестра, ты сама себе противоречишь.

— Говоря об этом, — опомнилась Мэйхуа. — Почему ты здесь? И как, в самом деле, ты узнал этот адрес? Кто еще его знает?

— Не беспокойся, сестра Лин-Лин, — негромко и успокаивающе произнес гость. — Больше никто не знает. Твое имя до сих пор под запретом в доме дяди. Я же пришел в твой старый дом. Та квартира зарегистрирована на твое имя. Милые и радушные жильцы — это родственники твоего мужа, да? — сказали, что вы переехали сюда.

— Ты всё ещё не ответил, — попеняла мать. — Зачем искал меня.

— Брат соскучился, — заявил родственничек. — Больше трех лет не видел любимую сестру. Выдалось время, я и решил: сколько можно?

— Цзинь, — цокнула языком Мэйхуа. — Дядя и тетя хотят тебя женить?

— Сестра, ты страшная женщина, — вскрикнул Шэнли. — Именно так.

— Кандидатура? — деловым тоном спросила мамочка. — Я ее знаю? Извини, мне нужно ответить на звонок.

Беседу прервал рингтон маминого мобильника. Я осторожно прикрыла дверь, забралась на кровать. Подтянула к себе белого яка Яшку. И начала переваривать свежую информацию. Встраивать ее в свою картину мира.

Если я хочу делать вид, что ничего из сегодняшних откровений матушки не слышала, мне придется очень сильно постараться. Буквально вывести свою актерскую игру на новый уровень.

А это самый адекватный выбор, ведь альтернатива — сказать им, что я — не Мэйли. Совсем не она. Их дочь мертва, а я — её замена. Будь верна версия Мэйхуа из буддизма, остались бы хоть какие-то следы личности той малышки. Хотя бы на тактильном уровне — память тела.

Нет. Не могу я так их огорчить. Пусть верят в выдуманное ими заблуждение. С ним они уже свыклись, смирились. Может быть, когда-нибудь потом я и расскажу этим замечательным самоотверженным людям про Мироздание. Но это точно будет не сегодня.

Именно поэтому, когда мамочка заходит ко мне в комнату, я делаю вид, что сплю. В обнимку с Яшкой.

Не попрощалась с новоприобретенным дядюшкой, но это ерунда. Он же как улучшенная, более совершенная и незабитая версия Сина. У меня схожие ощущения рядом с этими двумя. Значит, будет отныне появляться у нас на пороге.

Еще успеем познакомиться поближе.