Воин-Врач III

Глава 20 Не приходит одна

— В ближние три-четыре дня беды ждать нужно? — то, как начал допрос Всеслав, явно успокоило Рысь. Он и сам бы тоже именно с этих животрепещущих тем и стартовал.

Два раза моргнул латинянин. Но радоваться было пока рано, и Чародей это тоже знал.

— Раньше?

Ещё два взмаха ресниц. Вот теперь можно было осторожно начинать выдыхать с облегчением.

— Две седмицы? Три? По чистой воде, как лёд сойдёт полностью? Пойдут вверх по Днепру? Цель — Киев? Киев и Переяславль? Киев, Переяславль и Чернигов? Обратно водой или сушей пойдут? Хотят всё, что западнее Днепра и южнее Припяти занять?

Второй по счёту допрос немого, безголосого человека в исполнении Чародея первому по эффективности и эффектности ничем не уступал и не особенно чем-то отличался. Кроме того, с каким восторгом смотрели на князя широко распахнутыми глазами любимая жена и спасённая недавно таинственная Леська-сирота. А ещё отличие было в том, что предыдущему молчальнику Жданов богатырь Вавила вбил лицевые кости в голову так, что портрета было не разглядеть вовсе. Этот же лежал как живой. И ему только что у всех на глазах запустил заново, заставил биться мёртвое сердце своей собственной рукой великий князь. Который сейчас внимательнее смотрел за непонятной до сих пор древлянской девушкой, неожиданным кладезем тайн, таких далёких от научного объяснения. Хотя и продолжал внешне абсолютно невозмутимо задавать вопросы молчавшему чужому монаху.

Леська тем временем подошла к полкам на стене, где в ряд выстроились разнокалиберные горшки, кувшины и прочие корчаги с канопками. Пробежав глазами по символам, выдавленным или нацарапанным на глине, взяла один сосуд и со звонким характерным звуком вытянула плотно пригнанную пробку. Затем, удивив меня несказанно, помахала легко над горлышком открытой ладонью. Принюхиваясь к содержимому издалека, не суясь внутрь носом, так, словно технику безопасности нам в школе преподавал один и тот же учитель химии.

Кивнув вполне удовлетворённо, внучка ведуньи вернулась к столу и осторожно, по серебряной палочке, влила в один из сосудов с раствором немного макового отвара. Ровно столько, сколько ввёл бы больному я сам. Значит, через минут пятнадцать-двадцать говорить Всеславу станет не с кем.

— Поведёт их человек папы Александра? Выше? Гильдебранда? Ещё выше? Про наш мир с половцами известно им? Примерно сколько воинов собирают — знаешь? Тысячу? Три? Меньше?

К тому времени, как раствор подействовал в полной мере, и Джакомо Бондини со счастливой улыбкой улетел в страну красочных и ярких сновидений, мы со Всеславом знали вполне достаточно. Махнув рукой воеводе и ближникам, чтоб следовали за ним, Чародей с благодарностью кивнул жене и Леське. Успев показать глазами Дарёне, чтоб та присмотрелась к сироте ещё внимательнее. То, как быстро она разобралась в чужой «кухне» с незнакомыми препаратами, настораживало. Её песенные таланты, пусть и очень своевременные, откровенно пугали. Людям вообще свойственно бояться того, чего они не понимают. Даже врачам. В особенности — врачам. А уж воинам и вождям — тем более.

Мы вышли, оставив за спинами наших монахов, что должны были помочь выжить монаху не нашему. Который проявил редкую, поистине чудесную стойкость, просто дожив до нашей с ним третьей встречи, после тех, что были за горевшим столом и потом в подземной тюремной камере. И который продолжал счастливо улыбаться во сне, зная, что весть доставил. Так и не сказав ни единого слова.

Ставка уже ожидала нас в полном составе. Точнее, даже в формате «плюс один», как говорили телевизионные дикторы в моём времени. И этим самым плюсом, неожиданным с одной стороны, но вполне предсказуемым с другой, был бывший ночной князь города, Иван Звон. На него с недоверием поглядывали Рома и Глеб, а за спиной, не на том месте, где стоял обычно, находился Гарасим. Ставр сидел между патриархом и великим волхвом и выглядел не лучшим образом. Видимо, спешные конные путешествия по морозу уже не так легко давались безногому убийце, как раньше. Сотники, вскочив, приветствуя князя и воеводу, ждали команды.

Подумать над тем, как следовало поступить в свете последних новостей, предстояло очень крепко.

Начали с того, что перезнакомились. Разумеется, после традиционных, пусть и чисто символических, еды и напитков. Старая как мир идея о том, что люди, вкусившие одного хлеба за одним столом, становятся роднее другу и врагами быть не должны, в этом времени ещё работала. Хоть уже и не везде, к сожалению.

Звона Всеслав представил, как дальнего родственника, общие предки с которым давным-давно заложили фундамент крепкой и единой Руси, с почитанием традиций, верностью клятвам и житью по Правде. Затем несколько поколений потомков сделали всё, чтобы запутать и изгадить память поколений, перекраивая историю под себя так, чтобы тянуть одеяло было сподручнее, но нашлись, наконец, честные люди, что решили попробовать жить в мире и по чести ещё раз. Эта трактовка, кажется, устроила всех.

Первым говорил воевода. Чётко, коротко, фактами. В сухом остатке получалось, что через три-четыре недели несколько тысяч, предположительно тоже три-четыре, римских наёмников и идейных ревнителей веры поднимутся по Днепру, чтобы отхватить почти половину Руси.

Лица участников заседания, узнавших последние известия, отличались разительно.

Сыновья отреагировали по-своему каждый: Рома выругался беззвучно и очевидно разозлился. Потому что ждать незваных гостей приходилось со стороны родни будущей жены, а приход их почти попадал на свадьбу. Четыре тыщи дополнительных рыл на бракосочетании — это, конечно, широко и вполне по-княжески. Но этих никто не приглашал и кормить не планировал. И, глядя на старшего сына великого князя, никаких сомнений не возникало в том, что своей нечаянной попыткой расстроить ему свадьбу, папа римский ступил на очень тонкий лёд. В отношении Руси это всегда было очень опрометчивым решением, что в 1242 году в моей истории, что вот буквально недавно под Вышгородом, почти на две сотни лет раньше.

Глеб нахмурился и, судя по движению глаз, губ и пальцев, напряжённо что-то подсчитывал. Он вообще, признаться, частенько этим пугал: все нормальные в моём понимании пятнадцатилетние мальчишки должны были хулиганить, драться, гулять с девчонками. Средний сын проводил всё время на торгу, в порту или в читальне, именно в таком порядке. Но результаты его работы поражали даже Третьяка, старого Полоцкого ключника, который на княжича нарадоваться не мог.

На лицах сотников гамма эмоций была менее выражена. Там соседствовали закономерное раздражение на то, что всяким тварям не живётся мирно, с некоторой досадой на то, что вместо подготовки к сражению приходилось сидеть на совещании. Я за свою жизнь подобных выражений навидался достаточно. Да и сам, случалось, сиживал с таким же.

Патриарх с волхвом, Ставром и Гарасимом выглядели, как родные братья от разных родителей. Совершенно одинаково являя категорическое неприятие внешней политики католической церкви, и явно имея идентичные взгляды на всю эту аферу в целом. Спрашивать их мнения вслух не было ни желания, ни необходимости. И так ясно, что начали бы материться и не успокоились бы, пока не охрипли. Все, кроме Гарасима — тот бы только хмурился, кивал и согласно гудел.

После визуальной оценки того, как «зашла» новость личному составу, Всеслав начал отдавать распоряжения.

— Гнат, скажи Лютовым, чтоб за найдёнышем нашим лесным смотрели внимательнее. Шустра́ не по годам.

— Уже, сразу, — мгновенно отозвался воевода, давая понять, что ответственный пост и должность занимал не только потому, что в детстве они с князем били друг друга по головам потешными деревянными мечами.

— Добро. Алесь, — тут же переключился Чародей. И все как-то подобрались, поняв, что у него совершенно точно уже есть какие-то вполне предметные решения. Которые, надо думать, вполне способны будут удивить латинян, как давеча ляхов — до́ смерти. Вскинулся, услышав своё имя, и конный связист.

— Весть Шарукану. Ждём врага с их стороны. Встретим радушно. Сами пусть не встревают. Если сможет он семьёй, или хотя бы один Байгар, в ближайшее время в гости наведаться — хорошо было бы. Те же послания и приглашения Святославу в Чернигов и Всеволоду в Переяславль. Глядишь, ещё и в ледню под это дело сыграем до ледохода, — удивил князь в конце, но пояснять и не думал.

— Ждан, в твоей сотне древлян да волынян прибавилось, — перевёл взгляд Всеслав. — Расскажи, что враг решил тайной хитростью Днепром подняться, а назад уже по их лесам двинуться. Да частым гребешком пройти, чтоб всё с собой подобрать: хлеб, скотину, народишко. Я же с их старшими уговор имею: пока под моей рукой они, бить и грабить их, моих, русских людей, я никому не позволю!

Народ загудел негромко, но сугубо одобрительно.

— Пусть разошлют по границам мальчишек шустрых да глазастых. Если пойдут другим путём враги, не Днепром, а лесами-реками, пусть сразу же по чащам прячутся роды древлянские да меня с дружиной ждут. Самим в свалку с наёмниками не лезть!

— Янко! Тебе та же просьба. Своим передай, да чтоб до Судовых земель дошла весточка, и от Алеся, и от тебя. Слово в слово!

— Так, княже, — с привычной протяжностью ответил старшина стрелков и кивнул.

— Вам, отцы, та же задача. Чтоб к исходу недели все знали: супостаты недоброе замыслили, войной идут. Князь Всеслав верных людей собирает, чтоб сберечь-защитить и землю русскую, и веру православную да исконную, и народ свой. Кто хочет — пусть по лесам да оврагам прячется сам и прячет семьи. Кто готов ополчиться на врага — пусть приходят. Чем бить — дам, кого — покажу, — к концу фразы князь перешёл от торжественного тона к чуть ли не шуточному. Заусмехались и сотники, мол, этот-то уж точно покажет, кого бить, а насчёт того, как именно — ещё и примером выступит. Устанете в реке баграми шарить.

Один Ставр, в полном соответствии с выбранным амплуа вечного «отрицалы», пропыхтел:

— Вовсе не сомневаешься, что сдюжишь, что ли? Их вон сколько!

— Ну так тут, ниже по течению, и Днепр пошире будет. На дне места всем хватит, — отозвался Чародей. И добавил с озабоченным видом, — но в реку теперь точно без порток не зайдёшь. Раки точно здоровущими к лету вымахают!

Облегчённый смех всей Ставки был ответом великому князю.

Когда основная масса заседателей разошлась-разбежалась-разъехалась на Гарасимах по своим делам и задачам, Всеслав выяснил у оставшихся Рыси и Звона подробности произошедшего. То, что шпионского монаха, простреленного насквозь, привезли бандиты, а не Гнатовы, насторожило донельзя ещё по пути в «операционную», но потом как-то всё не до разговоров было.

Одна из «бригад» Ива́новых удальцов, с атаманом Славкой Кривым, сидела в заботливо вырытой под крутым берегом просторной землянке. Хитрая яма не была видна с воды, а по зимнему времени со льда, ни сверху, ни снизу течения, а вырытые-пробитые дымогоны позволяли поджидать жертв в сухости и тепле, не опасаясь того, что серый днём или белый в сумерках дымный столб привлечёт внимание лодейщиков. Сетовали, сидя и лёжа у очага, на то, что при новом князе той прежней воли не стало. Обсуждали, как Тарасу Мошне отмахнули по локоть руку прилюдно. Но сильнее — на то, что ватага Васьки Вьюна вся, полным составом, отправилась недавно под лёд.

Напоролись они случайно на княжьих людей в охране санного поезда, а те долго думать не стали: всех постреляли-посекли вмиг. Дольше прорубь пробивали в толстом Днепровском льду, куда всех Васькиных молодцов и сплавили. Хорошо хоть, не сожрали живьём. Ходили слухи, что у Чародея в дружине водились те, кто на полную луну кувыркался через пень со вбитым в него старым чёрным ножом, становясь оборотнями-волкодлаками. Поговаривали, что сам князь мог оборачиваться вовсе в любой миг, да и ближников своих в серых лютых убийц превращал. Никто в ватаге не признавался ни себе, ни тем более друзьям, что в сплетни эти верил, поднимая друг друга на смех за бабьи испуги. Но с каждым днём всё с меньшей охотой. Конец Вьюновых они видели из такой же берлоги чуть ближе к Киеву. Это было страшно.

Семь саней, жирных, что аж трещали от натуги и добра, окружила бойкая ватага, два десятка злодеев, которым сам чёрт был не брат. Приблизилась с залихватскими криками на расстояние в пару десятков саженей. И в три счёта умерла почти вся. Одного степняка из Васькиных, что нырнул-свесился с коня, едва заслышав щелчки тетив, в четыре нечеловеческих прыжка догнала серая тень, которую и глаз-то различал с трудом. Ну, и ещё немного времени потратили на то, чтоб прире́зать четверых, голосивших на снегу, что сдаются. Пошучивали ещё друг над дружкой, что рука не та уже, раньше троих одной стрелой снимали, а теперь на одного два выстрела приходится тратить. Да когда долбили пешнями лёд — поглядывали в ту сторону, где мышами сидели разбойники Славки. Носами, вроде как, воздух потягивали. Чисто волки. С такими надо или с одной стороны сечи стоять — или сразу самим в землю зарываться. С этим выводом атамана Кривого спорить никто не стал. С ним вообще не соглашаться всегда было опасно, а после той наглядной расправы над Вьюновыми — тем более.

Поэтому когда снаружи ввалился дозорный, выпалив, что по Днепру идёт поезд под княжьим стягом, а его у излучины поджидают какие-то нездешние молчаливые и невзрачные крепкие мужички, и Кривой велел спасать княжьих людей, все рванули наружу без разговоров. Как почуял что, сыч одноглазый.

Невзрачные с двух залпов поубивали всех в поезде. По крайней мере, лиходеи решили именно так. И рваться на помощь тем, под княжьим стягом, раздумали моментально. До тех пор, пока через десяток ударов сердца, за которые засадные ещё не успели приблизиться к саням, не ударил по ушам из утренних сумерек волчий вой. Как будто отовсюду разом. И посыпались словно прямо из воздуха серые тени Всеславовых демонов. Их вроде бы по двое-трое разом приносили загнанные до полусмерти кони. Они спрыгивали, проваливаясь под наст, чтобы вынырнуть в другом месте, не там, куда падали. Или там. И это было страшно очень. Сугробы взрывались неразличимыми тенями, что успевали сквозь ледяное крошево на́ста и снежную порошу выстрелить дважды, а то и трижды. И пропадали ещё до того, как поднявшийся ветер успевал раздуть снежное облако в том месте, откуда слышались хлопки тетив.

Невзрачные, не успев добраться до саней, куда шли явно для того, чтобы доре́зать выживших, начали отступать. Потом и побежали. Да хитро, едва поднявшись по берегу — врассыпную, птичьим хвостом или жменью зерна, что по весне кидают с решета в чёрную жирную землю. Тут-то опомнились и разбойники, подходя ближе к саням, держа руки без оружия и на виду.

— Чем подсобить княжьим воям? — крикнул издалека Славка Кривой.

— Кони свежие есть? — отозвался сорванным когда-то давно голосом один из убийц, что рыскал меж саней.

— Есть четвёрка, — ответил атаман, подходя ближе. Не опуская и не пряча рук.

— Впряжём разом. Эти сани нужно домчать в Киев, передать на подворье княжьем воеводе Рыси. И на словах обсказать, всё, что здесь было, что своими глазами видели. Сейчас!

Последнее слово, выкрикнутое рваным голосом, было бескомпромиссным, страшным и очень убедительным. Кривой махнул своим, и приземистые мохнатые степные лошадки появились из одного из неприметных устьев впадавших здесь в Днепр ручьёв. Пока запрягали, на диво быстро — жулики такой работы не видели сроду — сиплый напутствовал:

— От нас один, от вас один. На словах передать, что десяток Фёдора Соловья вышел по следам убивцев. Кого поймаем — доставим в Киев. Их живых семеро ушло. Всё, мчите, братцы. Тут четверо вроде выживших, надо вам такими и довезти их. Князь-то батюшка и покойников, говорят, поднимает, но живых-то сподручнее ему, поди. Чую, времени нету вовсе. Но!

Он хлестанул чем-то, вроде, ножнами, по крупу ближайшей лошадки, а потом кто-то из его бойцов взвыл. И только копыта замелькали и ветер в ушах засвистел.

Гнат, следом за бывшим главным злодеем, рассказал, что десяток Соловья прихватил троих живыми и к вечеру-к ночи доставит их в город.

— Сколько? — Звон от голоса Чародея вздрогнул, едва не подскочив.

— Трое, — горько ответил воевода.

— Если ладно выйдет — по тысяче к одной их жизни у латинян разменяем. Но сделай так, Гнатка, чтобы больше не пришлось. Как случилось, что они так близко подобрались? — взгляд князя, кажется, причинял Рыси физическую боль. То, что произошло, старый друг и так расценивал, как личное оскорбление, что его переиграли у себя же дома. Как говорил Всеслав про ледню, такие проигрыши считались наиболее обидными. А тут ещё и троих не уберёг.

— Два месяца водили их, Слав, — досаду и горечь воеводы было не утаить. — Часть от половцев пришла с торгашами, в охрану подрядившись. Часть от свеев. Трое из Новгорода. Здесь и в Переяславле с купцами, что паволоками промышляют, говорили. Купчишки те, поговаривают, и мечами западными втихую торгуют, и олово с медью возят.

Звон только кивнул, подтверждая, что разведка не ошиблась. А Всеслав ещё раз подумал о том, что вместе эти двое, как и силы, что стояли за ними, были бы значительно эффективнее, чем по одиночке.

— Битые твари попались, матёрые. Чтоб не спугнуть да не потерять — дальше обычного держаться приходилось. Думали, что дальше версты на три нападут они, место там сподручнее было. У возниц гром-пакеты были с собой, и приказ строгий: с первой стрелой валиться в сани да седоков-поезжан своих прикрывать. Они свалиться-то успели, да только неживыми уже. Самострелы больно хороши́ оказались у засадных. Тот болт, что в Сильвестра угодил, перед ним одного влёт пробил, насквозь, как тряпку старую.

— Те, что привезут, Свену сдай. Пусть как хочет изгаляется, а таких же мне наделает, а то и лучше. Вещица удобная: могут не только стрелки́ вроде Яновых стрелять, а вообще любой: бабы, дети, — вспомнилась князю какая-то очередная книга про попаданцев, слышанная когда-то мной через забор.

— Да куда они попадут-то? — удивились практически хором старший нетопырь и главный вор.

— А какая разница? Сотня болтов — это всегда сотня болтов. Да на два перестрела. Да если приловчиться — пока одни заряжают, другие стреляют. Пока враги те два перестрела пешком да бегом одолеют, пусть по паре раз, а обе сотни отстреляются. А если три или четыре сотни сможем вооружить? — объяснил Всеслав. И оба спорщика молча кивнули. Выходило и вправду серьёзно.

— Про гром-пакеты. Сядьте оба-два рядом над картой, ты, Звон, места укажи, где частенько твои могут по гнёздам вашим сидеть. Ты, Рысь, сделай так, чтоб по основным местам у них те пакеты появились, и чтоб пользоваться ими они умели, да не так, чтоб: «подал сигнал к бою оторванной рукой, улетевшей в сторону, противоположную от врага». Продумайте оповещение и работу общую, чтоб по тревоге на подмогу выдвигаться. Нужно, чтобы ни единого слабо укреплённого поста не было: везде запас стрел, харчей, дров, воды. Ну, с водой-то на Днепре попроще, но в целом понятно говорю?

Душегубы кивнули совершенно синхронно, и даже выражения на лицах у них были сходными. С них одинаково спадала тень высокомерия, воровского у одного и дружинного у другого. Да, раньше воины с жуликами бок о бок стояли только в больших походах, когда война была самая настоящая. Та, что ожидалась впереди, тоже игрушечной не выглядела. Обученные вооружённые враги, что тайно гуляют по родной земле, как у себя дома. Засады устраивают. Да ещё чёрт знает когда придут рати бессчётные. Война и есть. Значит, нет времени мериться гонором да былыми заслугами. Надо защищать свои дома, свои семьи. Правильно всё батюшка-князь сказал: беречь свои землю, веру и людей.