Воин-Врач III

Глава 2 Наука и жизнь

Пожалуй, эффект был даже излишним. Многих из приехавших в гости пришлось грузить на сани — ноги их отказывались даже стоять, а о том, чтобы куда-то идти и речи быть не могло. Так и вышло: часть возов была нагружена глушёной рыбой, другая — такими же гостями.

Князья с воеводами стояли с разными лицами над огромной прорубью, задумчиво глядя на неё с берега. Куда предварительно отогнали тех, кто мог самостоятельно перемещаться, пусть даже и ползком, а были и такие. Серо-зёленая, как глаза Чародея, но с каким-то синевато-чёрным отливом, вода Почайны плохо проглядывалась в этой здоровенной, почти от берега до берега, полынье. Мешало тусклое сырое ледяное крошево, льдины покрупнее, ну и рыба, само собой. Много рыбы.

— У меня есть ребята, что зимой под лёд ныряют. Но обычно после бани, или на спор, — проговорил задумчиво Святослав Черниговский.

— Да тут, наверное, если мы все до единого рубахи снимем да ими ловить начнём, дня на три работы, — неуверенно предположил Всеволод Переяславский, глядя на то, как один из бесстрашных воев начал медленно, с опаской собирать рыбу, что лежала на заснеженном льду ближе к нему. Складывая в кучку. Не подходя к краю полыньи.

— Погорячился дедушка, — согласился Всеслав, в который раз оглядывая реку.

Вот как чувствовали позавчера, что от взрыва лёд может провалиться не только над зарядом и вокруг него. Полдня запаренные мужики здоровыми пилами шуршали-свистели над рекой, вынимая крюками-баграми напиленные глыбы и оттаскивая наверх, на берег. Там из них, чтоб не пропадать добру, сложили потешную крепостицу для детворы, с горками и башенками. Ну, из тех, что не растащили по ледникам, здешним холодильникам, подвалам, плотно набитым льдом, кусками и крошевом, который, бывало, и до июля-липеня долёживал, а то и до серпеня-августа. Но это только на богатых подворьях, у тех, кто лёд солью пересыпа́л, серой, крупной, обычной. Дорого́й в этом времени.

Дорожка, вроде привычных мне в бассейнах далёкого будущего, отделила предполагаемое место преступления, то есть представления, от ожидаемого зрительного зала. Остановить публику на нужном расстоянии полагалось Всеславу лично, как звезде концерта, гвоздю программы, хоть Рысь и пыхтел, что можно было и поменьше фигуру на лёд посадить, не великого князя. Но кураж, охвативший, кажется, всех причастных к планируемому выступлению, победил.

Ледок намёрз на той дорожке уже к вечеру, за ночь окреп. Ходить по нему, конечно, нельзя было, но снег, наваливший на следующий день, он выдержал вполне. О том, что будет снегопад, предупредил Ставр.

— Откуда знаешь? — уточнил Всеслав. Мало ли, приметы какие-то незнакомые, или по полёту птиц определил?

— Ноги крутит, — нехотя отозвался безногий убийца.

Щиты, под которыми предстояло пару часов лежать в снегу на тулупах Гнатовым нетопырям, сделали быстро. Дольше было крепить к ним бортики, чтоб снег не ссыпался сразу весь, когда их поднимали или поворачивали. И диковинные грабли из обычной рейки на длинных ручках, чтобы разравнивать белую целину над спрятавшимися в снежных могилах душегубами, тоже получились не сразу. А про то, чтоб набрать по погребам землицы, да обсы́паться ей, вовремя напомнил тот же Ставр.

— Они же по задумке твоей не по небу прилетели, так? Вот пусть в земле и покажутся. На снегу́ хорошо смотреться будет, заметно, — покручивая седой ус, предложил из Гарасимова рюкзака новоявленный режиссёр.

— Так лёд же внизу, не земля? — удивился Всеслав.

— Ай, да кто там вспомнит, что под ногами у них! Если грохнет так, как ты, княже, говоришь — нечем им задумываться будет, и незачем. На веру примут! — отмахнулся старый диверсант. И как в воду глядел.

Он после испытаний некоторых новинок, на которые Чародей позвал его нарочно, с умыслом, вообще стал более покладистым и сговорчивым, просто так, из старческой блажи, уже не спорил. Когда после того, как обстучал-общупал сверху донизу цельную дубовую колоду, в которую в высверленном отверстии поместили заряд древнерусского динамита, и её вморозили в ледяную глыбу, усомнился в последний раз:

— Не, не будет дела!

А когда рвануло так, что разлетелись и ледяные брызги, и обгорелые щепки, и смёрзшаяся землица, на которой стояло всё «изделие», подъехал к яме на Гарасиме, что косился и переминался с ноги на ногу, как напуганный конь. Высунулся из короба-кармашка, едва не выпав. Долго помолчал, а затем выдал:

— Вот же дал вам ума Перун-батюшка… Хорошая штука, звонкая. Нужная. Как представлю морды Болеслава да Генриха, когда у них за́мки начнут один за другим вот так в куски, в пыль разлетаться от чародейства этого — аж плясать охота на радостях!

Очень повезло с учениками. Самородки-рукодельники шли не косяком, конечно, хоть и богата талантами земля русская, но один за другим точно. Тот мужик, что помогал Фоме и Свену сладить инвалидное кресло для бабы Любы, Кондрат, оказался плотником высочайшего класса. Дерево будто сердцем чуял. А ещё увлекался механикой, хоть и услышал это слово впервые от великого князя. Был он тележником, автослесарем по-здешнему, вязал и сани. Его работу знали и ценили от Ладоги до Тьмутаракани. Разговорившись, с трудом преодолев робость, с Чародеем, он уже через несколько минут хохотал и восторженно всплескивал руками, когда я рассказывал и чертил что-то совсем элементарное, из школьной программы физики: подъёмники, блоки, та́ли. Понятно, что мастера даже ревновать князя друг к дружке стали, норовя хоть как-то выделиться, заслужить похвалу или просто чуток больше времени для разговоров. Которые всегда выходили очень интересными и чаще всего заканчивались новыми вещицами, штуковинами, удивлявшими самих авторов. Чудо же, когда вещь, сделанная тобой из привычного дерева, кожи или железа начинает вести себя так, как сроду не бывало с материалами, из которых её сладили.

А ещё были два Прохора, обычный и Молчун, и Сенька-Тихарь. Последние двое — те самые немые мужики, а первый просто сам по себе на редкость для здешних не болтливый. Они втроём безвылазно сидели в дальнем погребе под одним из лабазов-складов с каким-то старым барахлом, где еле удалось наладить нормальные, для одиннадцатого, понятное дело, века, освещение и вентиляцию. Занимаясь огненным и громовым делом. Я два полных дня убил только на технику безопасности, узнав, что Сенька стал Тихарём, хлебнув едкой щёлочи. Которую сам и удумал-синтезировал, менделеев средневековый. Посмотрев на возможности пороха, динамита, который между собой звали громовиком или просто громом, и гремучей ртути, не говоря уж о кислотах со щелочами, древнерусские нобели, авогадро и лувуазье взялись за дело ретиво, азартно, но с нужной долей здравомыслия. Очень в этом плане помог один сарайчик на холме, который подорвали на выездных ночных испытаниях. Не найдя с факелами ни сарайчика, не холма, химики прониклись вполне и обещали, мыча и часто кивая, быть очень осторожными.

Был и Крутояр, печник из лучших, которого зазвали выкладывать дымоходы-вентиляционные короба из подземной лаборатории. Он тоже сперва стеснялся и мямлил, будто привычную глину мял, но потом освоился. Со Свеном они смастерили с третьей или пятой попытки чудо-горн, в котором можно было плавить железо так, как никто и никогда до этого не делал. А ещё варить в том железе всякие хитрые камни и порошки, от чего у металла появлялись небывалые свойства.

Свен с Фомой удивили с разницей в три дня. Совершенно точно не сговариваясь. Сперва один, потом второй. Ювелир-златокузнец пришёл первым, по какому-то вовсе отвлечённому поводу, чуть ли не денег занять на закупку товара, а перекусив и выдув третью кружку сбитеня всё-таки добрался и до дела. Выложил, поминутно озираясь в пустой горнице, на стол два неровных камешка. Сглотнул, утёр пот, и дрожащей рукой повёл один из них к другому. И дальний камешек отъехал от ближнего, хотя они и не соприкасались. Фома отдёрнул руку и спешно перекрестился.

— Видал, чего делается, княже? — сипло и как-то жалобно спросил он.

Я рассказал ему, что вспомнил, про магнитные поля, про полярности, и немного, самую малость, про электричество. Выходил он из терема задумчивый и молчаливый. А через три дня пришёл Свен, принёс новую партию скальпелей и ампутационных ножей. Из нового железа, сваренного и откованного по-другому, они получились легче и заточку держали дольше. Похвалившись, пообедав и выхлебав третью, будто сговорились они, кружку сбитеня, великан подозрительно огляделся и сунул руку за пазуху. Вынув два камушка. Два других камушка. И робко, закусив губу, начал толкать толстым мозолистым пальцем один к другому.

Когда дальний камень задрожал и напрыгнул на ближний, Всеслав не выдержал:

— Видал, чего делается?

Свен открыл было рот, чтобы, наверное, произнести то же самое, да так с открытым и застыл.

— Вар! — кликнул князь, и на пороге бесшумно распахнувшейся двери появился телохранитель.

Свен дёрнулся, как от кнута, и побледнел так, что очень насторожил меня с профессиональной точки зрения. Это же вредно для сосудов!

— Не вели казнить, княже! Не знал я, что чародейство это! Думал, наука, как ты учил! — задыхаясь, выпалил огромный северянин, явно пытаясь сползти под стол, чтоб встать на колени. Но фигура между лавкой и столешницей не пролезала.

— Наука и есть, физика та самая, — удивился Всеслав, и только потом понял, что вызов конвоя кузнец понял неправильно. — Вар, вели, чтоб Фому привели быстро. Пусть скажут: «с камнями хитрыми князь зовёт».

Ювелира доставили моментально.

— Фома, расскажи Свену, чего узнал давеча. Я заодно проверю, так ли запомнил, — велел Чародей.

С четырьмя магнитами пошло́ веселее. Потом встречались уже при мотке тонкой медной проволоки, олове и куске канифоли. Говорю же, повезло с мастерами, один толковее другого был. Да ещё друг перед дружкой выпендриться был не прочь. Идеальные условия для развития науки и техники. В глухом зимнем диком краю, посреди Средневековья.

— Ну что, други! — гаркнул, привлекая внимание, Всеслав. — Рыбки мы наловили, дело за малым — домой дотащить. На вас вся надёжа, чудо-богатыри двужильные! Управитесь ли⁈

— ДА-А-А! — заорали Ждановы и Гнатовы так, что многострадальные, натерпевшиеся сегодня и так сверх меры вороны и галки снова взвились над деревьями.

А князь острым слухом расслышал чуть позади, со стороны дядьёв:

— Думаешь, и вправду двужильные? — негромко спросил брата Всеволод.

— Нет охоты проверять. На слово ему верю и тебе советую, — отозвался хмуро Святослав.

Когда поднимались к воротам, посольские то и дело озирались назад, где над берегом споро поднимались какие-то не то леса́, не то башенки. Слишком быстро, непривычно. Вот на них уже накинули толстые верёвки и потянули. И из ледяного крошева показались верхние подборы здоровенного невода. Черниговцы тоже были не дураки половить рыбки на Днепре, чуть выше по течению, и в сетях многие толк знали. Этим, пожалуй, можно было всю великую реку перегородить, если развернуть. Только сложен он был кульком, как верша или морда, привычная плетёная снасть, какие ставили под берегом или в ручьях. Намного меньше.

Верёвка, натягиваясь, собирала складками полотно невода, поднимая к вершине диковинной угловатой башни, похожей на великанского колодезного журавля. У подножья её трое здоровых ратников накинули конец каната на широкие литые плечи, упёрлись в утоптанный снег, крякнули разом и потянули.

Те, кто оборачивался на ходу вниз, зашумели и остановились. Притормозила и вся процессия. Невод-трал, поднявшийся над пари́вшей на морозце водой, казалось, если и был меньше здешнего белокаменного собора, то ненамного. О том, сколько мог весить улов с Чародейской рыбалки, и думать не хотелось. Как и о том, сколько жил у тех трёх богатырей, что удерживали сеть на весу, пока странный журавль сам поворачивал шею, чтобы перенести груз на берег.

Топорами тюкали в основном для виду. Поворотную таль собрали из узлов, что лежали со вчерашнего дня, присыпанные снежком. А несколько блоков, что таились внутри стрелы и башни, позволяли вытянуть вес и побольше. Хотя, там льдин, поди, набилось как бы не половину…

Навстречу катили чередой сани из северных ворот, и каждый возчик стягивал шапку, низко кланяясь Всеславу. С доброй и открытой улыбкой. На гостей же смотрели мельком, без особого интереса, будто родовитые соседские князья ошивались вдоль забора целую седмицу и уже успели поднадоесть.

В воротах стоял богато и торжественно одетый отец Иван. За правым плечом его улыбался в бороду Буривой. За левым плясал на руках матери маленький Рогволд, обнимая любимую игрушку, воина в сером плаще.

— Здрав будь, батюшка-князь Всеслав Брячиславич! — прогудел большим колоколом, перекрывая гомон толпы, священник.

— И тебе здравствовать, великий патриарх Киевский и Всея Руси, святейший Иван! — в тон ему торжественно ответил Чародей.

Величания эти они пусть и коротко, на ходу, но отрепетировали. Чтоб ни у местных, ни у приезжих и тени сомнения не родилось в том, что где патриарх, там и князь. Всея Руси.

— Здравия и вам, гости дорогие, Святослав да Всеволод Ярославичи! — продолжал отец Иван. — Ладно ли добрались, не было ли беды в дороге?

— Бог миловал, святейший, — ответил Всеволод и шагнул под благословение, подтолкнув чуть оробевшего будто старшего брата. Но старик нахмурил брови и осенять князей крестным знамением не спешил, повернувшись и продолжив говорить со Всеславом.

— А ты, княже, как сходил? Я заглянул к тебе поутру, а жена твоя говорит: «На утренней зорьке на рыбалку ушёл!» — если Ярославичи и их люди и ожидали странного приёма в Киеве у нового князя, то уж точно не такого. На них и не смотрел, кажется, никто! Тут только что громом чуть все пристани не разбило, дождь из рыбы шёл, а весь город стоит, как ни в чём не бывало! А патриарх Всея Руси с великим князем как с соседом про рыбалку болтают.

— Как во Святом Писании сказано, отче. И рыб поймал, и человеков, — ровно ответил Чародей.

— И много ли рыбы взял? — приподнял бровь патриарх, вроде как прищурившись над плечом князя. Видно отсюда не было точно, но гости об этом не знали.

— Порядком. Щедро угостил дедушка. Думаю, как бы не на весь пост хватило городу, — кивнул Всеслав, скрывая улыбку.

— Доброе дело, доброе. Освятим дары Божьи, раздадим люду, — отозвался священник, и тут же продолжил, чуть громче, перекрывая начавшийся было гул от горожан и гостей. Первые радовались халяве, надо полагать, а вторые не могли в ум взять, как подарок Водяного вдруг стал Божьим даром.

— А человеков, что поймал ты, точно ли стоит в дом пускать? — голос патриарха стал жёстким. — Клятвопреступнику десять лет не видать причастия и благословения Господнего!

— Обманом старшего брата введены были во грех дядья мои! — твёрдо и громко ответил Чародей. — Потому, как велит Господь Бог наш, всеблагой и всемилостивый, прощаю я им прегрешения против меня и детей моих!

Если в глазах жителей были не восторг и обожание, то я даже не знаю, как ещё это назвать.

— Узрите, люди, поступок настоящего мужа, воина и властителя! Он, как и заповедал нам Господь, прощает должникам своим! Потому полагаю я, что простит и Бог грехи заблудших Святослава и Всеволода. А мы все помолимся всем сердцем о том, чтобы не было больше свар, склок и предательства промеж родичей кровных! И да воцарится мир и любовь на земле русской во веки веков!

Да, оратор из отца Ивана был первоклассный. От согласного и одобрительного воя горожан гостей едва не выдуло обратно за ворота.

— Зачем пришли вы в Киев, братья? — вопросил торжественно патриарх после того, как успокоилась, прооравшись, толпа киевлян.

— Чтобы встать под руку великого князя Всеслава Брячиславича, признав его верховенство и право владеть землёй русской, всеми её богатствами, вотчинами и наделами! — громко, чётко и размеренно проговорил Всеволод. А Святослав лишь согласно кивнул. Но по глазам его было видно, что с каждым из слов брата он согласен всем сердцем.