Воин-Врач II

Глава 23 Измена или смерть

Пожалуй, это шоу тоже можно было смело записывать в прорывные достижения, а в чём-то — даже в культурную революцию. Маленькую такую, домашнюю практически, но совершенно не характерную для патриархальной Древней Руси. Сперва и вовсе спасало только то, что патриарх и волхв были посвящены в планы Всеслава заблаговременно, а то непременно запретили бы срамоту, да ещё и наложили чего-нибудь, типа вета, анафемы или ещё какой-нибудь епитимьи. Буревой так и просто обложил бы, у него с народным фольклором отношения были тесные. Лаяться волхв умел так, что даже Ставр только благоговейно глаза прикрывал.

Сперва всё шло вполне себе чинно. Попрыгали и покувыркались гибкие парни и девушки в клетчатых, хотя скорее даже «в ромбик», трико. Непривычная и от этого вызывающая одежда привлекала внимание, наверное, даже больше, чем само выступление. Тем более, у пары гимнасток и гимнастов было, на что посмотреть. Дарёна уставилась на мужа и не сводила с него глаз, пока эквилибристы не закончили кувыркаться и стоять друг у друга на плечах и головах. Щёки её то покрывал, то отступал румянец, будто княгиня размышляла, что стоило сделать первее — смутиться или разозлиться. И всё никак не могла выбрать. Домна смотрела на прыжки и кувырки без всякого интереса. Знатный и благородный народ то и дело озирался на князя, словно боясь пропустить момент, когда Чародей рассвирепеет и повелит гнать проказливых франкских скоморохов пинками и тряпками. Но Всеслав сидел с равнодушным лицом, не выражавшим ни радости, ни восторга, ни осуждения. Ну, кувыркаются. Подумаешь, невидаль. У нас тоже, случается, по сеновалам летом всякое происходит, так что ж теперь, переживать по любому поводу?

Вторым номером были песни, сопровождаемые кукольным спектаклем. Тут пошло повеселее. Снова показали, как бились с норманнами на каком-то там их мосту великие воины прошлого. Картавый переводчик сперва вкратце сообщил либретто, или как там называется короткий пересказ сюжета, а потом уж пошли мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Было ново и интересно, а сочетания мужских и женских голосов, непривычные для отечественного шоу-бизнеса, очень красиво дополняли друг друга. Три песни, исторического и легендарного характера, понравились публике значительно больше, чем кривляния гимнастов. Одежда на артистах была вполне приличной, хоть и тоже непривычного покроя, привлекавшего внимание.

В финале этой части прошла уже виденная князем на торгу миниатюра, как фигурка в волчьем плаще отвешивала подзатыльников германцу и латинянину. Бомонд покатывался со смеху по лавкам, колотил по столам и ржал во всю глотку, стараясь переорать друг дружку. Да, над этикетом в одиннадцатом веке никто особенно не заморачивался, хватало дел и поважнее.

Рогволд, которому вряд ли было много видно, и тем более понятно, увлечённо махал ладошками в такт взмахам мечей серого воина над ширмой, указывал на него пальцем и хохотал от всей души. Ну да, мультиков тут не показывали, а игрушки были в основном полезными и экологичными: деревянными, соломенными и тряпочными. И ни одна из них не прыгала и не голосила так, как эта, невиданная.

— Тятя, дай!

Дарёна посмотрела на мужа гордо и довольно, будто сын не два слова подряд сказал, а как минимум песню спел, сложную, с припевом. А князь остолбенел, поняв, что шоу-то, вполне возможно, оказалось срежиссировано и не им. Не подумал он об этой возможности.

Мальчик лет двенадцати выбрался из-за кулис-ширмы и пошёл, огибая столы со знатью, к великокняжескому. Маленький Рогволд глаз не сводил с куклы, что будто сама тянулась к нему и шла в руки. А Дарёна с тревогой смотрела на мрачневшего с каждым шагом мужа. Откуда бы ей было знать, что думал Чародей про те чётки чёрного дерева, снятые с бывшего митрополита Георгия. Которые, попади они на молочный зуб сыну, убили бы его быстрее, чем можно было успеть дать противоядие. Из чего была сделана кукла русского князя, что она могла таить в себе — не было ни единой идеи.

Волков спасли собаки. Да, неожиданно, но факт.

Мальчишку-кукольника, чернявого, сероглазого, остановил пёс, один из тех телят, что до поры спокойно сидели и лежали среди зрителей. Паренёк замер, не сводя искренне напуганных глаз со здоровенной скотины, чья лохматая серая морда была не сильно ниже его собственной, бледной. С чувством глубокого превосходства над двуногим, кобель обнюхал сперва его, от странной обуви с загнутыми наверх носами, до самой макушки. Потом внимательно изучил куклу, тыкаясь носом. Затем неожиданно быстро облизал маленькому менестрелю обе руки, потом лизнул куклу в нарисованное лицо, едва не смыв его здоровенным языком. А потом трижды, обстоятельно, прошёлся по онемевшему и остолбеневшему пареньку.

Кто так учил этих собак, и учил ли, князь не знал, но отметил, что выяснить нужно было непременно. И наградить. Пёс облизал места, где мог находиться яд, а после облобызал троекратно самого дарителя. Сильная отрава, что могла таиться в кукле или на руках кукловода, наверняка уже дала бы знать о себе. Смертью геройского пса, мальчишки или их обоих. Празднику бы, конечно, тогда уже вряд ли что-то помогло. Но Боги снова уберегли. Видимо, это представление здесь, внизу, на земле, по-прежнему чем-то их интересовало.

У стоявшего растерянно в собачьих слюнях мальчика куклу забрал Гнат. Осторожно, как алый уголь из костра или гадюку с кочки. Мало ли, каких хитростей навыдумывали его западные коллеги? Но серый князь висел безвольно, тряпочкой, опустив руки с зажатыми мечами. Не вспыхивал, не дымил и не взрывался. Наверное, потому, что о том, как делать так, чтобы что-то вспыхивало, взрывалось и дымило лучше всех в этом мире теперь знали Всеслав, Рысь и ещё три человека, которых сейчас в зале не было. Они вообще из подвала последние два месяца никуда не выходили, даже несмотря на то, что двое из них были немыми. Семьи их получали щедрое, баснословно щедрое довольствие, и были уверены, что мужья и отцы уехали с торговыми делами князя куда-то далеко. Гнат сказал, что так будет вернее, и Чародей не стал с ним спорить. Да и привычки он такой особенно не имел, чтоб против правды переть.

У Рыси куклу взял Всеслав. Присмотрелся. Портретного сходства, конечно, ждать не стоило. В этом времени его, собственно говоря, и от портретов-то никто не ждал. Но глаза, намалёванные серо-зелёным и шрам над правой бровью давали понять, что это не просто какой-то неизвестный князь русов. Этот как раз был вполне себе известным. Пожалуй, даже больше, чем ему самому бы хотелось.

Кукла, надетая на правую руку, покрутила головой, помахала мечами, будто разминаясь.

— Здр-р-рав будь, Р-р-рогволд! — чуть пискляво прорычала она.

Волька разинул рот так, что можно было изучать миндалины, приди такая охота. Дарёна вскинула брови, как и Домна, стоявшая рядом. Они обе не сводили глаз с волшебной куклы, что «оживил» Чародей. О том, что говорить, не особо шевеля губами, умел не только Гнат, обе позабыли напрочь.

— Я буду твой др-р-руг! Меня зовут Бус!

Сняв куклу, Всеслав передал её заверещавшему от радости сыну. Мальчонке, так и стоявшему в паре шагов от стола, кинул щелчком золотую монету, которую тот поймал на лету́ двумя руками, тут же запихав за щёку, отчего сразу стал выглядеть так, будто заработал не денег, а флюс. А князь провёл большим пальцем по правой брови. Внимательно глядя на становившуюся ещё загадочнее Алис. Которая прижала руки к груди и прикрыла глаза. Заметив крошечный хвостик белой шёлковой ленты, зажатой в правом кулаке Чародея. Он нащупал её в кукле и достал так, что кроме него, Рыси и зарубежной шпионки об этом никто не знал.

Когда начались песни, публика отвлеклась на них. Особенно на ту колыбельную, что снова мастерски исполнила гостья из дальних сказочных стран. В её голосе и впрямь было что-то завораживающее. А ещё она явно не была дурой. Одежда на ней оказалась вполне целомудренной, на лице неяркий грим, волосы убраны в многоэтажную причёску. Плечи певица держала чуть опущенными, как и глаза. Несложные и совершенно несвязанные, кажется, между собой действия исключали даже возможность сравнить её с великой княгиней. На которую она по-прежнему была похожа, как сестра-близнец.

Пока все слушали и даже вполголоса подпевали колыбельной, князь изучил послание, чуть качнув бородой Гнату, чтоб тот тоже глянул. Рысь прищурился на вязь буквиц и символов. И разинул рот, потеряв разом всю извечную собранность и невозмутимость. Пришлось Чародею ткнуть друга локтем в бок, вручную возвращая на его лицо нужное выражение. Убирая не свойственные нетопырям оторопь и крайнее изумление. Из гостей эту краткую пантомиму углядели, кажется, только волхв с патриархом. И Ставр, что, в отличие от Гарасима, представление смотрел без видимого интереса. Ну и Вар с Немым — им по должности полагалось всё примечать.

После выступления декорации отнесли к дальней стене, а на их месте установили стол для лицедеев-менестрелей. Это в просвещённой Европе принято было иногда кормить их с пола, вместе с шутами и собаками, забавляясь, глядя на то, как охотничьи псы вырывали еду из рук и ртов артистов. И это ещё в самом лучшем случае. Не было привычки усаживать их за один стол с «чистой публикой» и на Руси. Но Чародей, как многие уже понимали, с обычаями и привычками отношения поддерживал особые. Он соблюдал те, которые были ему близки и удобны, и без стеснения заводил новые, запуская их в массы широко, с плеча. Одна ледня вон чего стоила. Поэтому на сидевших с настороженно-напуганными лицами скоморохов посмотрели-посмотрели, да и перестали смотреть. Раз князь-батюшка, а с ним и сам патриарх Всея Руси, ничего зазорного в том не видят — значит, и остальным не следует.

Через некоторое время, когда нарядных представителей бомонда по одному-по двое начали выносить на воздух Ждановы, Всеслав заметил, что с француженкой о чём-то вполне легко беседовала Домна, что, как водится у баб, чисто случайно проходила мимо, но обратила внимание на интересный покрой платья. Ещё чуть позже зав.столовой мимоходом шепнула что-то на ухо Гнату, и через некоторое время тот оказался, тоже совершенно случайно, возле неприметного мужичка, того самого, что менял шапки на торговой площади. Блёклый, не выразительный, как небрежно оштукатуренная стена, он не вызывал никакого интереса, взгляду на нём решительно не за что было задержаться. Но вот если присмотреться, приложив усилие, как Чародей, то можно было заметить несколько интересных деталей.

Подходившего плавной рысьей походкой воеводу и начальника разведки невзрачный заметил спиной. Которая неявно напряглась, а ноги чуть изменили положение на полу, под лавкой. Знающий человек сразу понял бы, что из такого положения менестрель — или работник сцены, или кем он там был — мог легко сигануть минимум в три направления. Руки неприметного показательно медленно отложили ложку и нож, причём последний он одним пальцем развернул на столе лезвием к себе. Вроде как и не схватишь в запале с маху. Но Чародей видел тех, кто любые ножи метал на десяток-другой шагов, попадая в яблочко мишени, что было размером не больше куриного яйца. Не важно, на какую часть ножа ложились пальцы. Всеслав и сам так умел. А ещё он отметил необычные мозоли на ладонях и пальцах серого мужичка, помимо вполне обычных на кулаках. Только для воинов обычных, не для менестрелей. И то, что волосы у него были крашеными. Да как-то удивительно ловко: в том, что причёска совершенно настоящая, родная, сомнений не возникало. Но вот какого цвета была она на прошлом и позапрошлом задании этого незаметного — поди знай? А когда он вежливо обернулся на лавке к Рыси, что остановился от него чуть дальше вытянутой руки, князь отметил и пару шрамов, уходивших под рубаху, и знакомый характерный взгляд. И снова более подходящий кому-то из нетопырей, а уж никак не бродячему музыканту. Интересный, очень интересный персонаж. Да и вообще вся история выходила на редкость интересная. И запутанная. Даже слишком.

Они подходили по очереди, замирая возле князя и княгини на краткое время, вскоре отходя за какими-то срочными надобностями, Домна и Гнат. И то, что зав.столовой и старший страшных душегубов что-то докладывали или сообщали какие-то важные новости, предположить по лицам любого из них никто бы и не догадался. Но история с каждым новым подходом становилась ещё более захватывающей.

Гридница-зал постепенно пустела. Уходили своими ногами те, кто был покрепче в плане спиртного и здравого смысла — пить «в лёжку» на княжьих пирах, конечно, считалось хорошим тоном и показателем уважения к хозяину, но перемолвиться с ним парой слов, получить обещание, подарок или доброе слово, разумеется, было ещё лучше. Ну, или хотя бы просто возможность придумать те подарки и ласковые слова, которые всё равно никак бы не смогли проверить те, кого уже вынесли на улицу Ждановы.

Князь, княгиня-матушка и маленький Рогволд, все в драгоценных одеждах из редчайшего черно-бурого меха, провожали гостей, выйдя на гульбище. На дворе коптили и потрескивали факелы, разгоняя непроглядную темень позднего зимнего вечера. У ворот переругивались сторожа, громко и не вполне цензурно сетуя на то, что заезжие менестрели никак не могли попасть в створки своей убогой колымагой. Но этот спектакль уже совершенно точно шёл по плану Чародея.

В той самой «штабной» комнате собралась вся «Ставка». Княжича забрали Домна и Агафья, и сейчас он, наверное, уже дремал в люльке, новой и большой, обнимая новую любимую игрушку, князя Буса в сером плаще из волчьей шкуры. Дарёна сидела на лавке в простенке, том самом, где так удачно оказалась свидетелем немецкой вероломности. За столом заняли места сотники и старейшины. Гарасим со Ставром подпирал стену где-то между столом и нишей, в которой замерла в ожидании княгиня.

— Сам-то веришь в то, княже? — хмуро спросил из рюкзака безногий убийца. — Уж больно на небылицу смахивает.

— Да, сомнительно как-то это, — поддержал его патриарх Всея Руси. Текст записки они изучили вдумчиво, внимательно, а Ставр ещё и со свойственной ему въедливой придирчивостью.

— У нас тут давеча путник один заезжий гостил от папы Александра, — задумчиво проговорил Чародей, в который раз перечитывая послание на белом шёлке. — После того сестрица двоюродная императорова заезжала посвариться. А ещё данники его, Генриховы, людей моих на Варяжском море едва не поубивали. Тех самых, которые папу римского только что по миру не пустили без порток. Что из всего этого на небылицу меньше похоже?

Народ задумался. Как-то происходившее не рассматривали они с этой стороны. Ну, случилось и случилось. Ну, разведчики-розмыслы, ну, подсылы-доглядчики, суровые княжьи будни. Но вот о том, что слишком уж их много за краткое время оказалось, думал, видимо, один Всеслав. И радости от этого не испытывал никакой. Потому что точно знал по своей и моей памяти, что когда страны и властители не могут договориться миром, по-соседски или хотя бы по-человечески, начинают гибнуть живые люди. Помногу. Да, здесь не было автоматического оружия, ковровых бомбардировок и систем залпового огня. И даже взрывчатки не было. Ну, почти. Но и народу жило в разы меньше. И изводить их, живых, русских, в угоду тайным планам всякой сволочи в планы великого князя не входило совершенно.

Открылась дверь, и в комнату вошли в сопровождении Гната и Вара, вежливо поклонившись, Алис и тот неприметно-мутный тип. Только выглядел он теперь совершенно по-другому. Прямая спина и другая посадка головы делали из блёклого менестреля совсем иного человека. Знавшего себе цену, и немалую, умного и ощутимо опасного. На нём была какая-то невиданная рубаха с длинными рукавами, кажется, шёлковая, на ней что-то похожее на длинную жилетку, подбитую мехом, вроде беличьего или лисьего. А на груди висела тяжёлая и явно золотая цепь с медальоном. И перстни на пальцах теперь уже совершенно не выбивались из образа: дворянин, из знатных и родовитых, тех, что восседали на подушках возле королевского престола вполне заслуженно и привычно. Вот тебе и пригласили клоунов с улицы…

— Барон Роже де Мортемер, дама Алис Мондидье, — представил бродячих артистов Рысь, проходя на привычное место за плечом Всеслава. Брови патриарха взлетели ввысь, у волхва же наоборот мгновенно сошлись над переносицей.

Пока я пытался разобраться в небогатых познаниях князя о франкских властителях и аристократах того времени, барон помог певице разместиться на лавке и устроился рядом. Вновь прибывшие подняли кубки, у Алис он был чуть побольше. Отец-настоятель не останавливался ни в медицине, ни в фармакопее, ни в самогоноварении, и не так давно порадовал лёгкой настоечкой, где чувствовался анис, бузина, малина и ещё какие-то травы. По мне так вполне себе приличный вермут получился у святого отца. У баб он, по крайней мере, мгновенно приобрёл небывалую популярность. Напиток, не монах, само собой.

— Мы рады приветствовать великого князя Всеслава Русского, его семью и ближних людей, — совершенно без акцента сказал Роже, поднимаясь с лавки и салютуя лафитничком. Так плавно и грациозно изменить положение тела смог бы не каждый. Серьёзный барон.

— Всегда рады дорогим гостям из дальних краёв, — поднимая свой кубочек, ответил Чародей, продолжая без стеснения изучать гостя. — Тем более тем, кто приносит такие нежданные вести. Полагаю, ты сможешь рассказать нам много интересного и поучительного, Роже де Мортемер.

— Почту за честь развлечь беседой тебя и твоих друзей, великий князь, — светски кивнул барон и намахнул стопку. Позволил себе чуть поднять одну бровь, осторожно поставил рюмку на стол, пощёлкал пальцами, словно раздумывая, чем бы оттенить столь неожиданную вкусовую гамму, и подцепил из миски прядь квашеной капустки с клюквой, аппетитно захрустев. С выражением полнейшего блаженства на лице.

«Споёмся», — подумал князь. «Есть все шансы. Не сглазить бы» — отозвался мысленно я. И Всеслав Полоцкий постучал трижды по столу. А великий волхв Буривой опять понимающе прикрыл глаза, дав понять, что снова не пропустил явления Врача в Воине.

Некоторое время сидели, обмениваясь малозначащими фразами, вроде как привыкая друг к другу. Было заметно, что эти двое чуть расслабились, поняв, что убивать и мучить их прямо здесь и сейчас, за столом, в присутствии священника, никто пока не собирался. Поэтому кушали и выпивали, вполне наслаждаясь жизнью. Очень редкое и очень полезное свойство для представителей такой нервной и опасной профессии.

— Признаюсь, я был довольно обеспокоен появлением дамы Алис в городе, — начал Чародей. — Неприятно осознавать, что твою жизнь, привычки и обычаи кто-то внимательно исследовал и изучил. Но это вполне объясняет мой новый титул великого князя: чем выше поднимаешься — тем больше глаз смотрят на тебя.

— Истинно так, княже, — склонил голову Роже. — Каждый из властителей несёт этот крест, как Спаситель наш Иисус Христос. Насколько мне известно, у Святого Престола есть подробные описания даже некоторых вождей северных племён, что живут на берегах моря, что вы зовёте Варяжским, — он говорил, как завсегдатай светских раутов и приёмов, легко и на любые темы. Подкованный. Где их только учат таких?

— Мы с моим другом Гнатом даже подумали, что с большим интересом пообщались бы с тем, кто послал вас сюда и придумал это выступление. С куклами, с песнями. Очень… впечатляюще у вас получилось, — продолжил Всеслав. — Да вот беда, по границам моих земель, как и по землям соседей, менестрели не проезжали. Единственный караван, в котором были бретонские лошадки, пришёл на русские земли по Припяти, с Вислы, с земель Болеслава. У которого сейчас гостит тот, кто любезно уступил мне свой город и титул. И был тот караван сугубо торговым, без певцов и лицедеев.

Лица барона и дамы, выражавшие исключительно вежливую заинтересованность, никак не выдали опаску или тревогу о том, что перемещение их было слишком быстро отслежено до самых границ этих, казалось бы, диких и слабонаселённых земель.

— Мы не заходили в Гнезно, не встречались с Изяславом и польским королём, княже. Наш путь был предначертан пославшими нас, и петь для других мы не планировали, — легко ответила Алис. Без намёка на кокетство. Будто необъяснимым женским чутьём ощущала то, что княгиня где-то рядом. Она и на простенок тот пару раз глазами повела, словно насквозь его видела.

Старики завозились на местах, чувствуя, что размеренная застольная беседа понемногу переходила к главному.

— Я прочитал ту весть, что вы принесли от пославших вас. Она, скажу честно, удивила меня. И я пока не могу понять, хорошо это или плохо, — коснулся пальцем Всеслав белой ленты, что так и лежала перед ним на столе.

— Основное было начертано и скреплено подписью, — неторопливо ответил Роже. — На словах мы вряд ли можем сказать больше. Но, как тебе наверняка ведомо, правильные вопросы часто ведут к правильным ответам. Нам приказано отвечать тебе без утайки. Спрашивай, великий князь.

Клянусь, я бы на месте Всеслава сто раз уже запутался во всех этих именах и странах, Изяславах, Болеславах и Ярославах. Ему же было попроще. Он каждого из фигурантов, так скажем, либо знал лично, либо был наслышан, а многим и вовсе приходился роднёй, пусть и не самой близкой, но кровной. Здесь, в этом времени, это значило многое. Уже не для всех, к сожалению. Но письмо намекало на то, что люди, чтящие память общих предков и старую Правду, жили не только вокруг Днепра, Двины и Волхова. Пусть и верилось в это, как уже говорили советники, с большим трудом.

Князь не спешил переходить к вопросам. Прежде он ещё раз внимательно перечитал письмо.

«Мир тебе и твоим близким, Всеслав. Мы внимательно следим за твоими успехами в правлении на земле наших пращуров. И глубоко осуждаем жадность и тщеславие наших братьев, нарушивших священную клятву крестного целования. Слухи о потерях Святого Престола на северных и восточных землях глубоко опечалили верных католиков и вселили надежду в империю. Мы будем рады видеть тебя союзником, Всеслав, и заверяем в том, что от нас нет и не будет угрозы землям и люду русскому.»

Как и сказал барон Роже де Мортемер, основное было начертано. И скреплено подписью. Которая гласила: АНА РЪИНА. По латыни — Anna Regina, «королева Анна». Дочь Ярослава Мудрого, Злобного Хромца. Королева Франции.