Когда я придумывала схему кристалла памяти, я все же именно думала — и додумалась до одной «очень умной мысли»: данные в память и из памяти передаются по одной шестнадцатиразрядной шине, так что добавила в схему простенький переключатель режима работы: «читать» или «писать». Два бита — но и их хватило для того, чтобы все микросхемы посалить на одну общую шину. Если на кристалл приходит сигнал «читать», то открывается выход на шину и очередные два байта просто «висят» на шине, пока не сигнал этот не выключится. А если «писать» — то данные с шины в нужные (определяемые адресными битами) байты прямо с шины и записываются. Ну а если оба бита установлены в ноль, то кристалл на то, что в шине имеется, просто не реагирует. Очень удобно, так и перезапись данных с кристалла на кристалл может проходить без участия процессора — но чтобы все это заработало, нужно еще и контроллер всей платы с кучей установленных на ней микросхем придумать. Простой контроллер, я даже примерную схемку его набросала — но самой еще и его разрабатывать было просто некогда.
Так что я тридцать первого января, под занавес зимних каникул, съездила в МИФИ, отвезла тамошним разработчикам коробку с микросхемами, приложила довольно детальное описание того, как эти кристаллы работают и даже свой эскиз схемы контроллера им отдала. И ехать пришлось в этот раз уже на Каширку: в декабре там сдали небольшой лабораторный корпус и все работы с «железом» были перенесены туда. Вот только на дворе стоял год совершенно пятьдесят восьмой, расчисткой дорог хотя уже люди и занимались, но не проявляя при этом бешеного энтузиазма, а ночью как раз снежок выпал — так что доехала я в МИФИ с изрядными трудностями. А уж назад — снег-то и днем не прекращался, так что выезжать мне пришлось буквально через сугробы (мифиченские дворники дорожки у института все же лопатами расчистили, но сгребленный снег они убрать именно с подъездной дороги, ведущей к лабораторному корпусу, не успели). И мне, как я поняла, с этим очень крупно повезло: колесо от моей «Победы» отвалилось именно в тот момент, когда я такой сугробчик с разгону преодолела и резко затормозила перед поворотом.
Так как движение по внутренним дорожкам институтской территории особо оживленным не было (я, похоже. С утра только одна сюда и заехала), то выпендриваться особо я не стала, вернулась в лабораторию, пригласила на помощь парней — и через полчаса машина снова оказалась на колесах. Гайки, понятное дело, в снегу никто искать не стал, с оставшихся на месте колес по одной отвинтили и я домой поехала очень не спеша. То есть не сразу домой, а сначала заехала в гараж КГБ, где слегка попеняла на некачественно проведенное двумя днями раньше техобслуживание. Действительно слегка, я ведь даже испугаться не успела.
А в субботу с раннего утра ко мне в общежитие пришла Лена и положила на свободную кровать две больших тряпичных сумки:
— Так, Светик, быстренько одевайся, возьми с собой смену белья, щетку там зубную, расческу… и пару костюмов тоже захвати: мы сейчас поедем в санаторий.
— Лен, какой санаторий? Учеба начинается, у меня как бы лекция с утра…
— Мы сейчас едем в санаторий, и это не обсуждается. А чтобы тебе легче собиралось, скажу одно: у машин, которые в наших гаражах обслуживаются, колеса сами по себе не отваливаются.
— То есть ты думаешь…
— Я ничего не думаю, а просто действую по инструкции. Ты еще серый свой костюм захвати, да, вот этот. Тебя сейчас Надя куда следует отвезет, а я к тебе попозже заеду, скорее всего после обеда или даже к ужину. Ну что, собралась? Пошли уже…
Надя отвезла меня именно в санаторий, небольшой, расположенный неподалеку от Москвы, А Лена туда приехала все же еще до обеда. И сразу рассказала мне много нового и интересного:
— Гайки с колес тебе открутили скорее всего на стоянке возле МИФИ: там вахтерша двух каких-то парней заметила, копавшихся возле твоей «Победы». Но она решила, что это дворники и из-под машины снег стараются выгрести…
— А что, она тамошних дворников не знает?
— Там в основном студенты подрабатывают зимой на очистке дорог, всех их никто не упомнит. А эти сначала все же дорожку к лаборатории очистили, только потом у машины копошиться стали. Кстати, они потом лопату бросили, в АХО сказали, что у них таких нет… товарищи уже нашли, где ее купили, и вроде даже продавца нашли — так что этих копателей, думаю, к завтрашнему вечеру уже возьмем. Но пока не взяли, давай вместе подумаем, кому ты успела дорогу так сильно перебежать?
— Иностранцы внимание обратили на мою бурную деятельность?
— Они давно уже обратили, и теперь думают лишь об одном: ты незаконнорожденная дочка кого из членов твоего комитета. Но они точно знают, что ты зарплату завлабовскую получаешь только за то, что возишь указания руководства в разные организации и собираешь там отчеты. А курьер иностранцам не особо интересен.
— Лен, ты в этом уверена?
— Абсолютно: такую легенду я и придумала, в шпионам ее слили весьма опытные в таких делах товарищи. Которые даже убедились, что ее за границей с удовольствием проглотили. Так что думать нужно лишь о том, кому ты у нас поперек горла встала так, что тебя даже убить готовы.
— Да никому я особо поперек и не вставала, тем более что все инженеры образованные, культурные, всяко одно дело делаем и убивать конкурента…
— Маленькая ты еще, тут эти образованные и культурные доносы друг на друга раз в неделю пишут, в таком конкурентов обвиняют, что и расстрел снисхождением покажется. А и непосредственно попытки убийств не такая уж и редкость. Но мне вот что непонятно: о том, что большую часть проектов по полупроводникам именно ты придумала, знаю только я и мои лейтенанты, которые твои писульки перепечатывают на грифованных бланках и в спецтетрадях, а ты, судя по некоторым отзывам исполнителей, часто даже не понимаешь то, о чем им рассказываешь. То есть и там большинство тебя в качестве конкурента даже воспринять не в состоянии — и все же…
— Не думаю, что это хоть как-то с полупроводниками связано: на «Светлане» как германием занимались, так и занимаются, им даже больше средств теперь выделяется. Во Фрязино — тут ты права, меня там все же считают скорее именно «передатчиком» чьих-то ценных указаний, та как лично я им ничего особо полезного сообщить не смогла, им до всего своим умом доходить пришлось. Но ведь дошли, и уже будущие ордена и медали примеряют. А по поводу машин вычислительных — так их только ленивый сейчас не проектирует, а что у нас подучается уже… почти получается сделать такую машину на микросхемах, знают только фрязинцы и мифисты — которые сами всеми разработками и заняты, через меня они только средства на работу получают.
— То есть, считаешь, тут копать не стоит?
— Я не считаю, просто сильно сомневаюсь, что тут что-то найти получится. А вот по прочим проектам… я же и стройками разными руководила… стройки курировала… знаешь, думаю стоит среди архитекторов посмотреть: мне парни из МИСИ и МАРХИ говорили, что с принятием их проектов каркасно-монолитных домов кучу других проектов очень заслуженных товарищей в помойку отправили. А ведь если проект принимается, то там, говорят, авторы очень приличные деньги за это получают.
— Ну, я же говорила, что голова у тебя соображать умеет. Еще парочку каких-то умных идей она родить сможет?
— Может быть и сможет, но только не сегодня: я как раз начинаю пугаться. Но в целом, если буржуев исключить, искать, думаю, надо там, где моя работа кого-то лишила больших денег… или званий. Но их только по линии СНТО столько через меня прошло…
— Тогда отдыхай пока. С территории санатория не выходить… да тебя и не выпустят, если что-то нужно будет, скажи Наде, она привезет, а телефоны наши ты знаешь. Официально ты сейчас на больничном… на карантине, как контактер человека с подозрением на чуму. То есть тебе потом именно это в больничный и впишут, так что даже не думай высовываться, ты нам и себе всю легенду поломаешь. Главное нам пока работать не мешай, если понадобишься, то я тебя лично позову. Всё поняла?
— Все… а можно будет как-то договориться с парнями из группы на предмет конспекты лекций заполучить? Сколько на этом карантине-то сидеть придется?
— Светик, я же не врач, я не знаю сколько. А с конспектами… придумаем что-нибудь. Всё, отдыхай, а я пошла работать.
На карантине я просидела почти две недели, и со скуки придумала хитрую гайку, которую без специального ключа ни отвинтить, не завинтить нельзя. То есть завинтить все же можно, с минимальными извращениями, а вот отвинтить… Идею я позаимствовала от пузырьков для лекарств или ядовитой бытовой химии, которые в моей старости любой сотни раз в руках держал — но тогда все принимали их как должное, а сейчас эта гайка проканала за серьезное такое изобретение. То есть о том, что это именно изобретение, я поняла лишь тогда, когда Надя — через которую я эскиз гайки передала Лене — принесла мне кучу бумажек на подпись. Все же Лена давно подобную мою деятельность отслеживала и даже если я сама что-то в этом плане пропускала, она без внимания не оставляла. К бумажкам сугубо официальным прилагалась и записка от Лены:
«Светик, за крышки для флаконов с гадостями тебе будут платить, думаю, по полкопейки с сотни изготовленных, так что если пожелаешь, можешь всем моим лейтенантам по „Волге“ купить в подарок за то, что они всю твою писанину перепечатывают, пальцев не жалея. Но на меня не ссылайся!»
Я, прочитав записку, сначала поулыбалась, а затем, прикинув, сколько подобных флаконов по всему Союзу могут произвести, задумалась. Я уже несколько раз замечала в хозяйственных магазинах щелочь в полулитровых полиэтиленовых флаконах, да и вроде кое-какие лекарства тоже начали в пластиковых бутылочках выпускать — и, так и не сумев подсчитать возможные прибыля, решила, что пяток «Волг» девушкам подарить точно стоит: такой расход на общем фоне я, скорее всего, просто не замечу. А вот что делать с Леной — я пока не придумала, так как она давно уже сказала, что от меня она даже подарки на день рождения дороже червонца не имеет права принимать. Хорошо, что это ограничение хоть на цветы не распространялось, да и на тортик тоже вроде никто внимания не обращал…
А пятнадцатого февраля Лена еще раз приехала за мной (на этот раз на «Волге») и сказала, что карантин закончен. Уточнила официальную легенду: по ней у товарища чума не подтвердилась, просто очень странная аллергия у него была на орехи кешью. А на мой прямой вопрос она ответила уклончиво:
— Мы разобрались, виновные обнаружены и уже наказаны, у нас думают, что больше тебе ничего уже не грозит… Да, давно спросить хотела: а ты из пистолета стрелять умеешь?
— Из ружья умею… из духовушки. В тире неплохо вроде стреляла. А что, нужно и пистолет осваивать?
— Нет, я просто спросила. Ту совещание было… по этому поводу, Павел Анатольевич сказал, что если ты умеешь, то тебе его официально выдать стоит…
— Нет, не умею и уметь, честно говоря, не хочу.
— Правильно, а если что, то Надя умеет более чем неплохо. Только… если она вдруг в твоем присутствии стрелять начнет, ты сразу ложись. Куда угодно ложись, хоть в грязь, хоть в лужу ледяную, ты поняла?
— Поняла, даже в выгребную яму нырну при необходимости. Хотя нет, в выгребной задохнуться легко, я лучше в нее запихаю того, в кого Надя стрелять будет… А все же мне интересно: кто?
— Тебе не интересно, понятно?
— Да… — уныло протянула я, а Лена продолжила:
— И тем более неинтересно, поскольку самолет из пластмассы ребята в МАИ придумали не по твоему указанию, а под руководством товарища Мясищева.
— Все страньше и страньше…
— Ну да, конечно. Ты хоть представляешь бюджеты на разработку новых самолетов? То есть я сама знаю: не представляешь и представлять не хочешь. И учти: я это точно знаю. Да, справку из карантина я в твой деканат уже отнесла, можешь не суетиться.
— А они не подумают…
— Между прочим, эпидемиологическая опасность и в нашу сферу деятельности входит. Не вся, но… И еще: о том, что ты такая умная и вся из себя талантливая даже в МВТУ мало кто знает, а уж о том, сколько ты за изобретения получаешь, кроме нас — первый отдел имею в виду — вообще никто. И даже не догадывается, ты же деньги эти ни на что не тратишь…
Ленин намек по поводу падений в лужи я восприняла не очень серьезно, но оказалось, что совершенно зря. У меня просто забрали «Победу» и теперь, если мне нужно было куда-то по Москве поехать, меня именно Надя и возила, на бежевой «Волге». А поездить пришлось, хотя и не особо много: пару раз в МИФИ скаталась на обсуждение мелких деталей в проектировании новых контроллеров к вычислительной машине, еще четыре раза во Фрязино прокатилась. Фрязинские инженеры все же смогли ручками провести трассировку кристалла, на котором (одном) разместили четырехпроцессорный модуль «мифической» машины, что было само по себе хорошо. А еще они изготовили для собственной лаборатории тактовый генератор и проверили работу КМОП-памяти в режиме перезаписи данных с кристалла на кристалл, и оказалось, что их продукт прекрасно работает без сбоев на тактовой частоте до девяти мегагерц. То есть-то была убеждена, что он и на двадцати мегагерцах так же работать сможет, но их генератор просто больше не выдавал… пока не выдавал. Но и этот результат меня порадовал очень сильно: два байта пересылались с места на место всего за четыре такта, следовательно эта память позволит выполнять (причем сама по себе, без участия процессора) больше двух миллионов операций в секунду. В чтобы процессору вообще в такую работу вмешиваться не требовалось, я придумала еще один контроллер, который управлял пересылкой любого числа байтов с места на место, получив от процессора только адреса начала и конца пересылаемого блока и адрес. Куда его перемещать. Ох и умница же я, ведь все это можно было проделывать даже не прерывая обмен данными между памятью и процессором… ну, почти не прерывая.
А ребята в МИФИ к концу апреля разработали и изготовили контроллеры, позволяющие подключить в компу диски и магнитофоны, а так же (уже по собственной инициативе) новенький буквопечатающий аппарат, разрабатываемый для машин БЭСМ. А я им подсунула еще и монитор (его вообще на грузовике привезли, так как диодные матрицы знакогенераторов едва влезли в металлическую тумбу весом килограммов в двести), но там аппаратный интерфейс уже был подогнан под мифический компьютер, так что ребятам нужно было просто сопряжение с шиной памяти придумать. Тоже работа не самая простая, но они пообещали монитор к машине подключить не позднее июня…
Но все это было «работой с железом», причем в той области, в которой я разбиралась лишь поверхностно. А тот же Владимир Николаевич ждал от меня совсем другого, и я была совершенно убеждена, что ему до деталей имплементации компов в железе вообще дела не было. Но я ведь когда-то училась в том числе и программированию, причем в эпоху, когда даже доступ к живому компьютеру был жестко лимитирован — так что я свою работу пока делала «на бумажке». И не программы писала, а просто расписывала (в меру моего понимания вопроса) алгоритмы разных модулей, что тоже было работой, насколько я понимаю, очень даже новаторской. Не в том смысле, что никто про алгоритмы не знал, сейчас уже в природе существовали даже языки высокого уровня вроде Алгола и Фортрана, но они ведь позволяли всего лишь «считать по формулам», а здесь задачка было совсем иного плана. То есть и считать было много чего, однако мое понимание именно «цифровой модели» чего-то сильно отличалось от того, что под этими словами понимали нынешние теоретики и практики программирования. Просто потому, что нынешним приходилось мыслить в совершенно иных категориях, пытаясь придумать, как программу поместить в пару килобайт памяти и как расчетные данные передавать из одной программы в другую…
Попутно я попыталась через знакомых все же кое-что выяснить — и выяснила (мне маёвцы много интересного рассказали), но ясности новая информация мне не прибавила ни на копейку. Потому что информация была… абсолютно верной, однако ее просто было слишком много. Во-первых, узнала, что совместное предложение КБ Мясищева и СКБ МАИ выиграло конкурс на ближнемагистральный реактивный самолёт, и предложение КБ Туполева было зарублено. Во-вторых, оказалось, что и совершенно студенческий самолетик для местных авиалиний выбил из другого государственного конкурса сразу и КБ Яковлева, предложившего переработанный вариант своего Як-8, и КБ Антонова (то есть, как я поняла, он собрался прелставить что-то, напоминающее Ан-14). Причем почему-то и ту, и другую победу маёвцев в отрасли связывали с тем, что якобы именно я эти проекты «пролоббировала» у товарища Булганина. А моя роль во всех таких проектах сводилась лишь к тому, что периодически из фондов Московского объединения СНТО я в МАИ мелкую денежку переводила для премирования наиболее талантливых студентов, причем переводила по заявкам институтского комитета комсомола и вообще не знала, кого и за что там премировать собирались.
Еще была совсем уж странная информация, относящаяся к «совершено секретной», но мое непосредственное участие в этих проектах было даже официально указано: у товарища Челомея были разработаны две крылатых ракеты с навигационными системами, базирующимися на «моих» акселерометрах и моих же контроллерах, производимых серийно. Одна — с дальностью до двух тысяч километров запускалась с самолета (исключительно с М-3) — и она привела к сокращению программы производства Ту-16. Вторая — пускалась с наземной установки и шла по заранее запланированному маршруту, производя фоторазведку — и лона отменила и проект КБ Туполева, и аналогичный проект Яковлева. А лично я и вроде даже ильюшинцам слегка кровь попортила: в «моем» СНТО несколько студентов и аспирантов разработали что-то, что было можно назвать даже «модулем планирования и коррекции» для авиабомб в четверть и в половину тонны. Там координаты цели закладывались на аэродроме, и после сброса (если аэродром был не дальше сотни километров от нее) бомба с таким модулем планировала километров на пятнадцать и падала на цель с точностью метров до пятнадцати. Военные от этот пришли в бурный восторг, а Ильюшину вместо разработки нового бомбардировщика приказали провести доработки Ил-28, необходимые для использования таких бомб. И в целом кого я столь сильно обидела, было совершенно непонятно. У меня было, конечно, свое мнение по этому поводу, но все же никакими доказательствами не подтвержденное…
Ну и плевать: я все же Лене верила насчет того, что «больше не грозит», а все прочее — мне нужно кровь из носу хоть что-то относительно работающее товарищу Челомею показать. Не прям вот щяз, но довольно скоро…
Вторую линию по производству микросхем поставили все же не на Фрязинском заводе, а в Брянске (а третью вообще в Брест ставить наметили). И брянские инженеры для пробы взялись сделать кодогенераторы для мониторов. Я вообще очень люблю, когда за дело берутся профессионалы: они, внимательно поговорив с разработчиками этих самых диодных матриц, решили много «почти одинаковых» кристаллов не делать, а сделать один в виде ПЛМ — то есть «программируемой логической матрицы». Хорошая штука: есть микросхема, которая сначала запихивается в программатор — и примерно через полминуты из программатора достается матрица с требуемой логикой, причем с любой требуемой. Правда, для разминки брянские инженеры решили эти ПЛМ делать небольшими (к ним не пришли с ЛОМО машины для создания фотошаблонов на кристаллах и они пока что-то самопальное придумали использовать, но с довольно низкой точностью) — и МВТУшные разработчики мне сказали, что «уже летом» я получу монитор, который «будет не больше телевизора 'Старт». Это меня порадовало, а еще больше порадовало то, что парни из МИФИ решили этот монитор использовать не только для показа информации, но и для «визуального ввода», и сами решили на своем опытном производстве наладить выпуск нужных для этого клавиатур. То есть я изначально имела в виду к монитору клавиатуру присобачить — а они подошли к вопросу прагматично и узнав, что бауманцы этот вопрос «пока не продумали», решили проблему самостоятельно.
Может из-за того, что мне явочным порядком резко сократили возможность ездить по разным местам, а может и из-за того, что я окончательно втянулась в учебный процесс, но сессия у меня прошла прекрасно и все экзамены я сдала на «отлично». Хотя по одному предмету и пришлось изрядно попыхтеть: Лена меня еще в конце марта предупредила, что ей просто запретили в самой категоричной форме «отмазывать» меня по общественным наукам и экзамен по «Политэкономии социализма» пришлось сдавать всерьез. Меня это в течение семестра нисколько не напрягало, я вообще старалась все эти «общественные» лекции не пропускать, так как было просто интересно смотреть, чем нынешние отличаются от «прошлых». Отличались они довольно сильно, и преподаватели в своему предметы относились серьезно, так что я проблем со сдачей экзамена не видела. Однако почему-то на экзамене — и не обратить на это внимание я не смогла — меня начали трясти буквально по всему курсу. И спрашивали меня не только по тому, что на лекциях читалось или на семинарах обсуждалось, а вообще буквально обо всем, что хоть как-то могло иметь отношение к этой самой политэкономии. Но понять, с чего бы преподавателям захотелось меня так сильно потрошить, я не смогла: в конце мне просто поставили «отл» и отпустили на все четыре стороны.
Этот экзамен был у меня последним, и больше до конца обучения никаких экзаменов сдавать уже не требовалось: наступило счастливое время «преддипломной практики». То есть официально работа над дипломом началась сразу после окончания девятого семестра, однако теперь ничто не должно было отвлекать будущего специалиста от работы над дипломом. Вообще ничто, по старой институтской традиции теперь со студентов даже все общественные нагрузки снимались.
То есть вообще все: в комитете комсомола вместо меня («в торжественной обстановке») сняли обязанности руководителя СНТО, назначив на эту должность парня-четверокурсника (которого я же и рекомендовала для этой работы), на должность координатора стройотрядов тоже кого-то выбрали (и его я раньше вообще не знала) — а я стала совершенно свободной. И даже Лене гордо похвасталась:
— Всё, теперь я буду готовить диплом и никто меня больше от этой работы не отвлечет даже на минуту!
— Свежо предание, — улыбнулась начальница нашего первого отдела.
— Это ты к чему?
— Это я к тому, что от должности куратора полупроводниковой промышленности тебя никто не освобождал.
— Там целый комитет работает, и в комитете совсем не дураки собрались, они и без моего кураторства справятся.
— Ты в этом уверена?
— А что меня может с этой уверенности сбить?
— Да почти ничего. Если не считать того, что финансирование всех программ возложено именно на тебя, и без твоей подписи Комитет ни копейки потратить не сможет.
— А я им… Председателю Комитета выпишу генеральную доверенность!
— Ну да, кто бы сомневался. А ты хоть примерно помнишь, сколько средств по этому проекту ты, именно ты направила в СНТО почти десятка институтов? А ведь они работу-то не закончили, как я понимаю, а без тебя Комитет им теперь и копейки не выделит.
— Вот черт!
— Не черт, а Светлана Владимировна Федорова. Впрочем, это почти одно и то же. Но я тебя все же порадую немножко: Там — она показала пальцем в потолок — в курсе всех твоих дел. И в курсе твоих забот, так что для непосредственного управления финансированием программ уже создана группа специалистов. Бухгалтеров, которым ты иногда будешь говорить, что им делать. Бухгалтера очень хорошие, поехали, я тебя с ними познакомлю.
— Куда поехали?
— К нам. На площадь Дзержинского…