Внучь олегарха

Глава 16

Газеты я читала — очень иногда, при острой необходимости только, а необходимость возникала, когда по научному коммунизму преподаватели задавали на дом «изучение работы партии на современном этапе». Но к моему величайшему удивлению, сейчас все эти «общественные предметы» давались принципиально иначе, чем в конце восьмидесятых в моей «прошлой молодости». Во-первых, работы товарища Сталина вообще изучались все пять первых лет обучения в институтах, а во-вторых, все же упор делался на том, «что делается сейчас и как это делать еще лучше», причем без упоминания по поводу и без повода «заветов Ленина». Но все равно я считала, что эти «науки» — по крайней мере для меня — это пустая трата времени и сил, так что их «проходила» большей частью просто мимо. Тем более мимо, что меня на кафедре общественных наук изо всех сил прикрывала Лена.

Но и преподаватели попадались сильно разные, и вот на десятом семестре у нас преп по как раз «научному коммунизму» внезапно поменялся, а новый — молодой и пышущий энергией парень — всерьез требовал от нас не то чтобы превратиться в «верных ленинцев», но быть глубоко в курсе творящихся в стране — под руководством коммунистической партии, естественно — событий. Ну и пришлось «углубиться» — и до меня дошло, откуда у меня возникло (причем давно уже) ощущение, что «что-то тут не так». Ведь в институте мы в обязательном порядке «изучали» и творения «дорогого Леонида Ильича» — а я что-то вообще не замечала, что описанное в его «целине» хоть как-то упоминается в нынешней прессе. То есть вообще про «целину» в газетах и журналах ни слова не было!

Я — чисто из любопытства — решила копнуть этот вопрос поглубже и с удивлением узнала, что пропустила, закопавшись в решение сугубо технических проблем, весьма серьезные изменения, произошедшие в стране. Оказывается, еще в октябре из-за «срыва плановых заданий по освоению новых посевных площадей, обусловленных недостатком трудовых ресурсов» сразу пять областей Казахстана были переданы в РСФСР. Понятно, что исключительно из-за нехватки трудовых: одновременно с этим первому секретарю республики товарищу Жумабаю Шаяхметову было присвоено звание Героя Социалистического труда «за достижение высочайших результатов в деле освоения новых сельскохозяйственных угодий». Я, испытав по этому поводу глубочайший когнитивный диссонанс, за разъяснениями сунулась в Тимирязевку: уж там-то точно знали, как можно «сорвать планы» и одновременно стать героем Соцтруда за их перевыполнение.

Оказалось — легко. Этот самый Жумабай — человек очень умный и деятельный — буквально за два с половиной года вдвое увеличил поголовье крупного и очень рогатого скота в республике, так что с мясом в СССР стало заметно лучше. И по своим, сугубо республиканским планам он наметил поголовье еще раза в три увеличить за пятилетку, причем специалисты считали планы совершенно реалистичными.

Еще я узнала, что осенью пятьдесят третьего отменили постановление об отмене программы создания лесозащитных полос и ее даже увеличили вдвое, добавив к программе весь Северный Казахстан. И была принята программа именно по освоению этой самой казахстанской целины, просто без особого шума и все же «на научной основе», предварительно степь для освоения все же подготовив. Но товарищ Шаяхметов в «сталинское преобразование природы», похоже, верил не очень, и не то чтобы саботировал, а просто внимания должного не обращал на создание защитных лесополос в северных областях — а там саботажников и просто очковтирателей нашлось немало. Но сам товарищ сделал все же много полезного, и чтобы на него не вешать «неизбежные репрессии среди национальных кадров», было принято решение проведение этих самых репрессий передать в Россию, причем вместе с этими областями…

Ну и лесополосы все же насадить там совершенно ударными темпами, настолько ударными, что даже рассаду желтой акации и смородины этой зимой стали в Ленкорани и Нахичевани срочно выращивать, а осенью эту самую акацию чуть ли не по всей стране с улиц и из парков выкапывали и отправляли в Уральск и Актюбинск, в Петропавловск и Павлодар. А вдоль Ишима и Иртыша срочно стали строить огромные лесные питомники, и весь планируемый выпуск двух лесотехнических институтов заранее распределили по этим питомникам…

То есть перспективы сельского хозяйства выглядели довольно радужно, а вот в других отраслях… тоже неплохо. И я к этим перспективам ведь тоже руку приложила! То есть в основном все же язык, хотя и руки все же немного использовала.

Руками я нарисовала парням из студенческого КБ МАИ, организованного товарищем Мясищевым, виденный мною когда-то (по интернету) двухвостый сельхозсамолетик-полутораплан с кабиной над мотором. И предложила им такой сделать, причем исключительно для собственного удовольствия (то есть бесплатно), правда пообещав им работу обеспечить всеми материалами, им самим — допуск на опытный завод МВТУ и протолкнув работы через НТО уже как курсовые и даже дипломные. И они самолетик сделали — а Минсельхоз, его посмотрев, сразу заказал таких полтысячи. Но одно дело — слепить из… из подручных материалов одну машину и совсем другое — произвести большую серию. А так как самолет вообще был слеплен из стеклопластика в основном, то ни один существующий авиазавод для его производства просто не годился, поскольку оборудование требовалось весьма специфическое — и ведь товарищ Мясищев как-то продавил в верхах идею строительства нового авиазавода! Но он после запуска в производство своего М-4 был у руководства страны в большом авторитете, а расходы на новый заводик были все же исключительно скромными…

А нескромными были расходы на постройку нового завода в Благовещенске, то есть в моем «родном» городе, который строился как филиал уфимского и на котором должны были делаться моторы для этого самолетика. Двигателисты из МАИ сделали, взяв в качестве образца четырехцилиндровый «Лайкоминг», мотор уже шестицилиндровый мощностью в двести сорок сил, работающий на обычном автомобильном бензине. Не совсем обычном все же, на девяносто втором — но такой бензин тоже уже массово выпускался, в Капотне, в Кстово и вроде еще на каком-то заводе на Юге. Просто я в «керосинке» (правда уже непосредственно через НТО) поставила перед тамошними аспирантами «задачу» попробовать для гидрокрекинга катализатор на основе платины с рением. Они попробовали, где надо попробовали и кроме дипломов кандидатов наук еще и два ордена Ленина получили на двоих… В общем, язык мой «ввел страну в крупные непредвиденные расходы», но подрастающая молодежь каждую вложенную в них копеечку многажды окупила почти сразу.

А уж сколько всего наделали студенты в НТО такого, о чем я даже не подозревала, и сколько (на порядки больше) всякого наделали уже не студенты! Но больше всего наделал отвечающий за партийные кадры и идеологию товарищ Пономаренко, причем всего двумя постановлениями ЦК. По первому — партийные комитеты утратили право вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятий. По второму — ответственность за нарушения законов для членов партии увеличивалась. То есть при административных правонарушениях она увеличивалась в полтора раза (даже штраф за переход улицы в неположенном месте платился увеличенный), а при совершении преступлений уголовных принадлежность к партии становилась «отягчающим обстоятельством», а сроки по соответствующим статьям УК автоматически назначались «по верхнему пределу» — и это только для рядовых членов партии. А для партийного руководства они столь же автоматически этот предел превышали в полтора раза.

Я об этом узнала, когда мне в комитете комсомола предложили в партию вступить — ну а Лена и сообщила, чем членство в партии грозить может. Не то, чтобы она думала, что я вот немедленно брошусь нарушать общественный порядок и на народ бросаться с бензопилой, а так, в порядке общей информации: ведь я по-прежнему пользовалась казенной «Победой», а за рулем всякое случается…

Но от членства в партии я благоразумно отказалась, и вовсе не потому, что побоялась «усиленной ответственности» за какое-нибудь «дорожно-транспортное происшествие». Мне партия как идея не нравилась, независимо от того, какой вид «измов» она проповедует. А вот то, что теперь партия не имела права вмешиваться в хозяйственную деятельность, мне очень понравилось. Потому что, как говорил дед, предприятия должны работать и выдавать нужную людям продукцию независимо от господствующей идеологии. А раз мне поручили «курировать» строительство всех предприятий новой отрасли, причем отрасли очень стране нужной, то и нефиг отвлекаться на какие-нибудь партсобрания.

Я очень внимательно изучила все документы о запланированных ранее заводах, и из всего списка оставила только один, брянский: товарищ Варфоломеев после обстоятельного с ним разговора согласился строительство там возглавить и пообещал, что к осени можно будет уже начинать завозить на новый завод оборудование. То есть он в успехе этого начинания вообще не сомневался — но он был всего лишь строителем и некоторых особенностей техпроцессов, проводимых на новеньком заводе, просто не знал. Я — знала, одна пока в стране знала, а может быть и во всем мире одна, и поэтому знала, что именно не даст заводу возможности сразу заработать. То есть чего заводу не хватит со стопроцентной вероятностью… если об этом не позаботиться заранее. Но раз отвечать за всю программу придется мне, то я отправилась грядущую проблему «решать до того, как она появится». Благо, было чем ее решать — но сначала нужно было убедить хотя бы товарища Булганина в том, что полупроводники сейчас будут даже поважнее хлеба.

И в конце марта я снова записалась на прием к предсовмина:

— Добрый вечер, товарищ Федорова, вы снова принесли мне что-то интересное?

— Нет пока…

— Жаль, я думал, вы опять принесете что-то новенькое похвастаться. Вы же любите хвастаться очень передовыми достижениями науки…

Разговор проходил в небольшой комнатке-столовой за кабинетом Николая Александровича: он специально меня пригласил «на ужин» чтобы зря времени не терять, все же дел у него было исключительно много. Собственно, поэтому и разговор выглядел как «ни к чему не обязывающая беседа за чаем», но он лишь выглядел так:

— Я пришла пожаловаться и рассказать, почему некоторые передовые достижения могут отложиться на довольно неопределенный срок. Дело в том, что для производства полупроводниковых приборов требуется много электроэнергии.

— Уж выделить на такое дело определенные лимиты…

— Очень много энергии, просто прорва электричества потребуется. А в том же Брянске, даже если выделить требуемые лимиты, обобрав при этом, например, Смоленскую область, просто линии электропередач не справятся с доставкой нужных объемов. Это я к чему: сейчас в Приуралье и Прииртышье для перекачки воды в поля строится очень много электростанций небольших…

— Не очень-то и небольших, — как-то сразу обиделся Николай Александрович, а секунду потратив на обдумывание моего сообщения, решил уточнить: — То есть шестьдесят четыре мегаватта будет мало для такого завода?

— Будет достаточно, на первое время достаточно. Но ведь нет в Брянске хотя бы тридцати мегаватт лишних, и, если вы не распорядитесь там эти тридцать два мегаватта срочно поставить, то и не будет!

— Но это… вам, как я понял, таких станций явно не одна потребуется…

— Да. Еще шестьдесят четыре, а лучше и вдвое больше, нужно будет в Минске выстроить, столько же в Ряжске.

— А в Ряжске-то почему?

— Там песок очень хороший, а полупроводники будут в основном как раз из песка и делаться.

— Новые планы строительств готовы?

— Полностью готов план только по Брянскому заводу, в Минске пока решают, куда новый заводик воткнуть, а по Ряжску еще вообще конь не валялся, но там можно будет практически без изменений использовать Минский проект. Привязку к местности в МИСИ студенты сделают, они же и в составе стройотрядов первую очередь там за лето выстроят — то есть корпуса цехов, оборудование можно будет уже осенью устанавливать. Но без ТЭЦ, которая, кроме электричества, еще и тепло в цеха даст…

— Я понял. Вы требуете десять лысьвенских генераторов, а это ведь минимум миллион гектаров новых полей…

— Тут всего два варианта: или мы сидим с хлебом… точнее с мясом, так как тамошняя пшеница почти вся на корм пойдет, но без полупроводников и отстаем от американцев навсегда, или мы слегка сокращаем свои мясные рационы, причем лишь на один год, и американцев на вираже обходим, оставляя их навеки плестись в хвосте.

— А почему так безапелляционо?

— Сейчас в Ленинграде придумали принципиально новую технологию производства полупроводниковых приборов. Помните, я вам рацию карманную показывала? По этой технологии ее можно будет в слуховой аппарат запихнуть и в ухо вставить. Но и это будет всего лишь дешевым ширпотребом, а как вам создание шифровальных систем, которые принципиально не поддаются дешифровке? Как вам создание систем управления летательными аппаратами, позволяющие эти аппараты отправлять без летчика из Москвы в Ленинград и там аккуратно их сажать на аэродроме? Или в Лондон отправлять и там уже аккуратно не сажать…

— Звучит красиво.

— Если мы не поспешим, то такие системы у американцев появятся уже к шестидесятому году. Попроще, конечно, чем я обрисовала — но нам нужно будет что-то им противопоставить. Например, самонаводящуюся зенитную ракету или ракету тоже самонаводящуюся, но уже противокорабельную.

— Это как «самонаводящуюся»?

— Прошлым летом СКБ-245 показала свою новую вычислительную машину М-3. Прелесть что такое: вес три тонны, жрет десять киловатт электричества. Но идеологически она является реальным прорывом в электронике, правда, лишь идеологически. А вот этим летом в СНТО будет изготовлена точно такая же машина, помещающаяся в небольшом чемоданчике, весящая килограмм двадцать и потребляющая пару сотен ватт. Ну а по новой технологии, придуманной в Ленинграде, такая машинка поместится в портсигар и будет работать от пары квадратных батареек — и вот в таком виде ее будет легко запихнуть в боеголовку ракеты, где она в реальном времени станет рассчитывать курс до цели…

— Допустим, вы правы. Но почему тогда вы думаете, что тот, кто не успеет в этой гонке сейчас выскочить на первое место, проиграет ее навсегда?

— Попробую объяснить. Уже сейчас у нас есть технологии… основы технологий, позволяющие аналог этой М-3 поместить на два-три кристалла по тридцать шесть квадратных миллиметров. Но технологии — есть, а возможностей так сделать нет, просто потому что просчитать топологию разводки проводников на таком кристалле — задача практически неподъемная. Но эту задачу можно будет поручить вычислительной машине, и она с этим справится быстро. И года через три — если этим начать всерьез заниматься — у нас появится аналог той же БЭСМ или «Стрелы», которые смогут рассчитать кристаллы на порядок более сложные. Но с появлением каждого нового поколения вычислительных машин потребуется еще и огромная работа по составлению нужных программ — которую, кстати, тоже можно автоматизировать, и тот, кто первым это сделает, всегда уже будет опережать любого конкурента. Потому что такие машины позволят еще быстрее делать машины еще более мощные, более универсальные или совсем уже специальные, вроде систем автоматического управления самолетов и космических кораблей.

— А про космические корабли…

— Я же постоянно кручусь в том числе и в Подлипках… кстати, с помощью таких вычислительных машин и затраты на проектирование тех же ракет и кораблей можно будет сократить на порядок. Одно дело, когда инженер неделю сидит с логарифмической линейкой, рассчитывая прочность какого-нибудь шпангоута, и совсем другое — когда вычислительная машина за пять минут просчитает прочность всего корабля и даже выдаст рабочие чертежи, годные для передачи в цех. А если такие машины прицепить непосредственно к станкам…

— Светлана Владимировна, остановитесь пока на этом. Я в целом описываемую вами проблему понял, а вникать в детали… Вы же в них вникли, выводы сделали… надеюсь, верные, узкие места обозначили, пути решения проблем обрисовали… У меня, к сожалению, на сегодня время свободное закончилось, но думаю, что ваши предложения мы скоро обсудим и примем верное решение. А конкретно по Брянску: вы считаете, что там пока тридцать два мегаватта хватит?

— Да.

— Считайте, что они там у вас уже есть. А по остальным… локациям вы постарайтесь подготовить конкретные предложения в течение недели-двух, мы их рассмотрим на апрельской сессии Совмина.

В перерыве сессии Совмина группа товарищей собралась в кабинете товарища Булганина, точнее — в небольшой столовой, расположенной за этим кабинетом, и продолжила обсуждение «некоторых вопросов». И, хотя разговор был совершенно неформальным, вопросы обсуждались очень интересные:

— Я, откровенно говоря, не понимаю, как можно планировать создание предприятия, заранее зная, что больше девяноста процентов его продукции отправятся в брак, — заметил Николай Семенович. — Причем весьма недешевой продукции…

— А она считала не сколько получится брака, а сколько продукции выйдет качественной. Я по этому поводу пообщался с Акселем Ивановичем, он, когда услышал, сколько готовых кристаллов будет этот брянский завод выдавать, аж до потолка от радости прыгал, — ответил ему Николай Александрович. — А Игорь Васильевич, когда ему рассказали о том, какие он может получить машины уже до конца года, говорил, что придется, скорее всего, и планы на постройку новых электростанций изрядно менять, поскольку можно будет эти его котлы рассчитывать в разы быстрее.

— Реакторы, — тут же поправил его Пантелеймон Кондратьевич, — сейчас стало правильно такое слово использовать. Кстати, тоже вроде эта девица так их называть придумала.

— Странная она какая-то, — задумчиво подытожил Николай Семенович, — если ее предложения просто почитать, так ведь чушь какая-то получается, а если вдуматься…

— И вдуматься после того, как ее предложения воплотятся в чем-то материальном, — хмыкнул Пантелеймон Кондратьевич, — то почему-то оказывается, что это вовсе не чушь. Но непонятно, откуда она все это знает: ведь и этот самолетик колхозный, мне Мясищев говорил, буквально по ее эскизу построен был, и в Губкинском институте именно она тему с катализатором для бензина высокооктанового предложила. Опять же, сестра ее родная вон какое лекарство придумала, и сдается мне, что не сама она это сделала. Такое впечатление, что она просто во всем разбирается!

— Да не разбирается она, — отмахнулся от этой мысли Николай Александрович, — она на самом деле очень мало в чем разбирается. Так, по верхам нахваталась всякого — но вот как организатор она вне всяких похвал. Понимает, как людей заставить… вдохновить на нужную всем работу и очень хорошо придумывает, как людям все необходимое предоставить. Взять тот же Брянск: там сорок процентов затрат приходится на постройку жилья для работников завода, опять же детских садов и школ — и понятно, что на завод она соберет лучших работников, которые будут изо всех сил стараться с завода не вылететь.

— Но все равно она какая-то непонятная, — уперся Николай Семенович, — есть в ней что-то такое…

— И непонятного в ней даже больше, чем вы думаете, — весело отозвался Павел Анатольевич. — Когда мы выяснили, что именно она приказ разослала, все же первоисточник выяснить постарались — но абсолютно безуспешно. Зато выяснили, что подготовка у девушки — огого!

— Что, скрывается от слежки умело?

— Нет, хотя у нее особые отношения с секретностью, но с конспирацией, допустим, она явно не в ладах: дважды ведь телеграмму отправила, на чем мы ее и вычислили. Однако сумела же всего двумя ударами бандита на тот свет отправить! А мы потом незаметно смотрели, как она физкультурой занимается, и даже для себя кое-что новенькое нашли: девушка почти любого даже оперативника способна голыми руками завалить. И даже ходит она… она ведь даже в одно место на автомобиле дважды по одному маршруту не ездит! Ее точно кто-то готовил, и готовил долго — но вот когда и где… мы ее биографию чуть ли не по минутам прошерстили: негде ей было всему этому обучиться, да и не у кого. Один наш товарищ вообще несколько лет с ней по соседству жил — и ничего не замечал, а ведь спец не из последних. Впрочем, он и по поводу ее испанского удивился…

— Думаете, ее где-то подменили на пути в Москву?

— Точно знаем, что нет, она именно та за кого все ее принимают. Но вы правы, непонятная девушка у нас.

— Да что вы все заладили: непонятная, странная… — как бы в шутку рассердился Николай Александрович. — У девушки просто огромный организаторский талант, и она себя тоже… организует. А вам бы все ее подозревать в нехорошем.

— Работа у нас такая, — невесело хмыкнул Павел Анатольевич, — и подозревать, и все прочее.

— Не надо тут «прочего»!

— И не будет: с этим-то в ней все кристально ясно. Абы кому приказы передавать точно не доверят, да и то, чем она занималась все это время…

— Ну что, доели? И каков итог обеда будет?

— Она права в одном: если мы не успеем, то опоздаем, и опоздаем навсегда, — ответил на вопрос Пантелеймон Кондратьевич. — а опаздывать мы права не имеем. У кого-то есть возражения?

Но возражать ему никто не стал…

Сессия Совмина, о которой упомянул Николай Александрович, состоялась девятнадцатого и двадцатого апреля, в преддверии очередной годовщины рождения Ильича. А я получила постановление о передаче в распоряжение Комитета по полупроводникам четырех блоков электростанций по тридцать два мегаватта в пятницу двадцать шестого. И опять меня этим постановлением назначили ответственной за их строительство! Но и это было уже хорошо, а привязку стандартного проекта к местности в Брянске даже студенты МИСИ произвести сумеют. То есть сумеют это сделать еще в течение мая, а там и стройка начнется. А потом и закончится: сами по себе электростанции были все же небольшими, а с новыми технологиями строительства их почти гарантированно уже к октябрю возведут. То есть здания возведут, в затем уже парни из МЭИ и оборудование довольно быстро поставить сумеют. Я об этом еще до майских успела с соседями договориться: в МЭИ было договариваться исключительно легко. В том числе и потому, что я сумела уже почти договориться с московскими властями о том, что и им в городке МВТУ можно будет четыре жилых дома поставить…

Вообще-то когда писатель Булгаков писал о «жилищном вопросе», он даже не подозревал, что (а) вопрос этот все же решить вполне возможно и (б) что его можно будет использовать «для ускорения научно-технического прогресса». И уж тем более не подозревал, что и сам этот прогресс решению вопроса сильно поспособствует. А поспособствование началось еще в Уральской области, где были выстроены уже четыре таких же электростанции, причем работающие на экибастузском угольке. Всем хорош уголек, если его все же научиться правильно сжигать — но в МЭИ эту проблему давно решили. А вот «вторичную проблему» решать там даже не пытались, так как это вообще их обязанностью не было. Да и компетенций не было тоже — а без «компетенций» такие проблемы не решаются. Обычные проблемы, просто у уголька из Экибастуза они оказались раз в пять более серьезными: после сжигания угля получается зола (или шлак, что в принципе одно и то же), а золы в этом угле было чуть ли не пятьдесят процентов. И мне несколько раз в жизни пришлось повидать огромные золоотвалы у Троицкой ТЭС — но сейчас на проблему взглянули другие люди, и взглянули с совершенно иной стороны. Ведь эта зола — хоть и слабое, но вяжущее вещество, так что если ее перемешать с песком (а еще с цементом, чтобы схватывание побыстрее шло), то из этой смеси можно делать превосходные (и очень дешевые) кирпичи или блоки. Вроде бы не особо подходящие для постройки жилых помещений по каким-то причинам, но вот для помещений производственных они оказываются вполне годными. И это помещение производственное только за счет снижения стоимости стройматериала сразу дешевеет процентов на десять-пятнадцать.

В Минстрое технология очень понравилась, и там быстренько наладили производство небольших (относительно) заводиков, такой кирпич из золоотвалов производящих. А так как старые кирпичные заводы никто при этом закрывать даже не собирался, то с материалами для постройки уже жилья стало очень сильно проще. Нет, все равно избытка кирпича в стране не наблюдалось, но вот если какую-то стройку удавалось включить в план…

В план расширение городка МВТУ я включила постройку еще шести жилых домов, детского сада, школы и новенького «районного дома культуры»: почему-то без этого дома культуры (а по сути дела, всего лишь небольшого клуба с кинозалом и помещениями для библиотеки) мои предложения отклика у властей не получили. А вот с ним — план подписали практически не глядя. Почему — загадка природы, но это точно случайностью не было: почти такой же жилой массив для Брянского завода тоже без ДК утверждать тамошние власти не захотели. Но я, вероятно, просто чего-то еще не поняла в настроениях советского руководства. Ну, не очень-то и хотелось, мне было важнее завод в Брянске поскорее запустить. Ведь когда он заработает, можно будет приступать к изготовлению уже нормальных компьютеров, а чтобы они были именно нормальными, ребята в НТО успели сделать очень много. То есть — почти все, что просила…