Внучь олегарха

Глава 10

Что было действительно «внезапно», так это то, что меня комсомольская организация Училища сильно припахала к организации стройотрядов. В том числе и потому, что якобы именно я в прошлом году организовывала эти стройотряды вообще по всей Москве и в области, так что «теперь должна помочь родному ВУЗу». И помочь сразу в решении двух проблем.

Стройотряды уже в прошлом году среди студентов стали весьма популярны, в том числе и из-за того, что в некоторых участники сумели заработать очень даже приличные деньги. То есть очень приличные заработали далеко не все студенты, но довольно многие привезли со строек по три-четыре тысячи — и это был заработок всего за два месяца! Дополнительным стимулом к участию в стройотрядах была стойотрядовская форма, которую «выдавали» исключительно действующим участникам стройотрядов. В прошлом году ее просто на всех желающих не хватало, и ограничения были понятны — а в этом… комсомольцы, вероятно, решили таким способом повысить привлекательность отрядов. Потому что этой формой студенты действительно гордились, многие и на учебу потом в ней ходили. Конечно, очень многие в ней ходили просто потому, что другой относительно приличной одежды у них было маловато, но в любом случае куртка от стройотрядовской формы стала визуальным символом «принадлежности к избранным». А я еще во время своих «инспекций» отрядов «посоветовала» на спине большими буквами писать название отряда и год участия в нем…

И ведь не просто посоветовала, а многим отрядам добыла по банке белой акриловой краски. Вообще-то в прошлом году она была страшным дефицитом: ее в СССР давно уже делали, производство чуть ли не до войны началось — но делали ее (по крайней мере именно до войны) считанными банками, в основном для 'экспериментов в области применения новой краски в авиации, да и после войны ее выпуск сознание не поражал размахом. Но вот на авиапредприятиях она была, и ее можно было немного получить — а куртку, на которой надпись сделана акрилом, можно было спокойно стирать без опасений, что надпись смоется.

Но в этом году именно в МВТУ стройотряды во-первых начали работу заметно раньше, а во-вторых, их комсомольцы очень хотели сделать действительно массовыми — то есть вообще всех студентов поголовно в отряды загнать. Ну, не совсем уж всех, но как можно больше — просто потому, что почти половину всех «бойцов стройотрядов» предполагалось направить на стройку весьма недалекую, а конкретно на строительство собственных общежитий. Потому что строили в стране уже очень много, а людей на стройки катастрофически не хватало, тем более на стройки, подобные той, которую затеяли возле шоссе Энтузиастов. По той просто причине не хватало, что здания там строили «по моим проектам».

Проект общаги так и назывался «Ф-106», где буква означала «Федорова», хотя я к этому проекту отношения практически не имела. То есть все мое отношение тут сводилось к тому, что я по сути дела «заставила» его разработать студентов МИСИ и МАРХИ. Потому что очень хорошо помнила рассказы Юрия Михайловича о достоинствах и недостатках блочных бетонных домов. А в нынешних условиях недостатков было столько, что поначалу общежития строить собирались вообще в пятьдесят седьмом.

И причина была одна, причем — если слегка мозги напрячь — совершенно очевидная. Квартира — двухкомнатная, малогабаритная, в знакомой мне блочной хрущобе — весила сто двадцать тонн, которые нужно было на стройку привезти. А в стране всего было чуть меньше ста двадцати тысяч тяжелых грузовиков типа того же МАЗ-200, и большая часть их работала вовсе не на стройках жилья. То есть на все стройки страны получалось выделить порядка пятидесяти тысяч таких машин, ну а дальше простая арифметика: на одну квартиру нужно шестнадцать ходок такого грузовика. На нормальный четырехподъездный дом на шестьдесят квартир (слава богу, сейчас хрущобы еще просто не придумали) — уже почти тысячу. То есть на самом деле уже больше тысячи четырехсот, так как квартиры все же нормального размера строились. В большом городе это — пятьдесят-семьдесят тысяч километров пробега, то есть при том, что МАЗ до ремонта проходит пять-семь тысяч километров, постройка одного дома обходится в десять отправленных на капиталку грузовиков.

А те же «лагутенки» со стенами в семь сантиметров строились вовсе не потому, что хотели «сэкономить на цементе» — цемент такие копейки стоил, что на него вообще внимания не обращали. Но тот же ЗиС мог перевезти две таких семисантиметровых панели, а уже сантиметров восемь-десять в толщину — только одну. Из-за веса панелей и высоту потолков уменьшали, чтобы панели все же было на чем возить — однако сейчас до подобных безобразий советская архитектура еще не докатилась. И блоки (здоровенные, от двух до шести тонн весом) возили все те же МАЗы и ЯАЗы. А потом их поднимали подъемные краны — и вот всей этой техники Советскому Союзу не хватало просто критически. А вот для постройки домов, разработанных в МИСИ, такая техника уже не требовалась: бетонный каркас отливался на месте (как и межэтажные перекрытия) — и при нужде бетон даже на месте можно было замешивать, а потом стены выкладывались из кирпича. И все это можно было на стройку возить хоть на «Газоне», а так как для стен (опирающихся на мощные бетонные ригели) использовался вообще пустотелый кирпич поскольку «одноэтажные» стены даже несущими не были, то и возить на одну квартиру приходилось уже не по сто шестьдесят тонн, а всего около сотни.

И вроде бы выходило, что квартира та же должна была стать в полтора раза дешевле — но не выходило: ту же заливку бетона приходилось делать вручную (так как новенький бетононасос существовал пока в единственном экземпляре и был занят на постройке общаги для МАДИ), кирпич на стены поднимать — при острейшем недостатке подъемных кранов — нужно было на простеньких подъемниках на которые все требовалось тоже вручную укладывать, так что простой неквалифицированный труд пока сжирал всю «экономию». Но сжирал исключительно «в меру», дома каркасные дороже блочных всяко не становились — а вот скорость строительства в целом вырастала очень сильно. То есть если люди есть, те самые чернорабочие — и в большинстве институтов страны (да, не только в Москве и Ленинграде, а по всей стране) общаги предполагалось возводить с помощью стройотрядов. Но так как зарплаты на городских стройках все же были умеренными, студентам требовалось как-то объяснить, что «все делается для их же пользы» — а как объяснить москвичу, что общага ему эту самую пользу принесет?

Вот меня и припахали: я же как-то «объяснила» участникам НТО, что работать даже за четверть ставки полезно и приятно. Вот мне и пришлось заняться агитационной работой, еще в зачетную сессию пришлось. Только я ее повела совсем не так, как ожидали комсомольцы: никаких общих собраний, никаких лекций на тему «все в едином порыве…» Я просто среди НТОшников провела небольшие беседы чисто!информационного плана', то есть рассказал им, как отряд из МИИТа, вернувшись со стройки, в полном составе обзавелся автомобилями — и те, кто приобрел не «Победу», а «Москвич», сделали это исключительно из личного скупердяйства. И посетовала, что в такие отряды «без опыта работы» вообще никого не берут. Правда, я умолчала о том, что это был отряд мостовиков, а на постройке мостов (в особенности через заполярные реки) работать крайне тяжело. Да и кроме почти готовых «профи» туда все равно никого не возьмут, к тому же и мостов через великие реки в СССР строится не очень-то и много. Но парни информацию впитали, а уж по всему институту она вообще со скоростью степного пожара разлетелась…

Но вот когда сессия закончилась, мне же пришлось и в МВТУшные московские отряды пополнение распределять. Именно пополнение: небольшие группы аспирантов (первогодников в основном) и стажеров приступили к работе еще в апреле, а уж когда сессия началась (еще зачетная), то там уже за сотню человек их трудилось. Потому что первым начали строить общежитие как раз аспирантское — и они были самыми заинтересованными «строителями». А теперь каждому аспиранту на стройке нужно было «назначить» под командование и десяток студентов. Тоже работенка не самая веселая и очень, очень объемная.

Казалось бы: чего уж проще, расставили студентов по росту или по алфавиту и «на первый-второй рассчитайсь!» — а вот фигушки: во-первых, я сама настояла, что под командой одного «старика» должно быть не больше семи человек, что автоматически поднимало задачу сформировать совсем уже новые группы, во-вторых, не все эти «старики» годились на роль руководителей хотя бы таких мелких групп, в третьих еще и иерархию «командования» следовало сформировать. Да еще как-то учитывать и личные пожелания парней на тему «кто с кем вместе работать хочет» — и все это нужно было проделать буквально за несколько дней. Часть работы я, конечно, еще в сессию проделала, но и осталось «непристроенных» товарищей немало — так что уж потрудиться пришлось именно «от рассвета до заката». Но в конце концов и с этим удалось покончить, хотя кое-кого (человек под двести) все же пришлось распределять сугубо волюнтаристским способом…

А когда я закончила и вытянула, наконец, ножки, растянувшись на кроватке, с полигона в Нахабино вернулись соседки. И Женька мне с восторгом рассказывала, как прошли испытания ракет. Как раз эти две лично и стреляли — потому что именно их группа разработала и изготовила для прицелов хитрые объективы-трансфокаторы (тепловой прицел был еще весьма далек от завершения и ракету наводили по красному фальшфейеру), Женька с восторгом делилась со мной достижениями подруги: Валя из семи тестовых пусков в цель попала шестью ракетами. Попала на расстоянии в три с половиной километра! А у нее самой успехи были скромнее, хотя и не по ее вине: у трех ракет во время полета просто оборвался провод. Зато про два произведенных Женькой поражения цели мне очень спокойно Валентина поведала:

— У нас же две ракеты были уже не практическими, а штатными, и солдатики с полигона для них интересные мишени подобрали.

— Не солдатики, а офицеры! — возразила ей Женька, — а один вообще генерал!

— Ну, а общем один раз Женька стрельнула по настоящему «Тигру». А потом старший их…

— Генерал!

— Ну да, старший, он все расспрашивал, что мы тут испытываем, попросил нас в другой танк стрельнуть, ну чтобы посмотреть что получится. Он, танк этот, далеко стоял… Парни наши ему рассказали, что ракета любой иностранный танк за четыре километра сожжет даже в лоб, Он, видеть, не поверил — ну а Женька его ровно за четыре километра и сожгла. Ой и крику было!

— А о чем крик, если задание было сделано?

— А то, что этот валенок попросил Женьку стрельнуть в американский танк — и теперь у них этого танка больше нет, — при этих словах Валя первый раз за все время рассказа улыбнулась. — Нам-то не видно с такого расстояния: ну танк — он и есть танк, стрельнули и попали, а оказалось, что танк вообще секретный. То есть то, что у нас он есть, большой секрет: танк этот, оказывается, чехи у американцев умыкнули… и, похоже, не один: так генерала этого другой солдатик…

— Полковник!

— Вот другой его успокаивал, и говорил «так не последний же»…

— Ясно. А в целом по испытаниям что? Какие впечатления?

— Про три обрыва Женька уже рассказала, у меня одна ракета на самоликвидацию ушла, будем разбираться, что в ней сломалось. Она очень аккуратно самоликвидировалась, парашютиком тормознула и упала, почти не помявшись. Ее уже в лабораторию привезли, парни завтра с утра с ней работать начнут. А остальные — по мне, так неплохо, твоя машинка рулевая отрабатывает… по личным ощущениям, я бы сказала, с задержкой не больше где-то пары десятых секунды. Но опять нужно регистраторы смотреть, личные ощущения к протоколу не пришьешь.

— А Малышев на испытания приезжал? Он вроде грозился…

— Нет, и слава богу. От министерства приехал правда какой-то товарищ, но это который с военными обо всем договаривался, он нам здорово помог. И заставил генерала этого все же протокол испытаний подписать, так что за порчу танка нас не взгреют.

— Ну и отлично. Какие планы на ближайшее?

— Сегодня отоспимся, а завтра я домой уже поеду. Жень, а ты?

— А я в отряд уеду: я как раз к танкистам записалась, у них стройка в деревне, где родственники наши живут. И от дома недалеко, и остановиться где есть: парней-то в школе поселили, с ними жить не очень удобно. А если ты что-то новое придумаешь…

— Не придумаю: тепловую оптику смежники пообещали только осенью поставить, а оптическая ваша лаборатория на лето закрылась, там под шумок все оборудование меняют.

— И чем заниматься будешь?

— Дел-то вагон… пока думаю. Но придумаю, боюсь, еще не скоро…

Утром я прокатилась по разным местам, забрала Олю и еще трех ее «напарниц» — одну с биофака университета, одну — из Тимирязевки и одну вообще «с Лубянки», причем с дипломом химика: все они отправились в экспедицию на Кавказ. Потому что сезон цветения полыни уже начался, а «под полынь» специальная экспедиция СНТО была запланирована. Финансирование этой экспедиция я выбила из горкома комсомола, причем умудрилась это проделать, даже не объясняя толком, зачем группа «активно отдыхать» отправляется. Но так как денег нужно было очень немного, то там, видимо, решили не докапываться до «обоснований» к человеку, «у которого в секретарях майор КГБ»…

Ну а я занялась «рутиной»: все же те же ракеты управляемые делались в очень разных местах. И я по всем этим разным местам и моталась до середины августа, и из «разных мест» в мастерские МВТУ привозила на «Победе» разные железяки. Корпуса привозила из Подлипок, заряды к двигателям из-под Загорска, кучу мелких деталек для системы наведения — из Фрязино и из Подольска — в общем, всю Московскую область обколесила и даже успела посетить и Владимирскую, и Горьковскую. А на Нахабинском полигоне все лето продолжались испытания все новых и новых ракет…

С причиной «самоликвидации» одной ракеты при первом испытании разобрались очень быстро: там подшипник подвеса гироскопа рассыпался. И еще почти рассыпались подшипники у двух ракет, которые провод оборвали: перед рассыпанием ракета начинала сильно вибрировать и в какой-то момент частота вибраций совпадала с собственной частотой катушки с проводом. Рапорты по результатам испытания я, как и требовалось, отправляла в министерство… в общем, еще в июле нам поменяли поставщика подшипников и эту проблему получилось решить. Вот только проблема-то была не единственная — но к концу августа у нас получилось на очередном испытании всю серию из двенадцати ракет отправить точно в цели без единого сбоя. И получилось втрое сократить время реакции рулевых машинок на действия оператора, но лишь благодаря фрязинцам: они придумали стержневую лампу, которая впятеро больший ток регулировала. Как раз то, что нам нужно было — а то, что «гарантированный срок жизни» этих ламп составлял минут десять, нас вполне устраивало.

А военных, которые с любопытством наблюдали за нашими испытаниями, устроило и то, что в заполненном азотом пусковом контейнере «сухая» ракета могла храниться лет пятнадцать. То есть батарейки в ракете все равно садились за счет саморазряда, примерно за год они чуть ли не наполовину садились — но эти батарейки на самом деле были серебряно-цинковыми аккумуляторами, а на корпусе контейнера были предусмотрены контакты, через которые батареи можно было подзарядить. Все же у Малышева остались тесные связи с танкостроителями и через них — уже непосредственно с армией, так что в сентябре он договорился даже о проведении войсковых испытаний «Конкурса». И испытания прошли весьма успешно, в процессе этих испытаний операторы из НТО за четыре километра даже пробили ракетой насквозь полуметровую броневую плиту… То есть не знаю, насколько они успешно прошли для армии и для Средмаша, но вот для меня…

Во-первых, по результатам этих испытаний меня наградили орденом Красного Знамени, Трудового, естественно, а человек десять разработчиков получили по «Знаку почета». Включая и Валентину, и Евгению, которым к тому же предложили и в аспирантуре остаться. Не за какие-то грандиозные научные достижения, а как «специалистам по определенной тематике»…

Но ордена были лишь «внешним проявлением», а для меня главным стало то, что военные — то есть Министерство обороны — приняли «мою» схему размещения производств, необходимых для обеспечения армии этим оружием. Не в смысле «строить заводы где эта девица сказала», а схему функциональную, в рамках которой предусматривался отдельный завод по производству контроллеров, необходимых для всей автоматики. Где именно должны были этот завод выстроить, мне было совершенно неважно, для меня главным было то, что теперь и Средмаш получит качественные контроллеры и очень многих аварий можно будет в будущем избежать. Но теперь я уже почти вообще никакими «новыми разработками» сама не занималась: все, что я знала раньше, я уже воплотила, а вот нового я пока узнала не особо и много. Так что пока мне было ясно одно: нужно прилежно учиться и выполнять домашние задания, а уж чем потом заниматься… Во всяком случае, работа обычного инженера меня точно не прельщала. И вовсе не потому, что была эта работа, допустим, скучной или непрестижной, просто я знала и очень много такого, о чем нынешние товарищи даже не догадываются. И если эти знания тоже «воплотить»…

И с каждым днем мне все больше казалось, что воплощать мои знания в жизнь будет куда как проще, чем я думала раньше — то есть чем я думала, только «перенесясь». Потому что страна вокруг тоже уже очень сильно отличалась от моих прежних о ней представлений — и тут я впервые подумала, что дед, в общем-то, был прав…

А с «конкурсом» все получилось довольно просто. Туляки в свое время придумали исключительно хорошее изделие, оно многие десятки лет верой и правдой Родине служило. А если эту пользу приносить можно будет пораньше, то совсем хорошо. Причем даже пользу не непосредственную: я в том же Тульском КБ приборостроения рассказала про общие принципы работы устройств активной защиты танков, упомянула и о динамической защите — и там, похоже, всерьез задумались о разработке таких систем. По крайней мере у меня с приборостроителями состоялся долгий обстоятельный разговор о том, какие контроллеры потребуются для успешного отслеживания летящих в танк снарядов, и мы даже договорились о том, что в НТО МВТУ попробуют сделать прототип — не всей системы, а только одного контроллера. Соответственно, СНТО получил очередную дозу денежек, люди получили новые интересные задачи — вот только задачи эти были совсем уже не моими.

А еще в середине октября я переселилась. Аспирантское общежитие не только достроили, но и отделали (изнутри, внешнюю отделку отложили на следующее лето — и не потому, что «не успели», а потому, что строители из МИСИ сказали, что так будет правильно, вроде как сначала дом осесть должен), и я теперь поселилась в отдельной, можно сказать, квартирке. Вместе с Женькой: такие квартирки «одиноким» выделяли на двух человек. Мне новое жилье предоставили вроде как «за орден», а еще в комнату и телефон поставили. Но главной роскошью стал телевизор. Мне разрешили купить еще не запущенный в серийное производство телевизор московского радиозавода (который, вообще-то, работал под Министерством обороны и что-то для вояк главным образом производил) под названием «Старт» с «большим» экраном. Вообще-то с почти таким же этот завод телевизоры уже делал, под названием «Луч» — но у «Луча» ящик был слишком уж большим для крошечной комнатки и экран на пять сантиметров все же поменьше, а «Старт» у них получился весьма компактным, у него даже в паспорте было написано «малогабаритный». И мы с Женькой теперь каждый вечер «наслаждались»… а ведь по выходным по телевизору еще и фильмы показывали!

И фильмы показывали разные, причем не только по выходным: довольно часто показывали и в рабочие дни, только по будням показывали небольшие короткометражки. Главным образом комедии, но попадались и фильмы документальные, в основном про то, как советские люди покоряют (понятное дело, успешно) Сибирь и Дальний Восток. Женька от экрана вообще не отлипала, а мне было большей частью все это смотреть скучно. Поэтому я смотрела на схему этого телевизора (в советские времена к каждому радиоприбору схема прилагалась) и думала о разном. В конце-то концов я радиоинженер! Ну, в молодости радиоинженером была и умею не только операционные усилители и контроллеры на их базе делать!

Пока меня схема порадовала тем, что в ней впервые я увидела отечественные полупроводниковые приборы. Маленькие и страшные: диоды германиевые, на которых был сделан выпрямитель в блоке питания. Но они уже были и, очевидно, не представляли страшного дефицита, раз уж их в серийные бытовые изделия пихать начали. Так что стоило и на эту тему подумать (не для использования в «атомных» контроллерах, конечно же)…

Подумала. После праздника собрала очередную группу СНТО и поинтересовалась, кто хочет заняться — исключительно в свободное от безделья время и совершенно бесплатно — интересной работенкой. Что характерно, согласились все. Еще до того, как я смысл работенки озвучила. А перед самым Новым годом я, погрузив в «Победу» два больших ящика (относительно больших) поехала на Московский радиотехнический завод. Пропуск-«вездеход» мне еще по распоряжению товарища Малышева сделали, ведь приходилось много разного получать на множестве именно оборонных заводов, причем принадлежащих разным ведомствам. «Большая девятка» еще не сформировалась, а «вездеходы» уже существовали — и с ним я спокойно заехала на территорию завода. Меня особо даже не проверяли, на этот завод я уже несколько раз по работе приезжала, да и не по работе тоже: именно здесь я свой телевизор и брала, из установочной партии еще. Доехала до здания, где на заводе размещалось местное КБ, с помощью двух очень вежливых мужчин (очевидно, сотрудников этого КБ) ящики выгрузила, мы их затащили на второй этаж и там я, ловко щелкнув замком и «распахнув» первый ящик, обратилась к собравшимся вокруг меня немного знакомым уже инженерам:

— Ну что, товарищи, узнаете брата Колю?