Внучь олегарха

Глава 14

В детстве я как-то привыкла, что все «великие свершения» свершаются строго к каким-нибудь праздникам. К седьмому ноября, ко дню рождения Ленина или хотя бы к Первомаю. А день шестнадцатого октября ни на какой праздник был не похож, и вообще вторник — но именно шестнадцатого «Известия» известили советский народ о двух серьезных успехах отечественных железнодорожников: прошли первые поезда по мосту через Обь «из н. п. Лабытнанги в г. Салехард» и по туннелю на Сахалин. А знакомые ребята из СНТО МИИТа мне сказали, что к следующему лету на Сахалине и все железные дороги закончат перешивать на «нормальную» советскую колею. К тому же и «соседи» из МЭИ хвастались, что на этом далеком острове их стройотряд полностью подготовил площадку для новой электростанции на триста мегаватт, угольной электростанции. Вот только что они понимали под словами «подготовили площадку», я не очень поняла: то ли просто землю разровняли, то ли закончили корпуса строить. Но мне, откровенно говоря, такие детали были неинтересны, вполне было достаточно знать, что страна развивается очень быстрыми темпами. И тратит, между прочим, на это развитие огромные средства…

Но при этом эти самые средства на ветер руководство страны все же не пускало, оно — это руководство — экономило каждую копеечку. Однако при этом и крохоборством не страдало ни в малейшей степени, по крайней мере все положенные по закону премии и вознаграждения инженерам и прочим изобретателям платило исправно. А вот неположенные платить перестало: по новым законам страна перестала платить «пожизненную ренту» разным «деятелям искусств», в первую очередь отменив выплаты режиссерам и актерам за каждый показ фильма в кинотеатре или по телевизору, а музыкантам — за каждое исполнение музыки и песни в любом кабаке страны. И, кстати, мост через Обь в Лабытнанги на сэкономленные «на песнях» деньги и был выстроен, да и не только этот мост…

А еще новое правительство страны немного подправило Конституцию. Отменять «Сталинскую конституцию» не стали, только внесли в нее три незначительные правки. Первая — это обязательное восьмилетнее образование и безусловное право каждого на бесплатное образование более высокого уровня, но только при «наличии подтвержденных способностей» (то есть экзамены нужно было хорошо сдать). А две других касались «националов»: из Конституции было вычеркнуто право республик на выход из Союза, а все автономные республики преобразовались в обычные области. Это было введено в рамках срочной отмены «национальных безобразий», которые Лаврентий Павлович успел ввести в советское законодательство: нововведения отменили и слегка «перегнули палку в противоположную сторону» для того, чтобы безобразия побыстрее исправить…

Лично для меня эти «дополнения и изменения» оказались весьма выгодными. Потому что для тех же фармацевтов «авторские» за изобретения высчитывались, исходя из суммы «сколько страна сэкономила, не покупая импортные аналоги» — и Оля за лекарство свое от малярии стала получать столько, что теперь ей хватало и на сытую жизнь, и на очень многое другое. То есть на очень-очень многое: она на премию начала строить в Благовещенске (уже Уфимской области) новый жилой дом с квартирой для мамы — в шестидесятиквартирном доме. Еще там же (и опять за ее счет) началась стройка новой районной больницы, чтобы маме работать было приятнее. А заодно — и строительство новой городской ТЭЦ (хотя в городе «старой» вообще не существовало). Ну а насчет всяких мелочей… я едва отговорила сестренку от покупки мне ЗиСа ( так как «Победу» мне все же в гаражах КГБ так и обслуживали, а ЗиС-то пришлось бы самой холить и лелеять). Но в целом сестренка оказалась девушкой разумной и деньги тратила с умом, в основном используя их для проведения каких-то своих медицинских исследований. То есть финансируя работы СНТО Первого меда по изучению иностранных фармпрепаратов и разработки способов их производства в СССР.

Ну а я сама денежки не тратила, копила их пока. Мало ли на что они пригодиться смогут в дальнейшем? А риск остаться с голым… кошельком из-за какой-нибудь денежной реформы меня уже совсем не пугал: все же я про деньги очень хорошо понимаю, и не смогла не заметить, что объемы всяких «займов восстановления» резко сократились, а выплаты и погашения по займам предшествующих годов стали проводится вообще досрочно. То есть деньги у страны были, и денежная система стала стабильной, так что и за накопления страшно уже не было.

Вообще-то я планировала эти деньги потратить «на завоевание мирового господства», но оказалось, что именно мне эти деньги тратить не потребовалось — и пришлось их пока тупо копить. А «оказалось», по большому счету, совершенно случайно — если не считать того, что любую случайность требовалось тщательно подготовить, а я ее как раз и подготовила, просто не ожидала, что такой сильный эффект от такой подготовки проявится. Но уж что получилось, то получилось…

В двадцатых числах октября я слетала на денек в Ленинград, на «Светлану», в попытке договориться о поставке пары горстей транзисторов, которые там выпускались. А там как раз начался «массовый выпуск» транзисторов уже не германиевых, а кремниевых — но на последние им даже план еще не спустили (потому что шла отладка техпроцессов и пока у них процент брака приближался к девяноста восьми процентам), и ленинградцы предложили мне именно ими затариться. Для меня особой разницы не было, но все же я не смогла не поинтересоваться причиной столь низкого выхода годных — и с некоторым удивлением узнала, что у них три четверти брака получается при запаивании готовых кристаллов в корпуса. Ну да, они это вручную пока делали — но я-то когда-то и производство полупроводниковых приборов в институте изучала, хотя и мельком, так что забрала я и горсть все же готовых, но еще не вставленных в корпуса камешков, пообещав натравить группу в НТК на какую-нибудь автоматизацию процесса. Но автоматизация — дело все же небыстрое, а у меня родилась одна идейка.

Вообще-то по поводу «ручной впайки» у меня тоже имелись определенные идеи: на моем заводе работал старичок, который в молодости занимался изготовлением гибридных схем в ЦНИИМАШе, и он рассказывал, как на заводе резко сократили процент брака сразу впятеро. Просто кто-то заметил, что максимум брака наблюдается по понедельникам, затем до пятницы процент брака снижается, а по субботам почти вся продукция получается годной — и сделал из этого весьма нетривиальный вывод. Простой: в субботу после работы девчонки, которые эти схемы паяли, шли в баню — и на работу в понедельник приходили чистыми. Отчего благодаря чистым волосам и чистому белью легко наэктризовывались — и крошечные бескорпусные транзисторы просто выжигали при сборке своей электростатикой. Решение было принято почти сразу и без обсуждений: девчонок на сборке стали приковывать к рабочим столам «кандалами» — металлическими браслетами, от которых к заземленными столам тянулись металлические тросики. И это сразу же помогло…

Но это «сильно потом» помогло, а про «сейчас» все же стоило процесс сначала проверить. Ну я и проверила: собрала группу первокурсниц с руками не из задницы растущими, объяснила им задачу… Транзисторов было мало, и девочки с задачей справились вообще за три дня — а первого ноября я напросилась на прием к Николаю Александровичу. То есть позвонила его секретарю, сказала, что очень хочу показать товарищу министру обороны что-то критически важное — в общем, в одиннадцать вечера я вошла в кабинет товарища Предсовмина:

— Товарищ Федорова, вы все же решили принять участие в работе по ракете товарища Королева?

— Нет, я вам именно кое-что пришла показать. Вот это — я вытащила из сумки и положила на стол свой «стандартный контроллер», еще из старых запасов — контроллер, используемый в разных системах управления, на ПТУР таких два стоит, а на блоке управления для Р-4 таких уже семь. А вот это — я положила на стол металлическую коробочку шестнадцать на двадцать четыре миллиметра и толщиной миллиметра в три — точно такой же, но выполненный на транзисторах. А вот это — я достала из сумки еще одну небольшую коробочку размером с походную мыльницу, только вдвое ее тоньше — полевая рация, работающая на расстояние до пяти километров, такие можно не то что на каждый взвод выдать, но вообще каждому бойцу. По умолчанию они работают на прием, так что командир взвода может в бою команды хоть шепотом отдавать, а еще они могут и просто радиостанции принимать, вот так… — и в кабинете заиграла музыка. — Их можно вообще миллионами выпускать — но для этого требуются транзисторы, так что радио — это пока отложим. А вот контроллеры нужны уже сейчас.

— Чтобы ракета стала на пятьдесят граммов легче?

— Чтобы ракета стала в сто раз надежнее: на нее можно поставить вместо одного контроллера по два троированных блока и вероятность критического отказа системы управления уменьшится более чем в тысячу раз!

— То есть сегодня я опять не высплюсь действительно из-за важного дела… А эти рации солдатские… Что вам нужно для налаживания такого производства, вы знаете?

— Прежде всего, наладить действительно массовый выпуск транзисторов. А то сейчас вроде его и налаживают, но по сути просто деньги на ветер пускают: в Брянске под завод транзисторов выделили древнюю макаронную фабрику, но здание ее мало что с дореволюционных времен не ремонтировалось, так оно еще и осело так, что на первом этаже просто лужи в коридорах стоят! А в Таллине, по слухам…

— Товарищ Федорова! Я не прошу мне обо всем этом сейчас рассказывать, сейчас уже ночь на дворе. Я спрашиваю: вы знаете, как дело поправить?

— Знаю.

— И что для этого нужно, тоже знаете?

— Да.

— Готовы взяться за такую работу?

— А меня хоть кто-то слушать будет?

— Я, например, слушаю, и другие слушать будут.

— Тогда готова.

— Вот и беритесь. Завтра утром… нет, после обеда получите постановление Совмина: все средства, которые сейчас на полупроводниковую программу выделены, поступят в ваше распоряжение. Сегодня у нас что, пятница?

— Еще сорок минут четверг…

— Значит в субботу после обеда… в пятнадцать часов мне на стол положите программу по налаживанию производства транзисторов. И сами будете ее курировать от комиссии Совмина…

— А учиться мне когда?

— Я не сказал руководить, я сказал курировать. Будете следить за тем, как идут работы, кто работает хорошо, а кто работу симулирует, докладывать будете лично мне. Вроде американцы сейчас нас по этой части сильно опережают…

— По элементной базе — да, а вот по части применения пока мы почти вровень идем. То есть мы их даже слегка все же опережаем — но без своей элементной базы это продлится очень недолго.

— Вы мне это уже сообщили. Да, сами в Кремль не бегайте, у вас действительно и дел много, и учеба. Так что программу передадите мне через ваш первый отдел: у вашего куратора муж в Генштабе работает, они все очень быстро до меня доведут…

Да, я когда-то от деда слышала, что товарищ Булганин памятью обладал «даже лучше чем у Сталина», лично со всеми ведущими разработчиками крупных проектов общался, тысячи, десятки тысяч людей в лицо помнил — но вот что он и в курсе семейных связей своих сотрудников… Понятно, почему при нем страна так шустро развиваться начала: он же всегда, по сути дела, был в курсе того, кто, чем и с каким успехом занимается…

Но он — просто помнил, а мне что делать, памятью такой не обладающей? Разве что все на бумажках записывать — но ведь такие бумажки придется у Лены в спехцране прятать, с собой их не взять и при случае не полистать. Однако в принципе и эту проблему решить можно, хотя и через одно заднее неприличное место. А раз можно, то и нужно.

Однако товарищ Булганин меня немножко обманул: постановление вышло не в пятницу, и даже не в понедельник, а только восьмого ноября, то есть вообще через неделю. Зато оно мне показалось очень продуманным, а моя роль в работах по этому постановлению внешне была вообще сведена к минимуму. Но это только внешне: При Совмине был образован специальный Комитет по полупроводникам, в который входили заместители министров из минэлектропрома, минрадиотехпрома, министерства приборостроения, минуглепрома, в качестве наблюдателей присутствовали представители Средмаша и министерства обороны, руководители нескольких институтов (половина из них были химиками). И члены этого комитета могли обсуждать разные технические проблемы, готовить какие-то производственные и исследовательские программы — но все это начинало претворяться в жизнь только после того, как эти планы подписывала я. Не по собственному желанию: сначала я должна была эти планы показать товарищу Булганину, объяснить, зачем они вообще нужны и какая от их реализации ожидается польза — и только после того, как Николай Александрович их утверждал (устно), то я их подписывала. И некоторым товарищам даже казалось, что именно я работой Комитета и руковожу, но немногие (в том числе и министры входящих в Комитет министерств, сами в его работе не участвующие) были в курсе того, что работой комитета руководит лично товарищ Булганин…

Но и это было всего лишь «внешним проявлением», на очередной встрече перед Новым годом мне Николай Александрович с легкой усмешкой сказал:

— Ох и хитры же вы, Светлана Владимировна! Всего лишь студентка четвертого курса, а по сути руководите несколькими министерствами сразу, хотя только по одному направлению. Вы же мне даете на рассмотрение только те проекты, которые хотите, а которые вам не нравятся, вы даже не упоминаете…

Но на самом деле я тоже ничем не руководила, все просто делалось по плану, который я Булганину предоставила еще перед ноябрьскими. Я всего лишь нарисовала сетевой график, в котором отметила уже ведущиеся программы, на нем отметила те работы, которые можно выполнить быстро с указанием, что завершение этих работ даст стране, выделила работы, которые гарантированно заведут производство в тупик и пояснила, почему так случится, продемонстрировала, как переброс средств с тупиковых и некритических работ для выполнения критических позволит существенно сократить расходы — в целом, просто расписала план развития любого предприятия или отрасли в наглядном и понятном виде применительно к производству полупроводников. Николаю Александровичу простота контроля всех процессов по таким схемам очень понравилась — и он ее утвердил, в большей степени для того, чтобы посмотреть, как она покажет себя на практике. Ведь средства в полупроводниковый проект страны были выделены довольно скромные, руководство вообще считало это направление третьестепенным — а мне была назначена роль «следящего» за тем, чтобы исполнители просто от «схемы» не отклонялись…

Да и «следить» мне было несложно: на «строящиеся заводы» я не ездила, этим занимались штатные сотрудники аппарата комитета, которые мне просто приносили краткие отчеты по ходу работ. А многочисленные комиссии этого комитета присылали мне (спецпочтой, то есть через Лену) свои «проекты» — и я сильно подозревала, что большинство членов этих комиссий даже не знали, кому их проекты на рассмотрение уходят. Пожалуй, единственное министерство, где были в курсе того, что куратором Комитета является студентка четвертого курса, было министерство угольной промышленности — но им было вообще на это плевать, ведь единственной причиной, по которой их представителя включили в комитет, было то, что германий сейчас добывался большей частью из угольной золы, а конкретно — из золы угля, добываемого на Шпицбергене, и для них главным было, что «эта студентка» почти всегда подписывала их запросы на финансирование развития тамошних шахт. А мне их «проекты» было подписывать вообще не жалко: все равно по угольной промышленности «мнение Комитета» было лишь совещательным, а финасирование их работы от меня в принципе не зависело. То есть чуть-чуть все же зависело: перевозка золы на заводы по добыче германия шла как раз за счет Комитета — но после того, как по моему совету химики дали попробовать физикам арсенид галлия, а я Николаю Александровичу и — отдельно — Вячеславу Александровичу сообщила, что такие полупроводниковые приборы являются радиационно-устойчивыми, эти расходы просто переложили на Средмаш…

Еще один сетевой график я отдала в СНТО, где большая группа студентов занялась (под общим руководством Валентины) придумыванием разной «автоматики» для сборки полупроводников. Не только для помещения транзисторов в корпуса, но и для сборки уже гибридных схем…

И казалось, что дел на меня навалили просто кучу — но если точно известно, как свою (причем чисто управленческую) работу оптимизировать, то оказывается, что куча-то не особо и большая. Вообще, можно сказать, кучка — так что теперь времени у меня вполне хватало и на учебу, и на всякие развлечения. А в Москве с развлечениями было очень даже неплохо: в большом количестве открывались кинотеатры и клубы, так что можно было и кино посмотреть, и просто «культурно отдохнуть»: в клубах при институтах были организованы всякие кружки — и музыкальные, и театральные, так что стало чего послушать и посмотреть. Потому что молодые музыканты довольно часто выдавали народу свои собственные (и иногда очень неплохие) творения, в студенческих театрах тоже предпочитали играть не «классику», а собственные пьесы (в основном комедии из студенческой же жизни) — и культурная жизнь просто бмла ключом. В том числе и потому, что отвечающий в том числе и за «культуру» товарищ Пономаренко эти родники народной культуры заткнуть вообще не пытался. Конечно, антисоветчина всякая на сцену и на экраны не проникала — но не из-за запретов каких, а потому что все знали: за свои слова придется отвечать. И отвечать главным образом своим кошельком: те, кто «позволял себе лишнее», как-то быстро от «культурной сиськи» отлучался, и отлучался навсегда, так что народ сам следил за тем, что творит.

А вот некоторые творцы внезапно получали на самом деле всесоюзное признание: например, спектакли самодеятельного театра МГУ теперь часто показывались по телевизору, а многие самодеятельные оркестры получили возможность издавать свою музыку на пластинках. В чем тоже определенную помощь им оказало СНТО МВТУ: буквально «для собственных нужд» парни разработали и изготовили относительно недорогой рекордер и небольшой (и очень дешевый) станок для изготовления виниловых пластинок. «Производственная мощность» станка была, конечно, весьма скромной, порядка трех-пяти дисков в минуту в зависимости от степени проворства оператора станка, но и на нем пятитысячный тираж делался где-то за сутки. А весь «завод» по выпуску пластинок, включая цех изготовления матриц, легко размещался в двухэтажном здании, которое было спроектировано вообще-то для небольших магазинов. Так что я не особо и удивилась, узнав, что только в Москве «заводов по выпуску грампластинок» уже пять или шесть работает — и порадовалась, что и в Уфе такой заводик уже появился. Да и не только в Уфе: опытный завод МВТУ за год сделал порядка двух десятков комплектов оборудования для таких заводов, а потом все производство передали какому-то заводу Минмашприбора…

Лично мне очень понравилось то, что отдельный такой заводик появился у Московской консерватории. Эту самую консерваторию тоже очень качественно зачистили от «антисоветских элементов», так что народ там остался именно творческий — и их заводик штамповал (почти круглосуточно) пластинки с классической музыкой в очень хорошем исполнении. Только для классики МВТУшный рекордер подходил не очень хорошо, однако руководство консерватории само сумело решить эту проблему: они (с огромной помощью товарища Патоличева) выкинули на зарубежные рынки очень много своих пластинок по самым что ни на есть демпинговым ценам (действительно демпинговым, даже ниже себестоимости), а на выручку в валюте закупили довольно качественные рекордеры американского производства. Кстати, и товарищ Патоличев на этом «сделал свой бзнес»: официально было закуплено три рекордера, и янки знали, что они закупаются именно для московской консерватории, а потому препятствий к сделке не чинили. Но «консерваторам» рекордеров досталось только два, а третий Николай Семенович отправил в какой-то сугубо оборонный НИИ с задачей «сделать самим не хуже, а лучше — лучше». И я была абсолютно уверена в том, что «сделают лучше»: во-первых, потому что под руководством Николая Семеновича почему-то всегда делалось то, что он хотел получить, а во-вторых, я разжилась уже изготовленным в этом институте «промежуточным продуктом»: четырехскоростным пленочным магнитофоном, который практически «в полуавтоматическом режиме» выставлял запись на пленке под считывающую головку с точностью где-то до пяти сотых секунды. И здесь «полу-» означало лишь то, что позицию остановки нужно было все же ручками с панели управления выставлять. Правда я его приобрела вовсе не для того, чтобы музыку слушать…

Особенно хорошо стало с «бытом»: в жилом городке МВТУ появился «комбинат бытового обслуживания», и в одном его здании разместилась прачечная и химчистка, а в другом — «фабрика-кухня», так что мы с Женькой перешли на «свое постельное белье» — его при необходимости в прачечной вообще за полдня стирали и гладили, если доплатить двадцать процентов «за срочность». Да и насчет подкрепиться стало все отлично: было просто купить любые полуфабрикаты или даже готовые блюда (довольно приличные). А можно было и там же, в небольшой столовке поесть на весьма вменяемые деньги — но мы все же предпочитали сами что-то себе приготовить на кухне в общаге (хотя в основном как раз из полуфабрикатов).

И как раз после окончания зачетной сессии, когда Женька в очередной раз умчалась к родителям в Волоколамск, мы с Олей, вернувшись со спектакля, который давал театр МЭИ, сидели у меня в комнате, занимаясь все же подготовкой в грядущим экзаменам. То есть Оля читала какие-то свои фармацевтические книжки, а мне пришла в голову новая идея, и я, напевая какую-то всплывшую в голове детскую песенку, принялась рисовать очередную схему. Не прибора, а процесса разработки целой кучи приборов.

— Свет, но ты же неправильно поешь! — оторвала меня от творческого процесса сестра. — Ну почему «радовает»? Надо же «радует»!

— Что радует? Кого?

— Ну ты же сейчас поешь «каждой иголочкой радовает нас»… кстати, а откуда эта песня? Я ее раньше нигде и не слышала…

— Не знаю… наверное, слышала где-то… или песня сама придумалась. Послушай, Оль, у тебя когда сессия заканчивается? То есть когда последний экзамен? Я бы нам билеты в Уфу купила заранее, а то что-то мы давно маму не видели.

— Когда сдам, тогда и купим, туда билеты всегда есть.

— На поезд всегда, но зачем время терять? Лучше мы с мамой побольше времени проведем, поэтому полетим туда самолетом.

— А давай, я никогда еще на самолете не летала! А это очень страшно?

— На карусели в парке культуры страшнее. Только билеты нужно сильно заранее бронировать.

— А если ты билет мне возьмешь, а я экзамен какой-то не сдам?

— Значит, придется сдать.

— Билет?

— Экзамен.

— Ну… ладно. А ты что делаешь? Это у тебя такие экзамены… сложные какие-то?

— Нет, я за свои экзамены спокойна, а это — это, если получится, будет новым словом в науке. В науке арифметике…