Визит на чай

Глава 3

Уже далеко за полночь, а я не могу заснуть. Знаю, что надо, и всё равно не могу. Вчера, пожалуй, был самый странный день за последний год. За год, прожитый мною, как Гарольд Джеймс Флимонт Поттер. Это не бред умирающего (признаться, первые недели проскальзывала такая мысль), не какая-то продвинутая компьютерная симуляция — даже в двадцатых годах двадцать первого века нет таких технологий. Хм… Или правильнее сказать «не будет таких технологий»? Блин! Что за мысли в голове крутятся? Так и до утра не усну…

— А и ладно… Я же тут шеф… тьфу ты, опять прилипло! Лорд. Устрою себе ещё один выходной. Лето же!

Да уж, с балдахином кровати я ещё не разговаривал. С белым больничным потолком приходилось. Не часто. Со мной почти всегда кто-то был: мама, папа, обе бабушки, дедушка вот был один и тоже приходил, правда редко, но зато в самые паршивые моменты, что действительно прибавляло сил. Заболел я в почти полных шесть лет. Перед самым днём рождения и походом за первой школьной формой резко поднялась температура. Было жарко. Ничего не хотелось делать. Все подумали, что ребёнок переволновался перед школой, благо всё прошло так же резко, как и началось, но, когда приступ повторился через неделю, словно под копирку, всполошились. Не зря, увы.

На настоящий первый звонок я попал в одиннадцать лет — повезло с периодом очередной ремиссии. Один раз. Первый и последний. Десять лет хождения по кругу: химия, ремиссия, рецидив, химия. За это время я, единственный ребёнок, превратился сперва в старшего сына, а затем и вовсе в старшего из отпрысков довольно дружной многодетной семьи. Признаю, сначала мне такая перемена не понравилась, поскольку маму рядом практически полностью заменили бабушки, но после того, как подросшие брат с сестрой однажды закатили настоящую истерику от того, что меня не будет на Новый Год и Рождество, всё как-то само сгладилось.

За неделю до шестнадцатого дня рождения, в больнице во время прохождения очередной терапии мне приснился сон, в котором сильный порыв ветра задул тоненькую свечу. Меня там поразил момент в самом конце: перед тем как окончательно погаснуть, огонёк свечи на мгновение ослепительно ярко вспыхнул. Весь день после этого я пребывал в каком-то оцепенении, и дело было вовсе не в лекарствах. Под вечер с трудом, но уговорил-таки бабушку поехать домой проверить, как там простудившийся дед. Чувствовал — так будет правильно. До сих пор считаю, что не ошибся.

А на рассвете… С трудом пробиваясь через невообразимо огромную толщу воды, монотонно, на одной протяжной, неприятной ноте звучал писк аппарата искусственного дыхания. Потом пришла боль. Болело всё: грудь, спина, левая рука, губа, но больше всего голова. Внутри моей черепушки что-то пульсировало, виски словно стягивали стальным обручем, а в ушах, сквозь оглушительный звон, на грани шепота голос младшей сестрёнки требовал позвать какого-то «Тайво». Требование с каждым разом становилось всё настойчивее, громче и одновременно плаксивее, в какой-то момент я сдался. Пересилив себя, разлепил слезящиеся от головной боли глаза и поразился, насколько низким стал потолок палаты. До него можно было дотянуться рукой, если бы были силы. А ещё теперь он почему-то деревянный.

«Зови Тайво!» — ещё чуть-чуть и голосок перейдёт на отчаянный визг, а это страшно, и голове моей лучше от этого точно не станет.

Внятно выговорить слово из всего пяти букв получилось не сразу — распухшая губа, пересохшее горло и боль в груди весьма успешно этому сопротивлялись. Однако получилось! Эффект вышел сногсшибательным. Сначала где-то справа раздался еле слышный хлопок, а потом кто-то пискляво и явно испуганно ойкнул. Стало любопытно, и немного повернув голову я обнаружил подле себя обалдевшего от испуга настоящего домового эльфа в потрёпанном, но чистом синем с золотыми вставками камзоле. Почему-то ничуть не удивившись появлению столь странной галлюцинации, я протянул к нему руку и шепнул:

— Домой…

Получилось до неприличия тихо, но меня услышали. Мир вокруг закружился и куда-то поплыл, когда домовик коснулся моей руки. Через мгновение наступила непродолжительная темнота, и вот я стою перед просто гигантской двустворчатой дверью из толстого красного дерева. Я стою — это плюс, мне всё ещё больно — это минус. Кроме того, меня неслабо так качает — минус в квадрате. Нужно открыть дверь. Темнота.

Я в большом круглом помещении с высоченными потолком, мраморным полом и чёрным, как сама ночь, полуметровым овальным каменным постаментом в центре. Пол не просто мраморный — он мозаичный, на тёмной поверхности белые вставки образуют три круга рун вокруг алтаря. На потолке тоже руны, но порядок немного другой. Зря посмотрел вверх. Шатает. Нужно подойти к камню. Темнота.

Изогнутый обсидиановый ритуальный кинжал с серебряной рукоятью, украшенной небольшими сапфирами, лежал тут же, на родовом камне. В голове невольно промелькнула фраза из просмотренной просто ради интереса лекции об организации пространства: «Вещи храним там, где ими пользуемся». Значит, правда, толково. Кстати, а откуда тут свет? Ладно, всё потом. Полоснуть ладонь, прижать к камню. Стоять! Не отключаться! Удалось! Правда, отчасти, лишь потому что оперся обеими руками о постамент. А почему руки то такие маленькие? Я что, усох?

По-настоящему испугаться не успел. Едва кровь из довольно глубокой (резанул левую ладошку от души), раны попала на алтарь, тот словно ожил. В месте соприкосновения с порезом камень потеплел и даже вроде бы как-то посветлел. Не будь мне так плохо попытался бы убедиться, но было не до того. И так больную руку резко прострелило аж до плеча. Вскрикнув, попытался одёрнуть многострадальную конечность. Не тут-то было! Рука словно прилипла и из неё высасывали кровь. Не фигурально. Вполне себе осязаемо проклятая каменюка древним вампиром пила мою кровушку, меняясь на глазах. Из абсолютно чёрного и холодного он стал пепельно-серым и почти обжигающим, а на его поверхности из ниоткуда появилась вязь из причудливо переплетённых рун.

После появления рисунка, из меня перестали выцеживать кровь. Процесс пошёл в обратном направлении. Я почувствовал, как по всему телу прокатываются волны успокаивающего тепла. Даже головная боль отступила куда-то на задворки. Стало так легко и хорошо, что хотелось смеяться и петь. Я и запел. Запел, сам себе не веря и не контролируя, на незнакомом языке, абсолютно не понимая ни, своих же, собственных, действий ни произносимых слов. Сейчас-то я знаю, что это был ритуальный валлийский, и вовсе не простое песнопение. Но тогда… Чуть больше года назад я лишь чувствовал — останавливаться нельзя.

Через пятнадцать минут (именно столько длиться та «песенка»), ослепительная вспышка заставила инстинктивно зажмуриться. Открыв глаза, я едва не присвистнул. Ритуальный зал исчез, превратившись в небольшую зелёную полянку на берегу чистейшего горного озера. Всё бы хорошо, но я там был не один. На меня практически не моргая смотрел самый большой представитель семейства кошачьих — тигр. Вдруг стало страшно любопытно амурский или бенгальский? Полосатый хищник слегка удивлённо наклонил голову вправо словно спрашивая: «Какая тебе разница, кто тебя сожрёт?». А вот интересно! Я повторил его движение. Тигр наклонил голову в другую сторону. Я собезьянничал. Он зевнул. Я тоже. Не специально. Рефлекс. Он угрожающе сделал шаг вперед. По идеи следовало бы отступить, но из чистого упрямства я сделал на два шага больше, возможно приблизив свою гибель. От подобной наглости у котика, по-моему, аж усы встопорщились.

Возможно, мы бы ещё долго дразнили друг друга, однако взгляд тигра вдруг сосредоточился на какой-то точке позади меня. Хотел было развернуться и посмотреть, что же там такое, но не успел, полосатый меня опередил. Гневный тигриный рык, который сопровождался потоком синего пламени, полетел в мою сторону. На уход с линии огня, даже если бы захотел, не было времени. Закрыться можно только руками, что попросту бессмысленно. И главное — я почувствовал, что мне ничего не угрожает, и этот «выстрел» не по мою душеньку. Зажмуриться всё же пришлось, но вовсе не от огня (тот прошёл сквозь меня, будто сквозь бестелесный призрак), а от злобного душераздирающего, и явно предсмертного крика на всю округу, который ударил по ушам в следующую секунду. Я даже голову в плечи втянул от неожиданности. Но подлинный сюрприз меня ждал после того, как утих тот вопль: моего лица коснулось нечто тёплое, мокрое и шершавое. Кошмар какой-то! Меня в наглую облизывали, словно леденец на палочке, а я стоял столбом, ни возмущаться, ни сопротивляться, ни даже открыть глаза совершенно не хотелось.

— Живи, — услышал я, когда на мне буквально не осталось сухого места. А затем снова наступила темнота.

Очнулся я, лёжа в позе эмбриона на чём-то твердом, но тёплом, как русская печка, с зажатом в правой руке кинжалом. Голым. Свежим. Отдохнувшим. Полным сил. Абсолютно здоровым и немного голодным.

Способность думать и воспоминания вернулись не сразу. Лишь через минуту сообразил, где я и на чём, собственно, лежу. Камень, кстати, остался серым. Осторожно выпустил нож. Судя по рукам, я снова маленький ребёнок. Хоть мальчик, и на том спасибо. Ущипнул себя за ляжку. Больно! Не сон! Погодите-ка! Домовик, явно ритуальный зал с рунами и волшебным, скорее всего родовым, камнем, маленький мальчик, крик какого-то злого мужика. Низкий деревянный потолок… и вовсе не больничной палаты — так ведь? А чулана под… Ой, твою Моргану-мать!

— Попадос!

Нет. Точно не усну, раз на воспоминания пробило. Давно такого не было. Да уж, взбаламутил меня денёк сильно. Чуть больше года прошло. Вроде, хорошо же обжился, быстро, а вот спокойно реагировать на ключевые фигуры книжной истории не могу. Веду себя дурак дураком. Обидно. Вот что это за «не женюсь» вообще? Позорище! Ещё и сбежал. Детский сад, штаны на лямках. Не думал же о таком! Совсем. К тому же, я здесь, значит и мир тут вовсе не канонический по определению. Не факт, что она вообще волшебница. Чего дёргаться-то? А с Малфоем? Ну, поморщился он от цвета волос, ну не нравится ему синие волосы — павлинов, видимо, напоминают — Поттером же не назвал, не заговорил вообще, просто прошёл мимо. Паниковать-то тогда зачем? Так всё! Долой рефлексию! Всему своё время. Вон с Макгонагалл же всё прошло более-менее чинно. Даже не вериться, если честно. Эх, ладно. Всё потом.

Молока хочу. И хлеба с вареньем. Яблочным:

— Ночной дожор! Все брысь из кухни!