Ведьма

ПОЛУНОЧНЫЕ ТЕЛЕФОННЫЕ РАЗГОВОРЫ

Когда Валдис вернулся в дом родителей жениха, огромный автобус был готов вот-вот отъехать. Вместе с гостями уезжала и молодая пара.

Но как ни хотелось Валдису поговорить о Вендиге с Екабом, разговор пришлось отложить. Тем более потому, что разговор должен был состояться серьезный. Сам Валдис чувствовал себя усталым, хотя всего его переполняло счастье. Он оперся спиной о ствол дуба, росшего посреди двора, закрыл глаза, стараясь представить ускользающие образы недавней встречи.

Венда, Венда. Странная и в то же время ясная и понятная. И сама понимающая. Можно сказать, что своеобразие ее заключалось в преимуществе разума. В душе Венды не было места мудрствованиям и бесчестности, которые начинаются с надутого молчания или лживой болтовни. Ее мать и бабушка тоже прекрасно разбирались в чужих слабостях. Только порядочность, открытость и искренность могли помочь им преодолеть проклятье отверженности, которым наделила их судьба.

Положение проклятых, отторгнутых от общества, могло превратить этих несчастных женщин в мрачных, замкнутых существ. Это было бы вполне естественно. Очевидно, таким образом и создавали всех «ведьм». Их психика в таком случае была бы вполне понятной и объяснимой. Валдис из собственного опыта знал, как трудно человеку понять другого. Хотя бы в любви. Сколько несчастных влюбленных отказалось от своего суженого или суженой только потому, что не смогли преодолеть трудности взаимопонимания! Это считалось обычным явлением.

Судя по всему, Сакристина привыкла к одиночеству и отверженности. Но все-таки что помогло ей стряхнуть с себя эту тяжесть? Валдис вспомнил, как в глазах старухи изредка вспыхивал темный свет. Не отсвет ли это прошлого? Трудно судить. У любого человека, случается, темнеют глаза от избытка чувств.

Валдис долго бы еще размышлял таким образом, но шофер уже завел мотор.

— Ну как? — спросил доктор как бы между прочим, когда оба они с женой устроились на сиденье позади него. — Нашли общий язык?

— Примерно, — нехотя ответил Валдис.

Владелец импортных очков с минуту внимательно смотрел на Валдиса, но в разговор не вступил. Валдис понял, что все знают причину его долгого отсутствия. Он внушил себе, что молчание означает признание Венды. Однако раздумывая над тем, как повезет ее в Ригу, он испытывал беспокойство. «Вероятно, лучше всего сделать этой тайком, так, чтобы никто не знал», — рассудил он.

Через Юглский мост автобус переехал в девять вечера. Красные двенадцатиэтажные дома горели в лучах заходящего солнца. На мгновение все случившееся в Стричаве куда-то отдалилось, показалось Валдису тревожным сном, не имевшим ничего общего с реальностью. Город совсем другое дело. Город был ему понятен. Уголок Видземе, где жили родители Вкаба Меллезера, остался далеко, далеко позади, до него теперь почти двести километров. Почему-то подумалось: а не разыграла ли эта красивая деревенская девушка, взяв себе в помощники Екаба и соседей, перед ним спектакль на шутливый сюжет из самой жизни? Если так, то у нее несомненный артистический талант. Екаб, так тот всегда был горазд на выдумки и розыгрыши. Неужели он согласился бы так дурачить друга? Правда, однажды во время какой-то дискуссии он с жаром утверждал, что является фанатичным последователем Че Гевары, и только в самом конце признался, что это была шутка. Но та шутка не имела последствий, никого не задела…

«К черту! Ну и занесло же меня, — сам себя оборвал Валдис. — Все это просто с похмелья и от усталости, больше ничего!»

Дома, в своей обставленной старомодной мебелью однокомнатной квартире, которую унаследовал от дальней родственницы матери, Валдис снял выходной костюм, вымылся, выпил чуть забродившего сливового компота и тотчас подошел к книжной полке. Из книг, доставшихся ему от тетушки, вытащил «Комнатные растения». Полистал. Про омелу не нашел ни слова… Зато мысли приняли новое направление: может быть, виновато какое-нибудь комнатное растение? В большой комнате у Венды стояли два цветка мирты, в маленькой — еще какие-то горшки, но он не обратил на них никакого внимания. Валдис полистал книгу, поставил обратно на полку. Растянулся на тахте.

Мысли обгоняли одна другую. Пришлось признать, что он абсолютно не готов к решению этого научно-практического вопроса. А может быть, Екаб, как биолог-генетик, разобрался бы во всем лучше? Безусловно, ибо люди, создавшие эту проблему, биологические существа. «Стоп, а может родник, который питает колодец ведьм, бьет из земли, пройдя сначала через пласт, содержащий свинец или какое-нибудь другое химически ядовитое вещество? Организм ведьм устроен так, что даже повышенная доза этих веществ для них безвредна, зато для других представляет опасность», — решил он. Казалось, во рту еще сохранился привкус свинца от воды, выпитой в доме у ведьм. Валдис посмеялся над собой — если честно, он и не знал, каков свинец на вкус. Однако дельная мысль осталась: отличия этих женщин от остальных — в сфере биологической. В противном случае нет смысла искать причину ни в химии, ни в ботанике, ни в сфере магнитных сил или климатических условий. Все эти причины были бы одинаково опасны и для жены и для мужа… А может все дело в различии полов? «Черт побери!» — Валдис даже ругнулся. Проблема была столь обширной, с таким количеством вариантов, что он засомневался: вряд ли и Екаб сможет четко ответить, одинаково ли действуют на мужской и женский организм все миллиарды (ну хорошо, пусть миллионы) веществ! Он не очень-то вник в суть дела, когда расспрашивал ведьм. Кто были взятые на воспитание дети: девочки или мальчики? Болело ли горло у женщин, которые имели дело с ведьмами? Но даже зная все это, достоверных выводов сделать было нельзя. Пожалуй, коллега Екаба прав: слишком мало фактов.

Но мысль о биологических различиях полов не давала ему покоя. Существенны ли они? А что если вина в физиологическом механизме, в психике? А что если причина в биоритмах? Доказано, что инфразвук вызывает нарушение биоритмов и приводит к смерти. А вдруг чувствительный инфразвуковой фон вызывают биоритмы ведьм? Может быть, их красота, привлекательность, их внутреннее напряжение и есть совокупность уникальных биоритмов? Они и в самом деле, особенно старая, не похожи на других людей…

Валдис еще раз окинул взглядом полки с книгами. Серьезной работы по биоритмам не было. Он посмотрел на часы. В столь поздний час даже в рабочие дни все библиотеки уже закрыты, а сегодня воскресенье.

Он поднял телефонную трубку.

— Екаб, извини!

— Ну, ну!

— Я на этой проблеме свихнусь.

— На какой?

— Ну, этот случай с ведьмами.

— Ого! Это мне нравится! Ты все же отбросил мысль о женитьбе и стал думать?

— Нет. Именно поэтому мы обязательно поженимся.

Екаб молчал.

— Ты почему не отвечаешь?

— Жду, что еще скажешь.

— Ты все еще веришь в опасность и настроен против моей женитьбы?

— Верю. И против женитьбы.

— Почему?

— Никакого удовольствия не испытываю произносить речь над ямой.

— Над какой ямой?

— Над твоей могилой.

— А ты знаешь, что такое омела?

— Кажется, какое-то растение.

— Биолог с такими скудными знаниями по ботанике! Венда знает больше.

— Я генетик. Она — лесотехник.

— Ты ее… целовал?

— Не задавай таких вопросов. Инга за спиной.

— Скажи — да или нет!

— Да нет же! Ты что, смеешься?

— Почему?

— Ты сошел с ума, Валдис?

— Вероятно.

— Выбрось ты ее из головы и отдай в переплет кандидатскую!

— Скажи — свинец одинаково действует на женский и мужской организм? Вернее так — все ли вредные вещества одинаково действуют на мужской и женский организм?

— Свинец? Думаю, одинаково.

— Но точно не знаешь?

— Нет.

— Да что ты за биолог, черт побери!

— Ты за что меня ругаешь?

— За неясный ответ.

— Учти, приятель, зачастую чем яснее и однозначнее ответ, тем он ошибочней и вредней. Ведь ты хочешь верить моим словам?

— Да.

— Тогда не вынуждай меня говорить того, чего я не знаю! Я — генетик, и интерес к загрязнению среды вредными веществами просто мое хобби.

— Хорошо. А есть ли разница в воздействии других веществ на мужской и женский организм?

— Сложный вопрос. На одном из полинезийских островов живет племя, для которого доза радиации в сто раз выше, чем для европейцев, не представляет опасности. Ведь восприимчивость отца и дочери могут резко отличаться. Кажется, женщины вообще более устойчивы к ядам.

— Твои колебания тоже стоит учесть.

— Учти! Обязательно учти!

— А ты не допускаешь, что это влияние радиации?

— Ты про ведьм?

— Да.

— Я же не проверял их комнаты со счетчиком Гейгера. И насколько я знаю, ни у кого из умерших степень радиации не проверяли.

— А ведьмами их назвал, глазом не моргнув.

— Знаешь, Валдис, мне твоя горячность нравится.

— И все-таки ты против женитьбы? Ведь я ее изучать буду — эту красавицу ведьму.

— Ты? Химик? А кто в лаборатории будет работать?

— Поможешь?

— Да. Понял. Ты, значит, считаешь, что свою диссертацию я могу отложить на некоторое время?

— Если тут сделаешь открытие, одним махом в академики выйдешь.

— Прежде всего, Валдис, я ничего не открою. Мне в таком случае пришлось бы менять профиль. Во-вторых, эти исследования не включены в институтские планы. В-третьих, ничего…

— Я все-таки женюсь.

— Постараюсь об опасности проинформировать твоих родителей.

— Спасибо! Это я сделаю сам. Лучше скажи — есть ли среди твоих знакомых специалист по радиации?

— А ты сходи в штаб гражданской обороны! Они там изнывают от безделья. Кинутся на помощь. Только, по-моему, не стоит стрелять из пушек по воробьям. Вероятность того, что дело в радиации, чрезвычайно ничтожна — одна биллионная. Начни хотя бы с папоротника — не слишком ли много собирают его для травли блох, не употребляют ли против моли багульник, не используют ли в качестве приправы сок чертовой редьки, синильную кислоту из сливовых косточек и другие ядосодержащие вещества. Ты же знаешь, что к ядам можно привыкнуть. Человек некурящий, выкурив в день десять папирос, умрет, а тренированный человек справится с тридцатью и чувствовать себя будет лучше, чем без никотина. Ты учти, что мать Сакристины была знахарка, и Сакристина ремеслом этим владеет в совершенстве. Фольклор всегда наделяет ведьм особой силой. Кто знает, не кроется ли причина в стимуляторах, которые они по-прежнему употребляют? А поскольку к ним привыкли, то употребляют в больших дозах, не приспособленный же организм не переносит. Неужто тебе неизвестна банальная истина — яд в малых дозах лечит? И наоборот: лекарства в больших дозах наносят вред… Ты разве не обратил внимание, что лицо Сакристины гораздо моложе, чем у других деревенских старух ее возраста?

— Да, — выдохнул Валдис. Внезапно он понял, что казалось ему странным, когда он видел старуху в окружении привычных ей вещей, а именно, чем она так резко отличается от других людей. Да. Дело было в ее совершенно гладком, без единой морщинки лице. В сказках ведьмы обязательно страшные, уродливые старухи, эта была полной им противоположностью. — Да, — повторил он еще раз. — Правильно. Я это сразу заметил… Хотя…

— Сами они утверждают, что никакими травами не пользуются, — продолжал Екаб. — Но вряд ли этому можно верить. К тому же учти субъективный фактор: вполне вероятно, они так привыкли к этим травам — к приправам, что не считают их лекарствами, добавляют к еде, как, скажем, мы употребляем перец, горчицу, соль…

— Подожди! — оборвал его Валдис. — Если это был яд в больших дозах, то мужья их должны были тут же тапочки откинуть, в первый же день, а? Что-то тут не стыкуется.

— Почему? — Екаб не отреагировал на его реплику. — Ведь существует немало веществ, причем ядовитых, которые проявляют свои свойства при определенной концентрации, спустя время. Ты слышал о дусте? К тому же яд, случается, образуется только в продуктах деления.

— Хорошо. Но почему же тогда в них ничего не накапливается? Почему для них безвредны продукты деления?

Валдис был уверен, что тут-то он выбил у Екаба козыри. Но тот не смутился.

— Ну как бы тебе это попроще объяснить? Видишь ли, существует внутриклеточный механизм регуляции, действие которого объясняется наличием ферментов — стимуляторов и блокаторов. Надеюсь, мне не надо объяснять сложность химической реакции?

— Не надо.

— Так вот, привыкание к веществу означает сдвиги в этом сложном механизме. Сдвиги зачастую необратимые. Как в случае сахарной болезни. Если длительный прием малых доз не повлиял на этот механизм, в случае большой дозы расщепление будет сильно отличаться и конечный продукт тоже будет другим, в первом случае произойдет выведение ядовитого вещества, во втором случае — накопление. В первом случае механизм регуляции приспособится, но не нарушится, во втором случае тот или иной цикл будет нарушен, заблокирован или вообще распадется. Тебе известно, что чрезмерное употребление витаминов может блокировать воспроизводство витаминов в самом организме, вызывая искусственный авитаминоз. И подобных процессов существует по крайней мере тысячи.

— Ясно, — сказал Валдис, понимая, что все еще более осложнилось. — А что скажешь о ведьминых метлах?

— Знаешь, я о них думал, — признался Екаб. — В их клещиках могут обитать какие-то риккетсии. Возможно, этот штамм науке еще неизвестен. Думал я и о потере иммунитета под влиянием некоторых микроорганизмов, а также химических, физических или психических раздражителей. Понимаешь, ведь все заболевшие в одном были схожи — утрачивали сопротивляемость к болезни, как бывает у детей с врожденными иммунными дефектами. В этом сходстве есть что-то подозрительное. Конечно, это может быть и кажущимся сходством. Тебе известно, что и сейчас еще без специальной проверки рак легких можно принять за туберкулез. Внешние симптомы болезни часто идентичны, именно поэтому диагностика — самая трудная область медицины. От чего умерли мужья ведьм, знает только его величество Вельзевул, с которым, как ты сам прекрасно знаешь, обмен информацией на фоне распространения атеизма, заметно сузился.

— Здорово! — чуть не закричал Валдис в трубку.— Ты все-таки мужик что надо, если обо всем этом думал…

— Видишь ли, — прервал его Екаб, — беда в том, что причины потери иммунитета могут быть чрезвычайно разными, та же радиоактивность, например. А способов опосредованного воздействия на этот механизм чрезвычайно много…

— А биоритмы? — спросил Валдис.

— М-да, — протянул Екаб. — Ты думаешь, биоритмы ведьм отрицательно сказываются на окружающих?

— А так может быть?

— В принципе, по-моему, может. Только неясно, почему эти биоритмы несхожи? Почему приобрели отрицательное воздействие? Под влиянием каких факторов? Как происходит наследование биоритмов? Внутренним или внешним путем? Тут тоже миллион неясностей.

— Да. — Валдис вздохнул. — Мне кажется, я начинаю кое-что понимать.

— Что именно?

— Что дело это чрезвычайно запутанное.

— В этом ты прав.

— Так, может быть, ты все-таки согласишься, по крайней мере допустишь, что смерть мужчин — просто-напросто игра случая?

Екаб помолчал, подумал, прежде чем ответить отрицательно.

— И все-таки я женюсь на ней, — сказал Валдис.

— Чувствую. Я бы тебе позавидовал, если бы не надо было сочинять речь.

— Какую еще речь?

Екаб вздохнул.

— Ну, ты совсем свихнулся. Я говорю о речи над твоей могилой, понял?

Валдис рассмеялся.

— Постарайся покороче, чтоб никого не задерживать, на пару минут. Только одна просьба: Венде, пожалуйста, когда она будет в Риге, об этом даже не намекни! Впрочем, лучше и меня не пугай. Кто знает, не страх ли является причиной смерти. Случается ведь, что люди при одной мысли о смерти чахнут. Признайся же, что под влиянием страха может исчезнуть и иммунитет.

— Может. В принципе может, — согласился Екаб. — Только на сей раз этого не случится.

— Ты веришь в чертовщину?

— Черт — это выдумка людей. И, по-моему, не самая удачная.

— Извини, что потревожил!

Аппарат звякнул тоненько и звонко. «В конце концов и телефон — дьявольская выдумка», — подумал Валдис.

Внезапно комната показалась ему мрачной, воздух затхлым. Где-то в глубине мозга, на самой грани понимания зародилась бесформенная масса — тяжелая, огромная, плотная. Валдис понимал, что она будет неотвратимо надвигаться, захватывать его разум, всю его жизнь и, кто знает, не задушит ли в конце концов. С каждой секундой бесформенная масса увеличивалась в размерах, но прозрачной не становилась. Это была его судьба.

Валдис вздрогнул в предчувствии огромной беды. И в то же время устыдился собственного страха. Бог мой, сколько сочинили громких слов о героизме, о смелости и как люди сторонятся подлинного героизма. И Екаб тоже. Даже Екаб, его идеал, образец ученого, его путеводная звезда… Венда, ее мать и бабушка останутся одни со своим несчастьем. В полном одиночестве! Да еще с таким прозвищем — ведьмы! Вот оно, благородное человечество!

Он снова поднял телефонную трубку.

— Извини, Екаб, ты ведь работаешь с электронным микроскопом?

— Да.

— И, насколько я знаю, даже зрение испортил, не так ли?

— Да, можно сказать и так.

— А ты брал что-нибудь у ведьм, чтобы посмотреть под электронным микроскопом?

— Нет.

— Неужели? Ведь они соседки твоего отца. Почему же?

Екаб глубоко вздохнул. Даже Валдис расслышал это в трубке.

— Да не специализировался я на этом. Я занимаюсь лейкемией, к тому же не у людей, а у коров.

— Ясно. Барьер специализации, — сыронизировал Валдис.

— Не только это, — ответил Екаб спокойно, словно не уловил упрека, — Мне это, кстати, и в голову не приходило. Кроме того, стоило начать, пришлось бы идти дальше. Один анализ ничего серьезного бы не дал…

— А может быть, и дал. Может, все сразу стало бы ясно.

— Нет.

— Ну, а все-таки…

— У меня, Валдис, своя интуиция, своя гипотеза…

— Она что, лишает тебя человеческих чувств, желания помочь несчастным людям?

— Я понимаю тебя, Валдис…

— Настоящий ученый не смог бы так вести себя на твоем месте, — произнес Валдис. — Да еще равнодушно сообщить коллеге о том, что на свадьбе будет ведьма…

— Вероятно, я не настоящий ученый, — тихо ответил Екаб. — На десять тысяч кандидатов и докторов наук, таких, вероятно, один или двое…

— Извини! — воскликнул Валдис. Внезапно он устыдился. Так хладнокровно и спокойно согласиться с обвинением в том, что ты не настоящий ученый, мог только… действительно настоящий ученый… — Прости, Екаб. Я, кажется, поступил по-свински…

— Да, что-то похоже на то, — по-прежнему спокойно признал Екаб.

Валдис представил обросшее бородой, немного смущенное побледневшее от волнения лицо друга, его серые, добрые глаза. Только бледность и выдавала чувства Екаба, поэтому многие считали его простоватым. На самом деле под нею скрывалась уверенность, сосредоточенность, умение подчинить себя главному. Вот и он, Валдис, поддался извечному людскому пороку: умного и доброго человека принял за дурачка! И как бы подтвердили эту мысль слова Екаба:

— Может быть, исходя из некоторых обстоятельств, и тебе не следовало этим заниматься. Не только из-за угрозы смерти. Я вижу и понимаю, что смерти ты не боишься. Но возможны и другие причины. Ты веришь в безусловный положительный исход, и тут я тебе завидую. У меня, к сожалению, такой веры нет.

— А из чего ты исходишь? Почему нет веры?

— Злая судьба бывает необратимой. Поэтому исчезает вера. Конечно, я не вправе навязывать тебе свой пессимизм, ты моложе, тебе нравится Вендига, у тебя другой характер. И в конце концов, мои предположения это только мои предположения. И они могут оказаться ошибочными.

— И все-таки ты отказываешься…

— Да. Я уже сказал, что я, очевидно, не настоящий ученый.

— Не надо об этом больше! — попросил Валдис. — На меня какое-то затмение нашло.

— Ты снова чуть-чуть перебрал.

— Нет, на сей раз нет.

— Хорошо, хорошо, ложись спать! Да? А то еще, как говорится, повредишься в уме. За такого Венда вряд ли замуж пойдет.

— И то верно, — согласился Валдис.

Снова звякнул телефонный звоночек. Комната погрузилась в тишину. Взгляд Валдиса зацепился за книжный шкаф. Малая энциклопедия. А вдруг кроме волостей, поселков, рек, озер Латвии, кроме деятелей различного ранга, есть там что-нибудь об омеле? Валдис взял первый том. «Омела (Viscum) — вечнозеленый полупа-разитный кустарник с супротивными листьями. Известно около ста видов. В Латвийской ССР произрастает только омела белая (V. album) — на кленах, липах, яблонях, осинах, ивах, соснах и елях. Встречается в основном в южной части республики, главным образом в Лиепайском, Прейльском, Екабпилсском и Даугав-пилсском районах. Охраняется законом».

Ели, что возле дома Венды, безусловно, растут на севере Латвии. И если на них паразитирует действительно омела, то такая, о которой информация до автора статьи не дошла.

Валдис еще полистал энциклопедию. О радиации и биоритмах не нашел ни слова. Когда ставил в шкаф последний том, заметил «Популярную медицинскую энциклопедию». В ней об омеле ничего не было, зато сведения, почерпнутые им об иммунитете, ядовитых веществах и еще кое о чем, лишний раз убедили в том, что проблема, стоящая перед ним, чрезвычайно сложна. Одна только статья об иммунитете за тавила его задуматься. «Иммунитет — невосприимчивость организма к возбудителям инфекционных болезней: микроорганизмам, токсинам, ядам или антигенам другого характера, содержащим чужую генетическую информацию». Точка, как говорится, не поставлена: токсин, яд и др.

Далее в статье утверждалось, что некоторые индивиды к одной и той же болезни могут проявлять разную сопротивляемость, и обусловлено это врожденными особенностями.

Иммунология делилась на множество самостоятельных дисциплин: иммуноморфология, иммунохимия, иммунопатология и т. д. Неужели же изучать все эти дисциплины?

«Почти каждое химическое вещество в повышенных дозах может вызвать отравление, — стояло черным по белому. — Однако ядами принято называть только те вещества, которые вызывают отравления в малых дозах». Это значит, в невзгодах этих женщин может быть повинно вещество, не включенное в список ядовитых. И вообще, разве можно составить исчерпывающий список таких веществ? Даже если бы он существовал, уйму времени пришлось потратить бы на его изучение. «Действие ядов обычно проявляется в их влиянии на биохимические процессы в клетках и тканях. Некоторые яды действуют только на определенные клетки, ткани, органы и организмы».

Ядовитые растения: борец фиолетовый (Aconitum napellus). — Это же цветок, который растет в саду у Венды, растет и у родителей Екаба! «Признаки отравления… применяют также для уничтожения грызунов».

«На земном шаре насчитывается около десяти тысяч видов ядовитых растений». Отравиться можно, например, вдыхая аромат багульника…

Валдис окаменел. Но ведь дыхание Венды и пахнет багульником! Может быть, и организм ее, и легкие выделяют фитонциды багульника?

Опасными оказались и фиалки, и люпин. Энциклопедия страдала одним существенным недостатком: ни слова не было сказано о замедленном действии ядовитых веществ, об их накоплении в организме, не говорилось и о ядах, возникающих в результате химических реакций при взаимодействии с некоторыми абсолютно безвредными веществами, вводимыми в организм, о других более или менее сложных связях. Но Валдиса интересовало как раз это, так как, по его мнению, тут крылось нечто более серьезное, чем простое отравление.

После того, как он прочел о естественных очагах инфекции, мысли приняли другое направление — возникла уверенность в наличии унаследованной инфекции. Переносчиками возбудителей болезней — вирусов, бактерий, грибков и т. д. — могли быть блохи, клещи, клопы, тараканы, словом, весь личный зоологический сад человека. Их могла вместе с маленькой Валлой занести Сакристина из дальней волости, таким образом утвердить преемственность проклятья. «Если в очаг инфекции попадает человек, не обладающий иммунитетом против данного заболевания, и его укусит инфицированный клещ или другое насекомое, человек заболевает и, таким образом, обнаруживается наличие очага инфекции в природе», — сообщала книга. Валдис сердито хмыкнул.

Ну и чушь! Стоит укусить насекомому, тут же тебе и очаг инфекции. Вероятно, не все происходит так гладко и просто.

«Естественные очаги инфекции, — говорилось дальше, — существуют для следующих болезней: клещевой энцефалит, японский энцефалит, клещевой спирохетоз, чума, туляремия, токсоплазмоз, лепроспироз, кожный лейшманиоз, желтая лихорадка, малярия и так далее». И здесь не поставлена точка. И вероятно один бог или, как сказал Екаб, его высочество Вельзевул знали, где и когда поставить точку. Валдис в раздумье смотрел на список перечисленных болезней и машинально потянулся к трубке, чтобы позвонить знакомой — после института она уже несколько лет работала врачом. Интересно, знает ли она? Ни о чем больше он не станет спрашивать. Только — знает ли она все эти названия? Он стал набирать номер, но потом посмотрел на часы — они показывали первый час ночи. Положил трубку. Он убедился на своей собственной практике, что учителя химии забывают многие химические вещества, которые изучали в институте… Забывают так, словно никогда о них не слышали. Не так ли и медики забывают редко встречающиеся болезни?

Он полистал книгу и стал читать о клещевом спирохе-тозе. Он прочел и о клещах, и о спирохетах, но о клещевом спирохетозе — ни слова. В очередной раз его потрясло огромное количество клещей — пятнадцать тысяч. Клещи распространяют возбудителей менингита. От менингита умер один муж. На людях селились клещи домашних птиц и крыс. Какие болезни могли переносить они, наука, очевидно, еще не знала.

Потом он открыл статью о токсоплазмозе. И по мере того, как читал, беспокойство его возрастало. «Форма заболевания зависит от вирулентности штамма токсоплазмоза, величины инфекционной дозы, места локализации паразитов… В органах наступают глубокие патологические… Может закончиться смертью… Диагностируется только иммунологическими методами… Может быть врожденным или приобретенным… Воспаление легких, миокардит… Может выражаться в менингоэнцефалите, болезни кишечника… в форме… вызывает аборты… решающее значение имеют лабораторные исследования».

Похоже, найден настоящий виновник. К тому же чрезвычайно просто. Эта простота и насторожила Валдиса. Он открыл раздел о лептоспирозах.

Распространяют домашние животные. Поражаются почки, печень, кровеносные сосуды; мышечные боли, высыпания на коже. Осложнение: менингит…

В принципе эта болезнь тоже подходила. К тому же, если еще возник какой-то новый штамм микроорганизма. Туляремия тоже подходила, поскольку имела достаточно много форм. А вот радиацию и болезни, вызванные риккетсиями, согласно информации, изложенной в энциклопедии, можно было отвергнуть сразу.

Наконец интерес стал понемногу ослабевать. Длинно и умиротворяюще зевая, Валдис прочитал статью о вирусах. Как и везде, здесь тоже не поставлена точка: «и др.». Вирусы были причиной огромного множества болезней. Но ни одна из них не проявлялась таким количеством симптомов и не имела столь близкого сходства с болезнями умерших мужчин, как токсоплаз-моз или лептоспироз. К тому же эти болезни обладали еще одним важным свойством — очаг инфекции сохранялся, болезнь можно было перенести внешними путями, а токсоплазмоз еще и наследственным путем.

О вирусах говорилось: «Доказано, что вирусоноси-тельство — это скрытая, бессимптомная форма болезни — латентная инфекция». И дальше несмело добавлено: «Полагают, что вирусоносительство чаще всего встречается и наиболее широко распространено в форме взаимодействия вирусов и клеток, и напротив, острая вирусная инфекция — нарушение этого взаимодействия». Этим объяснялось заболевание переохладившихся людей.

Положив книгу на место, Валдис еще раз сполоснул лицо под краном и, взяв черствый кусок хлеба, решил, что виноват, вероятно, крохотный клещик, распространитель инфекции, или некий подобный токсоплазме микроорганизм, обитающий в определенном месте, к которому у ведьм возник иммунитет в результате длительного сосуществования. Разве что… Да… Он даже перестал грызть хлеб. Мысль была такой неожиданной, яркой и четкой, что он поразился. Было в этой теории одно слабое место. А именно, не объяснялось, почему этот микроорганизм не покидает пределы дома ведьм, находится как бы на привязи. Он не следует за своей жертвой. А может быть, клещик размножается в кошачьей шерсти, в матрацах, на котором спят женщины, и даже, может быть, на их коже?

Валдис достал из стола новую записную книжку. В нее он будет заносить главные мысли, возникающие по ходу поисков решения проблемы. Он записал: «Инфекция неподвижна, перемещается только в помещении вместе (?) с ведьмами. И во времени, из поколения в поколение, тоже только с ними. Применить метод исключения!»

Валдис постелил постель и вспомнил, как совсем недавно беседовали между собой его родители: у такого-то нельзя брать поросенка, поросенок принесет несчастье, потом не избавишься. Это звучало как «кусочек фольклора». А что если подобные опасения имеют под собой почву? Соседи остерегались ведьм, поэтому инфекция не распространялась. А иммунитет? Откуда у ведьм такой потрясающий иммунитет? И больше ни у кого. И что означает моложавость лица?

Валдис снова вонзил зубы в сухую корку.

Часы показывали третий час ночи. Город спал крепким сном с воскресенья на понедельник. «Должно быть, скоро начнет светать», — подумал Валдис. Навел будильник, погасил свет и улегся, натянув на голову одеяло.