Ведьма

СРЕДИ РОЩ И ХОЛМОВ

Основная группа свадебных гостей ехала в огромном «Икарусе». Пока дорога шла по равнине, в автобусе пели песни, рассказывали анекдоты, сзади слышны были азартные выкрики — это картежники сражались за откидным столиком. Когда свернули с шоссе на большак, который, извиваясь, исчезал среди холмов, настроение пассажиров изменилось. Дремавшие открыли глаза, а шофер в солидной кожаной куртке встал с сиденья и вел автобус стоя. Слева вдоль большака высилась гора, справа земля круто обрывалась вниз, впереди маячил узенький, рассчитанный на колхозные тракторы и самосвалы мостик, а за ним — крутой подъем по каменистой, размытой дождями дороге. Для массивного автобуса места для маневров не было: с одной стороны по окнам хлестали листья ольшаника, с другой — широкие лапы столетних елей гладили крышу автобуса обомшелыми колючими ладонями. Чуть дальше, на самой обочине лежал огромный валун, на горизонте высилась гора, поросшая темным лесом.

— Совсем как в Карпатах, — охнул кто-то.

— Все это было б так, коль не было б иначе, — добавил другой скептически.

Когда огромный автобус въехал на свадебный двор, из-под колес с кудахтаньем бросились врассыпную перепуганные куры да из низинки на приезжих смотрела, судя по всему, небодливая корова. Завертелась обычная свадебная карусель, для которой трудно подобрать новые краски, каких никто и нигде бы не видел, никто и нигде бы не использовал. Были и почетные ворота, и выкуп, и одаривание гостей, духовой оркестр. Были и гадания, и испытания для жениха и невесты. Наконец все уселись за стол, на котором, как отметил Валдис, не хватало только запеченных слоновьих ушей. Одним словом, родители жениха при его самом деятельном участии подготовили спектакль, который ошеломил бы и более заядлого завсегдатая балов, не говоря уж о Валдисе, который в подобных «культурных мероприятиях» не участвовал чуть ли не со студенческих времен, если, конечно, не считать таковыми дни рождения в компании коллег. С Екабом ему не удалось перекинуться ни единым словом, поскольку в день свадьбы новобрачные подобны богам: все только о них и говорят, но приблизиться к ним никто не может. Их желание — закон, которому подчиняются все.

Начались танцы. Валдис, который к тому времени уже чуть-чуть захмелел, обняв за плечи голосистого гостя в импортных очках, который оказался коллегой Екаба, вышел в соседнюю комнату, откуда доносились глубокие сочные звуки. Это играли музыканты местной капеллы. Биолог был с женой, и они сразу же пошли танцевать. Валдис остался один. Когда же рядом появилась молодая женщина без спутника, он пригласил ее на танец. Музыканты играли так азартно, что казалось с потолка сыпятся искры и время от времени начинала светиться и макушка барабанщика. Валдису не терпелось сказать своей партнерше по танцам, что инструменты издают радостные стоны. Раз пять мысленно повторил он это странное словосочетание «радостные стоны», но произнести вслух так и не осмелился, поскольку вид у девушки был чрезвычайно строгий. Она, очевидно, была не из местных и могла не понять его восхищения игрой сельской капеллы, лишь приняла бы его за наивного деревенщину. Когда партнерша резко повернула голову и, случайно ее дыхание коснулось его, Валдис с удивлением отметил, что она даже не пригубила рюмки. Дыхание было чуть-чуть горьковатым — так пахнет багульник и еще какие-то лесные цветы.

Абсолютная трезвенница казалась не совсем подходящей партнершей для сегодняшнего вечера, так как Валдис не возражал против мимолетного любовного приключения или — как уточнял Екаб — против брака на одну ночь. Конечно, и звучало это, и выглядело неприглядно, но у Валдиса, человека занятого, «мученика науки», не было постоянной подруги. Он, как склонен был скромно утверждать сам, довольствовался крохами не потому, что был человеком распущенным, а, наоборот, самоотверженным. Биолог угадал бедственное положение Валдиса и еще подлил масла в огонь.

— Присмотри-ка среди красавиц Стричавы подходящую мышку, и к утру, если захочется отдохнуть, разыщем на четверых уютное местечко.

Сказать это было легко, но один из законов земного бытия гласит: теория не всегда совпадает с практикой. К тому же намеренные поиски были Валдису не по душе, смущали. Он танцевал то с одной девушкой, то с другой, но дальше нескольких банальных фраз дело не двигалось. Он прекрасно понимал, что зачастую не разговоры главное. Ведь он не был наивным мальчишкой. Слишком много энергии отнимала работа, слишком уж его занимала химия, так что голова его была занята наукой. Будь здесь Лариса, уж с ней-то он нашел бы о чем поговорить, а тут все чужие, поглощенные свадебной суетой, какое им дело до пептидов и аналогов Валдиса! Сложившаяся ситуация вызвала в нем комплекс неполноценности. Да-да, самый настоящий комплекс неполноценности. Избавиться от него можно было только представив себе, что мужская половина свадебных гостей, не имеющая никакого отношения к науке, — полные ничтожества и профаны. К сожалению, сегодня подобное высокомерие не срабатывало — все гости были то ли знакомые, то ли друзья и родственники кандидата (вот-вот доктора) наук Екаба Меллезера, а значит, были людьми уважаемыми и неприкосновенными. Валдис размышлял и так, и эдак, однако странная, почти болезненная скованность не проходила.

— Приглашают дамы! — крикнул старый скрипач и сделал призывный жест рукой. Комната тотчас наполнилась преувеличенно радостными возгласами. Валдис хотел было выйти в коридор, но тут перед ним остановилась девушка, которую он пригласил первой. Теперь он уже внимательнее присмотрелся к своей партнерше. В светлых волосах ее были два белых цветка, белый воротничок блестел, мерцали красные бусы, оранжевое платье. Чуть-чуть подкрашенные ресницы и по-детски свежие губы. Валдис улыбнулся.

— Прошу вас! — вполголоса произнесла она смущенно, почувствовав, что Валдис медлит.

Мрачное настроение Валдиса мгновенно улетучилось. Очевидно, студентка. Да, она могла быть только студенткой биофака. В этом Валдис уже не сомневался. Про себя он удивился, как это во время первого танца не заметил своеобразной красоты девушки. Ну самый настоящий слепец! Он снова ощутил едва различимый запах багульника и каких-то лесных цветов, аромат ее дыхания. Это открытие поразило Валдиса, и он сентиментально подумал: среди современных девушек есть еще и такие, которые даже на свадьбе не употребляют алкоголь. Он привлек к себе девушку. На этот раз она не противилась этому. И хотя движение это в какой-то мере было для Валдиса привычным, он внезапно смутился, почувствовал за собой какую-то вину. Танцевать с ней было так легко, так хорошо, что ему показалось диким, что они никогда больше не встретятся. И он, чтобы отогнать грустные мысли и чем-нибудь порадовать девушку, произнес:

— Как хорошо с вами!

Они посмотрели друг на друга. Валдис — благодарно улыбаясь, она — печально и настороженно.

«Она чудо», — подумал Валдис.

— Вы студентка?

— Нет.

Валдис попытался еще раз заглянуть ей в глаза, но это не удавалось. Девушка танцевала не поднимая глаз. А так как она была на полголовы ниже Валдиса, то ее лоб находился как раз на уровне его подбородка. Желание узнать, чем занимается девушка, было столь острым, что Валдис украдкой взглянул на ее руки. У нее были длинные пальцы с продолговатыми ногтями, кожа рук казалась чуть влажной, сероватой. У химичек кончики пальцев часто желтеют.

— Вы родственница Екаба?

— Нет.

По тону ее ответа Валдис понял, что допрос не доставляет ей удовольствия и замолчал. Неожиданно заговорила она:

— У вас здесь много знакомых?

— Нет. — Валдис улыбнулся и добавил: — Оказывается, мои ответы ничуть не отличаются от ваших.

— Да. Как в сказке. — Она подняла голову. Серые в крапинку глаза смотрели на Валдиса удивленно, и он почувствовал, как сердце его забилось быстрее.

— И что же это за сказка?

— Не спрашивайте! Печальная сказка.

— Поэтому вы такая грустная?

— У меня грустный вид? — испуганно спросила она.

— Да. Но такая романтическая грусть юность украшает.

Она глубоко вздохнула. Грудь ее приподнялась. Валдис вздрогнул от еле уловимого прикосновения. Впервые прикосновение женской груди его так глубоко взволновало.

— Пожалуйста, спросите меня о чем-нибудь! — попросил он. — Я отвечу на все вопросы, не скажу ни одного слова неправды.

Она снова взглянула на него своими грустными и в то же время горящими глазами, поняла его необычное признание и с благодарностью приняла его. Лицо ее осветилось улыбкой и стало еще красивее.

— Хорошо, — сказала она тихо.

— Я весь внимание! — откликнулся Валдис, радуясь, что вступил в игру, конец которой угадывался за розовой пеленой, в неясной дали, сулившей счастье. Она помолчала, очевидно, обдумывая, с чего начать.

— Вы ученый?

— Да, пожалуй, — согласился Валдис и смутился. Ведь никакой ученой степени у него не было.

— Интересно, чем же вы занимаетесь? — в тоне, каким был задан вопрос, слышалось облегчение.

— Я химик.

— Сколько вам лет?

— Двадцать семь.

— Вы не женаты?

— Не женат.

Она поджала губы.

— Вам это не нравится? — недоуменно спросил Валдис.

Она глубоко вздохнула, глаза ее погрустнели. Сейчас девушка напоминала ребенка, которому грозит опасность, и в то же время каждое ее движение, каждый жест доказывали, что она сознает свою женскую силу, выдавали в ней зрелую темпераментную женщину, от близости которой перехватывало дыхание.

— Вам не понравилось, что я свободен? — повторил Валдис.

— Понравилось, — ответила она. Однако Валдису показалось, что девушка огорчена.

— Простите, — пробормотал Валдис.

— Ах, это пустяки, — по тому, как небрежно она ответила, было ясно, что ее занимают совсем другие мысли и разговор этот для нее ничего не значит.

— Отчего в вашем голосе столько грусти? — вырвалось у Валдиса.

— Ich weia nicht, was soil es bedeuten… — она легко и непринужденно произнесла немецкую фразу.

— Извините! У меня нет никакого права задавать вам вопросы. Да?

— Да. — Она признательно улыбнулась.

Танец закончился, и Валдис попросил разрешения остаться с нею рядом. Она молча сделала шаг в сторону.

— Спросите меня еще о чем-нибудь, — попросил он.

Она открыто и в то же время вызывающе улыбнулась, словно освободившись от какой-то тяжести, словно что-то решив для себя.

— Вы верите в привидения?

— А как же! — рассмеялся Валдис. — Я и сам бывал привидением — девчонок в школе пугал. Как же не верить в собственное существование?

Снова заиграла музыка, и они пошли танцевать. Говорить Валдису расхотелось. Он почувствовал, что между ними возникли какие-то токи, что оба они находятся во власти смутных томительных ощущений, напоминающих полутона предрассветного утра. Вал-дис успел только выяснить, что молодая женщина, имя которой так и осталось для него тайной, ни сегодня, ни завтра не исчезнет, и успокоился.

Приближалась полночь. То тут, то там мелькали зеленые охотничьи шляпы: это парни готовились похитить невесту. В большой комнате, стоя на столе, неизвестно откуда взявшийся ряженый священник в почти натуральной рясе произносил проповедь на немыслимой смеси русского, латинского и латышского языка, держа в руках вместо библии завернутый в газету альбом. После каждой его фразы раздавался смех. Из утла кто-то крикнул: «Да, да, это самая настоящая проповедь, я был когда-то в православной церкви». На втором этаже женщины готовили чепец для невесты и шляпу для жениха, раздавали переписанные на машинке тексты песен.

Когда сложный полуночный обряд подошел к концу и молодую пару проводили в спальню, Валдис вспомнил незнакомку. Он не заметил ее среди тех, кто окружал невесту, когда ей надевали чепец. Валдис обошел все комнаты и, не найдя девушки, вышел во двор. Ночь была светлая, но прохладная. С севера медленно наплывали темные гряды облаков, небо над ними было зеленовато-желтым и холодным. Внезапно его охватило какое-то беспокойство, и он стал тревожно вглядываться вдаль. Потом спустился по тропинке через сад вниз к ручью и остановился возле зарослей сирени на краю поля. С противоположного берега ручья доносился скрип земляного рака.

Валдис застыл, вслушиваясь в звуки ночи, время от времени заглушаемые музыкой и гомоном подвыпивших гостей, остро переживая свое одиночество. Очевидно под влиянием выпитого на него внезапно накатил приступ черной меланхолии.

За кустом сирени зашуршала трава. Валдис повернулся было, чтобы идти в дом, но снова замер.

— Давай здесь, — сказал женский голос.

— Давай, — ответил второй.

В поле его зрения появились две девушки, которых он заметил во время свадьбы. И спрятались за кустами сирени… Валдис стоял шагах в четырех от них, боясь дохнуть. Момент, когда можно было дать знать о своем присутствии, был упущен, так что оставалось уповать на чудо: вдруг девушки такое свое небрежение к окружающему сохранят до конца. Что, впрочем, и случилось. Когда они уходили, до ушей Валдиса донеслись обрывки фразы:

— Ведьма не пришла, спрашивала.

Валдис вспомнил, что Екаб обещал ему показать живую ведьму. Вспомнил и тут же забыл. Как человек, осененный дыханием большой любви. И теперь для него все, что не имело к этой любви никакого отношения, стало безразличным. Возле дверей Валдис столкнулся с незнакомкой.

— Венда! — позвал кто-то. Девушка оглянулась, небрежно махнула рукой и тотчас улыбнулась Валдису. Он повторил имя, которое узнал случайно, и удивился, что не спросил об этом раньше.

— Красивое имя!

Она не ответила, только опасливо оглянулась. Похоже, не хотела, чтобы он шел за ней. Но Валдис не отступил. Имант, большой дока по женской части, не чета Валдису, любил поучать: «Если тебе кто-то нравится — иди напролом! Ничего больше — только напролом! Это святая мужская обязанность. Отступишься — останешься с носом».

«С носом» на сей раз Валдису оставаться не хотелось. Самый молодой среди музыкантов играл на аккордеоне, остальные подкреплялись за полупустым столом. Вместе с ними сидел лжесвященник и, кивая при каждом слове головой, продолжал молоть чепуху. Венда с интересом взглянула на него и прошла дальше.

— Пойдем танцевать! — попросил Валдис.

Она с благодарностью улыбнулась. Валдис почувствовал, что Венда чем-то взволнована, напряжена, словно натянутая струна.

— Девочка! — он вложил в это слово все свои чувства, переполнявшие сердце.

Венда окаменела. Черты ее лица заострились. Голос зазвучал отстраненно.

— Дела ваши плачевны.

Серьезность, с которой были произнесены эти слова, рассмешила Валдиса. К нему вернулось хорошее настроение, которое неизменно предвещало успех в беседе с женщинами.

— Ужасно плачевны! — подтвердил он с улыбкой. — Еще чуть-чуть, и я умру от горя.

Она взглянула на него тяжелым, мгновенно потемневшим взглядом. Губы иронически скривились.

— Не от горя. От счастья.

За свой недолгий донжуанский век Валдису довелось слышать немало самых разных ответов. Одна, например, чтобы пресечь его ухаживания, посоветовала ему выпить стакан холодной воды и сунуть голову под кран. Но с такого рода сопротивлением он столкнулся впервые. К тому же на сей раз у него и в помыслах не было обидеть девушку. Он соблюдал дистанцию, не касался в разговоре щекотливых тем. И если кто-то и нарушил этикет, то это, несомненно, была она, заговорив о смерти от счастья. И в то же время Валдис чувствовал, что Венда не кокетничает, как некоторые, отвергавшие ухаживания только на словах, а говорит от чистого сердца. Непонятно было только, что таит в себе это сердце. За всем этим ощущалась какая-то тайна, которая могла взволновать и менее пытливый ум, просто любого мало-мальски любознательного мужчину.

— Венда, я в вашем распоряжении!

— Вижу, — ответила она, и губы ее опять едва заметно дрогнули.

Они вышли в маленькую комнату и остановились возле холодной печки. Венда прислонилась к ней спиной, откинула голову и закрыла глаза.

— Господи! — выдохнула она, и ноздри ее, словно она увидела перед собой опасность, дрогнули.

— Я ничего плохого тебе не сделаю, — произнес Валдис. — Ты что, мне не веришь?

— Верю, — ответила она спокойно, и было понятно, что говорит она правду.

— Я только хочу быть рядом. Неужели же это так… обременительно?

Она не ответила. О чем-то напряженно думала. А потом спросила:

— Екаб ваш друг?

— Да.

— Тогда я что-то не понимаю, — призналась она смущенно.

— Я Валдис.

— Валдис?

Она пристально посмотрела ему в глаза, затем смерила взглядом с головы до ног. Хотела что-то сказать, но оборвала себя на полуслове и только вздохнула.

— Вы красивая, — Валдис произнес эти слова сухо, деловито, словно сообщил о действии дициклогексил-карбодиимида.

Венда согласно кивнула головой. В глазах ее вместо удовольствия от комплимента Валдис прочел тревогу. Внезапно он заметил, что глаза девушки заблестели, налились слезами. Медленно она закрыла руками лицо, по которому текли слезы. Она не всхлипывала, не вздрагивала, она плакала тихо, как плачут весною надрубленные деревья. Валдис оцепенел от неожиданности и не знал, что предпринять. Сидевшие за столиком тетушки оглянулись на них. Дважды до него донеслось слово «плачет». Казалось, само это обстоятельство их не очень удивило.

— Лучше бы не приходила, — еле слышно произнесла Венда.

— Ничего не понимаю. Совершенно ничего не понимаю, — пробормотал Валдис.

— Завтра поймете. — Венда вытерла глаза, печальные, потемневшие и от этого еще более привлекательные.

— Ничего не пойму, — сердито ответил он.

— Лучше от этого не станет.

Валдис засмеялся. Разговор становился все загадочнее, и каждый из собеседников мог по-своему истолковывать сказанное другим. В ответ на смех Валдиса Венда улыбнулась и лицо ее прояснилось.

— Плакать, конечно, глупо. Слезами горю не поможешь.

— Совершенно верно! — подхватил Валдис с облегчением.

Они вышли во двор. Валдис вел ее за собой за руку по тропинке, спускавшейся к речке. Дойдя до кустов сирени, они свернули. Венда немного оживилась, даже шутила. Напряжение исчезло. Она уже ничем не напоминала прежнюю, танцевавшую с ним девушку. Только складки возле губ выдавали печаль. Валдис сорвал лист сирени и хлопнул им о кулак. В ответ подала голос отогревшаяся на опушке леса какая-то пичуга. Венда засмеялась. Валдис притянул ее к себе, ощутил ее свежее дыхание, глупо прошептал: «Прости!» И припал к ее губам как истомившийся от жажды человек, как наконец-то прозревший. И Венда его не оттолкнула, ответила на поцелуй, однако он почему-то испытал чувство неловкости, которое не проходило.

Тело женщины оказалось податливым, живым. От него исходил жар, от которого кружилась голова. Но духовное влечение, ощущение радости и восхищение, вызванное разговором с Вендой, наложило запрет на физическую страсть.

— Проводи меня домой, мне будет приятно! — попросила Венда.

Шли они молча. Взять себя за руку на сей раз Венда не позволила. Вдруг замкнулась, торопливо прошла вперед. Валдис смотрел на ее сильные ноги. Утро было росистое, но она, казалось, не чувствовала холода. Белые туфли намокли, высокая трава цеплялась за подол длинного платья. Смущенно извинившись, она сняла туфли и приподняла подол повыше. И неожиданно оглянулась, улыбающаяся и счастливая.

— Ведь в мире случаются чудеса, не правда ли?

— Да на каждом шагу, — поспешно ответил Валдис, почувствовав, что она ждет именно такого ответа. Венда благодарно улыбнулась. Спустя некоторое время, согнав со лба комара, локтем левой руки, в которой держала туфли, она спросила:

— Вы настоящий ученый?

— Сам я считаю, что настоящий. Не знаю, как со стороны.

Полуобернувшись, Венда долго изучала его лицо и, потеряв направление, ступила с тропинки в траву, отчего оказалась по колено в росе.

— Простите, — сказала она, приподнимая подол платья еще выше.

Голые, облитые росой ноги в утреннем свете отливали золотом и, хотя они не были такими стройными, как того требовали стандарты красоты, Валдису казались совершенством. Ни одна красавица не могла затмить Венду на этой утренней тропе.

— Вы действительно настоящий ученый?

Вторично заданный вопрос не смутил Валдиса. Он уже понял, что Венда не похожа на других. Она очень естественна и парит над буднями, сама этого не сознавая.

— Да. В душе настоящий, — Валдис понял, что именно такого ответа ждет от него Венда. Сам он, правда, не был в этом так уж уверен, но успокаивал себя мыслью, что именно сомнение является лучшим доказательством истинности его слов.

— И все-таки ты веришь в чудеса? — удивилась она.

— Верю, — подтвердил он.

Она тяжело вздохнула и отвернулась. Деревья на вершине холма уже были залиты солнцем. Возле поворота оба остановились.

— Во-он мой дом, — показала она рукой.

— Ты завтра придешь? — спросил Валдис.

— Не знаю.

— Пожалуйста, приди! Выспись и приди!

Глаза Венды неожиданно потемнели.

— Ты чего-то боишься, моя… — Валдис осторожно поднял руку и тут же отдернул, боясь показаться чересчур сентиментальным. Он был убежден, что в жизни сентиментальность может оказаться хуже подлости. — Обещай, что придешь! Выспишься, и приходи. Уже сегодня.

— Даже если вы меня перестанете ждать? — спросила она холодно.

— Да, даже если я внезапно поглупею и перестану тебя ждать. Тогда тем более. Приди, ударь меня по щеке и три раза повтори: «Вернись, разум! Вернись, разум! Вернись, разум!» Договорились? Сделаешь?

— Нет, не сделаю, — сказала она сурово.

— Я тебе не нравлюсь? — спросил он, понимая всю провокационность вопроса, понимая, что это чести ему не делает.

— Ах, молчи, лучше молчи! — воскликнула она, закрыв руками лицо, руками, в которых держала туфли. Лучшего признания в любви нельзя было и придумать.

— Прости! — пробормотал он смущенно.

И оба замолчали. Стояли не шелохнувшись, не произнося ни слова. Только изредка бросали друг на друга взгляды. В этом молчании было высшее наслаждение. Он видел ее крепкий стан, обтянутый платьем, и внезапно подумал о сыновьях. Эта женщина могла бы родить ему шестерых, нет, семерых сыновей, а он, всеми признанный ученый, обеспечивал бы их жизнь. Это было бы жизнеспособное, счастливое потомство. Сила, ум и молодость били бы в нем ключом. Венда была бы прекрасной, заботливой хозяйкой, мудрой матерью, покорной и скромной женой. Где в наши дни найдешь лучшую жену!

— Иди, поспи! — сказал он нежно. — Да и мне надо подыскать местечко, где можно было бы отдохнуть.

Венда смутилась, очевидно, ей стало неловко, что она не подумала о нем. На лице столь явственно отразилась досада на самое себя, что Валдис рассмеялся.

— Да не беспокойся ты! Уж где-нибудь да прикорну!

— Ой, вон в том сарайчике должно быть сено! — обрадованно воскликнула она.

— Спокойной ночи! — Валдис помахал ей рукой.

Солнце уже освещало колосившееся на вершине холма овсяное поле. Подтянув штанины, Валдис побрел по траве в сенной сарайчик еще довоенной постройки, балки которого местами подгнили.

В углу он нашел недавно скошенное ароматное сено. Закатав штанины, утоптал его. По стене прошуршала ящерица. «Не дай бог, гадюка приползет», — подумал он сонно, не испытывая ни отвращения, ни страха. Его переполняло светлое чувство покоя, умиротворенности. Он теперь знал, где живет Венда, знал, что любит ее. Впереди его ждало только хорошее. Засыпая, он подумал, что предстоит еще обработать результаты опытов, сдать экзамены, иначе на нынешнюю свою зарплату Венду он содержать не сможет. Со степенью и квартиру получить проще. «Ведь не станет же солидная семья ютиться в сарайчике на краю болота, деля пристанище с ящерицами», — была последняя его мысль.