Ведьма

В МИРЕ БЕЛЫХ ХАЛАТОВ

Валдис лежал в четырехместной палате — в комнате с высокими потолками. Первый день ему пришлось провести в коридоре — больница была переполнена. Затем его перевели в палату, на половину состоящую из тяжелобольных. Возле их кроватей всю ночь горел свет.

В больнице знали, что Валдис — ученый, им интересуются микробиологи и лаборатория научно-исследовательской клиники, и потому обращались с ним почтительно. Дежурный врач несколько раз извинялась, что его поместили в палату, где ночью горит свет и стонут больные. Валдис, впервые оказавшийся в больнице, посчитал, что это типичная, нормальная обстановка, ему даже в голову не приходило высказывать недовольство тем, что кто-то стонет, что горит свет. Больница есть больница, здесь, он считал, люди борются со смертью, поэтому всякое возможно и ничему удивляться не следует.

Когда через день его перевели в удобную четырехместную палату, «исследовательский объект В-2» не испытал ни радости, ни восторга. В восьмиместной палате он познакомился с шофером автокрана с прооперированной почкой. Тот оказался человеком терпеливым — три дня после операции лежал на спине не двигаясь. Когда ему разрешили повернуться, пережил минуты светлого счастья, одаривая им всех вокруг, словно это был эликсир здоровья. Жесты этого человека, манера разговаривать, невозмутимость и оптимизм грели Валдиса, как греет усталого путешественника костер. В то же время его смущала подчеркнутая скромность шофера, которая подрезала крылья, принижала цель. Эти два чувства — неприятие и симпатия — боролись в нем. Тем не менее рядом с этим человеком Валдис чувствовал себя хорошо, казалось, даже дышать легче.

Когда Валдису предложили перейти в девятую палату, первое, о чем он подумал, — там не будет шофера, который рассказывает о своих детях, о своей всезнайке-теще, о приятеле, который трижды подавал заявление в загс, но до свадьбы дело так ни разу и не дошло.

— Там вам будет спокойнее, — сказала старшая сестра.

«Не нужна мне тишина», — подумал Валдис.

В девятой палате рядом с ним лежал спесивый рыжий гражданин, тощий и нервный. В первый день он перебросился с Валдисом несколькими словами. Да и остальные были не похожи на тех, из восьмой. Замкнутые, высокомерные. Один не отрываясь читал книги, газеты, журналы или же слушал спортивные новости и музыку, нацепив наушники.

Чтобы не нарушать сложившейся в палате обстановки, Валдис замкнулся в себе. Сделать это было нетрудно, поскольку мысли о диссертации и проблема аналогов его не оставляли. Размышлял он и о бессмысленно проведенных здесь минутах, часах и днях.

Венда присылала ему апельсины, яблоки и записочки. Она спрашивала, что принести, и написала, что врач запретил ей видеться с мужем. Она согласна с мнением врача, просит не беспокоиться и понять старания и цели медиков. Валдис, конечно, понял. Протест вызывала в нем только вынужденная пассивность. Он чувствовал себя совершенно здоровым. Его раздражало состояние безделья. По-прежнему казалось, что где-то глубоко в нем вертятся тяжелые колеса, отчего все внутри вибрирует. «Совсем как в турбинном зале электростанции», — эта мысль его неотступно преследовала.

В тот день у Валдиса почему-то поднялась температура. Он с удивлением смотрел на свинцово-синюю черточку, не понимая, каким образом она остановилась возле отметки тридцать семь и шесть.

Поднял вытянутую руку. Пальцы слегка дрожали.

«Такой режим может угробить человека», — подумал он, сам не зная, что ему хотелось бы делать в эту минуту. После приступа лихорадки даже стены собственной квартиры казались ему отвратительными. И мысли о лаборатории тоже больше не радовали его. Еще совсем недавно при одном только воспоминании о колбах и шкафах его охватывало предвкушение радости, однако сейчас все воспринималось иначе.

Ночью ему не спалось. Сосед, книжный червь, видно, неудачно лежал и во сне громко дышал. Вдохнет неслышно, а выдыхая, запыхтит как моторчик: «пух-пух-пух-пух». Валдис прислушался к себе. Где-то внутри — под ложечкой, в голове, в позвоночнике, вибрируя от напряжения, по-прежнему вертелась турбина. Он вытянул руки над одеялом. В полумраке с трудом можно было различить, дрожат пальцы или не дрожат. Лично ему казалось, что не дрожат. А внутри все также крутились турбинные лопасти. Он натянул одеяло на голову, но сон не шел. И оттого, что он не мог заснуть, нервничал еще больше. Чудовищная турбина начинала вертеться быстрее, и сон становился еще недостижимее.

Где-то под утро, еще не было семи, он вздремнул, но сестра уже разносила градусники, и о том, чтобы поспать, не могло быть и речи.

Валдис пощупал живот. Он был твердым и болезненным. «Черт побери! Будто железа наелся!»

Мелькнула мысль, а не попроситься ли ему обратно в палату, где лежал шофер автокрана. Раз уж он некий специальный объект В-2, просьбу его должны уважить. Некоторое время он совершенно серьезно обдумывал целесообразность этого требования. В итоге верх одержали присущие ему скромность и скепсис.

Незадолго до обеда Валдис решил заняться гимнастикой — ему казалось, что неприятное ощущение в животе вызвано неподвижностью.

К сожалению, из этой затеи ничего не вышло.

— Великий спортсмен, — с иронией произнес книгочей, чтобы слышал и Валдис. Очевидно, прыгающая тень мешала книжному червю разглядывать буквы. Валдис еще пару раз помахал руками и залез под одеяло. Дрожь внутри не прекращалась.

«Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, — подумал Валдис. — Пробежать километра три или подраться с этим ядовитым книжным червем».

— Что с вами? — спросил рыжий сосед.

В первую минуту Валдис даже не понял, о чем его спрашивают. Может быть, интересуется, о чем он думает? Глядя на недоуменное лицо Валдиса, сосед переспросил:

— Чем болеете?

— А черт его знает! — презрительно бросил Валдис, пытаясь разрядить сгустившуюся атмосферу. — Какое-то воспаление почек или спазм.

— А почему же вас сюда положили? — спросил сосед с превосходством знающего человека.

— Не знаю, — ответил Валдис. — А вас?

Сосед присвистнул и вздохнул.

— Операция? — Валдис решил проявить настойчивость. Он был не из болтливых, но сейчас хотел знать и о чужом горе, чтобы перестать думать о своем.

— Нет! Хватит! Хватит с меня! — раздраженно ответил сосед. Понятно было, что на сей раз он сердится на болезнь, в худшем случае на врачей, но не на человека, задавшего ему вопрос. Валдис осмелел.

— У вас было много операций?

Выдержав ради приличия паузу, сосед ответил подчеркнутым тоном:

— Пять.

«Избави бог! — подумал Валдис. — Вот уж действительно несчастный человек, как говорится, профессиональный больной».

После обеда профессионал рассказал ему, что жена его работает главным врачом в сельской больнице. Судя по всему, он был безмерно горд положением жены. Оперировали у него, и не раз, и в разных больницах, лимфоузлы; удалены метастазы. Он показал Валдису небольшие шрамы на лбу, под мышками, около шеи, в паху и в других местах.

— Да в придачу еще химия и облучение, — продолжал он. — Нервы ни к черту. Лучше уж конец. Если бы не лечился, пять лет уже гнил бы…

Валдису хотелось заткнуть уши. Этот человек был комок нервов. Валдис смотрел на его желчное, изможденное и одновременно надменное лицо, и его начала бить дрожь. К сожалению, остановить поток саморазоблачений не представлялось возможным.

К вечеру температура у Валдиса подскочила до тридцати восьми и трех десятых. Врач впервые прописал ему лекарство, похоже, аспирин. Опять наступило полное безразличие.

Ночью он пропотел и утром на градуснике было тридцать пять и шесть. Дрожь турбины как будто притихла, но он лишился последних сил. С трудом сел в постели. Не пошел умываться. Отказался от обеда. Одно прикосновение ложки или вилки к губам вызывало тошноту. Пришел врач.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Плохая кровь. Смотрите не простудитесь!

К нему стали ходить врачи. Расспрашивали, записывали. К апельсинам, которые Венда прислала, он не притронулся — сам процесс еды превратился в мучение. Временами горло сжимали спазмы, и он не мог проглотить ни кусочка. Вместе с силами исчезли и мысли о работе. Это его устраивало. Усохший, с впавшими глазницами, он чувствовал себя почему-то гораздо легче, чем накануне.

— Тобой святой Петр интересуется, — не раз повторял сосед.

Валдис не верил своему искромсанному соседу, однако сказанное все-таки подействовало и он вышел из себя:

— Вы толуолсульфонат фенилаланина-бензилэфира, — сказал он.

— Что-о? — удивленно спросил сосед и больше о смерти не заговаривал.

Когда пришел Екаб, Валдис и на лице друга прочел ту же мысль: положение серьезное. Спросил о Венде.

— Сейчас о Венде тебе знать ничего не надо, — ответил Екаб. — Вот когда выздоровеешь, спрашивай, сколько душе угодно.

— Хорошо, — согласился Валдис.

Через несколько дней он впал в полубессознательное состояние. Температура все время держалась ниже нормы. Стимуляторы не помогали, словно шприц наполняли дистиллированной водой.

Внезапно, без предупреждения, начался приступ «последних укреплений».

Дважды ему переливали кровь.

Вскоре после этого, как узнал он потом, исчезли введенные антитела.

Впоследствии, в результате сложных и длительных исследований, выяснилось, что во время кризиса окончания нервов, возможно, были блокированы какими-то химическими веществами. Во всяком случае в лимфе больного было обнаружено вещество, которое деактивировало пути прохождения нервных сигналов. Само вещество выделить не удалось. Большинство ученых склонилось к мысли, что это мог быть вторичный белок, выработанный организмом в ответ на сильный раздражитель, которому накануне подверглась нервная система больного. Что для нервной системы явилось первичным раздражителем, осталось неясным.

Доктор Роланд Суна и Екаб Меллезер ввели экстракт из крови Валдиса морским свинкам. Одна из десяти через шесть часов погибла. Остальные вели себя обычно.

Лабораторные исследования не выявили никаких существенных отклонений в лимфе, крови и слюне больного, за исключением характерных для обычного ослабленного организма.

Больше недели целая группа врачей боролась за жизнь Валдиса Дзениса. Резкое улучшение наступило после повторного введения активированного кислорода. Однако никто не взял на себя смелость утверждать, что именно этот фактор оказался решающим, возможно это была чистая случайность, последнее звено в цепочке предпринятых мер, которое и спасло молодого ученого от смерти — обычного решения всех сложных проблем.

Сам Валдис долго не мог участвовать в обсуждениях. Он еще раз пережил состояние смертельного ужаса на грани какого-то бредового состояния. Казалось, вот-вот остановится сердце. Дважды испытал приступ удушья — когда с него снимали кислородную маску. И лишь спустя несколько недель после кризиса, когда уже вовсю светило мартовское солнце, он осознал, что с ним происходило и как близок он был к смерти.

Все, что было связано с Венд ой, потеряло остроту, казалось, на прошлое наброшено белое покрывало, которое лучше не поднимать, чтобы не воскресить опасные воспоминания. Не раз приходила в голову мысль спросить у Екаба, который часто его навещал, где Венда, как ее дела, но подступавший откуда-то, из самых глубин сознания холод заставлял его молчать.

— А шофер автокрана уже ушел? — спросил он как-то у санитарки.

— Какой шофер? — удивилась женщина.

— Шофер автокрана, из восьмой палаты, — повторил Валдис. — Он давно ушел?

— Шофер?

— Да.

— А как он выглядел?

— Небольшого роста, добродушный такой, с темной бородкой.

— Нет, — женщина задумчиво покачала головой. — С тех пор как я здесь работаю, не было таких.

— А давно вы здесь?

— Да уж больше месяца. Вас-то я хорошо помню. Когда я пришла, вас возили на эти процедуры, куда полумертвых возят…

— Ясно, — кивнул Валдис.

— А он что, должен вам остался или еще что?

— Я остался ему должен, — улыбнулся Валдис.

— Ну так ничего. Придет, если надо будет, — успокоила его женщина.

— Не придет.

Санитарка пожала плечами и потащила за собой по полу тряпку. На пустые разговоры не было времени.

Многие больные жаловались на скуку, мечтали поскорее попасть домой. Валдис подобного желания не испытывал. Наоборот, он боялся момента, когда придется надеть свою обычную одежду, шагнуть за больничный порог, принимать решения, что-то делать.

Соседи по палате, которые сменились уже не раз после прихода Валдиса, больше не расспрашивали его о болезни: Валдис избегал о чем-нибудь рассказывать, ибо малейшее напряжение вызывало у него головную боль. Однажды он провел кошмарную ночь — перед ним, как кадры из какого-то безумного фильма, прошла вся его болезнь. Самочувствие наутро было отвратительным: досаждала физическая слабость, сердце сжимал страх при мысли, что все может повториться. Откуда-то издалека временами долетал гул этой чудовищной турбины.

Пришли врачи, тревожно посовещались. До Валдиса доносились ничего ему не говорящие термины, обрывки слов: оксиуридин… ферон. Они перекликались с химией, всколыхнули воспоминания о безумной погоне за истиной, желание докопаться до которой вынудило преодолеть барьер специализации.

Все это снова выбило его из колеи. Что предпринять? Как жить дальше? Сможет ли он работать в лаборатории? Пептиды его больше не интересовали. Более того, он испытывал к ним отвращение. «Что мне делать? — в отчаянии думал он. — Примут ли меня, химика, на ДРУГУЮ работу? Другой специальности у меня нет. И буду как рыба, выброшенная на лед».

Выздоровление шло медленно. Случай с ночными кошмарами насторожил врачей, заставил продержать Валдиса в больнице еще две недели.

— Какой диагноз мне выставили? — спросил Валдис у Екаба.

— Диагнозов хоть отбавляй. Почки не в порядке. Нервы не в порядке. Гайморит. Поджелудочная железа пошаливает…

— Что еще?

— Общая слабость. Что-то еще, не помню, надо заглянуть в историю болезни.

— Чего улыбаешься?

— Ты ведь знаешь, мое мнение очень часто отличается от мнения врачей.

— Но здесь, насколько я понимаю, работают люди с головой.

— Верно. Только диагнозы они ставят медицинские.

— А ты какой диагноз поставил?

— Ученые диагнозов не ставят. Они выдвигают гипотезы.

— Разница всего лишь в названии, не больше.

— Нет. Почки у тебя действительно барахлили, нервы тоже. Все это абсолютно верно. Только я думаю.

— Что же ты думаешь?

— Знаешь анекдот о технике из ЖЭРа, который не мог подать заявление в ЗАГС?

— Ну?

— Не мог потому, что работник ЗАГСа стояла в очереди и ждала кассира, которая ушла на почту и ждала почтальона, которая сидела в ЖЭРе и ждала техника, который ушел в ЗАГС.

— Ясно.

— Белки — носители информации, похоже, сыграли с тобой точно такую же шутку, только на гораздо более серьезном уровне.

Валдис коротко рассмеялся.

— Как же я выберусь из этого заколдованного круга?

— Ты думаешь, что ты здоров? — пристально посмотрел на него Екаб.

— Как дела у Венды? Она.

— О Венде ты не имеешь права думать!