Ведьма

НА СВАДЬБЕ БУДЕТ МОЛОДАЯ ВЕДЬМА

Дела в лаборатории у Валдиса Дзениса зашли, как говорится, в тупик. Три промежуточных продукта подвергались кристаллизации, четвертый он только что поставил на дополнительную сушку в эксикатор, а сам занялся подготовкой новой смеси. Конечно, если серьезно, действия эти были лишены здравого смысла, так как могли стать причиной новых ошибок, повлечь за собой самые разные неожиданности, а то и вовсе застопорить дело. Но поскольку в главном до сих пор Валдису везло, он не побоялся рискнуть. Реакцию он придумал три, вернее, два дня назад — на рассвете. Проснулся часа в два ночи от грохота за стеной — домой явился гражданский муж соседки Николай. Заснуть не удавалось, и он принялся размышлять над своими пептидами. Мелькнула мысль — разделить третьи соединения по их устойчивости к высокой температуре и солям. Жизнь, существовавшая на планете, и не подозревала о всех мыслимых и немыслимых тайнах химии, а химикам, в свою очередь, была известна лишь ничтожнейшая часть тайн живой жизни. Валдис вспомнил вычитанное где-то о мельчайших организмах, способных размножаться при температуре плюс 70–80 градусов. Не другой ли у них белок — своеобразный аналог, обладающий совершенно иной теплоемкостью? Этого он не знал, поскольку, как всякого дельного специалиста, его интересовал прежде всего собственный предмет — группа пептидов. Уже о цепочке из ста аминокислот, не говоря о более громоздких белковых соединениях, он не смог бы сказать ничего конкретного. Да это было и невозможно в эпоху научно-информационного взрыва. Тот, кто пытается проявить интерес к смежным дисциплинам, непременно упускает часть информации, касающейся непосредственно его предмета. Штангист добивается высоких результатов только в том случае, если не пытается еще бить рекорды по прыжкам в высоту. Специализация. Да, специализация — этот мрачный бог узкого фанатизма — оказывается вездесущей.

Ярко светило майское солнце. На коричневом вытяжном шкафу чуть слышно тикал синхроробот — так химики нарекли старинный настольный хронометр с блестящим звоночком-колокольчиком. Валдис поставил штатив с круглой колбой на полку, потянулся, зевнул. Было ему двадцать семь лет, энергия била через край, и все свои силы Валдис мечтал посвятить науке — химии органического синтеза, которая, к сожалению, делилась на тысячи более мелких подотраслей, каждая из которых буквально пожирала мозговые усилия десятков и сотен ученых. Валдис понимал: эта, требующая чертовской аккуратности, порой капризная и в некотором роде даже отупляющая работа потребует от него полной самоотдачи. Среди прочего в какой-то мере придется отказаться от чтения литературы, от театра и вообще от многого. Ему не стыдно было в этом признаться, хотя в душе чувство неловкости он испытывал. Конечно, понятно, что один человек охватить все не может. И все-таки неприятно сознавать, что на заводе первоклассный токарь получает намного больше, чем он, младший научный сотрудник без степени, да еще у того остается масса времени на театр, на выставки и прочее. Вот Эджус хотя бы, сантехник, живший по соседству, знал о новинках в кибернетике гораздо больше его, а Виктор, никудышный, можно сказать, журналист, был намного подробнее информирован о ремантадине — созданном рижанами противогриппозном препарате, чем он, Валдис Дзенис, сотрудник этого института.

Подобные мысли одолевали Валдиса в последнее время все чаще и чаще. На основе проделанных экспериментов он вполне уже мог бы написать диссертацию на соискание степени кандидата химических наук. Или, как говорили в лаборатории, — остепениться. Имант, коллега по лаборатории, так тот просто проходу не давал: «Да лепи ты свои аналоги, и делу конец! Глядишь, на одну диссертацию будет больше».

К несчастью, именно эта самая «лепка» и претила Валдису. Даже обыкновенную журнальную статью он писал, можно сказать, из-под палки. Заведующему лабораторией не раз приходилось напоминать Валдису о необходимости публикаций, о том, что это нужно, чтобы где-то на другом краю света не изобретали то, что в Риге уже изобретено. Доходили сведения, что в мире совершены двукратные, трехкратные, а то и четырехкратные открытия. Кроме того, не менее важен был престиж лаборатории. Ведь публикация — это показатель интенсивности их работы.

— Ты похож на человека с лимоном во рту — проглотить страшно, выплюнуть жалко. — Имант говорил в своей обычной замедленной манере, тщательно подбирая слова.

— К черту! — ругнулся Валдис. — Я все-таки пока ее писать не буду.

Тут открылась дверь и вошла Лариса.

— Валдис, вас к телефону. Вы свободны? — В голосе Ларисы слышалось почтение и даже заботливая нежность.

Валдис утвердительно кивнул и неторопливо направился в комнату, где находился городской телефон. Он шел следом за Ларисой, глядя на ее ноги, которые сзади были особенно хороши.

Лариса оглянулась и с улыбкой сказала:

— Это Екаб.

— Хм, — недовольно хмыкнул Валдис: надо же, узнала голос его друга.

— Я уж думал, ты и сам растворился в аминокислоте, — пошутил Екаб, когда Валдис назвался. — В народе говорят, есть такое вещество, при помощи которого в ванне можно растворить человека и потом спустить его в канализацию. Это правда?

— Не знаю, не знаю, — ответил Валдис. — Ну, что хорошего скажешь?

— Так вот. Этот день, наконец, настал. Час пробил. Рубикон пройден. Одним словом, я женюсь. Что ты скажешь?

Валдис ответил не сразу. Екаб был почти на десять лет старше Валдиса, закоренелый холостяк, успел уже защитить кандидатскую по биологии. Именно он внушал Валдису, что научная работа несовместима с семейной жизнью, и доказывая свой постулат, Екаб подкреплял теорию примерами из жизни знаменитых людей, в том числе Ньютона и Канта.

— А ты знаешь, кто придет на мою свадьбу?

— Кто?

— Самая настоящая ведьма. Да еще красивая. С ума сойдешь. Может быть, и мать ее увидишь, и бабку.

— А кто еще?

— Тебя что, ведьма не интересует? Недавно говорил, что хотел бы на нее посмотреть.

— Это та, которую муж бросил?

— Да.

Недели две назад Екаб показал ему фотографию этой девушки. Вернее, на фотографии была изображена группа людей и среди них Вендига Силиня. Глаза, черты лица девушки, прическа и даже белый воротничок платья, да, даже белый воротничок излучали какую-то особую привлекательность.

— Ну, что скажешь? — прервал Екаб затянувшееся молчание.

— У меня тут эксперименты по плану. Все вечера да и выходные дни только ими и занимаюсь, намечаю дальнейшие действия…

— Да чего ты так долго размышляешь? — опять прервал его Екаб. — Я женюсь в первый и в последний раз.

— Ладно, уговорил, — Валдис вздохнул. — Приеду, если пообещаешь познакомить с ведьмой.

— Ты только жениться не вздумай, — предупредил Екаб. — Она и в самом деле ведьма. Может плохо кончиться.

Валдис засмеялся.

— Ну ты и рассуждаешь! Как дремучая бабка.

— Не смейся раньше времени. Когда все узнаешь, испугаешься.

— И это говоришь ты — ученый?!

— Видишь ли, в каждом ученом сидят два человека — один аналитик, другой полный невежда, так вот он-то и сомневается, и допускает возможность любого чуда. Это, конечно, не очень-то принимают всерьез. А вообще это не телефонный разговор. Приезжай, на месте умом и пораскинешь. Приедешь?

— Приеду.

На следующий день Валдис получил по почте официальное приглашение. О ведьме он уже и думать забыл. Оставалось одно: на свадьбу придется идти потому, что пообещал. Ему и в голову не приходило, что эта поездка и в са ом деле окажется для него роковой, перевернет всю его жизнь. Ведь он не верил ни в какие приметы.

Три недели пробежали незаметно. Валдис работал по десять-двенадцать часов в день. Пальцы у него немели, глаза слезились, во рту от недоедания и напряжения постоянно ощущался горьковато-кислый привкус. Результаты экспериментов не внесли особых изменений в разработанный план, не нарушили замыслов. И сюрпризов было гораздо меньше, чем он ожи ал, однако множились неясности. Как угадать присутствие какого-нибудь соединения, если о его свойствах еще никто не знает? Как разорвать, расщепить молекулы? Как угадать наиболее выгодную реакцию обмена аминокислот?

— А ты попробуй лезвием отрезать кусочек, — язвил Имант, когда Валдис в минуты откровения делился с ним своими сомнениями и неудачами.

В пятницу он никаких опытов не начинал. Испытывая чувство неловкости, он тем не менее все свои записи отдал Ларисе с просьбой просмотреть, разобраться в них и записать ход экспериментов на доступном языке. Лариса с готовностью взяла у него бумаги. Возможно, просматривая журнал экспериментов, она и сама училась «делать науку». Хотя Валдису казалось, что никакой науки там еще нет. Это была черновая будничная работа, состоявшая из тщательного мытья лабораторной посуды, взвешивания, нагрева, подсчетов. В отличие от шеф-повара ресторана, здесь все «печь и стряпать» приходилось ему самому. К тому же для производства его рецепты обычно не годились. Промышленная технология требовала других разработок.

— Лариса, я вас не очень обременяю? — спросил Валдис, когда девушка зашла к нему через час. Сам он сидел без дела и размышлял над тем, какой катализатор подходит к одной из двадцати аминокислот. Обычно подобными размышлениями он занимался дома, поскольку в лаборатории все бы считали, что он бездельничает.

— Нет, — отозвалась Лариса, — нисколько. Я записываю и одновременно слежу за ходом ваших мыслей, за ходом работы.

— М-да, — протянул Валдис. — На сей раз тупиков больше, чем идей.

Лариса внимательно посмотрела на него, но Валдис почему-то не смог ей улыбнуться, как обычно. Лариса исчезла из его сердца. И она, кажется, это почувствовала.

— Хорошо, что тупики известны, сказала она. — Когда я примусь за свои опыты, буду знать, как они выглядят.

— Лариса, давайте поработаем вместе! — неожиданно для самого себя предложил Валдис, пребывая в полной уверенности, что преподносит подарок.

— Зачем это мне? — Лариса пожала плечами. — Тут двоим не развернуться.

— Есть где развернуться, девочка! — засмеялся Валдис. «Хорошо, что я на ней не женился, — подумал он. — Не очень-то уютно чувствуешь себя дома, когда жена кандидат наук». Было совершенно очевидно, что Лариса метит в науку, к тому же Валдис «затылком» чувствовал, что способности к анализу у нее не хуже, чем у Иманта, а кое в чем она даже превосходит его. Неужто правы те, кто говорит, что в институте «мышек нет, есть только ласки, за которыми порядочный кот не станет охотиться»?

— Не хочу я пастись возле твоих охотничьих угодий, — Лариса кокетливо улыбнулась. — Скажешь потом, что краду твои идеи. Мужчины старше тридцати все заносчивые и сердитые.

Валдис хотел было сказать, что ему всего двадцать семь, но вдруг понял, что от тридцати его отделяют всего-то три года.

— Странный ты человек, Валдис Янович, — вдруг заговорила Ларира по-русски и добавила — Смотрю и пытаюсь понять… уж не ведьма ли тебя околдовала? — И она как-то странно засмеялась.

— Чепуха! — отмахнулся Валдис, словно отбиваясь от этой мысли. Разве может всерьез соперничать простая деревенская девушка со средним образованием, да еще прозванная ведьмой, с этой красивой, интеллигентной девушкой, которая стоит рядом с ним в белых туфельках на загорелых ногах, вся такая нежная, стройная? Совершеннейший абсурд!

— Ты ее видел? — спросила Лариса.

— Да никого я не видел! — нетерпеливо прервал Валдис.

Лариса снисходительно усмехнулась. Она знала Вал-диса. Человек настроения. От него можно всего ждать. И самое ужасное, что он этого не сознавал. Все его помыслы занимала «тюря в пробирке». На самоанализ времени не оставалось. Странное несоответствие: человек образованный, считается ученым, а в собственной жизни разобраться не может, как. Она хотела было сравнить его с кем-нибудь из своих близких, среди которых не было ни одного ученого, но даже мысленно не захотела никого из них обидеть.