Ведьма

ПЕРВЫЙ НОКДАУН

Прошла неделя, две. Прошел месяц. Доктор Роланд Суна исследовал кровь Венды и Валдиса и клетки эпителия. Искал вирусы. Случалось, к работе подключался и Екаб, и медицинская лаборатория в Юрмале.

Дальнейшие обследования не дали ничего, не подтвердили результат первого опыта, когда были обнаружены положительные ионы. Если и возникали какие-то отклонения от нормы, им находились другие объяснения. Сомнения одолевали и самих исследователей: не выдумка ли все, в чем обвиняют ведьм? Многое дошло через третьих-четвертых лиц, подробности оставались неизвестными, объяснения тенденциозными. В крови Валдиса были обнаружены антитела, но это был ответ на обычный, часто встречающийся штамм вируса, поэтому дальнейшие исследования в этом направлении решили прекратить. Первая ошибка, когда было обнаружено присутствие положительных ионов, многому научила. Во всяком случае хотя бы тому, чтобы подобного в дальнейшем не допускать.

В начале октября Венда забеременела, о чем Валдис тотчас же сообщил Екабу. Все говорило о том, что каких-либо анормальных биологических отклонений у молодой пары нет. Валдис с утра до вечера был занят в лаборатории. Жена не скрывала своей радости, хотя где-то в глубине души все еще сомневалась. Оставаясь одна дома, она, случалось, раздевалась и разглядывала себя в зеркале: искала подтверждения тому, что талия полнеет. Иногда ей казалось, что она изменилась, в другой раз ничего не замечала.

Беременность до некоторой степени внесла хаос в исследования. Любое отклонение в анализах могло быть результатом развития плода. Однако исследования не прекращались. Суна заказал материалы из Москвы и Киева, кое-какие питательные среды из-за границы, консультировался со специалистами из других республик.

Опыты требовали времени. Целых два дня требовалось, чтобы подготовить клетки для изучения их в электронном микроскопе. Чтобы затребовать и получить необходимую питательную смесь из Вашингтона, пришлось потратить почти десять дней. А за это время возникли новые идеи, другой аспект проблемы показался более важным. Случалось, его коллега была очень занята, готовила образцы для просмотра, и Суне приходилось ждать. Так проходили дни и недели.

Валдис Дзенис снова вернулся к диссертации. В целом работа была готова, только Валдис решил дополнить ее двумя необычными аналогами. Их должна была отличать более высокая активность. Он не мог подавить в себе тщеславное желание сделать кандидатскую на уровне докторской диссертации. Впрочем, подгоняла его не только жажда открытия, желание блеснуть, это было что-то большее — какое-то внутреннее беспокойство. Валдис проводил опыты и одновременно готовился к сдаче кандидатского минимума. К тому же не упускал ни малейшей возможности почерпнуть новейшую информацию в области биологии. Было совершенно очевидно, что работает он не соизмеряя сил, однако ни он сам, ни Венда не понимали этого. Но даже если бы и понимали, вряд ли что-нибудь изменилось. Валдиса гнала какая-то непонятная внутренняя сила.

С тех пор, как Венда приехала в Ригу, прошло уже шесть месяцев. Рассматривая раствор, неделю тому назад поставленный на кристаллизацию, Валдис заметил, что он стал маслянистым. Вот невезение! Его обдало жаром. Он спустился с подставки и посмотрел в окно. Внезапно закружилась голова. Не так сильно, как неделю назад на улице, но вполне достаточно для того, чтобы усомниться в способности устоять на ногах. Держа колбу в одной руке, он попытался ухватиться за угол полки, но не сумел. Рука скользнула мимо, колба ударилась о стенку и разбилась.

Волна нахлынувшего страха заслонила чувство слабости. «Как бы кто-нибудь не заметил и не позвонил Венде!» — мелькнула мысль. Он торопливо подобрал осколки, отнес их в мусорник. Голова уже не кружилась. Только свело горло и слегка подташнивало.

За окном серел мутный зимний день. В лаборатории горели все лампы. За шкафами хозяйничала Лариса, младший научный сотрудник.

Валдис сел за стол. Предстояло еще отфильтровать два раствора в колбе Бунзена, и можно было заканчивать. Он разжал ладони и посмотрел на них. Пальцы почему-то сильно дрожали. То ли от неудачи с экспериментом, то ли по какой-то другой причине. По телу пробежала дрожь, как предвещавший бурю порыв ветра. Внезапно захотелось пить. Надо было встать и дойти до раковины — буквально пять шагов, однако ноги не слушались, тело обмякло, он впал в состояние, похожее на транс. Через минуту жажда прошла. Валдис сидел и смотрел в окно.

«Может быть надышался какого-то яда? Или в ходе фильтрации у препарата возникли новые побочные свойства? Или где-то выделяется ядовитый газ?» — думал он, ясно сознавая, что ничего подобного произойти не могло, что слабость никак не связана с отравлением. Внутри снова все похолодело от страха. Внезапно он ясно осознал, что и его не минует проклятье ведьм. Эта мысль показалась ужасной. С тех пор, как Венда забеременела, он ходил победителем. Все шло хорошо. Только неделю тому назад с ним произошла странная история. Но о ней он уже забыл.

Случилось это по дороге домой. Он вышел из троллейбуса. Внезапно его затошнило. Желудок свело спазмой. Он не завтракал, и рот наполнился слюной. Чувство тошноты прошло так же неожиданно, как наступило. Шагов через пятьдесят в затылке как-будто что-то звякнуло, перед глазами возникла туманная завеса и он почувствовал, что падает. Он действительно упал и расшиб левую коленку.

— Что с вами? Вам плохо? — Кто-то дотронулся до его плеча.

Валдис не ответил. Валяться на улице в такие годы да еще в полном рассудке было совсем не дело.

— Скажите адрес, я помогу вам дойти, — сказал прохожий.

— Вы что, к каждому пьянице пристаете таким образом? — иронически спросил Валдис, пытаясь и голосом и видом своим подтвердить сказанное, что в общем-то труда для него не составило — он действительно чувствовал себя как с похмелья.

— Но вы же не пили, — сказал прохожий. Несколько любопытных остановились поодаль. Глупо было бы пускаться в объяснения. И он направился дальше, словно ничего не случилось. «Во всем голова виновата, — подумал он. — Я просто устал».

Венде о случившемся не рассказал, поел и раньше, чем обычно, пошел спать. На утро чувствовал себя абсолютно здоровым и бодрым.

— Из колеи выбит, когда недосыпаю, — объяснил он жене. Это соответствовало действительности. Ему всегда надо было много спать. В студенческие годы соседи по общежитию вечерами резались в карты, куролесили, однажды даже подрались, а он спал.

Сегодня все и припоминалось, настал черед размышлять. Первый раз от «малокровия» закружилась голова на «шабаше безумных». Затем несколько раз ни с того ни с сего откуда-то сбоку наплывала на глаза какая-то тьма, в голове что-то звякало и начинало тошнить. Странно. Желудок и голова играют в оркестре, которым дирижирует один дирижер. Однако состояние слабости быстро проходило. «Не может быть ничего общего с инфекцией, распространяемой ведьмами, если таковая действительно существует, — успокаивал он себя. — Все началось гораздо раньше».

Валдис еще раз вытянул руки. Пальцы, похоже, дрожали не так сильно, однако слабость осталась — казалось, все тело налито грязной теплой водой. Больше всего беспокоило как раз ощущение теплой грязи. Разум отказывался понять это, но чувство загаженности внушало ужас. «Я засоряюсь», — со страхом подумал он и внезапно осознал, что его психическое состояние далеко от нормы. Он встал, водворил мензурки на место и провел ладонями по лицу. Лоб и ладони были сухими. В голове забилась мысль: «Болезнь опасна, если больной не потеет». То ли он где-то прочел об этом, то ли сам придумал, сообразить сейчас не мог. Его переполняло одно-единственное желание: только бы никто не заметил, только бы не узнала Венда! Он понимал, что Венда начнет волноваться. А в ее положении это было тем более недопустимо. Хорошо еще, что она сегодня на работе. Не придет до утра. Он надеялся, что к тому времени все образуется.

По дороге домой его внезапно начал бить озноб. Головная боль была терпимой, а согреться никак не мог. Троллейбус показался холодильником, пальто на ватине — дырявым как решето. Пожалуй, так его еще никогда не трясло. Ко всему этому присоединилась совсем уж невероятная вещь: надо было буквально мчаться в туалет. Казалось, вся имеющаяся в организме вода свинцовой тяжестью давит на низ живота. Он боялся, что не успеет дойти до дома. Все отступило перед одной мыслью: во что бы то ни стало вытерпеть, не превратиться в предмет насмешки для себя и для других. От волнения и давящей боли и озноб показался не таким страшным. Он едва не бежал по улице, взлетел вверх по лестнице, лихорадочно роясь в карманах в поисках ключа. Внезапно его настигла нелепая мысль: он не сумеет открыть дверь, забыл как надо ее открывать, вообще сейчас случится нечто непредвиденное и непреодолимое.

Однако дверь открылась неожиданно быстро. На несколько минут он забыл о всех неприятностях. Но очень скоро его снова начала бить дрожь. Валдис не успел снять пальто, как вдруг челюсти свело судорогой, зубы заклацали, руки задергались вверх-вниз как у паяца, все мускулы дрожали так, что трудно было устоять на ногах. Ничего подобного Валдис и представить себе не мог. О настоящей лихорадке он читал только в книгах и был убежден, что под словом «лихорадка» подразумевается обычная высокая температура тела. Теперь-то он понял, что такое настоящая лихорадка. Причем подъема температуры не ощущалось. Наоборот: ему было страшно холодно, по спине пробежали волны мурашек, а руки, челюсти и даже голова тряслись, словно кто-то дергал их за ниточку. Он наблюдал за этими рефлексивными движениями и улыбался. Картина была довольно дикая, но с точки зрения науки чрезвычайно любопытная. «Не буду сопротивляться, — подумал он. — Посмотрим, чем кончится». Но не успел он как следует обдумать свое намерение, как голову полоснула боль и все тело налилось тяжелой усталостью. Страшно захотелось пить.

На плите стоял чайник с яблочным компотом. Валдис налил одну чашку, вторую. И хотя пил только жидкость, яблоки оставлял в чашке, компот показался ему донельзя густым. Он налил воды в литровую бутылку, выпил несколько стаканов подряд, а потом еще два стакана разведенного водой компота. Похоже, всего около полутора литров. Тем не менее ощущение жажды не проходило.

Валдис наполнил литровую бутылку водой и зашел в комнату. Улегся на диван, накрылся зеленым шерстяным одеялом, предусмотренным на случай холодных ночей, которых они с Вендой еще не узнали. Прикосновение к холодной диванной накидке и к холодному одеялу вызвало новый приступ лихорадки. Усугубилось это и тем, что он снял пиджак и туфли. Элановые брюки, которые не мялись, снимать не стал. Озноб не утихал, наоборот, становился все сильнее. Несмотря на две рубашки и толстое одеяло, спина мерзла, все тело обдавало волнами холода и мышцы судорожно дергались. Никак не могли согреться ноги. Одеяло ходило ходуном. И вдруг он подумал, что приближается к какому-то и самому богу неведомому пределу человеческих сил, за которым только могила, за которым начинается царство мертвых. Внезапно волной сильного страха как бы смыло мышечные конвульсии, они прекратились так же внезапно, как и начались.

Валдис кончиком языка ощупал острую грань зуба — он сломал его во время приступа, стуча зубами. В душе Валдис прямо-таки прыснул от смеха. Интересно, как восприняли бедные соседи этот «стук»? И внезапно все осветилось надеждой. «Раз я способен смеяться, значит, умирать еще не собираюсь.» Он испытал чувство гордости за себя и одновременно ощутил прилив сил. Встал. Достал из шкафа все, что можно, чтобы согреться, если снова начнется то же самое, кинул на стул рядом с диваном. На столик положил термометр. Порылся в ящике в поисках аскорбиновой кислоты. Почему-то решил, что ему необходим витамин С. Нашел несколько таблеток пенициллина. Понюхал одну из них. Запах антибиотика вызвал сильное чувство тошноты.

«То, что организм не принимает, не глотать ни в коем случае», — твердо решил Валдис. Снова порылся в ящике. Отыскалась пачка норсульфазола. Валдис подержал ее в руках. Обычно норсульфазол помогал, но на сей раз почему-то отпугнул. «Эх, затопить бы сейчас печку», — с грустью подумал он. Он знал, что усилием воли сумеет заставить себя спуститься в подвал за дровами, затопить печь, но понимал, что такое самоистязание в данной ситуации может оказаться роковым. Холодный воздух опять спровоцирует озноб, еще упадет со всеми дровами, тогда и косточек не соберет. Такой исход представился вполне реальным. Но даже если бы до этого не дошло, перегрузка лишила бы организм последних сил, тут уже и натопленная комната его бы не спасла.

Печь топить он не стал. Натянул на рубашку шерстяной свитер и укрылся тремя толстыми одеялами, накинув сверху еще и пальто. Прикосновение холодной одежды снова вызвало мышечные конвульсии. Самым трудным оказалось надеть свитер. Он казался просто ледяным и долго не согревался. Судорогой сводило не только мышцы, но и все внутренности. Голову то сдавливало, то отпускало. Если и в мозгу были мускулы, то и они дергались в конвульсиях. Валдис взглянул на ночной столик. Одной бутылки на ночь, пожалуй, маловато. Просто-напросто мало. Надо бы встать и принести еще одну, но на такой подвиг, он чувствовал, не хватит ни сил, ни решимости. Лихорадка немножко ослабла, и он почувствовал исходящее от одеял еле ощутимое тепло. Так что встать и идти в холодную кухню просто безумие.

Постепенно он стал согреваться. Тепло накатывало волнами. Валдис протянул руку и взял градусник. «Интересно, температура повысилась или понизилась?» — он сунул градусник под мышку. Движение воздуха и прикосновение стеклянного предмета снова вызвали приступ озноба.

На градуснике было 39,6. Такой температуры у него не было со студенческих лет. Валдис снова и снова вытирал стекло, смотрел, не веря своим глазам. Нет, все-таки так.

Литровую бутылку он опустошил больше чем на половину. Малейшее перемещение воздуха — когда он тянулся за бутылкой, когда пил и ставил стакан на столик, вызывало озноб. К горлу подступала тошнота …

Но даже когда дрожь утихла и несколько мгновений он лежал спокойно, гнетущее чувство не проходило. Было начало восьмого. Надо заснуть и проспать до утра. Все утрясется.

Валдис уже засыпал, но тут как иерихонская труба загремел телефон. Он шевельнулся, собираясь встать и подойти к аппарату, но представил себе, как мерзнет у телефона, и решил, что рисковать не станет. Звонок прозвенел раз шесть и затих. Только где-то внутри как дальнее-дальнее эхо осталась легкая дрожь.

Сон прошел. «Не звони больше!» — как заклинание произнес он. Нервы были так напряжены, что реагировали на малейший шум.

Он опять задремал. Проснулся от монотонного, нестерпимого шума за стеной. «Господи, да перестань же!» — в полусне умоляюще попросил он, но шум не утихал. Он пробуждался медленно, с трудом, никак не мог понять, почему спит здесь, а не в желтой кроватке в родительском доме. Чужая комната, все, что его окружало, казались ему дурным сном, длившимся годы. И лишь когда тяжесть в нижней части живота снова напомнила о себе, Валдис пришел в себя и совсем по-детски подумал: «Ну зачем я женился на ведьме?» Тут же обругал себя и окончательно проснулся.

— Расшатаны нервы, — сказал он сам себе негромко. Как бы определяя свое внутреннее состояние.

За стеной стучал дятел, и каждый удар отзывался в голове болью. На потолке мельтешили блики — отсвечивали уличные фонари. Раньше он никогда этого не замечал. И шум за стеной он тоже раньше не слышал. Почему все это происходит именно сейчас, когда ему так плохо? Он посмотрел на часы. Еще не было девяти. За этот час он стал для себя чужим.

Закутавшись в одеяло, он встал с дивана. Сон все-таки сделал свое дело. Зубы уже не стучали и чувствовал он себя вполне сносно. «Был бы дома витамин С! Был бы дома этот витамин!» — сердито думал он.

В длинном белом одеяле он стоял посреди кухни как пророк, возвещающий о конце света, и размышлял над тем, что ему еще может понадобиться. Лежа на диване, все четко знал, а теперь ничего не мог припомнить, хоть умри.

— За этот стук надо бы прибить соседа, — произнес он громко. — Но сейчас нет ни времени, ни вдохновения.

Остывшая постель показалась ему ледяными тисками. Перехватило дыхание. Голову пронзила острая боль. Снова его стал бить озноб.

И тут он вспомнил самое главное: ведь надо было поставить телефон на пол и завалить одеждой. Отрегулировать громкость не представлялось возможным — аппарат был старинный. Иногда ночью он начинал трезвонить как сумасшедший. Очевидно у кого-то из «сов» был похожий номер. Валдис шарил вокруг глазами, размышляя, что бы такое набросить на телефон, не вставая с дивана, но лихорадка так его измотала, что он чувствовал во всех членах свинцовую тяжесть, которая лишала его способности двигаться.

Постепенно он впал в забытье.

Сквозь сон слышал стук, доносившийся из-за стены, потом началась стрельба и крики. От криков он проснулся. Казалось, все рушится и люди об этом давно уже знают. Убедившись, что это не внезапное нападение, что крики доносятся из телевизора, он снова заснул.

— Вставай! Вставай! — кричал кто-то за стеной. И было в голосе кричащего столько отчаяния, столько ужаса, что он даже сел на постели. Первое, о чем он подумал, — опоздал, слишком поздно проснулся: за стеной уже происходили другие события. «Это же телевизор», — дошло наконец до него. Он посмотрел на часы. Половина десятого. До конца передачи еще целая вечность. Выдержит ли он? Очевидно, у него какое-то нервное заболевание. Никакой инфекции! Обычный нервный срыв, на почве переутомления. Да еще вчера сходил в баню, после парилки долго стоял под холодным душем — вот и накатила какая-то трясучка. Ну конечно. Он распарился, а потом быстро остыл. Так и портят нервы. Подумаешь, сосед включил телевизор на полную мощность. Раньше он не придавал этому значения, нервы были в порядке. Позор! А теперь они расстроены. Смешно идти к соседу и просить, чтобы сделал потише. Не капризная же он барышня.

Валдиса снова начало трясти, голову сдавило, тело отяжелело. Однако длилось это недолго. Из-под одеял шел сухой, горячий воздух. Даже намека на то, что он вспотел, не было. «Когда перестают потеть, умирают», — услышал он чей-то голос. В комнате было душно. Обдувало бы лицо ветерком, стало бы легче. Просто нечем дышать. Надо было оставить дверь на кухню открытой, но теперь уже поздно.

Несколько минут он лежал спокойно, прислушиваясь к себе. Снова ему показалось, что и голова, и кровь, и легкие, и все тело наливается какой-то грязью. Присосалась к стенкам, к телу мельчайшими присосками. Не было никакой надежды, что до утра — к половине девятого болезнь пройдет. Впервые Валдис подумал, что к возвращению жены может и не выздороветь. Это трагедия. От обычного гриппа раньше он избавлялся довольно своеобразно: без конца пил воду и занимался гимнастикой. До пота. Ложился спать и утром вставал как ни в чем не бывало, с приятной болью в мышцах и в хорошем настроении. «А что если и сейчас позаниматься?» — подумал он и прислушался к себе. Нет, болезнь была слишком серьезной.

В следующий раз он проснулся, когда и дом, и город спали. Возможно, проснулся именно от тишины. Прошуршало шинами одинокое такси. Где-то стукнула дверь. Очень далеко, возможно в соседнем подъезде, а может быть где-то наверху в их подъезде. Никогда раньше он не задумывался над тем, на какое расстояние разносятся звуки.

Фонари на улице погасли. Телевизор у соседей молчал. Комната была погружена в глубокую тьму, а над ним нависла какая-то серая бесформенная масса. Хотелось спать. Но заснуть он не мог. Циркуляция воды, казалось, прекратилась и, возможно, именно поэтому на сердце навалилась тяжесть. «Что это за странная болезнь? — думал Валдис. — Никогда ничего подобного не испытывал. Горло не болцт, живот не болит, не ломает. Только вот голову время от времени пронзает острая боль и что-то держит ее в тисках. Неужели это все Венда? Кажется, ни у одного из мужей ведьм не было такой лихорадки, просто-таки конец света». Валдис кончиком языка потрогал обломившийся зуб, грань была острой, значит не выдумал. Надо сосредоточиться и тщательно следить за течением болезни. Ведь, пожалуй, такая странная болезнь не изучалась, во всяком случае, ему это неизвестно. Валдис надеялся, что сумеет верно передать свои ощущения, а со всем остальным справится умный опытный врач. Он представил себе пожилого мужчину в очках, с небольшим чемоданчиком. Конечно, он не станет говорить доктору о своих предположениях — о ведьмином проклятии, просто точно перескажет все признаки…

Он перевернулся на живот. Откуда-то из тайников организма поступил неясный сигнал — нельзя лежать на спине. Переменив положение, он почувствовал облегчение. «Странно, — подумал он. — Что бы это значило?»

Он снова заснул и в ночной тишине спал крепче. Просыпался несколько раз и, сделав все, что нужно, снова засыпал. Сознание было укутано серым покровом безразличия.

Под утро он впал в полубессознательное состояние. Ощущал тяжесть тела, пружины дивана, каждую морщинку на простыне, вес одеяла, углы подушки, свои примятые уши, сильное сердцебиение. Да, сердце действительно работало чертовски быстро и было такое ощущение, что работало вхолостую.

Когда за стеной и за дверью зашумели соседи, Валдис окончательно проснулся и вспомнил о Венде. Лучше ему не стало и исчезла последняя надежда скрыть от жены свою болезнь. Он лежал на боку в полной растерянности, обессилевший. Он и предположить не мог, что момент признания окажется столь важным. Накинув на плечи одеяло и придерживая его руками, он вышел в кухню.

Двигаясь, он чувствовал себя лучше. Не лихорадило. Только красноватый свет электрической лампочки резко ударил по глазам. Дикая мысль пришла в голову, когда он нажимал на выключатель, — он подносит запал к наставленной на него пушке.

«Люксофобия, — вспомнилось почему-то иностранное слово. — Это я опишу, чтобы исследователи феномена ведьм наконец-то имели точную информацию».

И тут его внезапно зазнобило. В комнате и в кухне стало еще холоднее, и прогулка с одеялом на плечах оказалась слишком рискованным предприятием. Его так заколотило, что он с трудом донес до комнаты бутылку с водой. Дергались все мышцы, трицепсы и квадрицепсы на ногах, и походка напоминала какой-то странный танец. Дверь в кухню он не закрыл. Надо было выбрать одно из двух: или оставить дверь открытой, или уронить бутылку на пол.

В остывшей постели мышечные спазмы усилились. «Тут уж-ж сс-сила воли не п-ппоможет», — стуча зубами, бормотал он, натягивая на голову одеяло. «Господи! Боже мой!» — повторял он про себя. Громко говорить не было сил, хотя почему-то очень хотелось кричать. И совсем ему стало себя жалко, когда он вспомнил, что очень скоро — примерно через полчаса — в этом беспомощном состоянии его застанет Венда.

«Чертовы кандидаты, чертовы доктора с манерами английских лордов, — с ненавистью думал он о биологах, забыв о всякой объективности и справедливости. — Три месяца фильтруете, с центрифугой возитесь, манипулируете какими-то бредовыми Pf-смесями, а ничего не изменилось. Ничего! Ничего! О, господи!» Он прижал руки к лицу и всхлипнул — плакать не мог. Все усилия организма поглотил рефлекс самосохранения: надо было трясти костями изо всех сил.

И все-таки ночь что то дала ему или же организм просто приспособился к новому состоянию. Трясти перестало, и с минуту Валдис чувствовал себя почти нормально. Подгоняемый любопытством, он сунул под мышку градусник и выключил ночник.

Ручку входной двери нажала уверенная рука. Дверь скрипнула. Через мгновение ключ скрежетал в замочной скважине. Раздался щелчок, резкий поворот ключа, словно сомкнулись челюсти, и дверь открылась.

Венда зажгла в кухне свет. Положила на стул сетку с покупками. «Интересно, как она выглядит, когда бывает одна», — мелькнула мысль, которая испугала самого Валдиса. Он буквально сжался, столько немотивированной, затаенной вражды заключалось в ней. Но запретить себе думать не сумел. Мысль стала развиваться, становилась все чудовищней и бессвязнее. Как-то, еще весной, на работе зашел разговор о ядах. Кто его начал, Валдис не помнил, поскольку этим вопросом тогда не интересовался. Кто-то принес на работу историю криминалистики, где говорилось, что в наше время или совсем недавно какая-то женщина старинным ядом арсеном отравила одиннадцать человек: родственников и соседей, и ни одна экспертиза не сумела доказать ее вину. Неистовое, нечеловеческое зло и трагическая неспособность доказать преступление…

Валдис лежал с закрытыми глазами. Мелькнувшее недоверие к Венде сдавило грудь, душило его. «До чего же быстро я стал подлецом», — подумал он, и на лице отразились боль и отчаяние.

В комнате зажегся свет. Валдис разжал веки. Венда стояла возле кухонной двери в расстегнутом пальто. Стройная, красивая. Глаза ее напоминали остывший пепел. Окинув взглядом кровать, ночной столик, лицо Валдиса, она спросила спокойно и деловито:

— Температура?

Валдис молча вытащил из-под мышки термометр. Говорить не было сил, отвечать не было сил.

— Сорок и одна десятая, — сказала она.

Он собрался было заговорить с ней, но побоялся услышать свой голос. Что если хватит сил только на шепот?

— Я схожу за дровами, — приглушенно сказала Венда. Застегнула пальто, взяла мешок и вышла. Спешила, даже не переоделась. Венда, конечно же, не при чем. Мрачные подозрения могли родиться лишь в голове совершенно измученного человека. Он стал прикидывать, какова вероятность, что болезнь — результат дьявольского проклятья, и какова — что это обыкновенный грипп или нечто сходное. К сожалению, голова отказывалась соображать. Хотелось просто лежать, ни о чем не думать, отдаться течению событий. «Господи, как хорошо, что пришла Венда!» — подумал он. Закрыл глаза и стал прислушиваться, не возвращается ли она. Да, возвращается. Валдис пытался взглянуть ей в лицо, но ему это не удавалось. Она ходила с опущенной головой. Спешила затопить печь. С треском ломались сухие лучины. Чиркнула спичка. Оглушительно, резко.

— Врача не вызвал? — спросила Венда.

— Нет.

— Что у тебя болит?

— Немного голова.

— Как позвонить в поликлинику?

Валдис собрался было сказать, что в жизни своей ни разу не вызывал врача на дом, но вовремя одернул себя.

— Я уже не помню.

— Екаб знает? — спросила Венда. Она была полна решимости действовать.

— У Екаба другая поликлиника.

Венда позвонила к себе на работу. Потом в поликлинику.

— Свет тебе не мешает? — спросила она.

— Мешает, — сказал он.

Огонь погас. В печи потрескивали дрова. Венда возилась у плиты, затем вошла, вылила остатки компота в стакан.

— Чего бы ты поел?

— Дай чайную ложку соли, — попросил он.

Не выразив удивления, она выполнила просьбу и молча смотрела, как Валдис лижет белый кристаллический порошок.

— Самое лучшее лекарство. — Он закрыл глаза. Венда улыбнулась и вышла. Почему-то захотелось плакать. Он положил ложку с оставшейся солью на столик и, закрыв глаза, несколько мгновений лежал спокойно. Сердце плакало, но глаза оставались сухими. Плакало от радости, плакало от горя — и причиной была Венда. Через некоторое время Венда принесла поджаренное, крепко посоленное мясо и оладьи.

Он попробовал и то, и другое, но к горлу подступила тошнота. Однако поел, и все обошлось. Вспомнил, что Венда работала двадцать четыре часа, и ночью между прочим тоже. Где же она ляжет? А пока он соображал, Венда расставила в кухне раскладушку. Из открытой печки шел приятный жар. Венда подбросила еще дров. Пахнуло смолой, будто кто-то прислал им привет от лесных далей.

— Мне сказали, врач придет только после часа, — заговорила Венда. — Я пока посплю.

— Ладно, — сухо отозвался Валдис. Он размышлял, как воспользоваться пустой бутылкой, чтобы Венда не застала его за этим занятием. Удивительно, но он все еще не мог освободиться от чувства стыдливости.

— Если тебе что-нибудь понадобится, позови, — сказала Венда, устраиваясь на скрипучей раскладушке. — Через двадцать минут позвонит будильник, я закрою печку и проветрю комнату. А ты спи и не волнуйся.

— Да, — откликнулся Валдис и сжал зубы.

Венда уже час была дома. Медленно, лениво занимался блеклый день. Валдис заметил это сквозь полуприкрытые веки, подумал: «Не умер, дотянул до нового дня». Однако радости от такого исхода не испытал. «Видно, дело серьезное, раз мне все безразлично». Ситуация его прежде всего интересовала как ученого, беспокойство о своей судьбе отодвинулось на второй план. Из кухни доносилось тяжелое дыхание Венды. Она крепко спала. Красивая, добрая, несчастная.

С первыми звуками будильника Венда встала и, пошатываясь со сна, подошла к печке, пощупала ее. Открыла окно. В комнату вполз серый, туманный декабрьский воздух.

— Тебе не холодно? — спросила она, заменив стоящую возле кровати бутылку на пустую.

Валдис затряс головой.

Венда закрыла окно, закрыла печь и снова вышла в кухню. Легла. Валдис заснуть не мог. Он пребывал в каком-то странном полудремотном состоянии. Глаза закрыты, в голове хаос, тело ощущало как себя, так и окружающее, но все сквозь какую-то серую мягкую пленку, теплую и нечистую. В минуты пробуждения не хотелось двигаться, он не пытался даже шевельнуть рукой, чтобы посмотреть на часы.

Когда прозвенел будильник, Венда заглянула в комнату и тихо спросила:

— Ты спишь?

Валдису не хотелось отвечать.

— Может быть, позвонить Екабу?

Он еле заметно помотал головой: нет.

Врач пришла к вечеру, когда начало уже смеркаться. Валдис слышал, как недовольным голосом она спросила у Венды:

— Это вы больная?

Венда молча открыла дверь в комнату. Валдис со страхом смотрел на докторшу, стараясь выглядеть бодрее. В его глазах врач был чужим человеком, гостем, женщиной.

— Надо ходить в поликлинику, — сказала женщина, взгромоздив портфель на стул. В голосе ее прозвучала враждебность. Валдис попытался объяснить, что дойти до поликлиники не мог, так как его била лихорадка, но на столь длинную речь не было сил.

— Что болит? — спросила врачиха. И поторопила: — Говорите!

— Немного болит голова. Ужасно холодно. Температура тридцать девять и пять.

— Когда началось? — спросила докторша, торопливо заполняя карточку.

— Вчера после обеда. Совсем нет сил. Этакая петрушка со мной впервые. То есть, не совсем, чтобы впервые, но год не болел.

— Покажите горло!

— Воды много. Пить хочется, — сбивчиво говорил Валдис, пытаясь сесть, чтобы показать врачу горло. Она с опасением посмотрела на больного.

— У вас понос?

— Нет.

— Ничего несвежего не ели?

— Как будто нет.

— Вы точно помните?

— Да нет, не ел.

Валдис знал, что врачи по ошибке могут направить здорового человека в дизентерийное отделение, вот там-то и можно заболеть по-настоящему.

— Температура?

— Сегодня утром сорок и одна, — сказала Венда.

Врачиха с недоверием посмотрела на нее и сочувственно покачала головой.

— Разденьтесь! — сказала она, очевидно, решив, что болезнь серьезная и положение опасное.

— Боюсь, — отказался Валдис. — Меня тут же начнет трясти.

— Поднимите рубашку! Ну и закутались! Где работаете?

— В институте органического синтеза…

— Больничный нужен?

— Да.

Она подсунула стетоскоп под свитер и рубашку. Как ни странно, озноба он не вызвал. Потом она оттянула нижние веки, пощупала за ушами.

— Зрение не нарушено?

— Нет. Но свет мешает.

Врач села и снова принялась писать. Валдис думал, что обследование только началось. Ведь он не сказал еще, как моментами бывает плохо, как страшится озноба, какое чувство безнадежности испытал он ночью. А врачиха знай себе что-то торопливо записывала, пока у больного не сложилось впечатление, что она все прекрасно знает, все от начала до конца, ибо поняла все с полуслова, как доктор Суна, а значит и нет смысла говорить, ведь в конце концов ничего серьезного сообщить он не мог. На плохой сон, на дурные мысли жалуется всякий, у кого нервы послабее.

— Желудок в порядке?

— Да.

Она закончила писать, протянула Венде рецепты и листок нетрудоспособности со словами:

— Послезавтра я буду.

Когда врач ушла, Венда оделась и пошла в аптеку. Валдис подумал о витамине С, но безразличия преодолеть не смог. В конце концов врач о витаминах и не заговорила. Неужели он знает больше врача? Барьер специализации. Врачующей была сама возможность переложить заботы на другого. Он даже не осознал, что исчезла его обычная предприимчивость, способность принимать решения.

Венда вернулась очень быстро. Запыхавшаяся, на щеках алые пятна, вокруг губ белизна. Очевидно, бежала.

Валдис взял таблетки олететрина. Блестящие, гладкие. Сульфадиметоксин не имел вкуса. Запил водой.

— Лучше от них не станет. Откуда у меня микробы? А ты что думаешь?

Венда смотрела на него огромными испуганными глазами. Валдис продолжал:

— Екаб говорит, что при гриппе антибиотики надо глотать не раньше, чем на третий день. Когда падает температура и активизируются разные кокки…

— Зачем же ты выпил? — спросила Венда.

— Екаб не врач.

Венда смешалась. Валдис слабо улыбнулся.

— Подчиняться гораздо проще. Я больше не верю себе, в безошибочность своих суждений. В голове все смешалось.

Вечером Венда позвонила Екабу, но не застала дома. Лекарства, по всей видимости, ухудшили состояние больного. Усилилась головная боль, дышать стало труднее. Казалось, жизнь держится на тонюсенькой стальной проволочке, которая вибрирует все сильнее и сильнее. Мысль о смерти стала неотвязной. Сегодня он умрет. Тросик порвется, и наступит наконец покой. Пусть даже внушающий ужас, но покой.

Врач рекомендовала принять таблетки и на ночь, но Венда не дала. А больной не попросил. Он уже не воспринимал окружающее, сосредоточился на себе, из последних сил боролся за свою жизнь.

В комнате было жарко. Венда спала на кухне под одной простыней. А Валдис под тремя одеялами мерз.

Ночью у него случился странный приступ страха. Казалось, если он еще на секунду останется в горизонтальном положении, смерть наступит неизбежно. Он сунул подушку в угол, оперся на нее спиной и сидя задремал. Все тело налилось свинцовой тяжестью, и избавиться от нее не было никакой надежды. Однако в такой позе ему стало немного легче, страх смерти отступил, дышать стало легче. И он уснул. Проснулся от удара по лбу. Оказалось, он неудачно повернулся и головой ударился об острый угол дивана. «Хорошо, что не носом, а то пошла бы кровь, пришлось бы будить Венду», — обрадованно подумал он и решил устроиться основательнее. Подтолкнул под себя одеяла, положил подушку в самый угол, ноги вытянул поперек. Но только заснул, опять свалился. На сей раз ударился обо что-то мягкое, поэтому пробуждение не было таким неожиданным. Страх перед падением не давал уснуть, а сон, плотный, липкий, как сахарный сироп, накатывал на него и не отпускал.

Еще несколько раз он падал и снова засыпал сидя.

Утром температура поднялась до сорока с половиной градусов. Вечером было сорок один и одна.

— У нас нет второго градусника? — спросил он.

Венда удивленно посмотрела на него. Валдис молчал. Он собрался пошутить, мол, один термометр вот-вот переполнится, может, и другой наполнится до половины, но мысль тут же исчезла. Венда уже отметила, что Валдис забывает, о чем хотел сказать, мысль ускользает от него. Это ее напугало, хотя она все время успокаивала себя.

Она созвонилась с Екабом и Роландом. Вечером пришел другой врач: высокий симпатичный мужчина, очень внимательный. Говорил сначала с Вендой — долго и терпеливо расспрашивал ее.

— Судя по всему, это не отравление, — решил он. — Диэнцефальный синдром. Нет ли диабета?

— Нет, — Венда затрясла головой.

— Хорошо, что не давали лекарств, — сказал он.

Потом осмотрел Валдиса. Пощупал руки, долго щупал глаза.

— Трудно было лежать в горизонтальном положении?

Валдис кивнул.

— Это естественно. Тут вы достойны похвалы. Легкие забиты продуктами распада, хотя причина болезни не в них. В лежачей позе могли возникнуть роковые симптомы.

— Что это за болезнь? — спросил Валдис.

— Вы ученый?

— Да.

— У этого заболевания могут быть сотни, а то и больше причин. Явное нарушение системы регуляции. Что явилось раздражителем, пока сказать трудно. Вы страдаете аллергией?

— Думаю, нет.

— Не работали с каким-нибудь подозрительным химическим веществом?

— Кажется, нет.

— Не ездили в командировку?

— Нет.

— Не гладили, не общались с животными, птицами?

— Нет.

— А какие-нибудь симптомы заболевания были? Неделю, две назад?

— Да! Как-то закружилась голова. Неделю назад.

— Вы, вероятно, интенсивно работали?

— Да.

— Я введу вам успокоительный антигистаминный препарат. Вам, как химику-органику, должны быть известны последствия снижения уровня гистамина в организме.

— Я этого не знаю.

— Предполагают, что антигистаминные препараты повышают уровень интерферона, а значит и число антител. Температура должна понизиться. Долго жить с такой температурой рискованно.

— Достаточно одного укола?

— Полагаю, что достаточно. Тут настоящий коктейль. И для сердца. И аскорбиновая кислота…

— Скажите, если бы я сразу принял большую дозу аскорбиновой кислоты, болезнь прошла бы?

— Вполне возможно. Через несколько минут попробуйте раздеться!

— Не верится, что удастся.

— Это необходимо!

Через полчаса Валдис побывал в кухне и вернулся назад. Прохлада не приносила чувства удовольствия, но и не вызвала озноба. Но сил никаких не было. Он двигался медленно и осторожно.